Отрубленные руки Че Гевары

     Мы ехали по пыльным дорогам Южной Америки, а приехали в совершенно европейский город. Буэнос-Айрес с порога поразил своим великолепием, помпезной архитектурой и местным людом, совершенно не похожим на население других южноамериканских городов. Можно было пройти весь город из конца в конец и не встретить ни одного негра или мулата. Индейцы, правда, были, но, как правило,  не местные, а из Боливии и Парагвая.
     Меня поразило, когда в одном аргентинском журнале я прочел статью, где говорилось, что в начале девятнадцатого века население Буэнос-Айреса на целую треть состояло из негров. Существует даже версия, согласно которой знаменитое аргентинское танго обязано своим названием африканскому фольклору. Якобы танго - это производное от слова "тамбор", которое переводится как "барабан". Без этого музыкального инструмента в Латинской Америке по сей день не обходится ни одно празднество выходцев из Африки хоть на Кубе, хоть в Уругвае.
     "Так куда же все-таки подевались аргентинские негры? Почему затерялись они в просторах пампасов?" - задавал риторические вопросы автор удивившей меня статьи. Оказывается, большинство аргентинских этнологов и историков считает, что негры в буквальном смысле слова сгинули в тамошних пампасах.
     На протяжении девятнадцатого века аргентинская армия неоднократно воевала с соседними Бразилией и Парагваем, не говоря уже о войнах против индейского населения Патагонии. Воинственным выходцам из Африки, которым после отмены рабства не так-то просто было найти работу в далекой от их родины стране, волей-неволей приходилось записываться в армию и тысячами гибнуть на полях сражений. А их  чернокожие вдовы выходили замуж за белых поселенцев, которые приезжали из Европы в поисках лучшей жизни, как правило, не успев обзавестись семьей. Всего через несколько поколений от местных негров на этнографической карте страны не осталось и следа, они как будто растворились в общей массе аргентинцев. Предварительно перебив почти всех индейцев Патагонии.
    Нигде в Латинской Америке, кроме как в Аргентине, нет такого белого населения. Процентов на сорок оно состоит из людей с испанскими фамилиями. Примерно столько же там выходцев из Италии, причем последние волны эмиграции с Апеннинского полуострова пришлись на середину двадцатого века. Своими ушами не раз слышал на улицах Буэнос-Айреса разговоры пожилых прохожих на итальянском языке. Остальные двадцать процентов населения очень разношерстны: англичане, голландцы, немцы, поляки, белорусы, украинцы, встречаются и русские. Хотя русскими аргентинцы чаще всего называют, как ни странно, евреев. Их там очень много, по-моему, только в Буэнос-Айресе больше сорока синагог. И почти все они выходцы из Российской империи.
     Мы с Гидо провели в Буэнос-Айресе почти два месяца. Поначалу подолгу не вылезали из местных ресторанов. Отъедались по полной программе после тюремной баланды. По-моему, нигде в мире не едят так много мяса, как в Аргентине. И запивают его очень хорошим вином собственного производства. Сводящий с ума аромат жареного мяса разносится с террас и балконов Буэнос-Айреса по субботам и воскресеньям. И богатые, и бедные аргентинцы не мыслят жизни без "парильи" - приспособлений для жарки мяса на углях, которые умудряются держать даже на балконах высотных домов. В любом местном ресторане меню обязательно начинается с мясных блюд. Рыбу аргентинцы практически игнорируют. А самое вкусное мясо готовят гАучо - аргентинские ковбои. Их коронное блюдо готовится предельно просто. Туша освежеванного теленка растягивается на деревянных кольях и устанавливается вплотную к огромному костру. Остается только поддерживать нужную температуру раскаленных углей. 
     Гидо постоянно пропадал, выполняя какие-то таинственные поручения дона Диего, а я тем временем нанял адвоката, чтобы получить американскую визу. В Аргентине все дела прокручиваются с помощью наглого адвокатского племени, представители которого могут содрать с тебя три шкуры за любую нужную бумагу с печатью. Моего звали Луис Фраттини и мерзавцем он был редкостным. Денег из меня вытянул целую кучу. Через день назначал встречи в самых лучших ресторанах города, где я кормил его за свой счет обедами, а он меня - завтраками. По его словам, все шло прекрасно, но всякий раз для получения визы не хватало то очередной банковской выписки, то подтверждения того, что я живу в Аргентине больше трех лет, то копии свидетельства о рождении. Поскольку почти все нужные для получения визы бумаги приходилось заказывать каким-то темным дельцам, в результате недолгого знакомства с сеньором Домингесом сеньор Фраттини стал на пять тысяч долларов богаче. Хорошо хоть, что денег у меня было более чем достаточно. Перед поездкой в Парагвай я положил все свои доллары в пять разных банков и за время моего вынужденного отсутствия в Картахене на них даже набежали немалые проценты. Пожалуй, это был чуть ли не единственный плюс моего пребывания в Макумбу.
