Мой дед

   Гордо поднятая голова, прямая спина, стремительная походка – такой он был в юности – мой дед. Сейчас ему 91 год. Я никогда не зову его «дедушка», именно «дед», как будто уменьшительно-ласкательный суффикс может каким-то образом уничижить его. Эта сдержанность чувств проистекает, вероятно, из того образа, который знаком мне с детства: суровый и скупой на ласку, несколько отстраненный и мечтательный, фантастически вспыльчивый и невероятно отходчивый человек.

   Когда деду было семнадцать, он приписал себе один год, чтобы пойти в армию. Службу он проходил в Средней Азии (сегодня это место назвали бы «горячей точкой»), где тогда происходили ежедневные вооруженные столкновения с отрядами басмачей. Он был оружейником – пристреливал оружие. Дистанция стандартная – сто метров. С такого расстояния попадал из винтовки на спор в коробок спичек.
   
   За что я люблю деда? Сколько помню его, он никогда не сидит на месте, всегда чем-то занят: поливает сад, колет дрова, чинит кровлю дачного дома. Последний раз он лазил туда в прошлом году (ему как раз стукнуло девяносто), я держала лестницу, а он, стоя на верхней ступеньке, застенчиво просил не рассказывать о своем подвиге бабушке, чтобы не волновать ее.
 
   Мы видимся раз в году и мало разговариваем даже при этих нечастых  встречах. Мы часами молчим в компании друг друга, перекидываясь редкими фразами,  и находим такое общение приятным. А когда расстаемся на год, и я не знаю наверняка, увидимся ли снова, дед остается верен себе и не позволяет обнять  его на прощание, а только крепко пожимает руку.