Дорога в Ассаб. Гл. 18

Глава восемнадцатая

ДОРОГА  В  АССАБ

Соседа выбирай до постройки дома,
попутчика  -  до  отправления  в  путь.
А ф р и к а н с к а я   п о с л о в и ц а .

    «Всему своё время, и время всякой вещи под небом»: «… время плакать, и время смеяться, время сетовать, и время плясать». Наша жизнь под небом библейской страны продолжается. И я снова слышу зов этой страны: она  по-прежнему манит меня в свои экзотические дали… Но я сделал для себя важный вывод: информировать Москву о своих поездках совсем не обязательно. Зачем дразнить гусей!
    С Эфиопского плато к Красному морю (в Массауа) я уже спускался - по воздуху, на крыльях авиалайнера. Но на этот раз (в Ассаб) мне хотелось совершить полнокровное путешествие - по суше, на своей резвой Ренушке: она смело рвалась пробежать почти 900 километров через горные перевалы и раскалённую пустыню, причём две трети пути - по гравийному и грунтовому тракту.
    Если бы я предварительно полистал хотя бы элементарный туристический справочник, то наверняка нашёл бы там полезные советы для тех, кто собирается в такую поездку. Но, будучи неопытным и к тому же рисковым автомобилистом, я загодя  игнорировал любые предостережения. Я думал, что с одним запасным колесом можно обогнуть весь шар земной! И такое, наверно, было бы возможно, катись я всё время по асфальту с частым автосервисом. Но эфиопская инфраструктура в целом слишком далека от совершенства и не всегда считается с особенностями русской езды: "Автомедоны наши бойки, Неутомимы наши тройки", как точно определил Александр Сергеевич в своём стихотворном романе.
    Итак, в один прекрасный день перед началом больших дождей в Аддис-Абебе (июнь), но до того как начнётся самая жара в Ассабе (июль), мы, выбравшись из эвкалиптовых зарослей столицы, помчались по холмистому безлесному плоскогорью с уходящими до горизонта жёлто-зелёными полями. Селения встречались крохотные, из нескольких тукулей, но почти всегда с церквушкой, которую узнаёшь по коптскому кресту на соломенной крыше такого же тукуля, только более широкого в окружности.
    Примерно через час плато переходит в гряды гор с ущельями и распадками высыхающих в сухой сезон притоков Аббайя и Аваша.
    Миновав отмеченные на карте селения - Сендафа, Шено, Чача, где попадаются домики даже под жестяными крышами, мы на 130-ом километре от Аддисы узрели "Гору Света". Так Зара Якоб (1434 - 1468 г.г.) назвал место своей стоянки, где ему приснился светящийся в небе крест и где, как следствие этого "знака свыше", была основана его столица — Дэбре-Бырхан. Ныне это провинциальный городок в зелени эвкалиптов, известный своей шерстяной фабрикой. Есть здесь и коммерческий банк, и школа, и больница, и кинотеатр, но, несмотря на эти атрибуты прогресса, именно на "Горе Света» кончается асфальт и начинается "пьяная" гравийка, заносящая то вправо, то влево, не дай бог - за обочину!
    Дорога, то поднимаясь, то опускаясь, стремительно набирала  высоту, на которую влезло даже стадо коров. Но нам – ещё выше! -  к туннелю сквозь гору Термобер, на "перевал Муссолини". Это – самая высокая точка на пути в Ассаб, 3250 м над уровнем моря.
    Отсюда, справа от обочины, открывается завораживающий пейзаж рифтовой долины, на дне которой крыши тукулей кажутся грибными шляпками. Там, внизу пропасти, у подножия черно-бурой горы, среди зелени, светящейся под солнцем, притаилась ещё одна "дэбре" — Дэбре-Сина. Но прежде чем спуститься к этой "Горе", на сей раз - "Синайской", нужно проехать туннель шириной 8, высотой 6,3 и длиной 587 метров! Пора самим "измерить" это грандиозное сооружение, но мы, как зачарованные, не в силах оторвать свой взор от неоглядной панорамы, которую сотворил природный катаклизм - разлом земной коры. Порой кажется, что ты смотришь из окна вертолёта, беззвучно повисшего над широченной бездной, заключённой в головокружительные откосы.
    Но вот поднебесную тишину перевала нарушил рокот нашей  наземной машины, и мы вторгаемся в чёрное лоно горы. Вспышка солнечного света в конце туннеля как сигнал, что начинается I5-километровый крутой серпантинный спуск. Дух захватывает на поворотах. По обочинам мелькают в пыли темно-зеленые кусты алоэ.
    Но на пути к сонной "горе" ещё два туннеля, поменьше. Спрашивается, ради чего так упорно человек вгрызался в базальтовые хребты? Неужели дорога к морю в Ассаб и обратно на плато в Аддису стоит того?
    После Дэбре-Сины дорога стала ещё хуже: исчезло гравийное покрытие. Пыль от встречных траков настолько уменьшает видимость, что приходится притормаживать. Можно представить, какая здесь непролазная грязь в дождливые месяцы!
На 26-м километре от Дэбрэ-Сины мы опускаемся на самое дно рифтовой долины. Сейчас здесь жарко и сухо. На возделываемых  полях обычно выращивают сорго, кукурузу, хлопок, табак... Ещё 8 км и мы переезжаем мост через реку Роби и попадаем в деревеньку того же названия. Она знаменита своей образцовой тюрьмой, чьи зэки (если верить газетам) успешно перевоспитываются, выращивая товарный перец и хлопок.
    Климат здесь по-настоящему тропический. Это особенно заметно на берегах реки, где по лианам, переплетающим кроны акаций, бегают обезьяны, распугивая стаи птиц. 35 километров отдаляют нас от прохлады горы Термобер, всё ещё не исчезающей из вида и напоминающей о том, как быстро в здешних горах можно перенестись из одной климатической зоны в другую, стоило лишь спуститься до... высоты, на которой благоденствуют зэки, то есть примерно до 1200 метров над уровнем моря.
    Дo следующего цивилизованного селения под названием Каракоре (бензин, шиноремонт, ресторанчик) даже нечто подобное асфальту появилось, хотя и ненадолго. Правда, в сравнении с его неровностями кажутся бархатными возделанные поля, шарахающиеся от обочин и убегающие прочь, чтобы слиться вдали с желто-травной золотистой целиной, простирающейся до горных подножий. Где-то здесь, между Каракоре и Комболчей, находится ещё один образцовый совхоз, в смысле - совместное хозяйство, кооперативное, процветающее под патронатом югославских специалистов, а не полицейских, как в Роби.

