Карасинская бель

   
     Карасинская бель - какое красивое словосочетание. При одном только произношении сразу веет чем-то таинственным и необъятным и в тоже время приятно-приемлемым для слуха. Умели же на Руси в своё время подмечать, придумывать и употреблять! Но это, правда, мои ассоциации…

     Честно говоря, я даже понятия не имею, что означает слово «бель» - все справочники и словари, имевшиеся под рукой, перерыл, но так и не нашёл нужного ответа. Чувствуется, однако, что заложено в его смысл что-то огромное и завораживающее, пугающее и необъяснимое... Пожалуй, только слово «карасинская» не вызывает никаких сомнений, да и то имеет двоякое толкование: толи его происхождение связано со здоровыми, жирными карасями, которые здесь водились, со слов стариков, раньше; толи с ручьём Карасинским, в пойме которого и расположено болото.

     Да, сейчас это именно болото, надёжно затерявшееся в высоких, непроходимых кочках низких пойменных лесов - в основном лиственных - где-то посреди деревень Разморское, Дрюцково и Буяново Бежецкого района Тверской области, а также урочища Клин. Если посмотреть в атлас, то самым близким ориентиром, по которому можно определить его местоположение, является урочище Могильский лес. Тоже ничего названьеце! - не правда ли?

     Возможно, а вернее всего так оно и есть, Карасинская бель и Могильский лес очень тесно связаны между собой. Чем? - дальше, думаю, станет ясно. Ну а пока, мне вдруг становится ясным то, что слово «бель» и означало собой когда-то, видимо, большую, открытую, непреодолимую топь. Но суть не в этом. Не для того я, ей Богу, взялся рассказывать про это непростое место, чтобы выяснять, что такое есть эта самая бель, а потому, чтобы поведать о том, что бывало в ней - в этой бели и есть. И прежде, и сейчас. Разные люди рассказывали разное, но вывод всегда напрашивался только один: недоброе тут что-то происходит иногда, и обходить эту местность с таким неординарным названием лучше всего днём и стороной…

     Случай, о котором мне сегодня почему-то вспомнилось, большей частью своей вроде бы курьёзный, но имеет также и свою оборотную - негативную сторону. К огорчению тех, кто оказался непосредственным участником имевших место событий.

     Начну с того, что Карасинская бель - это не только обширная непроходимая топь, но ещё и довольно объёмные окна чистой, глубокой воды в её центре с многочисленными островками суши между ними, на которых кое-где произрастают корявые, низкие деревья. Вполне естественно, что во времена весенних и осенних охот огромные стаи диких гусей и уток, пытаясь где-то укрыться от вездесущих, надоедливых охотников, слетаются сюда частенько на днёвку. Чтобы спокойно, не шарахаясь от бочажка к бочажку, отдохнуть и залечить полученные от чьей-то неумелой стрельбы раны. Удачливым бы мог оказаться тот счастливчик стрелок, кто случайно сам или с чьей-нибудь помощью сумел бы однажды отыскать дорогу в это практически недоступное для многих людей место. Я, правда, сам никогда там не был и описываю всё с чужих слов, но раз так говорят, значит, так оно и есть.

     Пробраться сюда можно только весной, только на лодке, да и то, ориентируясь по каким-то особым приметам, известным, должно быть, незначительному кругу лиц. Я не знаю никого, кто бы мог похвастать хоть раз успешной и незабываемой охотой в этих богатых дичью краях, кроме одного, конечно же, единственного человека: очень известного и знаменитого среди охотников всех мастей - потомственного и бывшего егеря бежецкого общества охотников и рыболовов некоего Николая. Кажется, Юрьевича по батюшке. Он-то и посвятил меня в то, что произошло примерно в восьмидесятых годах прошлого века на этих весьма соблазнительных просторах, потаённой от обычных глаз и не прощающей, как оказалось, никому и никогда ни малейшей оплошности или нахальства, Карасинской бели с некими любителями пострелять на халяву. Мы с ним одно время очень крепко дружили, вот он и делился со мной всем, что знал или видел.

