Немного о глазах

"…мне каждую ночь снится эта комната и лампа, и каждую ночь я встречаю здесь девушку с тревожными глазами."
 
      Некоторое время тому назад, во сне, встретил собак, целое семейство. Я выходил из дома, а они поднимались по лестнице. Первой шла огромная собака, в реальной жизни более всего походившая бы на волкодава. Только цвет у нее был необычным для представителей этой породы, она была небесно-голубая. Впрочем, почему Она? Мне подумалось,  что это отец семейства. Суровый взгляд исподлобья, твердая, уверенная поступь, недоброжелательное порыкивание, в ответ на мой дружески-приветственный потрёп по островку кудряшек на его голове. В след за ним шла его женщина. Грациозно взбираясь по ступенькам, она одарила меня очаровательнейшей, согревающей улыбкой. Шерсть - снежно-белая, ее свечение ослепило мои глаза. Сквозь блики и "скачущих зайчиков" я сумел разглядеть их дитя. Щеночек был тоже белоснежный, напоминал маленького полярного медвежонка. Еще неуклюжий, он пытался подниматься по лестнице очень важно, с гордо поднятой головой, подражая своему отцу.
 
     Эти четкие образы засели в моей голове. Переждав праздники и всю салютно-подарочную кутерьму, я таки решил спросить у Брина и Пэйджа, что же эти собаки могли значить?
Среди внушительного ассортимента сонников (включая Нострадамусовский, где толкуется, к чему снится собака, разговаривающая с китом! ) мой вгляд остановился на ссылке, ближе всех подходившей к запросу. "Глаза Голубой Собаки", рассказ Габриэль-Гарсия Маркеса. Я немедленно принялся за чтение.
Жизнь всегда подбрасывает какие-то знаки, символы, подсказки. Нужно только их "увидеть" и суметь правильно понять.
Пока я вновь и вновь перечитывал этот рассказик, в памяти воссоздавался один день из ушедшего лета.
 
"Я, наверно, простужусь, - пожаловалась она. - Ты живешь в ледяном городе".
 
     Первые числа августа, эпицентр зноя - Алматы. Весь город похож на мираж, где-нибудь в пустынях Невады-Семей. Горячий воздух от асфальта, домов, машин, остановок и прочих будок преломляет яркий солнечный свет, превращая мегаполис в одну большую комнату смеха. Вот только смеяться совсем не хочется. Может обеденный час-пик так влияет? Слишком много джекичанов на дорогах. Все эти люди,что не рискнули отправиться на ново-киргизский Иссык-Куль, теперь застряли здесь, в пробках, на полпути к своим "канагатам". Водители автобусов, оплот цивилизации, хаотично передвигают свои жестяные бочки, с давно протухшими селедками. Где-то неподалеку, солнечные ванны принимает машина сотрудников жолполиции. Повышенная температура, слегка растопив подкожные слои жировых отложений, позволяет блюстителям дорожного порядка элегантно проскальзывать среди машин. К моменту, когда они просочатся к своим постам, пересечение улиц уже превратится в причудливую мозаику, словно кто-то сверху играет в тетрис разноцветными машинками.
 