    Наш путь продолжается по плоскодонной ложбине, бегущей параллельно возвышающемуся слева крутому голому склону (западный край разлома). Затем начинаем вновь набирать высоту, до самой Комболчи.
    В жаркий полдень после почти семичасового пути из Аддис-Абебы наше "Рено-16" подкатило к мотелю компании "Аджип". Мы выскочили из машины, взмыленные и грязные от пыли. Шестиногая собака с вырывающимся из пасти языком пламени сочувственно посмотрела на нас с рекламного щита.
    - Синьоры, наверное, заночуют в Комболче? - спросил на итальянском пожилой бармен-эфиоп.
    - No! Grazie tante. Non e ancora tempo. E presto! (Нет! Большое спасибо. Ещё не время. Рано!) - ответили мы и заказали по бутылке "Амбо".
Пора, наконец, объяснить, кто такие "мы". Нас двое: я и В. А., первый секретарь посольства. Когда я предложил ему поехать со мной, он очень обрадовался и тотчас отправился к послу за разрешением. У В.А. не было собственного автомобиля да и водительских прав тоже. И потому любая вылазка за пределы посольской территории воспринималась им как подарок. А тут - путешествие в Ассаб! Манна небесная!
    Мне было приятно сделать жест по отношению к В.А. ещё и потому, что его жена работала у меня по найму — ротаторщицей, а он нигде не работал "по совместительству", он был только дипломатом и, значит, стучать на своих "по долгу службы" ему в обязанность не вменялось. Высокий, худощавый, уже давно в летах, он создавал впечатление надёжного попутчика. Хотя я, можно сказать, ничего не знал о нём, кроме того, что он участник Великой Отечественной и что у него  дочь старшеклассница, живёт в Москве у бабушки.
    По посольским, неписаным, правилам, расспрашивать своего соотечественника за рубежом о его "прошлой" жизни, а тем более - лезть в душу, считалось предосудительным и даже подозрительным. Попав за пределы "железного занавеса", советский человек, лояльный во всех отношениях и не считающий себя дураком, добровольно замуровывал свою душу в скорлупу секретности: чем меньше знают о тебе, тем больше твоя безопасность. Вот и сейчас, наслаждаясь холодной минералкой на веранде бара в окружении цветущей зелени, наши "откровенные" разговоры с В.А. сводились, как и в пути, лишь к обмену дорожными впечатлениями да книжными познаниями нейтральных - историко-географических - предметов.
    Согласно карте, в Комболче дорога раздваивается: налево - в Дэссе и далее в Асмару, а направо - в Ассаб, ещё 487 километров.
Синьоры «совьетико» поначалу решили заночевать в Дэссе: как-никак – столица провинции Уолло.

    В переводе название сего «стольного града» - «Моя Радость». Однако нам Дэссе не доставила радости: её единственная гостиница не зря пустовала. И всё-таки нужно сказать хотя бы несколько слов об исторических достопамятностях города. В своё время «Моя Радость» доставила много, мягко говоря, хлопот будущему негусу негести Хайле Селассие I. Ему, в бытность свою регентом, пришлось не на жизнь, а на смерть, столкнуться с правителем этой самой Дэссе негусом Микаэлем и его сыном негусом негести Иясу V, свергнутым с трона в 1916 г. за вероотступничество и ещё долгие годы не желавшим смириться со своей судьбой. О, эта борьба за власть – перпетуум-мобиле Истории!..
    Мы  не  остались  в  Дэссе,  хотя  и сделали  лишние  20 км, свернув  к  ней  в  гости.  Возвращаясь  на  плато, обратили внимание на незамеченную вчера в вечернем тумане мусорную свалку с суетящимися вокруг грифами. Картина, прямо скажем, символическая!
    Получилось, что мы вернулись в Комболчу не зря: по дороге в Ассаб это последний пункт, где можно заправиться бензином "супер". Однако ночевать мы решили в Бати, ещё через 42 км.
    Дорога, свернув на восток, прошла сквозь 37-метровый туннель и вновь начала спуск на дно Рифтовой долины. Менее чем через час, оставив в вечерней дымке холмы предгорья, мы уже были в Бати, последнем оазисе в преддверии каменной пустыни.
    За ужином в гостинице "Царица Саба" мы познакомились с полноватым эфиопом средних лет, одетым, как мы, "по-европейски": тёмные брюки, светлая безрукавка.
    - Перед дорогой проверьте машину, - сказал Ато Кебеде, бизнесмен, едущий тоже в Ассаб. - Бензина должно хватить на пятьсот километров. И воды тоже. Для питья и мотора. Но главное - запасные камеры. И инструмент для монтировки колёс не помешал бы. И лишний ремень для вентилятора...
    Именно это "главное" меня смущало больше всего. За время поездки мы уже два раза пускали в ход запасное колесо. Хорошо, что попадались селения, где были сарайчики с короткой, но милой сердцу водителя, вывеской "Tires" - "Шины". А как будет дальше?
В.А. молча допивал свой взятый из дому компот. А мне за бутылкой "Альбонетти", местного вина типа кьянти, стало ясно, что всё будет хорошо.
    Ато Кебеде оказался большим знатоком данакильской пустыни и её обитателей.
    - В понедельник в окрестностях Бати будет грандиозный маркат, - заметил он и тут же усмехнулся. - Нет-нет! На этом живописном сборище данакильцев и галласов вы вряд ли найдёте нужные вам запчасти. Сюда прибудут верблюжьи караваны из пустыни, а из приграничных с ней горных районов - навьюченные мулы и ослы. Вот где зрелище! Все мужчины вооружены: кто - кривыми ножами, кто - копьями, а кто - и ружьями. Знаете, чем торгуют данакильцы? Солью. Куски цилиндрической формы, аккуратно завёрнутые в пальмовые листья. Чем не супермаркет!.. Правда, торговля у них бартерная: я тебе - соль, ты мне - запаску, ха-ха-ха!..
    Ранним утром мы покинули "Царицу Сабу" и тотчас попали в серую пелену тумана. Первый час езды прошёл в редколесье саванны. Несколько раз к обочине дороги подбегали стройненькие, величиной с зайца, антилопы дикдик. В отдалении среди редколистных акаций промелькнуло стадо крупнорогатых газелей. При виде страусов, важно вышагивающих среди кустов, мы останавливались и начинали яростно щёлкать фотоаппаратами. Вообще-то, совмещать фотоохоту с вождением автомобиля, причём, под горячим солнцем – дело не слишком плодотворное.
    Мы ехали по территории заповедника, однако раза два на дорогу выбегали браконьеры. Размахивая перьями страусов и даже рогам антилоп, они пытались продать сии  «трофеи».
    Однажды наш путь пересекла группа редких в природе диких ослов, длинноногих, с чёрными, как у зебры, кольцами возле копыт. У этих животных гордая осанка в отличие от их домашних сородичей с горизонтально посаженной шеей. Наверняка, наши рабы ослиной породы никогда не видели неба.
    Дикие ослы, внесённые в Красную книгу, исчисляются сегодня лишь сотнями особей.  К сожалению, номады охотятся на них, ибо считают, что мясо этих красивых животных целебно.
    С каждым километром на восток дорога, пересекая овраги и русла рек, в большинстве высохших, устремлялась в пространства, всё более неприветливые. Вскоре мы уже колесили по жёлто-чёрной пустыне: жёлтой - от выгоревших колючек и чёрной - от разбросанных повсюду камней вулканического происхождения.
    Солнце, выйдя из-за горизонта, быстро поднималось к зениту, растворяя голубизну неба ярким светом. С каждой минутой жара становилась сильней. Далеко позади остался живой поток Милле, впадающий в Аваш, который донёс-таки свои воды в Данакильскую пустыню, чтобы  дать жизнь хлопковой плантации в окрестностях Тендахо, прежде чем затеряться в песках. Разгорячённое воображение рисовало мне символическую картину той местности, где, как мне казалось, кончается Аваш…