     Короче, дело было весной. Прослышали как-то бравые ребята из столицы про удивительный птичий схрон в куще лесов, где за одну зорьку можно было добыть не один десяток хороших трофеев, ну и давай уговаривать Кольку проводить их туда или показать дорогу. Пронюхали, вероятно, что его дед всю жизнь свою тоже работал егерем в этих дивных местах, знал каждую тропинку, каждый кустик в лесу и передал весь свой опыт ему, и потому лучшего проводника или вообще любого другого в округе просто невозможно найти. Долго он упорствовал, ссылаясь то на занятость, то на опасности, которые подстерегают якобы на пути следования к бели и в самом болоте, но всё же сдался. Уж чем они его взяли и какие обещания давали при уговорах, неизвестно, но своего добились. Он согласился проводить их до желанного места и даже заночевать вместе с ними под сенью только что освободившегося от зябких снежных оков леса.
 
     Хлопцы были не из робкого десятка: спортивные, боевые - ну и, не смотря на все предупреждения о некоторых странностях, случавшихся временами в карасинской глухомани, решили сразу же плыть туда, совершенно ни о чём не раздумывая, и безо всякой предварительной подготовки. Уж так не терпелось им сердечным отвести души!

     Кстати, многое из того странного, что слышал о Карасинской бели Коля и чем делился со мной, он узнал также от своего деда. В частности и то, что ещё до революции в деревне Сырцевка был не хилый кабак, где собирался вечерами всякий преступный элемент и гулял, и кутил, и играл в карты. Когда же кого-нибудь проигрывали и убивали, везли топить сюда же - в Карасино - в эту безмолвную торфяную зыбь, чтобы надёжно замести все следы совершённого преступления. Не зря, видимо, о чём я и намекал выше, урочище, граничащее с трясиной называется Могильским лесом и до сих пор ещё ходят слухи о деревянных крестах, какие видели здесь в былые времена проезжавшие лесной дорогой путники...

     Об этом я уже слышал от совершенно других людей. Как и о залежах нефти, обнаруженных тут перед самой войной геологами из Москвы, проводившими разведку и бурение. Сейчас об этом вряд ли кто помнит, так как документальные свидетельства в войну утеряны, а последнего человека, который бы мог подтвердить данный факт - бабы Дуни Рыжаковой из д. Бережа несколько лет назад, к сожалению, тоже не стало...

     Ну что ж, решили так решили. Собрали по-быстрому нехитрый скарб: провиант да всё необходимое для стрельбы и ночёвки - и в путь. О том, как добирались до цели, не знаю, ну а как события развивались уже на месте, я осведомлён и постараюсь описать в подробностях.

     Чтобы не потревожить зря птицу и сохранить всё своё умение и запал на утреннюю многообещающую охоту, от всякой стрельбы вечером решили молодцы все дружненько воздержаться. Но никто не отказался, когда уже был преодолён трудный, долгий переход и после небольшой передышки приготовлены палатка и всё остальное для ночлега, от основательного, расслабляющего отдыха на лоне девственной русской природы. Приплыли рано, погода благоволила, а время позволяло это сделать, как положено и по полной программе. В ход пошло всё, что обычно используется в таких случаях: и отборная водка, и отменная закуска, ну и, как дополнение к молодецкой трапезе, всякие там приколы. Особенно про охоту и женщин - ведь как же без них-то!..

     Уже не одна стопка была выпита и не одна пустая бутылка выброшена за ближайшую болотную кочку, но никто пока и не думал отправляться спать. Весёлый отдых становился всё более приятным и явно затягивался. Появились опасения, что водки опять, как всегда, может не хватить. Чудный вид безбрежного водного пространства, из-за половодья напоминающего собой чем-то лесное озеро; невероятные, сладчайшие запахи весеннего леса, понятные только лишь истинным бродягам-отшельникам; хорошая компания да без конца пролетающие косячки уток располагали к себе так, что ни кому и в голову не приходило забраться в палатку, не налюбовавшись и не надышавшись вдоволь всем этим неописуемым великолепием.

