Тишина

Моя каморка находится в небольшом домишке, окна которого выходят на дорогу. Она очень маленькая, даже меньше, чем заведение сапожника; и по той причине, что я человек довольно беспринципный, в моей комнатке вместе со мной всегда живет - когда маленький, а когда и вообще огромный - бардак.

Вечерами я сижу за массивным деревянным столом у открытого окна, потому что хозяева не жалеют денег на отопление, хотя зима выдалась довольно теплой, и пишу свои бумаги. Дело не самое интересное и довольно долгое. Вот и сейчас, я вернулся из своей конторы, выпил немного чая вчерашней заварки с довольно мерзким ликером и, бросив портфель и пальто на кровать - а в моей комнате только и есть что стол со стулом, кровать с ящиками под ней, где я храню вещи,  и маленький книжный шкафчик - сел за свои бумаги.

Домик моих хозяев хоть и не древний, но очень хрупкий. И через тонкие стены я слышу практически все, что происходит в доме. Вот сейчас, взяв в руки ручку, я слышу поскрипывающее шуршание - это идет старуха, моя хозяйка, иногда сухо покашливая. Я не спрашивал, чем она болеет, но её кашель довольно специфичен, будто она, кашляя, хочет, чтобы что-то вылезло из её узенького горла.

За моей спиной - стена, а за этой, почти картонной стеной, находится кухонька. И вот я слышу, как хлопают деревянные дверцы кухонных шкафчиков и  как шуршат пакетики внутри них, как звенят друг об друга ложки и ножи, как звучным хлопком падает на стол кастрюля, - это муж хозяйки пришел на кухню и сейчас он, видимо, собирается пить чай, потому что я слышу, как льется вода из чайника в его большую чашку, которую он запрещает брать всем остальным, хотя посуда общая, и как он громко пришморкивает, хотя, я знаю, что вода в чайнике была совсем не горячая, а затем я слышу, стучит о стенки горла его большой кадык.

В соседней комнате, что-то упало. Там живет молодая и довольно милая девушка со своим ребенком. Их комната отличается от моей тем, что в её комнате есть еще маленькое драное креслице и табуреточка для ребенка. И вот сейчас, наверняка, табуреточка упала с сухим звуком удара сухого дерева о сухое дерево, а значит и дитя упало вместе с ней, потому что вроде бы табуретки сами по себе не падают.

И через секунду я слышу громкий тонкий плач за стеной, а еще через секунду причитания мамаши, которые вскоре смешиваются с нервами в голосе от того, что она не может успокоить ребенка. Но наконец малыш успокаивается, и мать начинает петь ему. Поет она плохо, каким то нарочно высоким скрипучим голосом.

Написав пару строк, я безвольно отбрасываю ручку. Руки мои чуть подрагивают, челюсти сжимаются...Нет, я не могу передать того раздражения, что я чувствую словами. Меня колотит, и хочется впиться во что-то зубами и рвать, рвать, ну или хотя бы сломать с силой ручку, но я вовремя останавливаюсь, зная, что другой у меня нет.

А вокруг меня все так же все это, вполне естественное, - многие люди вообще не обращают внимания на подобные мелочи, да это и есть мелочи, я просто наверное слишком черен душой что ли - все это сливается в один мерзкий даже не шум, а некий оркестр, играющий банальные звуки жизни. Но я слышу это каждый день, каждый вечер я вынужден находится в этом звуковом фоне. И даже если бы я сейчас выбежал в коридор и криками в агонии, весь трясущийся от нервов, стал умолять о тишине, хотя бы о минутке тишины, эти люди бы меня не поняли и были бы абсолютно правы. О чем я могу их просить, чем я могу быть недоволен? Эти люди не виноваты передо мной абсолютно ничем, но в такие моменты я все равно испытываю к ним огромную злобу.

Наша жизнь невозможна без шума, и эти люди доказательство того. Они просто не могут жить в тишине, и, кажется, они боятся того, что эта тишина наступит. Они боятся, что они, наверное, растворятся в ней или сойдут с ума, такова сама природа человека, и странно, что я так раздраженно отзываюсь на отсутствие этой тишины.

Дело не в них, дело во мне. И поэтому я остаюсь на месте, покусывая губы, привожу в порядок дыхание и снова, сгибаясь, работаю над своими бумагами.