Не верой единой

     В одном общежитии  со мной  жила  маленькая хрупкая женщина лет тридцати двух, преподаватель философии.  У нее были узкие бедра, маленькая, почти незаметная грудь,  легкая походка, симпатичное лицо. Она была похожа на еще не сформировавшуюся девочку.   Мне хотелось познакомиться с нею.  И вот однажды представился случай.
Как-то у моего бывшего однокурсника Митича мы втроем — Митич, его подруга Тоня и я - пили чай с печеньем и смотрели телевизор.
- А у вас в общежитии живет преподавательница с нашей кафедры, - сказала Тоня. – Ты еще не познакомился с нею?
- Нет.
 В голову мне пришла, как мне казалось, оригинальная мысль.
- Ты напиши мне рекомендательное письмо, как делали в старые добрые времена.
Тоня написала.
Я купил граммов двести шоколадных конфет и вечером направился к Вике. Преодолев нерешительность, я постучал в дверь, боюсь, слишком робко (женщины не влюбляются в робких мужчин).  В проеме двери показалась маленькая головка и  хрупкое тельце в цветастом халате.
- Здравствуйте, я ваш сосед. Вот рекомендательное письмо, - сказал я  серьезным тоном.
Женщина пробежала глазами записку,  улыбнулась.
  - Проходите,  садитесь, - сказала она.
  Она была маленькая и юркая, как пичужка, но ее скрипучий голос напомнил мне карканье галки.
Она угощала меня чаем с сухарями. Я съел много сухарей и выпил много чаю. Боюсь, что мой отменный аппетит отпугнул от меня мою новую знакомую.
 Мы проговорили целый вечер.  Основная тема – политика, реформы. И хотя наши позиции не совпадали, я обрадовался, что нашел  интеллигентную собеседницу.
   Я пришел к ней через день с коробкой конфет, чтобы закрепить знакомство и еще поговорить. Была надежда на сближение, на секс,  я даже не исключал брак. Постучал в дверь.  Она приоткрылась, и через плечо Вики мне открылось пространство комнаты: за маленьким столиком, на котором стояли чашки и стеклянная ваза с печеньем, сидела Дорожняя, с которой я работал на одной кафедре,  и, презрительно щурясь, смотрела на меня сквозь толстые круглые стекла очков. 
- Можно? -  спросил я.
После некоторого колебания Вика  сказала:
- Знаете. Нет.  Ко мне подруга пришла. Мы не скоро увидимся. Надо с ней поговорить.
- Конечно, конечно…Извините,  - сказал я смущенно.
Я ушел не солоно хлебавши.  Было такое чувство, будто меня с позором выставили за дверь. Меня жгла обида. «Пусть даже ей важно было поговорить с подругой, - думал я. -   Но она могла бы сказать мне: «Приходите в другой раз» - и назначить конкретный день и час».   
    Моя новая философия не позволяла мне злиться на Вику, но еще одна моя иллюзия относительно счастья лопнула, как мыльный пузырь. 
После второго визита я больше ни разу к ней не ходил. Но, встретив ее в коридоре института или на улице, здоровался с нею.
Я решил, что у нее есть мужчина.   После второго визита, бегая по стадиону, я волей-неволей бросал взгляды  на ее окно: в ее комнате редко горел свет. Она практически не жила дома. 
Как-то я увидел, как она идет по улице с высоким, красивым, хорошо одетым  мужчиной лет тридцати пяти,  похожим на  донжуана.  На его лице блуждала ироничная, самоуверенная улыбка.  Они перешли дорогу и зашли в общежитие. Через час из ее комнаты стали доноситься громкие сладострастные стоны. 
В другой раз я был свидетелем драматической сцены, разыгравшейся   в нашем общежитии. Мужчина лет сорока, почти карлик, невзрачный, с простоватым лицом,     стоял на коленях возле двери ее комнаты и громко, с театральным надрывом произносил монолог, полный любовного пафоса: «Вика! Я любил тебя! Ты единственная женщина, которую я любил! Я даже не был с тобою близок. Я не спал с тобою. Но я никогда тебя не забуду!»
Он упивался своей речью. Его рыдающий голос разносился по всему коридору. «Иди с богом», - умиротворяющим тоном проговорила Вика. Ее слова подействовали на него магически: он поднялся с колен и быстро пошел к выходу. 
Однажды, выйдя из  продуктового магазина, я встретил свою соседку. Она осунулась, постарела. Паутинка из мелких морщинок опутала ее лицо. 
- Что с тобой, Вика? – спросил я. – Ты выглядишь уставшей. 
- Всю ночь простояла в церкви, - призналась она. – Сегодня  Троица – это большой религиозный праздник.
- Ты уверовала в бога? – удивился я.
- Да.
- Странно. Ты ведь преподаешь марксистскую  философию.
- Вся философия, особенно материалистическая,  –  полнейшая чепуха.
     Мы пошли в направлении общежития.
Она резко критиковала  гуманистов, к числу которых я себя относил.
- В основе их учения  лежит идея человекобога, а церковь выступает против такого подхода. Христианство развивает идею богочеловека, - говорила она своим низким голосом. 
-    Ты сама веришь в загробную жизнь? – поинтересовался я.
-   Пока еще нет. Но я стараюсь. Работаю над собой.
После этого разговора я заметил, что с Викой произошла удивительная метаморфоза: Вавилонская блудница превратилась в Кающуюся Магдалину.   Если раньше  к ней  приходили развязного вида мужчины,  и из ее комнаты доносились сладострастные стоны,  то теперь ее гостями  были  единоверцы с печатью  духа на челе, и в комнате были слышны глухие тихие голоса. 