     Волынка с визой могла тянуться бесконечно, если бы не Гидо, который как-то появился в нашем необъятном номере в гостинице "Альвеар Палас" после недельного отсутствия злой, как черт. Мерзавцу Фраттини не повезло, именно в этот момент он подвернулся ему под руку, получив первое и последнее устное предупреждение: если в паспорте высокочтимого сеньора Домингеса Вольфа через неделю не будет стоять столь необходимая ему американская виза, то старушку-маму уважаемого сеньора стряпчего придется очень сильно огорчить.      Сеньор стряпчий с ходу понял, с кем имеет дело, и ровно через неделю после этого неприятного для него разговора торжественно вручил мне паспорт с вожделенной визой. В качестве компенсации за причиненные неудобства к паспорту он приложил аргентинские водительские права, заверив, что за них платить совершенно не обязательно.   
   Перед моим отлетом в Майами мы с Гидо пошли провести прощальный вечер в одном из многочисленных кабаков столичного аристократического района Реколета, где неожиданно  нарвались на местных отморозков. Перед тем, как занять столик, мы зашли в соседнее помещение, где размещался бар, чтобы пропустить по паре двойных порций виски. Рядом с нами за стойкой скучал молодой темноволосый парень в очень дорогом костюме. Его подруга уже давно опаздывала на свидание и он компенсировал ее отсутствие приличными дозами рома "Матусалем". "Наверняка кубинец из Майами", - подумал я, услышав его очередное обращение к бармену.
     Перебивая друг друга, мы с Гидо оживленно вспоминали трудные месяцы, проведенные в Макумбу, и не сразу отреагировали на появление в баре двух заметно подвыпивших парней. Отреагировать пришлось, когда один из них нарочито громко произнес странную фразу:
- Все судАкас в это время давно должны спать.
     Бармен заметно напрягся. Видимо, он хорошо знал загулявших приятелей и не ждал от их появления ничего хорошего. Кроме нас с Гидо и темноволосого парня, за стойкой бара никого не было. Мы знали, что слово "судака" на аргентинском жаргоне означает выходец из любой страны Южной Америки, к которым многие местные жители относились с откровенным презрением, считая их неизмеримо ниже себя. Наша с Гидо внешность вряд ли подходила под этот, с позволения сказать, термин, поэтому мы решили не обращать внимания на явную провокацию.
     Наш сосед был другого мнения. Он допил свой ром, исподлобья посмотрел на аргентинцев, и ответил вызовом на вызов:
- Как сделать самый выгодный в мире бизнес? Купить аргентинца за его истинную стоимость и продать за ту сумму, на которую он сам себя оценивает.
     Аргентинцы, похоже, хорошо знали эту известную во всей Латинской Америке присказку. Еще до того, как парень договорил ее до конца, один из них вынул нож и с напевными интонациями, свойственными всем жителям Буэнос-Айреса, произнес:
- Че, приятель, ты еще не понял с кем имеешь дело? Сейчас мы все тут увидим, что там у тебя внутри.
     Словечко "че" звучит в Буэнос-Айресе не реже, чем слово "блин" в Москве. Само по себе это междометие не имеет никакого значения и используется, как у нас принято говорить, для связки слов. Знаменитый Че Гевара по привычке использовал его всю жизнь, за что и получил на Кубе ставшее известным во всем мире прозвище.
     Любитель рома "Матусалем" встал с высокого табурета, перевернул его и обеими руками ухватился за одну из ножек. Публичная демонстрация внутренностей  явно не входила в его ближайшие планы.
     После тюремной истории с бразильцем Шико вид обнаженного лезвия еще многие годы вызывал у меня неприятные ассоциации. Я вопросительно посмотрел на Гидо. Он молча кивнул мне, сунул руку за спину под пиджак и вынул из-за ремня испанский короткоствольный пистолет. Направив его на аргентинца с ножом, Гидо небрежно приказал ему:
- Брось ножик, шлепок коровий. И хиляй отсюда, пока не я тебе не задал свой любимый вопрос на засыпку.
     Оторопевший местный житель мгновенно убрал нож и выставив обе руки ладонями вперед начал пятиться к входной двери. Его оробевший приятель двинулся за ним следом точно таким же способом. Выйдя из бара они аккуратно прикрыли за собой дверь, после чего раздался громкий топот двух пар быстро удалявшихся ног.      
    Гидо неспешно убрал пистолет за ремень и, повернувшись к бармену, сделал заказ:
- Прошу повторить. Всем, включая статую, изображающую молодого человека с табуретом в руках.