     Я же бреду по городу с березовым соком наперевес, наполняя свои легкие выхлопными газами и прочими тяжелыми металлами. У меня в запасе еще есть несколько часов перед поездкой в аэропорт. Гуляя по "зеленому коридору", я совершил небольшой крючок и очутился на перекрестке возле второй аптеки. Внимание мое приковывает одна бродячая собака (явно не с этого района, раньше ее здесь не видел ). Крупная, белая, беременная или уже родившая, она стояла нерешительно возле светофора. Дождавшись пока загорится красный, она хотела было рвануть через дорогу. Я закричал и побежал за ней. Шум и гудки от проезжавших машин привели ее в чувства и заставили вернуться на тротуар.
     Тогда она впервые посмотрела на меня, немного виновато, будто мы уже давно друг друга знаем. Ее глаза…большие, угольно-черные глаза, не блестели. Мир в них не отражался, а жил своей жизнью, в дымке затуманенного взора. Веки были слегка припухшими, как если бы она проплакала несколько ночей подряд. Я хотел узнать почему, но что-то меня остановило. Она подошла ко мне и села рядом. Зеленый свет давно горит, я начал переходить дорогу, не успел ее окликнуть, как она уже бежала впереди. Деловито пригарцовывая, собака вела к пока неизвестному мне пункту назначения. Теперь, на каждом перекрестке, она ждала своего Харона, чтобы перевел ее через современные Стиксы. На каждом перекрестке я задавал ей один и тот же вопрос: "Ты знаешь куда идешь?", она же вильнув хвостиком четко выбирала направление. Всё, на удивление, легко складывалось между нами, без лишних прелюдий и церемоний. Мы петляли по городу, по пыльным улицам и по зеленым скверам. Горожане обходили нас стороной, нередко обкидывая удивленными взглядами. Странным маршрутом шли - на пути не попалось ни одного магазина, где можно было бы прикупить еду для питомца. Забежал в бакалею на одной большой остановке, пришлось купить сухариков с беконом. Дружно похрустев невнятными синтетическими хлебами, мы собрались покинуть этот торгово-развлекательный остановочный комплекс. Не успели и шагу ступить с территории, как пошел дождь. Теплый такой, летний слепой дождец. Возвращаться уже не имело смысла. Мы переглянулись и пошли дальше, под приятный, освежающий душ. Люди бежали нам навстречу, они бежали мимо нас, побыстрее бы забраться под крышу, под тент, а мы ушли в парк.
     Это было замечательно. Трава была зеленее обычного, влажность повысилась, весь город заиграл в отражениях диско шара. Во всем этом было что-то по-детски веселое и беззаботное, но дождь, как и всё летнее, быстро прекратился.  Да и время поджимало…как всегда, его слишком мало.
     Я сказал, что мне нужно уходить.
Она обернулась, посмотрела на меня и начала переходить улицу. Тормозные колодки скрежетали, ругань летела из каждой машины. Мне пришлось выбежать на проезжую часть и увести ее с дороги. Накричал на нее, а она смотрела на меня испуганными, виноватыми глазами.
Я сказал, что мне надо уходить.
Она пошла за мной.
Мысль, не так давно закравшаяся в мою голову, подтвердилась. Стало окончательно понятно. Всё это время собака вела меня в никуда. Не было никакой конечной цели.
 
"Я спросил: "Кто вы?" А она сказала: "Не помню..."
 
     На пути еще одна остановка. Корма, конечно же, нет. Взял тандырной самсы.
Мы пошли с ней в какой-то дворик нижнего гетто. Их здесь много и все они похожи. Каменные степи Алматы во всей арматурной красе. Солнце во двор не попадало, местных обитателей не видать.
Я сел на качели, приятный бриз приласкал меня бетонным холодком. На душе стало как-то очень спокойно. Не чувствовалось ни грусти, ни радости. Одна тишь да гладь.
Она немного погрызла самсы и уселась напротив меня.
Несколько минут мы просто смотрели друг на друга, не отрывая взгляда, не произнося ни слова. Воздух изредка всплескивался крыльями, пролетающих мимо птиц.
 
     Прошли еще несколько кварталов. На подходе к очередному архитектурному шедевру, я остановился. Она не сразу заметила этого. Пройдя еще немного, огляделась и повернулась ко мне лицом.
 
"Дальше я не пойду, - решительно произнес я. - У меня нет на всё это времени!"
 
Ее взгляд. В нем не было вопросов, ни намека на какое-то недоумение. Она все прекрасно понимала. Она давно привыкла к такому. Может, с самого начала она знала, что этот момент наступит.
 
Ее большие угольно-черные глаза последний раз посмотрели на меня. Они не блестели. Мир в них не отражался, а жил своей жизнью, в дымке затуманенного взора.
 
Она развернулась и побежала во дворы.
 
Меня уже давно ожидало такси.
 
"Завтра мы непременно узнаем друг друга, - сказал я. - Я буду искать женщину, которая пишет на стенах: "Глаза голубой собаки". Она улыбнулась грустно и положила руки на остывающий колпак лампы:
- "Ты ничего не помнишь днем". Ее печальный силуэт уже начал таять в предутреннем свете.
- "Ты удивительный человек, - сказала она. - Ты никогда не помнишь своих снов".