Дом

Дом






О, не приподнимай покров узорный,
который люди жизнью называют.
С.Моэм




– Иду, иду,– грустное шлёпанье шаркающих ног раздалось за дверью в ответ на старинно-длинную трель звонка.

– Ба, это я,открывай.

– Олечка, девочка моя.

МариВанна крепко ткнулась головой в плечо внучки, стараясь скрыть подступившие слёзы. Потом подняла голову:

– Ты не одна?

– Да, Бабуль, знакомься - это Саша.

Мария Ивановна чуть вздрогнула - так звали её умершего сына. Ольга была внучкой от дочери.

– Ну, что же, гостям всегда рады, в этом доме.

Они зашли в просторные сени  дома-пятистенки, казавшегося снаружи маленьким. Это был  обычный одноэтажный шлакозаливной дом безо всяких изысков. В доме пахло сыростью: тем особенным деревенским духом места, где живут пожилые люди. Но после летней жары и пути, эта прохладная сырость казалась целебно-освежающей.

В печке-голландке большой комнаты уже стояла чугунная сковорода с теплой, поджаренной вместе с луком картошкой - как любила бабушка.

– Я сейчас, сейчас, блинков… кружевных заведу,– хозяйка дома уже суетливо громыхала кастрюлями в маленькой кухне-«каптёрке».

– Ба, да не надо,обойдёмся.

 Но МариВанну - не остановить.

 Саша смущенно присел на краешек старого дивана-книжки и кинул взгляд на красный угол дома с иконами. Кукушка в ходиках прокуковала семь вечера.

Потом они ужинали: чудесной  картошкой прямо со сковородки, солёными грибами-чернушками и хрустящими малосольными огурчиками. Долго пили чай с кружевными блинами, которые только бабушка умела печь так, что они светились на просвет и были и впрямь не толще кружева, заедая их земляничным вареньем.

Когда смеркалось, Оля попросила у бабушки раскладушку для Саши. Та, кинув быстрый взгляд на внучку, достала постельное белье: «Стели на диване, чего уж там, антимонии разводить». Оля в который раз подивилась бабушкиной мудрости и полному отсутствию в ней ненужного ханжества.

На следующий день, прямо с утра, Саша выдержал все бабушкины испытания: он безропотно наколол дров, вскопал огромную грядку и перенёс толстые брёвна от калитки вглубь сада. Оля удивленно смотрела на своего парня – он был городским, аж в третьем поколении. Но здесь, рядом с бабушкиным домом, смотрелся заправским мужиком.

Бабушка внимательно смотрела как Саша переносит последнее бревно. Потом махнула ему рукой и молча показала на место рядом с собой, на огородной скамейке. Саша сел, не зная куда деть руки; пристроил на колени. МариВанна наконец решилась:

– Я смотрю, ты парень-молодец, хоть и городской… сподручный, всё умеешь,– она провела  рукой по белому бумазейному платку, прикрывавшему волосы.

– Да, приходилось, ездил восемь лет к бабушке, в деревню,  под Тверь.

– Вот-вот, я и говорю,- одобряю я Олюшкин выбор.

 Ольга смущенно кашлянула:

– Ба, будет тебе.

– Да ладно, я не о том.
 
Мария Ивановна опять привычным жестом провела по платку на голове, и явно волнуясь, сказала:

– Вот я к чему: снимаете ведь, в городе там, а здесь «гнездо» своё, дом  – полная чаша, въезжай и живи. Помру я ведь скоро, и дом ваш будет,– она попыталась заглянуть Саше в глаза.

Саша сидел, ссутулившись, опустив глаза к ногам, голова  - «в коленках». Он молчал долго. Знал со слов Ольги как дорог был бабушке этот дом, который она построила одна и практически своими руками. Потом проронил, будто подавившись:

– Мы… подумаем. Обещать не могу.

Бабушка побыла на скамейке ещё минуток пять, почти не шелохнувшись. Горький вздох вдруг вырвался помимо воли из её груди. Потом она встала, оправила хозяйственный фартук и сказала тихо:

– Пошли обедать,щи застоялись в печи.

Ольга молча сжала ей руку.

***

Бабушку похоронили года через два. Перед смертью, она всё пыталась что-то сказать Ольге, оживляясь только на её появление. Но так и не смогла.

Ольга обменяла дом ещё через год, на квартиру в городе. Это была невероятная удача. Они с Сашей поженились, а жить им в городе было негде. В деревне работы не было. Дом стоял пустой и разваливался.

***

Прошло двадцать лет. Оля с Сашей  сидели на веранде  только что построенного своего маленького домика-дачи, наслаждаясь тишиной и свежим воздухом весны.

– А бабушкин дом так и не смогли сберечь. Я себе этого никогда не прощу.

– Когда ты перестанешь изводить себя? Мы поступили правильно. Другого выхода у нас не было. Мы бы и жить там не стали. И дом бы разрушился окончательно.

– Я не знаю, я не уверена. Он мне до сих пор снится, этот дом…





Использована репродукция картины Нестерова М.В.(1862-1942)