ФтуЗь головАСЬный

По мотивам с мотивами от пера перова(ЗАСЬ).

///


 Балканазавр Педлищев рос на славу городища не совсем пропорционально.

Нос Балканазавра учинился быть пяткою, а рот, прости святая Благородица, оно и каждому не понятно, ушной раковиной в родинках. С мочкой и как положено со слухом тонким. Меж тем на должном месте уха, опять же, показывался рот. Зубы не зубы, а пальцы от ног, а вместо когтей кудрявые волосы. А уж про глаза из пупков и лоб в ладошках, и жуть упоминать. Но силищей заметной обладал Балканазавр. Невменяемой силищей. Вместо рук ноги то.

Городищенские знамо дело собрались в круг возле высокого костра. Распинделись на всю капусту. Морковь погрызли оставшуюся. Вот, мол, хрень всякая по земле нашей по ночам огороды шурует вовсю. Детвору с калитки не выпусти, собак по будкам прячь, да и только, котов так тех уж и не осталось в городище. Совы все разлетелись с совятами, куда никто не знает. Его рук дело. Точно его.

Почесали пасти мужики от страсти и накарябали объявление на дубе вешнем:

"Кто осилит чудище, тому две сотни кротов и мраморная печь для бань".

И тут бац! Никто не ждал, а он уж льёт мощной струёю на дубью кору. Янтарный фонтан волшебный. Василиск Мечников он. Но без коня. Пеший. Богатырь. Дерево осыпало желудьми его, вороны прокаркались, а мужики костер затушили и встретили, как положено голыми. С караваем и бутылью спиртянки. Жахнули всей капеллой и уговорили богатыря.

- А чё? Умнем.
- Ты Василиска его сразу много не бей по голове.
- А чё? Умнем.
- Он-вон. Лекари из Бульково пруться от него на грязи. Грят возьмем на опыты в Гданьск состязаться. А мы-то не щипки. Они там нахороводят их да запазухи, а нам разгребать.
- А чё? Умнем.

Привели городищенские богатыря к пещере,  где Балканазавр жил, и смылись а оно бац!  Из пещеры Носканья выплывает. Розовая от дури и сияющая от фуфла рыночного.

"Как так?! Первая красавица и здеся? Не понятно".

Спрятался богатырь за кумыс-траву и решил проследить за Носканьей, попутно тычинкой в зубах елозя.

Ну, понятно тихо поперся вслед. Стал косяками обруливать вокруг да тут. Зариться на монумент ейный. Роптать об утешении в стогу первом же. И ну нарвался на взгляд Носканьевский конечно. Красавица, каких хреном не запугаешь с крыши, рвет на себе платье в дрызг-горох и к богатырю, а тот к земле ухом прижался и бдит уже наготове.

Носканья целовать богатыря во все ватрушки, на все катушки, а он глаза примкнул на сон, и балдеет всеми местами. Аж дрожится ему и тут хлоп! Глаза открыл, а его чудище зацеловывает, аж коробится.

Нос пяткою, а рот, прости святая Благородица, оно и каждому не понятно, ушной раковиной в родинках. С мочкой и как положено со слухом тонким. Меж тем на должном месте уха, опять же  рот. Зубы не зубы, а пальцы от ног, а вместо когтей кудрявые волосы. А уж про глаза из пупков и лоб в ладошках, и жуть упоминать. А вместо рук ноги.

Вмазал в это самое богатырь. Не помогло. Целый день вмазывал, пока не размазал это самое по земле в кумыс-траве. Грязь развел, хуже некуда.

Дали  сотню кротов на первое, да печь из мрамора сварганили. Баню широко поставили. И отпарили... Богатыря отпарили.