Все люди как люди

Один мой друг – не сказать, чтобы очень креативный, но надёжный и тёплый человек, как-то вывесил у себя в статусе такую вот фразочку: «Все люди разные, один я одинаковый». Я, как водится, сперва похихикала, а потом призадумалась. Определённо, в этом, всё-таки, есть какой-то смысл…

Приблизительно с нового года (или с конца предыдущего) читаю блог Владимира Дарагана.
Сегодня на собственной шкуре неожиданно смогла ощутить – каково это, когда количество переходит в качество. Просто в какой-то момент поняла, что смогу написать "так же".

У него очень интересный стиль: будто ходит человек целый день по городу с фотоаппаратом и щёлкает все то примечательное, что попадается ему на глаза. А вечером сидит в своей ванной, запершись с кюветками и химикалиями, и в свете красной лампочки эти проявляет кадры, трепетно вглядываясь – что же там вышло? А, отпечатав, аккуратно развешивает, прищепляя их за самые уголки.
Я фотодела не знаю, но вот и мои чёрно-белые, как старые фотографии, снимки сегодняшнего дня бережно сушатся в сумерках ванной…


День

Сегодня мне пришлось довольно много погулять. В принципе, я это дело люблю, особенно об весеннюю пору, но нынешний моцион не принёс мне особой радости.
Во-первых, снова обманчивое весеннее солнце повело себя очень неправильно, даже не дав повода порадоваться наступающему теплу. Это, конечно, честно, но зато очень несправедливо.
Ну, а, во-вторых, гулять мне пришлось там, где в принципе невозможно слиться с природой, а, стало быть, восстановить силы.
Я скакала через лужи, декламируя про себя свою «Нецветную весну», и старалась думать о том, что от этого дурацкого сезона уже осталось меньше половины. Скоро уже лето, совсем скоро…

Мне пришлось сегодня поехать по делам в один из безликих районов Москвы.
Подобных районов, пристроенных к столице в 70-х годах прошлого века, не так уж и мало. Но конкретно к этому у меня личная неприязнь. Эта местность напрочь испортила мне жизнь, омрачив всё моё детство и выпестовав у меня непроходимый топографический кретинизм вкупе с первобытным ужасом перед замкнутыми пространствами. Умные психологи (виновата, КОЛЛЕГИ) могут сколько угодно рассказывать людям, что факторы, в детстве определяющие жизненные установки личности, вполне поддаются осознанной корректировке в зрелом возрасте. Бога ради, никто ведь не против! Но в моей душе именно эта нелюбовь неистребима и неисчерпаема: она такая же часть меня, как и та неразумная привязанность, которую я испытываю к иным местам и вещам, памятно значимым и греющим душу.
Я вообще не умею жить без любви: недополучив своё в детстве, я сама её произвожу, создаю; бывает, придумываю… Но и такая вот нелюбовь – одна из неотъемлемых вешек моего жизненного пути.
Этот кусок города до сих пор всё так же нагоняет на меня тоску. Совершенно безликие улицы, вдоль и поперёк которых стоят одинаковые дома, похожие на картонные коробки из-под сахара… Они различаются только табличками с номерами, висящими на углу; у них вовсе нет лиц: ни фасадных окон, ни рельефных отделок, ни даже балконов.
Не обустроенные, неухоженные дворы, застроенные гаражами… Кое-где неуклюже торчат тонкие, чахлые деревца. Да этому району столько лет, что вполне могла вырасти прекрасная роща, позаботься об этом в своё время хоть кто-нибудь из проектировщиков соцреализма со штампованными головами!
По улицам ходят одинаковые люди – тётки без возраста и фигуры, в мрачных одеждах; у подъездов сидят мужики в тренировочных штанах и чуть ли не тапочках, уже разогретые пивом из одинаковых банок…
Молодые ребята, практически на одно лицо, возятся около гаража с мотоциклом.
Под окнами – голая и сырая, холодная земля, на которой пока ещё не решается проклюнуться первая весенняя травка.
Облезлые, полуразрушенные скамейки. Давным-давно сломанная, насквозь проржавевшая карусель посреди двора…
Киоск с мороженым, почему-то закрытый сегодня слепым, грязно-белым гофрированным щитом.
А на краю высохшего, светло-серого и очень пыльного после таяния всей этой зимней гадости асфальта серо-чёрный голубь уже вовсю наяривает свою лезгинку вокруг невыразительной мелкоголовой самочки…


Вечер

Последние на сегодня полчаса в транспорте.
После вечной пробки на въезде в Химки (и ещё немножко вдоль) автобус идёт легко. Сидя на одном из передних мест справа, поглядываю на часы и прикидываю: вот уже совсем скоро вломлюсь домой, подхвачу свои вещи и побегу этим же путём в обратную сторону. Сложный маршрут автобуса, петляющего через весь район вдоль и поперёк, таков, что на этом перегоне, что кольцом охватывает два самых дальних микрорайона, у него одностороннее движение. Это очень хорошо – небольшая прогулка перед заплывом даже в морозные зимние дни разогревает и придаёт сил.
Резкий вираж, и я вдруг вижу себя практически на середине шоссе. Ужасно неуютно – оказаться вот так посреди оживлённой трассы. Меня охватывает чувство тревоги и совершенной беззащитности, я теряюсь. И только потом спохватываюсь, что очутилась там не вдруг и не сама. Вокруг меня большой и достаточно крепкий автобус!
Выпрыгиваю со ступеньки на тротуар, и уже по-весеннему мягкий ветер выдувает у меня из головы остаток мысли: спать надо ложиться всегда, когда этого хочется организму, а не только тогда, когда у него есть такая возможность.

Чтобы добраться до бассейна, нужно минут десять идти вдоль тихой улицы, по которой к дому ходят автобусы, а потом свернуть от дороги и пересечь небольшой пустырь, перегороженный забором. На повороте между мрачноватым пустырём и самым краем «земли обетованной» стоит одинокий белый тонар, торгующий хлебом и сладостями. Он торчит возле дороги, как таможенная будка в одном из романов моего любимого писателя-фантаста. Романы этого автора я люблю, а вот пустоты побаиваюсь с самого детства…
Школьный двор, внутри которого располагается и бассейн, огорожен по периметру частым металлическим забором, крашенным чёрной краской. Забор находится наверху, а сам двор в низине. Когда идёшь к бассейну вдоль забора по узенькой тропке, надо старательно смотреть перед собой, потому что мелькающий сбоку частокол рябит в глазах, вызывая головокружение, и запросто можно свалиться вниз.

В сумерках почти не видно, что эта пустынная местность пока тоже ещё совсем не расцвечена наступающим теплом. Бело-чёрные остатки слежавшегося снега изживают себя в неправдоподобно большой луже, которая простирается от косой тропки поперёк пустоши аж до самого съезда с шоссе в сторону автомойки.
В этой луже, как в заброшенном прудике не до конца обустроенного нерегулярного парка, очень деловито и сосредоточенно плавает одинокий селезень…