Нянька

Если бы в двадцать лет  пошла к гадалке, и та предсказала бы ее судьбу, что через двадцать лет той придется «пойти в люди», нянькой из-за денег, то Ольга бы просто расхохоталась. Это показалось бы ей полным бредом.
Ольга родилась в обеспеченной семье. Отец был «главным по тарелочкам» в их небольшом городке. Самым главным. Первый секретарь обкома. Они с сестрой росли как маленькие принцессы. Всегда имели все самое лучшее.
Она до сих помнила, как  приходили в лучший детский садик их города в белых колготочках, ярких платьицах, с огромными бантами на голове и кружевных трусиках. Ни у кого таких не было. Только у них. Настоящие принцессы.
И дальше жизнь катилась по накатанной колее. Школа, потом педагогический  институт. На втором курсе замужество, чтоб в «девках не засиделась». Жениха выбирали папа с мамой. Она возразить не посмела. Мальчик Миша, из их класса, что ей нравился, не прошел «родительский контроль», и был отбракован. Потом, уже в перестройку, уехал в Америку и стал миллионером.
А она вышла замуж «за кого положено». Симпатичный спортивный парень из обеспеченной семьи, свой хороший дом и машина  уже сразу после свадьбы. Он поступил в Саратовское военное училище на летчика. Жизнь оказалась прекрасна и удивительна. Вскоре уехали за границу в Германию. Военный летчик, прекрасная зарплата и изумительное снабжение.
Родился сын. Его одевали как куколку. С дочкой так и не вышло. Больше детей не получилось, у нее оказался отрицательный резус-фактор. Поэтому сын рос единственной любимой крохотулькой. Одевала его, как и ее одевали в детстве, лучше всех. Разве что, кружевные трусы на колготки не могла надеть, все-таки мальчик. А так белоснежные рубашки, шелковые жилетики и белые брючки. Прямо маленький принц.
Все было прекрасно, а потом началась перестройка, и всех военных опустили ниже плинтуса. Пришлось выживать, кто как умеет. Муж у нее умел. Был хозяйственный и работящий. Имели свой магазинчик, а потом сменилось руководство в городе, и ее муж, как оказалось, кому-то помешал. Слово такое есть иностранное – рейдерство. Кто не знает, не поймет. В общем, через год, у них из доходов остались одни долги. Хорошо, хоть дом не отобрали, и не убили.
«Кто виноват, и что делать?». Хороший вопрос, а ответ еще лучше. Как раз разразился очередной финансовый кризис, и с деньгами возник полный караул. Конечно, они не голодали. Муж охотник и рыбак. Мясо свежайшее всегда. Свои куры и утки. Свой огород, свои фрукты-овощи. Свой мед.
Но она терпеть не могла сельское хозяйство и никогда им не занималась. Все делал муж. Она же работала в школе, вела продленку и уроки танцев. С каждым годом ее зарплата становилась все более невесомой, и она поняла, что надо что-то делать. Сын учился уже на третьем курсе платного юридического и ей хотелось ему помочь.
Конечно, ее мальчик  работал,  и уже год, как сам платил за себя, но ей так хотелось подарить ему хорошую машину на двадцать один год, что решила податься в няньки. Конечно, в Москву. И, стала узнавать, что к чему.
У нее было педагогическое образование и нормальный статус жены бывшего военного, не то, что у некоторых, что приезжают из какой-нибудь дыры с Украины, или Белоруссии, без образования, зато с акцентом. Ее готовы были брать на работу все, но она выбирала хозяев. И пока ей никто не нравился. А потом соседка по дому, юрист, сказала, что работает вместе с женщиной, та родила третьего ребенка, дочку и ищет няню. Сказала, что та баба хорошая и не вредная.
И Ольга решила попробовать. Сначала боялась, что ее начнут унижать и указывать «ейное место». Но нет, ничего подобного. Хозяйка оказалась чуток ее моложе, но в воспитательный процесс совершенно не лезла, чего хочешь с ребенком, то и делай.
И Ольга успокоилась. Только очень боялась, вдруг, что сделает не так, уже малость подзабыла, как с маленькими обращаться. Но тут явилась мать Хозяйки, бабка, которую все дети почему-то звали не бабушкой, а Татой, и ввела  в курс дела. Рассказала, что, как и чего, и велела звонить, ежели будут вопросы. И Ольга сразу освоилась. Через три дня малышка заболела. Температура под тридцать девять. Ольга думала, что мать девочки возьмет больничный, но нет, та заявила, что у нее суд, приедет не раньше девяти вечера и если, будут какие вопросы, пусть звонит Тате.