Сюжет реки без лишних сожалений
Впитали промокательные души
Песков, нахлынувших из мертвой суши
На берега зелёных вдохновений.
Змеиные чертить стал закорючки
Песчаный смерч, слепой писец пустыни.
Его чтецы — кусты седой полыни,
Ковыль, огнелюбивые колючки...
Горбатые здесь редки караваны.
Под чёрной глыбой — человечий череп!..
Нет, лучше из колодца воду черпать
Да сочинять любовные диваны.
Реку из плена вырвет ностальгия! —
Аваш пробьется в северных широтах...
У родника в моих лесных оплотах
Я вспомню страшный почерк Данакиля.

    …В Тендахо, селении на западной окраине депрессии (тоскливой безводной низины), нам пришлось воспользоваться запасным колесом. Произошло это на склоне конусообразной горы, сплошь усыпанной подгоревшими глыбами, что заставило подумать: не здесь ли развалилась пресловутая Вавилонская башня?..
    Хотелось  быстрее  миновать  эту  мёртвую  зону,  где  вдоль  50-километровой  колеи  частенько,  в  качестве  зловещих  знаков, попадались на глаза куски автомобильной резины. Жара и колючий щебень делали своё дело: внизу простиралось "белое безмолвие" - дно высохшего солёного озера неимоверных размеров.

