Чистые люди

МАРИЯ ФОМИЧЕВА - http://www.proza.ru/avtor/selena1998

ЧЕТВЕРТОЕ МЕСТО ТЕМАТИЧЕСКОГО КОНКУРСА «ТАКОЙ УЖ ЭТОТ МИР» МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВСМ «ВЕЛИКИЙ СТРАННИК – МОЛОДЫМ»
                Татьяне Морозовой – моей непременной читательнице

Николавна долгожданно приехала в город погостить у подруги, пока сын Романовны отдыхал с семьей на заграничном курорте. «Ох, и пригоже в квартире жить! – благодатно млела про себя Николавна, - тут тебе и вода, и тепло, и все тридцать три удовольствия!»

А Романовна от широкой радости не знала, чем потчевать куму. Ей сын перед отъездом многих деликатесов понакупил. Вот подруги и закатили пир – горой. Романовна даже вычурную  иностранную бутылку из сыниной заначки достала. Торжественно налили в стопки. Пропустили по первой.

- А у нашей Клавы настойки лучше, - зачем-то уколола куму Николавна, скосив довольные глаза.
 
- И не говори!  - торопливо согласилась Романовна, - такая у нее клюквенная знатная. Наши-то помнишь, как с нее на автопилоте домой приходили. Тьфу, вспоминать про них даже тошно! Козлы безрогие!

- У всех мужики, как мужики – все в дом, все в дом – упоенно кивала Николавна, - А эти последние портки с заду пропивали.  Идут, бывало, горлопаны  – море им по колено, ищут кому бы пошеям надавать. Наливай, смотреть что ли на нее.

- Кому надавать?!  Мы ж с тобой и огребали. Только и мотались с дитями друг к дружке. А то в бане ночевали, - аккуратно налив в стопки, Романовна горестно подперла подбородок дряхлеющей рукой.

- Слава богу, прибрались болезные скорехонько, - Николавна сладко улыбалась, вспоминая почти одновременную с подругой свободу.

- Да все бы они алкаши проклятые попередохли.  Вадимку только твоего жалко, - зардевшись, неуместно спохватилась Романовна,  - Такой умница был. Институт закончил, семью завел. Чего не хватало? Сколько ты на него сил положила!

- Что делать? Гены пальцем не сотрешь, - смахивая урочную слезу, обронила Николавна, - Хоть тебе с Лериком повезло – глянь, как устроился. В хоромах живешь.

- А кто бы подумать мог? Ведь редкостным раздолбаем был – где драчка какая, попойка – этот тут как тут. Грешным делом желала, чтоб за папашей своим следом отправился, или в тюрягу загремел. Хоть немного от него отдохнуть мечтала.

- Откуда что взялось! Сам в городе устроился и мать не забыл!

- Это-то да! Но сношка у меня больно заносчивая. Все нос воротит. А Лерик – молодец, спуску ей не дает. Чуть что за волосы, да оплеух понавешает. Девки только пугаются.
- Ничего, пусть уважают отца!

- Но любит ее, хоть и покалачивает, а любит. Одел с иголочки! А цацки у нее какие! Ты наливай, я пока схожу за ними. Не все на курорт уволокла. Там на каждый палец по три перстня.

Николавна наполнила стопки, а кума тем временем вернулась со шкатулкой. Выпили, и стали примерять украшения.

- Да, мы о таких и мечтать не могли, - сокрушалась Николавна.

- Да и не было таких раньше! А может и были, что мы в своем селе видели, кроме коров? – поддакивала Романовна,  - мне-то Лерик тоже хотел золотишка купить. Отговорила. На кой они мне теперь – в могилу что ли тащить? Вот бы смолоду нам, а? Мы ж тобой красивые в девках были. Ладные!

- Да мы и вдовы были ничего, - согласилась Николавна.

- Помнишь, как Председатель за тобой увивался?

- Черт одноногий. С Людкой Вялой потом сошелся, а там и до дочки ее добрался.  Троих Вальке настругал, курва.

- Людка аж тронулась на этой почве. А им что  - упекли бедолагу в «Белые столбы» и хоть бы хрен по деревне! Он, знаешь, какую домину себе отгрохал на колхозные денежки. Земли гад распродал все подчистую. Ферму запустил. От коров одни мумии остались. Телята дохнут, как мухи.

- А мой тоже ведь строиться собрался. Старый дом снести хочет. А каменный поставить.