Через месяц я  встретил ее вечером в коридоре общежития.  Маленькая, хрупкая, порхающая,  она напомнила мне  воробышка. 
- У меня есть тысяча рублей. Не хватает еще тысячи, - сказала она скрипучим голосом.
- Зачем тебе такая крупная сумма?
- Нужно, - ответила она уклончиво.
Я не стал допытываться, но она сама сделала признание:
- Хочу сделать пластическую операцию. Хочу изменить форму носа.
- Зачем? – удивился я. -  Ты и без операции хороша..
- Нет. Если бы я была красивой женщиной, у меня было бы много поклонников.
- Разве их у тебя мало?
- Мало.
           -  Почему именно сейчас ты захотела сделать операцию? Ведь церковь это не одобряет.
- Влюбилась, - призналась она. 
-    Кто он?
  - Один молодой человек.
Ее признание расстроило меня лишь в незначительной степени. Я уже давно не тешил себя иллюзиями стать ее любовником. С самого начала нашего знакомства она воспринимала меня только как соседа и собеседника. 

-  Сегодня гуляла с пассией! – сказала она мне, когда я встретил ее в коридоре через несколько дней. 
- С молодым человеком? - уточнил я.
- Нет, с его пассией.
«Чему ж тут радоваться?» - подумал я с недоумением.
- Как она выглядит? Красивая?
- Привлекательна. Они стоят друг друга. По крайней мере она красивее меня.
- По-моему, ты недооцениваешь себя, - сказал я.
- Да, мне многие говорят, что я себя недооцениваю, но, по-моему, я достаточно трезво оцениваю свои внешние данные.
- Трезвость неуместна, когда речь идет о своей внешности, - поучал я. – Внешние данные  надо немного завышать - в меру, конечно, но надо. Тогда и другие будут завышать их. Знаешь, в чем состоит основной парадокс жизни? Мы смотрим на себя глазами других людей, а другие люди  смотрят на нас нашими глазами. 
- Наверно, ты прав, - сказала она спокойно, - но каких-то особых неудач, по крайней мере здесь, в Везельске, у меня не было.
Странно было слышать эти слова от тридцатитрехлетней  незамужней бездетной женщины. 
-   Ты не ревнуешь к пассии молодого человека?
- А что ревновать? Ведь у меня с ним  ничего не было. У меня высшая форма любви. Для меня главное - счастье любимого человека, - проговорила она своим резким, несколько дребезжащим голосом.
Ироническая улыбка, мелькнувшая на ее лице, нейтрализовала высокопарность фразы.
- Знаешь, что меня удивляет? - сказал я. - Твое бескорыстие, твой романтизм. Ты достаточно опытная женщина, а влюбилась как в первый  раз.
На ее лице снова мелькнула улыбка.
- Да, я всегда влюбляюсь, как в первый раз, - согласилась она.
Приятно было слышать, что женщина, еще недавно пылавшая страстью, способна забыть своего прежнего кумира и полюбить другого мужчину. «Может быть, когда-нибудь и в меня влюбится  женщина моей мечты», - мелькнуло у меня в голове. 