    На перевале через очередной потухший вулкан, где, кажется, ощущалось хоть какое-то движение воздуха, мы увидели несколько небольших строений, небрежно выложенных необработанным камнем. Возле одного из них стояла машина нашего знакомого по гостинице в Бати. В местном "баре" наверняка можно было найти холодную воду, но мы решили не останавливаться и, как показали последующие события, правильно сделали.
    Проскочив мимо Сардо (селение ещё более захолустное, чем Тендахо, но стоящее уже на восточной окраине депрессии), мы продолжали путь среди лавовых нагромождений, надеясь на везуху, пока в самый разгар солнцепёка не село заднее правое колесо.
Увы, единственная наша запаска уже была задействована, значит, нам оставалось лишь причалить к правой обочине и ждать, когда появится "Пежо-404". Счастье, что мы обогнали господина Кебеде!
    Вокруг была выжженная земля. Кое-где жёлтый колючий кустарник и ни одного деревца. Камни, камни, камни!…Но мы не хотели прятаться в тени раскалённого кузова и терять время. Раздевшись до трусов, обливаясь потом и задыхаясь от зноя, пронизывающего до костей, мы кое-как размонтировали колесо и попытались заделать прокол в камере с помощью фирменной заплатки. Но всё было напрасно: видимо, клей высыхал, не успевая "схватить" резину.
Помощь подоспела через час. Ато Кебеде прокомментировал ситуацию следующим образом:
    - Сотый раз езжу в Ассаб и всегда без происшествий. Но с такими шинами, как у вас, и в самом деле далеко не уедешь... В двадцати километрах отсюда есть одно местечко, - сказал он преспокойным тоном. - Там, в тени, и займёмся вашими колёсами.
Когда наш "свыше посланный" спаситель, а с ним и В.А., скрылись за бледно-голубым горизонтом, я, распахнув все дверцы машины, сел на правое переднее сидение, откупорил бутылку "Амбо" и стал обтираться своей безрукавкой, смачивая её чуть ли не кипятком, причём минеральным, газированным.
    В торжественной первозданной тишине, воцарившейся вокруг, я слышал своё дыхание. Казалось, что Земля, чересчур обласканная солнцем и лавой вулканов, уснула и навеки оцепенела. И только столбы пыли, словно духи умерших великанов, возникая то справа то слева,  кружились в каком-то диком танце.
    По дороге мы уже несколько раз встречали жителей Данакиля: пастухов с длинными палками вместо кнута, женщин с обнажённым торсом и медным ожерельем на шее, одиноких путников с подвешенной на боку тыквенной "колбой" для воды.
    Утром горизонт украсился «декорацией»: прошествовал караван верблюдов. Позднее показалась семья номада: впереди шёл навьюченный скарбом дромадер, рядом мужчина с ружьём за спиной, за ними ослик с корзинкой-люлькой, сзади всех женщина.
    Самоназвание данакильцев - афары. Некоторые исследователи считают, что именно земля афаров и есть та самая, богатая золотом, библейская Страна Офир.
Драгоценный металл попадал сюда с Абиссинского плато и затем вывозился через красноморские порты на Ближний Восток, порождая легенды о стране "золотого песка".
    Достоверно другое: уже в 6 веке н.э. данакильская впадина была широко известна своими соляными разработками. Разбитые трещинами пласты соли, оставшиеся на дне высохших озёр, туземцы выламывали палками, затем дробили на куски, которые с незапамятных времён играли роль всеобщего эквивалента - денег.
    Соляные караваны шли к портам Красного моря и на плато - в страну абиссинского негуса, сюзерена данакильских вождей, среди которых самым влиятельным всегда был султан Ауссы. Кстати сказать, селение Сардо ныне считается резиденцией аусских правителей, хотя в действительности они живут в каком-то оазисе пустынной глубинки.
    Караваны султанов Данакиля, бороздившие пустыню, занимались не только транспортировкой соли: красноморский Ассаб некогда был одним из центров работорговли. В наши дни между Ассабом и Аддис-Абебой курсируют машины компаний "Аджип", "Шелл", "Мобил", "Тотэл", транспортирующих продукцию Ассабского нефтеперерабатывающего завода.
За время, пока я оставался в заложниках пустыни, мимо протарахтели две автоцистерны. Водитель одной из них притормозил.
    - Вoxa алле? (Вода есть?) - спросил он, выглянув из кабины.
    - Алле.
    - Сигареты?
    Тоже «алле».
    Больше - ни слова.
    Участливый эфиоп покатил дальше в сторону Ассаба и скоро скрылся за чёрными серыми валунами, разбросанными по равнине руками каких-то гигантов.
    Настоящий, живой, если и не великан, то уж точно высоченный данакилец, а они, кажется, все такие, нежданно-негаданно возник метрах в пятидесяти от меня. Он таился за каменным сколом, выпячивающимся из-под тёмно-бурой "чёрствой" земной корки наподобие некоего чёрного айсберга, а точнее сказать - "стоунберга".
    Я заметил, что в руке у данакильца  настоящее копьё, а не пастушья палка. А в складках его тряпичного облачения наверняка прятался нож. Всё это мне не понравилось. "Для храбрости" сделав пару глотков виски, я открыл крышку "бардачка", то бишь вещевого ящика, и с удовольствием посмотрел на лежащий там пистолет.
    Темнокожий копьеносец, обёрнутый с головой в серую ткань, словно в грязную простынь, уже выдвинулся из-за своего укрытия и откровенно наблюдал за мной. Кажется, он смелел с каждой минутой. Вот он уже откинул своё матерчатое "забрало" и стоит, прислонясь спиной к "стоунбергу", с которым так гармонично сливался по цвету. Правая рука, держащая копьё, мерно постукивала древком по щебню. Только бы не вздумал приближаться!..
    А может быть, он не один? Может быть, он своего рода лазутчик или, как там ero?.. дозорный?.. В голове моей засуетились мрачные мысли: вспомнились рассказы-страшилки о жестоких "играх" этих детей природы, о том, как белые люди, заехав вглубь пустыни на лендроверах, бесследно пропадали в её песках. И ни одной косточки, даже "железных коней", никто и никогда не находил.
    Я вытащил свою миниатюрную "беретту" и, как это делают бравые герои вестернов,  демонстративно покрутил ею вокруг пальца. Теперь мой непрошеный гость знает, что я вооружён! А если... он сделает ещё хоть один шаг вперёд, - решил я, - то придётся... произвести что называется предупредительный выстрел.
    Я сделал ещё пару глотков и, не дожидаясь "если", взял и выстрелил вверх... Приятный озноб пробежал по всему моему разгорячённому телу!.. Как будто я вступал в какую-то сверх-азартную игру.
    Но доиграть её до непредсказуемого конца мне, слава богу, не пришлось. Данакильский копейщик как появился, так и исчез, словно привидение, где-то за "стоунбергом" в мареве зноя среди танцующих столбов пыли.
 