 Вскоре возникли и вопросы. Сначала поднялась температура и малышку вырвало. Ольга сразу позвонила Тате, думая, что та испугается и сразу приедет, но ничего подобного. Тата спокойно заявила, что у ее детей и внуков всегда рвота при подъеме температуры, и этого не надо бояться. Велела вызвать врача, потом ей перезвонить, и без ее, Татиного разрешения, ни одного лекарства не давать. Удивленная Ольга, сразу после ухода врача позвонила мамочке малышки, но та сказала то же самое, мол звони Тате, и без ее разрешения ничего не делать.
Ольга обалдела. Получается, что бабка у них главная, что скажет, то и делай. Так все и вышло. Тата запретила давать ребенку антибиотик, но Лазолван разрешила, и температуру сбивать Нурофеном или Калполом велела только выше 38, 6.
Ольга послушалась и все стала делать, как велели. На следующий день  малышка стала тяжело дышать. Ольга снова вызвала врача, та сказала, что надо срочно в больницу. Теперь Ольга уже мамочке не звонила, позвонила Тате, которая заявила, что сейчас приедет на такси, и ни в какую больницу никого класть не будем. И приехала, взяла малышку на руки, и заявила, что все нормально, что у нее самой астма, и у детей были такие приступы, и у старших внуков. Одного из них чуть в больнице не угробили, теперь только дома.
Побыла с часок и укатила, заявив, что если девочке станет хуже, то дать такие-то лекарства и в ванну. Включить кипяток, и сидеть, дышать паром и той станет легче. Так все и было.
После всех этих дел Ольга чуть с ума не сошла.
«Как это можно рисковать здоровьем ребенка, и не отвезти в больницу, если врач говорит, что нужно?», спрашивала она саму себя, потом мужа, а потом и Тату.
Тут  Тата и открыла ей глаза на жизнь.
«А с чего это ты взяла, что ребенку в больнице лучше станет? Да, если аппендицит нужно вырезать или трахеотомию делать, то конечно. Или, капельницу? А так-то зачем? Здесь ребенок под присмотром, чай не в деревне живем, ежели чего, скорую вызвал, и в больницу отвез. А просто лекарства и дома давать можно. Привычная обстановка, папа с мамой рядом, детей это лечит и успокаивает, не меньше лекарств, а может и больше».
Удивилась Ольга такой постановке вопроса, а потом подумала головой, случаи из своей личной жизни вспомнила, и то, что другие рассказывали, и поняла, что права Тата.
И, постепенно, стала менять свое мировоззрение и спокойней относиться к жизни. До этого, все время беспокоилась обо всем, и, особенно о своем любимом сыночке Максике.
«Где он, и что с ним?», думала Ольга каждый раз, когда тот не ночевал дома, а болтался по бабам. Хотелось ей запретить ему это дело, но понимала, что не выйдет. Пришлось смириться.
Жил тот с бабушкой, и та не разрешала таскать девиц в дом, никого, кроме одной,  Анны, что внушала той доверие. А Максику доверие внушали многие, и дома он бывал раза три в неделю, максимум четыре.
И тут звонит Ольге ее мать и говорит, что Максика вторую ночь подряд дома нет, и сотовый не отвечает. А он вроде обещал Ане сегодня прийти, да не пришел.
Как услыхала это Ольга, так ахнула:
«Да чего ж ты дожидаешься, может уже морги и больницы обзванивать надо. Звони, прям сейчас».
А сама села на диван, корвалолу себе накапала, и в прострацию впала. Сначала думала, что сразу помрет, как узнала, что Максик пропал, а потом поняла, наобщавшись с Татой, что гораздо спокойнее стала.
Та всегда говорила:
«Нервничать надо начинать, когда уже что-то случилось, но не раньше. Да и тогда смысла нет. Если что произошло, надо срочно принимать меры».
Тут раздался звонок. Ольга сняла трубку и услышала ехидный голосок матери:
«Жив наш Максик и здоров. Находится в самом надежном месте, под замком. В тюрьме он сидит».
Хорошо, что в это время Ольга сидела в кресле, иначе бы свалилась в обморок.
«Как в тюрьме? За что его?».
Тут ей все и поведали.
Оказалось, что, будучи в гостях у очередной бабы, Максик зачем-то уселся за руль ее машины, забыв права дома. А, когда его пытались тормознуть менты, вспомнил американские боевики, и рванул от них. Конечно, он бы ушел от них (вполне возможно), но у него кончился бензин. И, когда его тормознули, выпендриваясь перед новой бабой, повел себя, как Рэмбо, хотя и был трезвый. В, общем, ночь провел в кутузке, а утром получил 15 суток за хулиганство.