- Молодец! У нас и вода и газ – все есть. Чего же не строится, - Николавна криво улыбнулась и отвела глаза, кручинно взгрустнув про себя: «Ну вот, еще один пуп земли пожалует! Пахать, да сеять – охотников нет! А как хоромы возводить, так чуть не в драку! А деньги такие разве ж честным путем наживешь?»

Из задумчивости ее вывел голос подруги:
- Слышь, кума, говорю чего? Запевай что ли нашу?

Николавна развесисто затянула:
- Из полей доносится: «Налей!», - голоса женщин слились в унисон. Песня ширилась и лилась. И прохожие, слыша стройное мелодичное пение, замирали под балконом Романовны, внимая каждому слову, каждой ноте.

Исполнив еще пару песен, подруги вернулись к бутылке и разговору:
- Мне сынок, знаешь, сколько барахла набрал! «Нечего, - говорит, - Мать, как сельпо рядиться», - спохватилась, что не все еще благополучные новости поведала, Романовна, - Даже джинсы мне купил, - хихикнула в кулак, - Но я их не ношу, стесняюсь. А еще пальто мне купил модное, на синтепоне, но оно мне маловато чтойт. В грудях жмет. А может оно тебе в самый раз будет? Ты вроде постройнее меня? Ну-к погодь, приволоку.

Романовна скрылась в коридоре и вскоре вернулась с пальто, протянула куме:
- На, мерь!

Николавна обрядилась и чуть не застонала от радости – пальто было в пору. И цвет ее любимый. А воротник, тот енотом отделан. Не пальто, а мечта!

- Во, как по тебе шито! Домой, как барыня поедешь! – восхитилась Романовна.

- Жалко в новом-то! Я его так повезу, - уперлась Николавна.

-А я тебе говорю - одевай!» - не унималась Романовна, - Куда его хранить? В могилу что ли за собой потащишь? Нам уж по два раза охнуть осталось.

- Да, ну тебя! А на выход? – упорствовала подруга.

- Какой тебе теперь выход? А по городу в новье пройти - не выход что ли? Ты ж по театрам не ходишь. В пальто езжай!

- Ты мне подарок сделала, оно – мое. Чего ты им распоряжаешься? Когда захочу, тогда и одену!

- Ну ты и бестолочь! Знаю я тебя, запихаешь в шкаф, а сама будешь в тряпье своем ходить, мерзнуть!

- Да пошла ты, указчица! Без тебя решу, что мне делать! – Николавна торопливо собрала вещи, оделась в старое пальтишко и ушла.

Романовна растерянно держа в руке «подарок», глупо хлопала глазами, потом выбежала на балкон и, дождавшись, когда подруга покажется из-под козырька подъезда, окликнула ее:
- Слышь, Кума, возвращайся, бутылку надо прикончить! Или пальто хотя бы забери! Или погодь, я тебе его с балкона счас брошу!

- Чего? Сама ты чума! И род весь твой чумной! – неловко озираясь, ответила Николавна.

- Тьфу ты, глушня! – тихо выругалась Романовна, и крикнула исчезающей за поворотом Николавне: - Иди, иди, дура старая, я тебе уже на спину плюнула!

За углом Николавна на всякий случай проверила, состоялось попадание или нет. И засеменила дальше, разгневанно бормоча:
- Я те покажу – чума! Чтоб тебя развалило, хабалку! Ишь та! Золота ей Лерик хотел прикупить! Буржуи! Пальтишко она мне с барского плеча подкинула! Тьфу! Ниче, мы не хуже вашего умеем! Счас пойду вот, да таких деликатесов накупляю, что вам и не снилось, оглоедам!

В универмаге Николавна потратила остатки пенсии и с легким сердцем отправилась на остановку.

- На маршрутке сегодня поеду, - проговаривала она, бережно неся авоськи со снедью, - Гулять, так гулять!

Вечерело. Народ возвращался с работы, и на остановке маршрутки выстроилась очередь. Николавна радостно пристроилась в конце. Вздохнула. От сердца отвалило. Из-за угла долгожданно подтянулась маршрутка. Николавна напористо ринулась вместе со всеми в орнаментальные двери микроавтобуса, но услышала осекающий глас водилы:
- Слышь, бабка, куда вперлась со своими тюками. У меня тут чистые люди ездят. Иди вон на социальный автобус.

Двери маршрутки захлопнулись, и чистые люди поехали домой.

Николавна осталась на обочине, лицо ее ничего не выражало, усталые глаза изучали асфальт, а губы чуть слышно шептали:
- Эх, надо было взять – таки пальто у этой мерзавки. А то меня уже в приличное общество пускать перестали.