    В.А. вернулся на попутном траке, загруженном до неба бог знает чем. Перед тем, как вылезти из водительской кабины, он вытолкнул из неё наши резво подпрыгнувшие пружинистые колёсики. Бодро улыбаясь, В.А. попросил меня подкинуть пару-тройку долларов шофёру, который, оказывается, не только подвёз его, но и помогал с ремонтом проколотых камер и монтировкой колёс.
    Первое, о чём я поспешил спросить В.А., не привёз ли он мне холодного пива или хотя бы минеральной. Почти два часа я уже мучился жаждой. Вода оставалась... лишь в радиаторе, горячем, как чайник с плиты.
В ответ В.А. заулыбался уже сконфуженно.
    - Через двадцать минут всё будет! - залепетал он. - Потерпи немного. Тут совсем близко асфальт. Сейчас поставим колёса и...
    Я уже не слышал его. В висках застучало от прилива негодования. Недаром однажды его коллега говорил, что "этот старик жаден до отвращения!" Сгоряча так хотелось повторить эту фразу. Как я сдержался? - не знаю. Наверное, потому, что меня вдруг осенило, дошло до меня: ведь, по правде говоря, во всём, что приключилось с нами, виноват-то был в конечном счёте только я! Причём Б.А. ни разу не упрекнул меня за халатность и легкомыслие: разве можно было отправляться в такую поездку на таких полысевших покрышках?!. Это - во-первых. Во-вторых... И т.д. и т.п. А что касается мнения  насчёт его жадности, так ведь и сам-то критикан не из лучшего десятка. Он завидовал тому, что В.А. рангом повыше и, значит, получает побольше; что у "старика" молодая симпатичная жена, которая к тому же работает у АПНовца и, значит, приносит в свой дом дополнительную валюту. Э! В нашей колонии у каждого без исключения были свои, мягко говоря, недоброжелатели. И у каждого были свои, нет-нет! не друзья! - только попутчики.
    В.А. хоть и держался, но был изнурён не менее моего: он кряхтел и задыхался, подавая мне домкрат и когда укладывал запаску в багажник. Затянув последний крепёжный болт колеса, я почувствовал, что все мои обиды испарились.
    - Потерпи немного, - теперь уже я предложил своему счастливому попутчику. - Через двадцать минут всё-всё будет!
На асфальте, несмотря на обилие выбоин, мы всё-таки прибавили скорость и в последний раз остановились в том самом местечке, где Ато Кебеде помог В.А. с колёсами и где, как оказалось, он дожидался нас.
    Слева у обочины стоял домик, походивший на сарай, грубо выложенный из камней. К одной из его стен был пристроен соломенный навес, под тенью которого могли уместиться как раз две машины.
    Внутри лачуги под стойкой бара лежала женщина. Увидев нас, она лениво поднялась с циновки. Её примеру последовал и хмурый мужчина средних лет, сидевший за столом из пластика и железа. Данакилец, обнажённый по пояс, ниже был обтянут длинной, как юбка-макси, клетчатой материей. На одном боку у него висел кинжал, полуметровой длины, на другом - парабеллум. За голой спиной - ружьё.
    Сил не хватало, чтобы как следует, с должным выражением чувств поблагодарить нашего доброго знакомого, обретённого нами в Бати. Да он, судя по всему, и не нуждался ни в какой благодарности. Нам просто повезло, что мы встретили такого бескорыстного человека. Он только улыбался, глядя, как я поглощаю кока-колу, единственный напиток, которым располагали хозяева новенького газового холодильника. Несмотря на этот необычный для пустыни феномен прогресса и вполне объяснимую нашу усталость, мы всё-таки поспешили покинуть воинственно-мрачную таверну данакильской четы с беспардонно бегающими под тростниковым потолком крысами.
    Ато Кебеде вызвался ехать позади нас, боясь, кабы с нами вновь не случилась какая поруха. И, чтобы придать нам оптимизма, он сказал, что на крайний случай у него для нас найдётся... запасная камера!
 
    Интересна история асфальтированной части дороги на подступах к Ассабу.
После захвата красноморского побережья и создания своей колонии в Эритрее итальянцы поняли, что дальнейшая колонизация Африканского Рога невозможна без строительства дорог, ведущих на абиссинское плато.
    В I889 году Италия заключила с султаном Ауссы договор, согласно которому данакильский правитель обязался снабжать строителей "шоссе для вьючных животных" необходимым количеством рабочего скота и обеспечивать безопасность рабочих (в основном это были итальянские солдаты) от разбойных набегов.
    "Дорога должна иметь семь метров ширины и на всём протяжении оной имеют быть устроены колодцы с водой, отстоящие один от другого на расстоянии двух часов пути. Шоссейная дорога Ассаб – Аусса - Анкобер (одна из бывших столиц Эфиопии, недалеко от Дэбре-Бырхана, - В. Р.) будет иметь весьма важное значение для Италии, - докладывал российский генконсул в Палермо А. С. Троянский в I893 году. - Ныне в готовности находится около 60 километров этой дороги".
    Однако султан оказался ненадёжным гарантом обещанной безопасности. Тот же А. С.Троянский отмечал, что, хотя "данакилы, или афары, численностью в 200 тысяч душ" "пользуются протекторатом Италии", "итальянское правительство едва ли когда решится" взимать с них подати, ибо "взять что-либо с этого воинственного и живущего грабежом племени весьма трудно".
    История итальянской колонизации в Восточной  Африке, как в I9-ом, так и в 20-ом веке, свидетельствует о том, что все попытки подчинить данакильцев оказывались тщетными, а потому и план колонизаторов, в том числе Муссолини, ускорить строительство стратегической дороги из Ассаба, осуществлялся с трудом.
    В I928 году дуче хотел решить эту проблему с другого конца: эфиопской стороне предлагалось начать прокладку дороги из Дэссе в "должном" направлении в обмен за свободное пользование ассабским портом. Но Хайле Селассие I вовремя разгадал этот хитрый замысел. Создавать условия для более ускоренного проникновения колонизаторов внутрь Эфиопии её император, конечно же, не пожелал. Как это ни парадоксально звучит, но именно отсутствие дорог всегда помогало эфиопам в их борьбе за сохранение независимости.
    В годы фашистской агрессии против Эфиопии итальянские военачальники сетовали, что постройка дорог в этой стране требует больших жертв, чем сами военные операции. И в этой связи придётся признать, что в эфиопских горах и долинах, городах и весях много крови было пролито  обеими враждующими сторонами за право решать: быть или не быть... дорогам?
    ...Вскоре к югу от шоссе мы увидели гряду вулканов. Самый высокий из них - Мусса Али, 236З метра. Вот и небольшая рощица из пальм и акаций, растущих на берегу высохшей речушки Гибдо. Затем в лучах заходящего солнца засверкали серебром цистерны нефтехранилища. Слева показался аджиповский мотель, справа - портовые сооружения и белёсый морской залив.
    - До встречи на заводе! - крикнул нам на прощанье Ато Кебеде, решивший, наконец, обогнать нас, ведь мы уже были вне всякой опасности: мы въезжали в город.
Как выяснилось позже, наш попутчик оказался генеральным директором Ассабского нефтеперерабатывающего завода.
    Путь почти в тысячу километров пройден. В сумерках мы промчались по узким улицам города с постройками в один-два этажа. Затем – асфальтированное шоссе вдоль залива, поворот направо, пятьсот метров по каменисто-песчаной дороге – и наше «Рено» останавливается у самого Красного моря.
Волны бежали нам навстречу – необыкновенные: они искрились серебром!
    - С приездом! – послышался возглас по-русски. - Вам повезло: сегодня море цветёт!
Это был Пётр Андрейченко, технический директор завода. После трудового дня на берег моря обычно приезжают семьями чуть ли не все жители советской «колонии» в Ассабе.
    - Именно на этом месте в 1963 году был разбит лагерь первостроителей, - рассказывал Андрейченко. – С тех пор район, в котором мы живём, - теперь уже не в палатках, а в благоустроенных домах, - эфиопы называют «русским лагерем».

