Музей бабочек

                - Вы не знаете, где находится музей  бабочек?
     Я оглянулся.  Из бокового окошка  шикарного  «бентли» выглядывала  симпатичная женская головка, сзади сидела маленькая девочка, наверно дочка.  Все  петербуржцы обожают  показывать  приезжим  памятные места и всякие там магазины, гостиницы и прочие достопримечательности. Настроение было ни к черту, ничего не получалось. Я шел с очередной встречи начинающих авторов, которую на этот раз  собрали в лавке писателей. В основном читали поэзию, прозу реже. Всем вяло аплодировали, каждому выделялось по пять минут. Свой рассказ я не успел дочитать и до половины, как раздался голос добровольного  помощника ведущей:   
         -Ваше время закончилось. -  Все было поровну, все справедливо, и все равно я вышел раздосадованный. Шел, и грустно думал, что все равно никогда не смогу писать так остроумно, с хорошей философской начинкой , как Михаил Михайлович.  Может бросить все это?  Не получится. Проходило несколько дней, и в голову начинали лезть всякие заготовки, удачные фразы. К этому начинали цепляться  другие герои, каждый говорил своим языком, и все дружной толпой шли к финалу. Я ставил точку, публиковал рассказ в прозе ру, и  через несколько дней история повторялась.
     А тут еще эта фифа.  Как поголовное большинство  населения, я относился неприязненно ко всем этим  богачам, их шикарным машинам, охране и другим атрибутам благополучной жизни. Но на вопрос надо было отвечать:
     Я буркнул – Не знаю.
    -А почему так неприветливо. Ведь ленинградцы и теперь петербуржцы всегда были  образцами вежливости.
    Я понимал, что дело совсем не в моем ответе. Просто ее задело, что я не стал   «во фрунт», как ее окружение и потом, наверно, я ей немного понравился.
     Ну конечно, слегка одухотворенное лицо, отсутствие  «пивного» живота и спортивная походка,  как правило, производило благоприятное действие на женщин за сороковник.
     Я промолчал, продолжая злобствовать.
     - Ну ладно, тогда ответьте на простенький вопрос, где здесь ближайший  массажный салон.
     - На углу тринадцатой линии и  Малого проспекта. Автоматически  я назвал ей адрес салона, в котором работал.

     Девочка на заднем сиденье обеспокоенно завозилась:
      - Мама, ты обещала мороженое.
      - Ну  хорошо, сначала мороженое .Машина плавно тронулась с места.
     Привычно разминая пальцы, я двинулся своей  пешеходной дорогой, конечно, не на  «Бентли, как  эта фря.
     Шел и вспоминал, как я дожил до жизни такой.  Североморск, Гремиха, Полярный,  команда АПЛ, все просто и понятно.  Автономки, дружная команда, загулы на берегу, встречи с дамочками в Доме офицеров.  В походах  каждый искал  для себя, что- то интересное. Служба, конечно, была на первом месте. Кто читал, кто втихаря пьянствовал, кому- то нравилось вязать. Меня всегда интересовал массаж. Какова его первооснова? Это что, просто разогреваются мышцы, необходимые  для нормальной жизни?
     Любая область знаний не имеет предела. Попробуйте заинтересоваться изготовлением деревянных ложек, и, постепенно, окажется так много в этом тайн, своей истории, всяких приспособлений, изучения структуры дерева, его возраста, породы, мест произрастания. А если Вас вдруг потянет  узнать, как делал скрипки великий Страдивари?   Чтобы все узнать, хотя бы в   узенькой  области познания, жизни не хватит.
     Помню, зашел как- то в Дом книги. В нижний зал, где стояли книги по философии – их было неисчислимое множество. А ведь на слуху было так немного древних мудрецов.
     Стал заходить к нашему  корабельному врачу, Мишке Шляпникову. Много беседовали о массаже. Он, видя мое  увлечение,  много мне показывал и рассказывал. 
     И вдруг, это проклятое вдруг, на очередном осмотре у меня обнаружили микроинфаркт. Как раз в это время проходило очередное сокращение  Армии и Флота, и меня уволили подчистую.
     Так , в тридцать пять лет, я оказался на берегу.  С помощью Мишки устроился в салон массажа.
