Болонка друг Тайги

Карело-финская лайка по имени Тайга имела ярко-рыжий окрас, отчего обзыва-лась всеми лисой и имела подпольную кличку Лиска. Размером была не очень крупным, но вот все остальные причиндалы имелись в наличии. Хвост, завернутый в плотную ба-ранку, никогда не разворачивался и создавал махательные движения наподобие веера гейши в японском Сикотэ. Мордочка у собачки была ярко скроенной с черным носиком, пастью, отороченной белоснежными зубами без признаков кариеса, и глазами…. Глаза были крупными, голубыми, с хорошо очерченными бровями и хорошо подведенными  контурами, с громадными ресницами. И все это сделала природа. Таких красивых собак я не встречал никогда. И, вдруг, когда она в первый раз подбежала ко мне, лизнула и по-смотрела в глаза, я протянул ей руку, пожал протянутую лапу, и еще много лет мы жили с ней душа в душу.
Мой сын, возрастом лет трех-четырех, водился в садик, расположенный километ-рах в двух от нашего поселения под названием «Черёмушки». Поскольку, зимой морозы зашкаливали за пятьдесят градусов, а иногда и за следующий десяток, быстрым шагом хо-дить не удавалось, а ребенка, в сложных кульках и большого объема, трудно было нести на руках.
Знакомый якут изготовил нарты, которые не могли перевернуться, по причине оригинальности конструкции. А вот, Тайга сразу поняла свою задачу. В упряжь, состоя-щую из сыромятного ремня с петлей, она просовывала голову и правую переднюю лапу и ждала, когда ребенок укладывался в нарты и накрывался оленьей шкурой. Тайга бегом мчалась к садику, обгоняя медленно бредущих замороженных людей, и у входа громко лаяла, пока не появлялась заведующая – Ольга Емельяновна – женщина  большого сердца и замечательного характера, хватала Андрюшу и тащила раздевать его в садик, где до ве-чера он был воспитан, одет, обут и обучен чтению уже к четырем годам. Собачка выпря-галась из упряжки и проводила день (или, правильно сказать, кусок полярной ночи) на вольных хлебах, а к вечеру, ровно в шесть часов, прибегала к садику, впрягалась в по-стромки и ждала, когда жена уложит ребенка в нарты. Я, выйдя из конторы на полчаса раньше, уже поджидал нарты у дома, хватал Андрюшу, раздевал и пускал Тайгу в дом, где она у самой двери спала, свернувшись калачиком, подрыгивая ногами, изображая гонки за лидером. Утром – готовилась к своей обязанности, и так, изо дня в день. Иногда, среди рабочего дня, проникала в контору и шла по кабинетам, где сердобольные женщины уго-щали ее конфетами и печеньем, которые ела только из уважения к людям.
У одной из дам, приближенных к высокому начальству, после поездки в отпуск, появилась болонка, которую та таскала с собой в заведение. Эта псинка, с горбатой спи-ной, всегда опущенным хвостом, лежала в коридоре и ждала, когда хозяйка засунет ее за пазуху и отнесет в теплую кровать. Тайга брала угощения в виде конфет и несла несчаст-ной болонке, выплевывая перед ней на пол. Та, еще несколько часов, муслякала конфеты и печенье, благодарно глядя на лайку под звучным именем Тайга.
А вот, болонка оказалась кобельком и, после непродолжительного знакомства, уже скакала за шустрой лайкой на задних лапах, положив передние на спину, по длинному коридору конторы под названием Управление.
Начальник экспедиции увидел однажды это безобразие, приказал вахтеру: собак в здание не пускать. Тайга с лишением своих прав смирилась, а вот болонка – несколько суток при ужасном морозе ночевала под домом и скулила жалобным голосом. Запустили любовника в дом, где он положил голову на пузо любимой собаки и уснул крепким сном.
Хозяйка забрала любовника на следующий день и больше не выпускала его на вольные хлеба, а месяцем позже, привезли ему из отпуска сердобольные женщины сучку той же породы, чтобы не бегал на сторону, а вел нормальную семейную жизн