    Строительство завода началось на базальтовом грунте, припорошенном каменной пылью и песком, площадью 720 тысяч кв. м. Было использовано 250 тысяч кубических метров породы; 600 тысяч тонн земли и песка было доставлено на стройплощадку для выравнивания почвы и сооружения подъездных путей.
Более 600 советских специалистов и около 3 тысяч эфиопов трудились здесь плечом к плечу, преодолевая языковый барьер и жару пустыни.
    Объект, строительство которого финансировалось за счёт предоставленного Советским Союзом долгосрочного кредита, был сдан в эксплуатацию 1 июля 1967 года.
Ассабский нефтеперерабатывающий завод, по словам императора Хайле Селассие I, знаменует начало новой, славной эры в истории развития эфиопской экономики. Этот гигант можно смело назвать первенцем тяжёлой индустрии Эфиопии.
    Генеральный директор завода Ато Кебеде Акелевольд радушно встретил нас в своём прохладном от кондиционера кабинете. Мы вспомнили наше совместное путешествие, которое, как он шутя заметил, «явилось проявлением эфиопско-советского сотрудничества». А затем Ато Кебеде уже вполне официально дал мне интервью.
    - Нынешняя мощность завода, - сказал он, - 625 тысяч тонн нефти в год. Всё сырьё мы получаем из района Персидского залива, куда в свою очередь вывозим 120 тысяч тонн котельного топлива. Как видите, работаем не только на внутренний рынок. Спрос на нашу продукцию постоянно растёт. Поэтому эфиопская сторона недавно обратилась к СССР с просьбой об увеличении мощности завода. Сегодня на нашем предприятии занято 630 человек, не считая 130 сезонных рабочих. Из 16 иностранных экспертов 14 – советских. В тяжёлых для европейца климатических условиях они, не щадя себя, отдают Эфиопии все свои силы и знания.
    Таково мнение человека, который занят делами завода ещё с тех пор, когда это предприятие существовало лишь в чертежах.
    Сегодняшний Ассаб неразрывно связан с жизнью завода. Скважины в Харсилле, что в 13 км от города (их пробурили советские специалисты) питают водой не только предприятие, но и весь город. Подобную двойную нагрузку несёт и тепловая электростанция, тоже сооружённая при содействии специалистов из СССР.
    Но главное, Ассабский завод обеспечил работой, а значит, и средствами существования сотни эфиопских семей, приобщил к знаниям и культуре ранее неграмотных земледельцев и кочевников. Что касается русского языка, то он, можно сказать, завоевал особую популярность в Ассабе: влияние «русского лагеря» и советских кораблей, регулярно посещающих этот порт.
    - Я знаю многих ваших капитанов, - рассказывал Мишель Георгалис, управляющий частной компании по обслуживанию судов «Red Sea Maritime». – Это опытные моряки. Отношения у нас самые деловые и дружеские. Я всегда с удовольствием бываю у них в гостях, на борту…
Рассказал Георгалис и об ассабском порте, который может принимать одновременно, кроме шести-семи океанских судов, ещё и шесть каботажных. Да и технически он оснащён хорошо, благодаря реконструкции, осуществлённой в период с 1957 по 1961 год с помощью югославских специалистов. Теперь в порту есть вместительные пакгаузы, оборудованные современными холодильными установками. Грузооборот его вдвое больше, чем в соседнем Массауа.
    - Жаль только, - заметил мой собеседник, - что с закрытием Суэцкого канала эритрейские порты используют свои возможности лишь наполовину.

    Ассаб, как и многие древние города Эфиопии, быстро приобщается к современным стандартам жизни. За его портовыми сооружениями, поодаль от моря, вырос, можно сказать, новый город. С прямыми улицами, благоустроенными домами под жильё и офисы, с отелями и виллами в окружении пальм и олеандров, с кинотеатром под открытым небом, с больницей и средней школой, с церковью Св. Георгия, которая столь красива, что заслужила право попасть на почтовую марку Эфиопии. Большинство новостроек появилось здесь, в Аддис Кетеме, то есть "Новом Городе", после возвращения Эритреи.