Вызволять его отец поехал лично с начальником ГАИ ихнего подмосковного городка, благо, что на охоту и рыбалку каждую неделю ездили вместе. Ну, и вызволили, конечно, хотя и не бесплатно. Отменять судебное решение и показания поймавших его ментов, не так-то  просто, но возможно, как и все в этой жизни.
Если бы не постоянное общение с Татой, то Ольга, наверное, не пережила бы это происшествие, так ей было горько, стыдно и обидно за дурака сына, но теперь уже спокойней относилась ко многому, хотя и уставала.
Бессонные ночи с малышкой утомляли. Конечно, та иногда спала хорошо, но это случалось нечасто. Ольга стала подумывать о том, чтобы уйти из нянек, но вдруг поняла, что не может.
Она полюбила.  Страстно и безрассудно, первый раз в жизни. Или второй. Первым был ее Максик. А второй оказалась чужая малышка. Незаметно для себя самой, но очень сильно полюбила малышку. Ольге стало казаться, что никто не любит Машеньку так, как она. Мать все время на работе, бабка приезжает только на выходные и раз или два в неделю. А девочка прижимается к Ольге, когда та берет ее на руки и что-то нежно лепечет.
Ольгу поражало, почему мама и бабушка так редко берут девчонку на руки, а Ольге все время хотелось прижать ее к себе, и девчонка как будто это чувствовала, и все время «просилась» на руки.
И Ольга поняла, что и та ее любит больше всех. И стала ревновать. Когда старшие братишки хотели поиграть с младшенькой, щекотили или таскали за ноги, то Ольга гнала их, не разрешая лишний раз трогать малышку. Мать с бабкой спокойно разрешали им играть, и не боялись за Машеньку, а Ольга боялась.
Мальчишки иногда обижали девчонку, то игрушку отнимут, то пихнут, и Ольга защищала ее, как свое родное существо от посягательств «чужаков».
Девчонке исполнилось три  года и Ольга начала учить ту танцевать. Каждый день включала музыку и по часу или два, они танцевали. Ольга наряжала ее, как свою дочку, тоже надевала белые колготки и банты. Мать с бабкой оказались довольно равнодушны к внешнему виду девчонки, и вполне могли нацепить на ту полудраные штанишки. Ольга этого не любила, и всегда ругалась:
«Опять у вас Машенька, как Попандопало ходит!», возмущалась, когда приезжала с выходных, и сразу шла переодевать свою «принцессу». Теперь  уже одевала ее, как хотела, даже купила ей на свои деньги дорогие  кружевные трусики, и надевала их, когда никто не видел, чтоб над ней не смеялись.
Ни Тата, ни мама девочки не понимали этих «глупостей», а Ольге хотелось. Когда  увидала в магазине эти кружевные трусы, то купила не сразу. Знала, что родные Машеньки этого не поймут. Но потом, заходя в магазин, начала замечать, что ее, прямо, как маньячку, тянет к этим изумительным и дорогим трусикам, не удержалась и купила.
Но Тате постыдилась в этом признаться, и сказала, что они у нее остались с тех самых пор, как сама торговала в магазине. Тата усмехнулась, но сделала вид, что поверила.
И вот однажды, когда Ольга танцевала с девчонкой в гостиной танец живота, неожиданно заявился хозяин с гостем. На Ольге были надеты прозрачные шальвары прямо на стринги, и прозрачный, весь расшитый блестками лифчик. Пояс на талии, весь в монистах, довершал образ. Мелкая девчонка тоже была во всей красе – в любимых кружевных трусиках и подобии лифчика, вся в кружевах и блестках, и тоже поясе с монистами. Они так увлеченно  танцевали, что гостей заметили не сразу. Машенька воскликнула: «Папа!», и побежала к нему. А Ольга опрометью кинулась к себе переодеваться. Мужик, что пришел с хозяином, стоял столбом, потеряв дар речи, и даже не поздоровался.
Ольга никогда в таком виде по дому не ходила, а тут Петр, так звали хозяина, уехал по делам за границу и его ждали только через два дня.
Ольга затаилась в своей комнате и даже не вышла. Машенька пришла к ней, и они стали читать книжки. Вскоре Петр уехал на работу, и вечером эту тему не обсуждали.
На следующий день Петр явился с большим букетом цветов. Ольга удивилась, вроде никаких праздников и дней рождений не наблюдалось. А, когда вышла в гостиную, то он протянул ей букет и сказал:
«Иван просил Вам передать. Очень уж Вы произвели на него впечатление своим танцем. Никогда, сказал, такого не видал, ни в одном  ресторане, и ни в одном клубе. Кстати, мне тоже понравилось. Очень у Вас движения изысканные».