    Услышав заказ, парень с облегчением хохотнул, расслабился и поставил табурет на пол. После чего подошел к нам и представился:
- Анхель Риверо. Большое спасибо за бескорыстную и эффективную артиллерийскую поддержку.
     Мы познакомились. Анхель действительно оказался кубинцем, хотя на Кубе прожил всего полгода. Как он нам объяснил, это обстоятельство было вызвано тем, что его родители страдали ярко выраженной аллергией.
- Что за аллергия такая? - спросил заинтригованный Гидо.
- Аллергия на коммунистов. Она, знаете ли, принимает очень острую форму, когда у тебя отнимают все твои сахарные заводы.               
 - А сколько у твоих стариков было сахарных заводов?
- К тому времени, как к власти пришел доктор Кастро, оставалось всего три. Еще два мой неугомонный папочка проиграл в карты и профукал в лучших борделях Парижа и Мадрида. Бабушка всегда жаловалась на то, что него была слишком бурная молодость. Если бы она вовремя не лишила его наследства, то я бы наверняка тут с вами сейчас не сидел.
- Но потом-то он одумался?
- Одумался, но было уже поздно. Цирроз печени с летальным исходом в тридцать шесть лет. А позвольте поинтересоваться, что это за вопрос на засыпку, который вы пообещали задать тому неуравновешенному субъекту с ножичком?
- Я предложил бы ему назвать самую стреляющую баскскую фамилию.
- И что это за фамилия, уважаемый Гидо?
- Эчеверриа. Так называется марка моего пистолета. Не приходилось слышать?
- Ну почему же? Еще с тех далеких времен, когда бабушка запихнула меня в военное училище, мне известны все лучшие образцы стрелкового оружия. Как американские, так и европейские. Пистолет серьезный. Начальная скорость пули, если мне не изменяет память, около 300 метров в секунду. Не думаю, чтобы об этом знал тот, как вы изволили выразиться, шлепок коровий, но диспозиция однозначно складывалась не в его пользу. Кстати, вы не позволите мне пригласить вас на ужин в благодарность за артиллерийскую поддержку?
Мы с Гидо переглянулись и почти синхронно сказали:
- С большим удовольствием.
Анхель Риверо понравился нам своим мягким юмором и удивительно добрым нравом. О девушке, которая так и не пришла на свидание с ним, он вспомнил, когда наш ужин уже заканчивался:
- Черт побери, а где же красотка Кристина? Наверное, опять папа ее дома запер. Очень строгие генералы в Аргентине, не позволяют своим дочерям развлекаться с кубинскими молодыми людьми. То ли считают нас несерьезным народом, то ли не могут нам простить доктора Кастро. Можно подумать, господин Гевара не был аргентинцем. Кстати, вы слышали историю про его отрубленные кисти рук? Мне ее буквально на днях поведал один интересный собеседник.
     Мы приготовились слушать.
- Так вот, как известно, Геваре после расстрела отрубили кисти рук для проведения дактилоскопического анализа. В Боливии в ту пору министром внутренних дел был некий Антонио Аргедас. Вот с его-то легкой руки руки господина Гевары и оказались на Кубе.
Упомянутый Аргедас в свое время получил кличку "СИАмэн", то есть "Человек ЦРУ". Он лично осуществлял координацию действий между ЦРУ и боливийским правительством во время поиска и ликвидации партизанского отряда Гевары. После проведения дактилоскопического анализа, подтвердившего, что расстрелянный в забытой Богом боливийской деревушке человек действительно был Эрнесто Гевара, Аргедас получил его руки и посмертную маску с указанием сжечь их и развеять прах по ветру. Что он и сделал с точностью до наоборот, передав банку с заспиртованными руками и посмертную маску из гипса своему другу Хорхе Суаресу.
      Когда в Боливии сменилось правительство, Суарес был направлен послом в Мексику. Руки Гевары продолжали храниться в тайнике в его доме в Ла-Пасе, откуда и были извлечены одним боливийским коммунистом, который с риском для жизни вывез их из страны. Можно представить, какого страха он натерпелся в аэропорту, когда садился в самолет. Совершив перелет через Лиму, Гуаякиль, Боготу и Каракас, наш герой благополучно прибыл в Мадрид. Оттуда отправился через Париж, Прагу и Будапешт в Москву. А уже из Москвы руки Че Гевары и его посмертная маска были доставлены в Гавану кубинскими дипкурьерами. Вот такая странная история, господа.
     Анхель Риверо очень обрадовался, когда узнал, что на следующий день я улетаю в Майами. Снабдив меня своими телефонами, он настойчиво попросил обязательно связаться с ним, чтобы предоставить ему возможность во-первых, оказать мне помощь в качестве финансового консультанта, а во-вторых, познакомить меня с самыми злачными местами главного города штата Флорида. Видимо, страсть к подобным заведениям молодой кубинец унаследовал от покойного батюшки.