    Деловая жизнь Ассаба начинается рано. В 6.30 открываются предприятия  и учреждения, магазины и лавки. Огромные автоцистерны и траки покидают просыпающийся город до восхода солнца: им нужно преодолеть пустыню до того, как начнёт палить. Автоколонны из внутренних, горных районов страны спешат попасть в Ассаб примерно к полудню. Целый день возле ремонтных мастерских с известной вывеской "Tires" толпятся машины. Водители в поисках спасительной тени  (зелень прячется в основном за заборами вилл) залезают под кузов и лежат там распластавшись на циновках или прямо на земле, которую они предварительно поливают водой из канистры.
    После полудня улицы пустеют. И только к пяти часам вечера, когда спадает нестерпимая жара, они вновь оживают, наполняясь многоязычной речью: в Ассабе живут амхарцы и тигре, данакильцы и арабы, греки и итальянцы, не считая представителей других национальностей, которые прибывают сюда на  судах под флагами самых различных стран мира.
    Интересно, что среди всей этой разноликой массы хотя и попадают в поле зрения люди в восточных головных уборах - в тюрбанах, в фесках - всё-таки подавляющее большинство под солнцем ходит с непокрытой головой. Даже приезжих европейцев редко увидишь в соломенной шляпе или тропическом шлеме.
    В поздние часы активизируются всякого рода питейные и сомнительные заведения, обычно не очень опрятные, запыленные, а то и просто грязные, но зато с такими громкими названиями, как «Царица Савская», «Красное море» или даже...  «Нью-Йорк».
    В одном из ночных баров мой новый знакомый из "русского лагеря" (для конспирации назовём его... Как?.. Ну, пусть - Максимом) поведал мне о многом таком, чего, конечно, из директорских уст не услышишь. Разговор с Максимом (он работает на заводе переводчиком) помог мне более конкретно представить жизнь наших "первопроходцев" в Ассабе, где в среднем 9 - 10 месяцев в году не выпадает ни одной капли дождя и дневная температура воздуха круглогодично держится около 40 градусов.
    - Представь себя на месте, например, сварщика, работающего в железном резервуаре, где жарища - плюс шестьдесят-семьдесят по Цельсию. Сколько минут продержишься в таком адском котле? - спрашивает Максим, глядя на меня исподлобья. - Чтобы успеть со стройкой, люди работали по две смены ежедневно. А вернутся домой, в палатку, - умыться нечем, пресной воды нехватает. И никаких элементарных удобств. Ради чего, спрашивается, все эти мучения? Ради сертификатов! Чтобы, вернувшись на родину, хоть какое-то время пожить по-человечески... А работяги из местных, что нанимались на стройку... Да они не работяги, а доходяги! - разгорячился Максим. - Ничего не умели делать! Никогда в жизни молотка в руках не держали. У нас про таких говорят: "от сохи". Но к ним это не подходит. Они - кочевники. Они, скорее, от козы, которую почему-то называют газелью... Были и такие: получат первую зарплату - и сразу исчезают. Пока не потратят все деньги, не возвращаются. Вот и учи их работать с техникой!.. Но, как видишь, всё в конце концов наладилось. И какой завод отгрохали! Чудо в пустыне!.. А вот и моё чудо! - Максим кивает в сторону красотки, которая только что появилась в баре и явно старается привлечь к себе наше внимание. - Я её уже давно знаю...
    - А не боишься?
    - Насморка? Или чего похуже?..
    - Да нет! Начальства.
    - А ты не боишься?
    - Я?.. Вообще-то боюсь. Но моё начальство далеко, а твоё близко... Ну, а если "чего похуже"? 
    - Ерунда всё это! Теперь десять-двадцать уколов - и ты в порядке. Правда, был случай, - рассказывают, - когда один из наших парней из-за этого с высоковольтной мачты бросился... Ты о нашем разговоре, надеюсь, не напишешь?
    - Почему же? Если не писать, то, как наши потомки правду-матку узнают?.. О жизни своих прославленных предков, о советско-эфиопском сотрудничестве...
    - Так и быть, пиши обо всём. Но только в романе. Почему не в статье? Да потому, что, пока ты будешь корпеть над романом, который, ох, как  ждут не дождутся кадровики, моя командировка закончится благополучно и я вернусь в объятия родины чистеньким.
Вот вкратце какие "проблемы" мы обсуждали с Максимом, попивая пиво "Мелотти", предварительно испробовав эфиопской водочки "Мастика араки" (перегонного завода в Акаки) и закусив "капретти", итальянским рагу из "газели". Правду говорят: русские мужики за столом начинают о работе, а кончают о бабах.
    - Завтра выходной, - напомнил Максим. – Хочешь, я покажу тебе на прощанье самое красивое место на берегу моря, где никого не бывает? Только одни пальмы. У самой воды.
Я согласился с радостью. Благо - есть собственные колёса.
    - Тогда давай встретимся с утречка прямо здесь…Да! Да! Здесь!
    Когда на следующий день в условленный час мы с В.А. подкатили к бару, я поначалу немного опешил: Максим был не один. Он был со своим "чудом". Красотка улыбалась во весь свой африканский ротик. Она была высокого роста, сложена как богиня и прочее, прочее, прочее. Описывать внешность таких женщин бессмысленно. Нужно видеть! Максим её вовремя разглядел.
    Они сели сзади и, как только мы тронулись в путь, Максим приказал "Чуду" пригнуться, да пониже: "чтобы её наши не засекли через заднее стекло".
К моему удовольствию, В.А. не был обескуражен этой неожиданной встречей. Он повёл себя естественно и корректно, как истинный дипломат. Даже поинтересовался, как зовут нашу девушку и сколько ей лет.
    - Мааzа, - ответила она просто и спокойно. – Ho diciannove anni. (Мааза. Мне девятнадцать лет...)
    - Её имя означает что-то вроде конфетки, сладости, - прокомментировал Максим. - Но я Мазу зову Машкой. Она у меня итальянский знает. И, по-моему, намного лучше, чем английский.
    - А кто она по национальности? - допытывался В.А. - Данакилька?
    - Наполовину. Её мать из афаров, оседлых, городских. А отец – из племени тигре. Он местный рыбак.
   Вскоре "Машке" уже не надо было прятать свою роскошную головку с массой косичек, искусно уложенных и "хвостом" ниспадающих с макушки: мы уже находились где-то за городом.
   В конечном счете, и я, и В.А. были довольны, что Максим взял её с собой на наш воскресный пикник. Её присутствие наполнило всё вокруг особой живостью, которая так будоражила душу и тело. Казалось, что море, песок, пальмы, небо и само солнце только и ждали её появления. Обнажённая настолько, насколько это могут себе позволить лишь тропические красавицы, она резвилась в волнах поодаль от всех нас, словно желала продемонстрировать свою свободу и независимость; она принадлежала только Природе!

    Я невольно представил себя на месте Максима, явно влюблённого. Представил и другое, более романтическое свидание с темнокожей «сладостью»: на берегу ночного моря, когда оно «цветёт»…

Солнце забыло искры
В море, как небо, чёрном.
Тьма растворила тени
Туч и дневных речей.
Звёздно светились брызги.
Я восхищался штормом
Ветреных откровений,
Тайных, как ночь ночей.
 