    Недели через две вечером мы  столкнулись с нею в секции. Она порхала, как птичка. «Наверно, встречалась со своим кумиром», - решил я.
- Вика, ты совсем исхудала, - сказал я. - Тебе надо больше есть.
- А зачем мне полнота?
- Но ведь ты совсем осунулась. В тебе нет плоти, остался один дух.
- Ну и что? - радостно щебетала она.
- Как что? Ты же хочешь нравиться своему кумиру?
- Ох, уж скажешь! Ну, понравился мальчик, - счастливая улыбка просияла на ее исхудавшем лице. - Сегодня нравится, а завтра перестанет нравиться.
- Мальчик? - удивился я. - Он что, студент?
В моей памяти вспыхнул образ Володи Чеботарева, симпатичного, черноволосого, упрямого студента четвертого курса нашего факультета,  с которым я не раз видел Вику: Они расхаживали по коридорам института и о чем-то оживленно говорили. «Неужели он ее избранник? - ужаснулся я. - Ведь ему от силы двадцать лет».
Наверно, изумление отразилось на моем лице. Вика помрачнела.
- Ну ладно, я и так слишком много рассказала тебе, - буркнула она своим хрипловатым голосом и нырнула в свою комнату.
Мне было жаль ее, исхудавшую, одинокую, цепляющуюся за жизнь.  Ее поведение не вписывалось в общепринятые рамки, но я нисколько не осуждал ее. Во-первых, ее любовь, бескорыстная, платоническая, без претензий и без надежды на взаимность, никому не приносила зла. А во-вторых, кто без греха? Я и сам нередко с вожделением и трепетом посматривал на красивых молоденьких студенток.
      Вика не раз говорила, что вера в бога наполнила ее жизнь смыслом, но, видно, не только словом божьим  жив человек. Каждому смертному нужна еще и земная любовь.

  Я зашел к ней в гости.
- Ну как тебе мой нос? – спросила она.
- Ты все-таки сделала операцию?
Я внимательно всмотрелся в ее лицо: нос имел классическую римскую форму.
- Неплохо сделали, - признал я.  –  Но скажи честно: после операции что-нибудь изменилось в твоей жизни?
- Пока нет. Но теперь   я чувствую себя комфортнее.
Приглушив голос, чтобы ее слова не дошли до посторонних ушей,  торчавших повсюду, она  сказала, что сейчас лежит в больнице.
- Что с тобой? – заволновался я.
- Воспаление.
- Чего?
Она уклонилась от прямого ответа, и я догадался, что у нее сугубо женское заболевание. 
- Вот до чего тебя довел аскетизм, - пошутил я, намекая на половое воздержание. 
- Ты прав. Это от этого воспаление.
- Нельзя идти против природы. Нужно срочно лечиться.   
- Да, - согласилась она. – Ты мне подыщи кого-нибудь.
«Зачем же кого-то искать. Я и сам смогу. Тем более я тоже нуждаюсь в лечении. У меня у самого покалывает», - подумал я, но выразить мысль вслух не решился. 
Я истосковался по женщине, по сексуальной  близости. Придя домой, я  предался эротическим фантазиям, героиней которых была Вика. Вначале она как христианка отказывалась ложиться со мной в постель. Но я постарался убедить ее, что в нашей близости нет греха: «Это не секс в полном смысле. Это лечение.  У меня тоже есть воспаление.  Нам обоим нужна эта процедура».  Мой аргумент подействовал на нее, и  мы отдали дань миссионерской позе.  К сожалению, принять позы, отвергаемые православной церковью, она отказалась.
Затем  в голову мне пришла мысль: «Сколько можно заниматься виртуальным сексом. Может, Вика согласится пройти со мной реальный курс лечения». Я решил  прозондировать почву.
По расписанию я выяснил, что у Вики третья пара на нашем факультете.  В конце третьей пары я стоял возле аудитории, где она вела занятия. Прозвенел звонок,  студенты повалили в коридор, но  Вика не выходила. Я приоткрыл дверь:  она о чем-то говорила со студенткой.  Я не выдержал, зашел в аудиторию. Получив от Вики подтверждение, что бессмертие есть, студентка последовала за однокурсниками. Я хотел предложить Вике прийти ко мне в гости, но она не дала мне рта открыть.
- Извини, у меня кафедра. Уже пять минут идет! - воскликнула она с паническим ужасом.   
Она выскочила из аудитории и помчалась по коридору.  Я последовал за нею.
- Ты дома бываешь? – спросил я, настигая ее.
- Бываю.
- Я к тебе заходил. Внешняя дверь на замке.
- А ты стучи. Если я дома, я открою.
Ее воздушное тельце ускорило движение. Если бы я продолжил следовать за ним, то вид двух несущихся по коридору преподавателей произвел бы комическое впечатление. Я притормозил. Она исчезла за поворотом.
Меня захлестнули обида и разочарование.  Я понял, что моя  авантюра провалилась. «Зачем я сюда приперся?  - подумал я с досадой.- Ведь очевидно, что  с нею не пройдешь курс лечения.  Хоть она и называет себя христианкой, но  подлинного  христианского милосердия от нее не дождешься».