Ольга аж зарделась и отнесла букет в свою комнату. Последний раз букет от поклонников она получала лет двадцать назад, еще до замужества. А потом только муж дарил, ну и гости какие. А сейчас дела с мужем обстояли кое-как. Застукала она его тут с одной соседкой недавно. И сразу сказала:
«Как хочешь! Еще раз узнаю, все, разведусь».
Вроде он крепился, а кто знает, как на самом деле. Она с понедельника по пятницу в Москве, с девчонкой, а он один. А, может, и не один.
На следующий день, в обед, Петр снова заявился  вместе с Иваном. Тот принес уже маленький букетик цветов, но сразу видно, что дорогой, дизайнерский, и две коробки конфет. Тоже дорогих. Одну к столу, для всех, а другую вручил Ольге, причем молча, видно, что хотел что-то сказать, но смутился как пацан. А она уже не смущалась. Почувствовала себя королевой. Ольга давно  забыла, как это приятно, когда тобой восхищаются. А тут вспомнила. Внимание даже самого завалящего мужика приятно, а тут интересный, здоровый мужик, кстати сильно похожий на ее первую любовь, Мишу, что уехал потом в Америку.
И закрутилось. Иван стал приходить каждый день, то в обед, то в ужин. Дела у него были какие-то с Петром. Все обсуждали. Выяснилось, что вообще-то Иван жил в Твери. Пару заводиков там у него было алкогольных, и теперь решил в Москве свой магазин открыть, фирменный, ну, и просчитывали они, выгодно ли это, или не стоит. И где его открывать, поближе к Москве, или, наоборот, подальше.
А пока жил в гостинице, но уже присматривался к квартире. С женой уж лет пять как развелся, ну, а дамы, конечно, имелись. Но, все какие-то несерьезные, не задевали его душу. Или тело. В общем, мужик был на распутье. А тут прямо запал на Ольгу.
И через неделю предложение сделал. Официальное. Руки и сердца. Та аж обомлела. Не ожидала такого. Думала, так мужику охота, просто время провести, слишком  ее шальвары понравились.
Ну, едет в поезде она домой, и думы свои думает, как быть с мужем. А тут две соседки напротив сидят и свою подружку обсуждают, что влюбилась в какого-то мужика, а он мол женатый. Спать то с ней спит, а разводиться не хочет. И вдруг Ольга поняла, что о ее муже речь идет. Где он работает, где живет, все совпадает. И жена, мол у этого мужика в няньках в Москве. А тот, мол ее и не любит, а просто боится и поэтому и не разводится. И решила Ольга все это дело проверить. У хозяйки отпросилась, а мужу не сказала. Села, как всегда, на поезд и в Москву поехала. А сама вышла на следующей станции, весь день там прогуляла, в кино сходила, да в парикмахерскую, а вечером, часов в восемь, раз и домой пришла.
А там муж во всей красе с чужой бабой-то и сидит. Поздоровалась с ним Ольга, да и вещички свои собирать стала. Тот каяться пытался, на колени вставать, да ничего не вышло.
«А я ведь тебя предупреждала», улыбнулась Ольга и пошла на улицу, на ходу добавив: «сейчас мужик придет, вещи мои в машину отнесет», и вышла.
Внизу уже ее ждал Иван с шофером. Тот сходил, и забрал вещички.
А дальше все было, как она решила. И с первым мужем  все сама решала, ну и с Иваном также. Квартирку он купил в соседнем доме, рядом с прежними хозяевами. И девчонку  ихнюю, Машеньку, она теперь  у себя целый день, как в детском саду держала, только на ночь к ним отводила, и то не всегда. А выходные стали часто вместе проводить – в парк ходить, или еще куда. А потом Иван  и коттедж купил рядом с ихним, чтоб, значит и отдыхать вместе.
Когда Машеньку крестили, то Ольга и стала крестной матерью.
Сначала-то Иван велел ей самой  для Машеньки няньку взять, чтоб не уставать, и самой присматривать за той. Но не вынесла этого Ольгина душа. Как возьмет чужая тетка Машеньку на руки, то у ней прямо что-то внутри переворачивалось. Не могла видеть, как ее крохотульку кто-то другой нянчит. Так всех и уволила. Взяла себе женщину, чтоб убиралась и готовила, а к девочке никого не подпускала.
А потом свою дочку через год родила и уже поспокойней стала. Перестала так сильно ревновать. И к своей дочке уже взяла няню, хоть и следила за той все время, чтоб все как надо делала.
Но к Машеньке все равно никого  и никогда не  подпускала. Сама воспитывала. Как хотела и считала нужным.
А та смотрела ей в рот и слушалась.
До поры до времени.
Как всегда и бывает в этой жизни.