Олени, как гужевой транспорт

Многочисленные отряды и партии геологов и топографов, которые работали в горах, использовали в виде транспорта оленей. В поселке Кыстатым нанимали оленей и приставленных к ним якутов, в качестве каюров (проводников). Они же вьючили живот-ных, гордый вид которых сохранился только на ковриках ручной работы, так модных в 50-60-ые годы и конкурирующих только с изображениями русалок на берегу озера и лебе-дями на пруду. Вид у животных был угнетающим: облезлая шкура, вся в дырках от ово-дов, обломанные рога и абсолютно потухший взгляд при погружении на хребет вьюка, который предстоит нести неизвестно сколько. И, если на оленя еще садился каюр, хоть и небольшого веса, тому вообще было несладко, и жизни своей горькой рад он не был.
От экспедиции в Кыстатым отправлялась группа их четырех человек. Обычно, это были опытные работяги, служившие в партиях радистами, а для присмотра за ними приставлялось лицо из числа ИТР. Поскольку претендентов, по собственному желанию сопровождать оленей, не находилось, в приказном порядке отправляли самого молодого.
Этим самым молодым оказался я – студент Геолфака.
Итак, мы, вчетвером, доставлены были в означенный поселок и должны были за двести километров доставить триста оленей и тридцать каюров на базу экспедиции.
Первые два дня пили спирт, привезенный с собой, чтобы ускорить подписание контракта, потом, еще день, пили прокисшее пиво из сельмага, и еще день – брагу из запа-сов местного населения.
В третий день меня, как самого молодого, отправили к шаману за водкой, которая по слухам духов имелась в его юрте. В состоянии легкости и потребности полета, двинул-ся к юрте шамана. Тот оглядел меня с интересом и предложил совершить акт совокупле-ния с его внучкой. Шаман мечтал о внуке и решил, что самым подходящим на роль отца может быть русский молодой человек, еще стоящий на ногах, а под звуки бубна, способ-ный создать ему внука для продолжения рода.
Сложив руки по швам, я согласно кивнул головой и отправился за занавеску, где на оленьих шкурах вкусил любовные объятия молоденькой девчонки, лет четырнадцати.
Прощались с шаманом уже как родственники, даже потерлись носами, в знак единства душ. Девушка загадочно улыбалась, готовая к продлению рода.
С двумя бутылками спирта, явился пред мутные очи радистов. Взор прояснился, и я, простодушно, признался в содеянном. Все трое с осуждением посмотрели на меня и сообщили, что если я мечтаю о чистоте совести, то просто обязан жениться и, взяв мой паспорт, пошли в сторону юрты шамана. Я, обреченный, плелся сзади, понимая, что женитьба неизбежна. Пришли к невесте, повели обоих в поселковый Совет, где женщина неопределенного возраста провозгласила нас мужем и женой и благословила каким-то чучелом на палке, помахав им над головами.
За эту процедуру с шамана содрали, в качестве приданного, еще три бутылки спирта и, в бессознательном состоянии, на следующий день, перекинув меня через спину самого сильного оленя, отправились в дальний путь. Часов через несколько, пришел в се-бя то ли от тряски на спине оленя, то ли от комаров, грызущих молодое тело, но почувст-вовал новый прилив сил и способность к самостоятельному передвижению.
Через много месяцев, обнаружил в паспорте загадочную печать с какими-то ие-роглифами на якутском языке и долго не мог представить, откуда она появилась там. На всякий случай, паспорт потерял и, заплатив 10 рублей штрафа, стал обладателем нового, чистого по всем страницам.
Олени были доставлены на базу с небольшими потерями, в связи с чем,  на каж-дого каюра уже приходилось по восемь оленей, и несли животные свою службу добросо-вестно, иногда погибая от непосильного труда, а, в общем, помогая нам передвигаться с грузом по предгорьям хребта Черского.


Многочисленные отряды и партии геологов и топографов, которые работали в горах, использовали в виде транспорта оленей. В поселке Кыстатым нанимали оленей и приставленных к ним якутов, в качестве каюров (проводников). Они же вьючили живот-ных, гордый вид которых сохранился только на ковриках ручной работы, так модных в 50-60-ые годы и конкурирующих только с изображениями русалок на берегу озера и лебе-дями на пруду. Вид у животных был угнетающим: облезлая шкура, вся в дырках от ово-дов, обломанные рога и абсолютно потухший взгляд при погружении на хребет вьюка, который предстоит нести неизвестно сколько. И, если на оленя еще садился каюр, хоть и небольшого веса, тому вообще было несладко, и жизни своей горькой рад он не был.
От экспедиции в Кыстатым отправлялась группа их четырех человек. Обычно, это были опытные работяги, служившие в партиях радистами, а для присмотра за ними приставлялось лицо из числа ИТР. Поскольку претендентов, по собственному желанию сопровождать оленей, не находилось, в приказном порядке отправляли самого молодого.
Этим самым молодым оказался я – студент Геолфака.
Итак, мы, вчетвером, доставлены были в означенный поселок и должны были за двести километров доставить триста оленей и тридцать каюров на базу экспедиции.
Первые два дня пили спирт, привезенный с собой, чтобы ускорить подписание контракта, потом, еще день, пили прокисшее пиво из сельмага, и еще день – брагу из запа-сов местного населения.
В третий день меня, как самого молодого, отправили к шаману за водкой, которая по слухам духов имелась в его юрте. В состоянии легкости и потребности полета, двинул-ся к юрте шамана. Тот оглядел меня с интересом и предложил совершить акт совокупле-ния с его внучкой. Шаман мечтал о внуке и решил, что самым подходящим на роль отца может быть русский молодой человек, еще стоящий на ногах, а под звуки бубна, способ-ный создать ему внука для продолжения рода.
Сложив руки по швам, я согласно кивнул головой и отправился за занавеску, где на оленьих шкурах вкусил любовные объятия молоденькой девчонки, лет четырнадцати.
Прощались с шаманом уже как родственники, даже потерлись носами, в знак единства душ. Девушка загадочно улыбалась, готовая к продлению рода.
С двумя бутылками спирта, явился пред мутные очи радистов. Взор прояснился, и я, простодушно, признался в содеянном. Все трое с осуждением посмотрели на меня и сообщили, что если я мечтаю о чистоте совести, то просто обязан жениться и, взяв мой паспорт, пошли в сторону юрты шамана. Я, обреченный, плелся сзади, понимая, что женитьба неизбежна. Пришли к невесте, повели обоих в поселковый Совет, где женщина неопределенного возраста провозгласила нас мужем и женой и благословила каким-то чучелом на палке, помахав им над головами.
За эту процедуру с шамана содрали, в качестве приданного, еще три бутылки спирта и, в бессознательном состоянии, на следующий день, перекинув меня через спину самого сильного оленя, отправились в дальний путь. Часов через несколько, пришел в се-бя то ли от тряски на спине оленя, то ли от комаров, грызущих молодое тело, но почувст-вовал новый прилив сил и способность к самостоятельному передвижению.
Через много месяцев, обнаружил в паспорте загадочную печать с какими-то ие-роглифами на якутском языке и долго не мог представить, откуда она появилась там. На всякий случай, паспорт потерял и, заплатив 10 рублей штрафа, стал обладателем нового, чистого по всем страницам.
Олени были доставлены на базу с небольшими потерями, в связи с чем,  на каж-дого каюра уже приходилось по восемь оленей, и несли животные свою службу добросо-вестно, иногда погибая от непосильного труда, а, в общем, помогая нам передвигаться с грузом по предгорьям хребта Черского.