      Мне немного повезло.  Однажды меня пригласили помочь известной балерине Калерии  Шепель. Она не могла танцевать, очень болела правая нога. Взволнованный  заместитель директора встретил меня  у служебного  подъезда, через который, как я позже узнал, ходила только дирекция и солисты первой категории.  С надеждой поглядывая, он вел на меня   по длинному коридору с многочисленными комнатами, из которых доносились голоса певцов, звуки инструментов и другие будоражащие звуки фагот За дверьми жалобно вздыхала виолончель,глухо бумбукал контрабас, о чем- то нежными колокольчиками рассказывала челеста, что- то неторопливо прогнусил вечно всем недовольный фагот. Наконец  дошли до  нужной двери, и коротко постучали. Мы вошли в комнату, у стены была закреплена длинная деревянная палка и большое зеркало. Второе поменьше находилось у гримировального столика. Балерина поздоровалось со мной и из ее бессвязной речи, я с трудом понял, что у нее завтра генеральная репетиция нового возобновления Жизели, что она всю жизнь   мечтала об этой роли, и вот  нога болит,  и она не может танцевать. Я предложил ей лечь на кушетку и стал массировать больную ногу. Таких жестких, буквально стальных мышц, я в своей практике не встречал. Особое внимание я ,конечно , уделил стопе и подошве. Я много читал о нервных окончаниях на этих, таких неприметных частях нашего тела. Когда закончил, попросил ее встать и сделать несколько упражнений. Она размяла ногу и вдруг с легкостью и блеском сделала несколько  фуэте. Потом  посмотрела на меня заплаканными глазами и сказала:
     - Громадное спасибо, что я могу для Вас сделать.
     - Вы станцуете  Жизель- ответил я и ушел.  Зам. директора сопровождал меня и говорил чуть не плача, как  весь театр благодарен мне и любые билеты на любой спектакль… . В общем всякие приятные слова.
     После этого случая, ко мне частенько стали обращаться всякие знаменитости , в основном спортсмены и балетные артисты.  И я смог открыть свой, небольшой массажный салон. Потребности у меня всегда были скромные. Ну, конечно, я мог себе позволить постоянно пить хороший кофе, и, иногда, армянский коньяк, питаться в ресторане, прилично одеваться, покупать хорошие книги.
     А женщины? Что женщины. Они быстро начинали надоедать раздражать  своим желанием  влезть, часто с ногами, в мою жизнь. Бесцеремонно залезали в компьютер, читали все мои  бумаги.  Даже готовить толком не умели. Если варили кофе, он обязательно выкипал, яичница, и та вечно пригорала. Бесконечные , дурацкие  вопросы: - А что ты делаешь сегодня вечером, а как же я, когда ты познакомишь меня со своими родителями, сколько ты зарабатываешь, а Ксюхе такую шубу купили, закачаешься.-   Чаще всего спрашивали: - Вдруг я забеременею, что мы будем делать-? И молчали, ожидая благородного ответа.
     Мои писательские дела считали блажью, хотя делали вид, что внимательно слушают. Если рассказывал о службе на море, пропускали мимо ушей.  Это было неинтересно, не модно, или, как сейчас говорят, « не формат».Все обожали ходить по кабакам  и мечтали поехать отдыхать на море, куда нибудь в Испанию, Италию, фальшиво мурлыкая : -Пусть тебе приснится Пальма дель Майорка-. А мне становилось скучно, до зевоты.  Мне нужна была женщина, которую, я прежде всего бы любил, и не обращал бы внимания на всякие пустяки.
     Я открыл двери в салон, поздоровался с секретаршей – кассиром. Она сказала:
     Вас уже ждут , сделала большие глаза и приоткрыла дверь в массажный кабинет. Со стула легко встала моя  мимолетная знакомая и протягивая руку коротко сказала:
     - Давайте познакомимся, меня зовут Евгения Петровна, для друзей просто  Женя.
     - Я для всех Алексей Николаевич.
     Видимо она ждала, что я поцелую ей руку, но я просто безразлично коснулся ее руки. Терпеть не могу это чувство превосходства, почти всегда мнимого, этого умения себя, что называется, «поставить».
     Женя прошла за ширму и появившись в хорошеньких стрингах и  небольшом  лифчике, забралась на массажный стол. Конечно и здесь не дождалась, чтобы я подал руку.
     - Нельзя сказать, чтобы Вы были приветливы и потом я полагаю,что перед процедурой необходимо помыть руки.
     Я внутренне чертыхнулся, но она была права и я пошел мыть руки.
Когда я появился, Женя лежала на животе с закрытыми глазами.
     Под лопаткой у нее была маленькая родинка, и я поймал себя на мысли, что много бы отдал, чтобы поцеловать это место.