Слаще нектара в сотах
Соль на губах мулатки!
Ты словно брег песчаный,
Я же — прибой морской.
Волны затихли в гротах,
Сон у номадов краткий...
Верности караваны
Здесь обрели покой.

Там, за сыпучим гребнем,
Пальмы под бриз певучий
Хитро пожмут плечами –
Нам принесут плоды.
Слуги Нептуна бреднем
Вытащат перлов кучи...
Море цветёт ночами!
Сказка во всём, где ты.

    Чтобы составить более полное впечатление о городе, где живёт и... трудится  наша  Мааза,  нужно  сказать,  хотя  бы  несколько слов, о "Маленьком  Ассабе", иначе – о  Старом Городе.
    Это - район узких пыльных улочек без тротуаров, с белыми, преимущественно одноэтажными домиками в старо-арабском стиле (арочные окна, глухие заборы), с рыбачьими лачугами в стиле откровенной бедности.
    Здесь у рыбаков турист всегда может купить панцирь морской черепахи или челюсти акулы, белорозовые "звучащие" раковины или перламутровые ракушки, колючую морскую звезду, удивительно правильной формы, или "нос" рыбы-пилы.
"Старый город", в отличие от Аддис Кетемы, всегда выглядит сравнительно малолюдным. Самая оживлённая улица, она же и главная здесь, - это та, что ведёт... в тупик: там стоит мечеть с самым высоким во всей округе строением – минаретом, похожим на примитивный макет баллистической ракеты.
    Находиться в захолустной атмосфере "Маленького Ассаба" приезжим людям, вроде нас, нет никакой радости. Зато совсем рядом – море! Оно всегда прекрасно, особенно, если любуешься его простором с "высоты" песчаной дюны, на которой, как декорация, разместилась рощица пальмы думдум. Из ствола этого дерева добывают сладковатый сок, который под воздействием температуры быстро начинает бродить и пениться. Эта дешёвая "брага", капля за каплей набегающая в "рожки", сплетённые из пальмового лыка, пользуется большим спросом среди местных рыбаков.
    У маленького Ассаба вряд ли есть будущее. Зато он свидетель многих событий прошлого, сыгравших роковую роль в истории.
    В 1869 году священник Джузеппе Сапето, действуя по указке итальянского правительства, купил у местных султанов для частной пароходной компании "Руббатино" часть Ассаба. В последующие годы эта территория расширилась, благодаря "договорам" с местными вождями, нередко при содействии оружия. В 1882 году итальянское правительство перекупило Ассаб с прилегающими к нему землями и объявило о создании колонии. Через семь лет с захватом порта Массауа и новых прибрежных земель на карте Африки появилась итальянская "Колония Эритрея", по площади равная почти двум третям территории метрополии.
    Но, как известно, аппетит приходит во время еды. Уже в конце 19-го века в Риме появляются географические атласы и “учёные исследования", которые относят  к Эритрейской колонии не только Ассаб, Массауа и прибрежную территорию, но и всю Эфиопию.
    В связи с этим еще раз (“бог троицу любит") сошлемся на А.С. Троянского, который, выражая официальную точку зрения тогдашней России, заявлял, что вышеупомянутые претензии итальянцев не имеют "надлежащего основания" и должны быть признаны совершенно неверными. “Абиссиния входит лишь в сферу итальянского влияния в восточной Африке по состоявшемуся соглашению между римским и лондонским кабинетами". Поделили!
    История итало-абиссинских войн и, наконец, пресловутое вторжение в Эфиопию фашистских орд Муссолини свидетельствуют о том, какую роковую роль в судьбе эфиопов сыграла "Колония Эритрея" и, в частности, её порты Ассаб и Массауа, через которые осуществлялась связь колонизаторов с метрополией.
Однако и после освобождения Эфиопии от "макарони", как презрительно называли эфиопы захватчиков, судьба Эритреи не сразу была решена должным образом.
    Англичане, оккупировав в начале сороковых годов бывшие итальянские владения в Африке, стали вынашивать планы вовлечения Эритреи в сферу своего собственного колониального господства. Какие только проекты ни выдвигал Лондон: включить Эритрею в состав Англо-Египетского Судана, образовать из Эритреи и ряда соседних эфиопских областей "государство" под британским протекторатом и, наконец, просто-напросто отдать Эритрею Англии в качестве компенсации за помощь в войне против итальянцев.
    Однако благодаря решительной позиции Хайле Селассие I и действиям патриотических организаций, неоколонизаторам не удалось отторгнуть от Эфиопии эту территорию. Оккупанты вынуждены были уйти восвояси, а "Страна Голубого Нила" снова обрела выход к морю.
Сегодня через ассабский порт проходит более 55% всего эфиопского импорта и более 56% экспорта. Важную статью вывоза составляет соль - продукция Ассабского солеваренного завода; её поставляют главным образом в Японию.
    Соляные “плантации" Ассаба простираются вдоль залива. В мелкие  искусственные озёра по трубам нагнетается насосами морская вода. Солнце выпаривает влагу, оставляя на дне соль, которая затем поступает для очистки на завод, - на его территории возвышаются гигантские соляные пирамиды, запорошенные светло-коричневой пылью Данакильской пустыни.
В день нашего отъезда эта пыль незаметно подкралась к городу и окутала его словно туманом. Даже солнце поблекло, сделалось таким, как если смотреть на него сквозь матовое стекло. Но жара стояла прежняя. Только над берегом разбушевавшегося моря беспокойно носился лёгкий ветерок.
    "Ассаб - это раскалённые солнцем камень, песок и соль", - говорил мне в Аддис-Абебе знакомый журналист из "Аддис суар ". Он прав, но только частично, потому что Ассаб - это и море, без которого жизнь здесь трудно себе даже представить! И, конечно же, это - люди, жители Ассаба, которые наверняка хотят, чтобы их древний город стал достойным своего названия, происходящего от славного имени легендарной Царицы Сабы.

(Продолжение - "Ещё один "бахр дар". Гл.19)