     Массаж обычно начинается с легкого поглаживания и затем, постепенно, становится жестким, и даже болезненным.
     Мы стремились не смотреть друг на друга, потом, переворачиваясь на спину, она сказала:
     - А я знаю, где  находится музей бабочек, на что я крайне нелюбезным голосом сказал, что я давно об этом догадался.
     Боже, какая у нее была божественная, нежная кожа. Когда она слегка согнула в колене  левую ногу, под стрингами  мгновенно промелькнул черный глазок. Казалось, он   неприязненно посмотрел на меня, и мгновенно исчез. Я поспешно отвел глаза в сторону и старался больше не смотреть на нее.
     Потом она грациозно приподнялась, я , наконец - то , подал ей руку и она грациозно, как кошка, спрыгнула со стола. Одела халат  и полезла за кошельком. Видимо, хотела вознаградить меня, лично.
     - Нет, нет, пожалуйста в кассу.
     Она опять насмешливо посмотрела мне прямо в глаза и уже у двери обернулась:
     - Я хочу пригласить Вас поужинать вместе со мной.
    -  Нет уж, разрешите мне пригласить Вас.
    -  Ну вот, наконец- то , дождалась.
     Вечером мы сидели за столиком, пили хорошее вино и чем- то закусывали. Перед этим она подозвала официанта, и стала привычно распоряжаться, что мне , конечно, не понравилось.
     - Извините, я что то делаю не так?
     - Ничего, всё в порядке.
      Мы невнятно говорили на общие темы, которые и ей и мне были совсем не интересны.
     Все мгновенно изменилось, как только я пригласил ее на медленный фокстрот. С каким -то облегчением, мы прильнули друг к другу. Совсем рядом белел кусочек ее нежной груди. Остро захотелось, чуть опустив голову, и губами, всем существом своим прильнуть к ней. Когда, после дважды повторенного танца, мы вернулись  к столику, я услышал:
     -Лешик, уйдем отсюда. Лешиком меня называла только мама.
     Через полчаса мы оказались в какой то прихожей и здесь , впервые, поцеловались. И в этом было столько нежности, какой -то ненасытности. Казалось, она хотела передать мне, что то очень важное, очень значительное,
 принадлежащее только ей.
     Потом, прильнув друг к другу, мы свалились на какой то широкий, скользкий диван , с которого соскользнули на ковер. Все было так неожиданно, так прекрасно. Недаром господь приглашает влюбленных, только влюбленных, в свои чертоги, один единственный раз. Мы все глубже и глубже погружались друг в друга, становились единым целым и затем этот сладостный миг, когда в мире больше ничего другого не существует.
     Никакой  Дарвин  не сможет объяснить, что  происходит именно так, и причем здесь,  какой –то естественный отбор. Очевидно,что и здесь не обошлось без всевышнего.
    Когда мы немного отдышались она встала, сварила превосходный кофе, добавила туда несколько капель коньяка и принесла мне.
    - Мой повелитель, так будет всегда.  Мы оба понимали, что это не просто слова, что , наконец, я нашел ту единственную, родную, ни на кого не похожую.
     Потом она помолчала и что- то хотела сказать, но не сразу решилась:
     -Лешик, ты разрешишь мне купить тебе большой дворец красоты. Люди будут выходить оттуда удивленными и счастливыми. Разве это плохо?
     - Ты то можешь дать, да я не могу взять.
     - Ну хорошо, ты мечтаешь вернуться на АПЛ, я  могу выйти на заместителя министра обороны и мы решим этот вопрос.
      - Дорогая моя, любимая девочка, пойми, есть вещи, которые нельзя купить  за деньги, ни за какие деньги. Попытайся это понять.
      Она подавленно замолчала, потом заплакала. Я целовал эти святые слезы и слизывал их языком.
     - Лешик, мне надо идти, до  завтра, меня ждет Анечка. И не воображай, что тебе удастся от меня отделаться.
     Я закрыл глаза. Мне казалось, что мы мчимся на моем стареньком Запорожце, с БМВ ешным мотором.
        И вдруг, откуда то немного сбоку и сверху появилась легкая, изящная каравелла.  Она парила над нами, слышалась музыка, пела какая- то французская певица, но все было понятно, все до единого слова, ведь она пела о любви. С корабля нам махали руками, шляпами, веерами и батистовыми платочками. Все улыбались, ни одного  хмурого лица. Потом корабль увеличил скорость и исчез в голубом небе. Он летел к гордой вершине Эвереста. Эта была наша  недостижимая мечта, легкая и неуловимая.