     Между тем заметно вечерело. Деревья и полузатопленные клочки суши, отстоящие от привала более чем на сотню метров и далее, начинали терять свои очертания. Где-то стороной протянул вальдшнеп. Его знакомое, волнующее цвыркакнье и едва уловимое, неуверенное хорканье внезапно возникли вдруг за макушками чернеющих на фоне угасающего заката берёз и через секунду-другую растаяли в лесной тишине. Вот в это-то самое время и услышали все явно и чётко, как на той стороне разлива, откуда и наползали на них сумерки, не то прокричала, не то простонала голосом вроде бы какая-то женщина. Да так дико, что даже и те, кто громко болтал в эту минуту, на мгновенье замерли, оставив рты в том положении, в каком застал их этот не пришедшийся никому по душе звук.

     - Какая-то птица, однако, - нашёлся кто-то, пытаясь неуверенно разрядить обстановку, - смотри, как кричит, сволочь, прямо баба и только. Не был бы в лесу, поверил бы, что так и есть...

     - Да это так и есть... на самом деле! - полушёпотом подхватил его Коля, - я же вам говорил, а вы не верили... надо мотать отсюда, пока не поздно!
 
     Заметно нервничая и испуганно озираясь вокруг, егерь знал, что говорил: ведь только он один, не приняв вместе со всеми "стакан на грудь", ощущал сейчас на себе всю полноту воздействия того неподдельного, мерзкого ужаса, который безраздельно и целиком владел в этот момент всем его существом. Ведь всё то время, пока братва остограмливалась и обильно закусывала, он как будто только и ждал этого. Словно предчувствовал, что всё именно так и будет. Если бы было светлее, все бы наверняка заметили, каким бледным и растерянным выглядело теперь его вытянувшееся от страха лицо...

     - Бежим, мужики, а то, как бы худо не вышло - повторил он ещё раз, уже громче и настойчивее и с надеждой посмотрел на крепкого дородного дядьку - старшего группы с лощёным круглым лицом, как бы ища у него поддержки своим словам.

     Но тот предательски хмыкнул и с издевкой в голосе произнёс:

     - Да брось ты, парень... чего так пугаться-то... мы ж в двадцатом веке живём,  дорогой!.. Да и смотри, сколько стволов у нас на всех - отобьёмся...

     Он наклонился в бок и попытался было дотянуться рукой до ружья, но в этот миг снова уже знакомый женский вой вперемешку со стоном пронзил остывающий над ледяной водой гулкий вечерний воздух. И прозвучал он теперь где-то ближе и правее. Все снова замерли и стали прислушиваться. Уже гораздо внимательнее, чем в первый раз, и наяву ощущая, как потихоньку немеют их языки. Источник же крика, в свою очередь, как бы догадавшись, что на него всерьёз обратили внимание, тут же обозначил себя ещё раз, затем ещё и стал хаотично перемещаться по всему периметру болота, появляясь то где-то близко, то в отдалении, то слева от охотников, то справа. Одновременно все подметили, что голос невидимой женщины становился всё неприятнее и начинал владеть подсознанием, вынуждая предаться панике и не давая возможности как-то понимать и обсуждать происходящее. При этом других звуков: всплеска воды, треска сучьев или шороха листьев - никто не слышал. А ещё, с воды, как из могилы, ощутимо потянуло вдруг каким-то неестественным, неживым холодом...
 
     Прошло несколько минут, прежде чем всё тот же товарищ с лощёным лицом, опять-таки с неизменным и всегда, наверное, присущим ему оптимизмом, заверил всех, что это всё же точно какая-то ночная птица, хватит, мол, обращать на неё внимание и предложил выпить по последней на сон грядущий да отправляться в люлю...

     Кто-то уже взялся было с облегчением за спасительную стопку, намереваясь поскорее наполнить её согревающим душу живительным зельем; кто ещё с опаской вглядывался в сгущающуюся мглу леса, пытаясь поверить его словам, когда вдруг совсем рядом, всего метрах в двадцати-тридцати от палатки, среди трёх чахлых, неестественно изогнутых стволов, растущих из одного подтопленного наполовину корня, раздался такой жуткий вопль, что всех не только пробрал мороз от ушей до самых пальчиков ног, но и шапки на их макушках, казалось, поднялись дыбом вместе с волосами!..

     Не сговариваясь, все заорали в ответ дрянью - ещё противнее, чем это нечто из болота, и бросились, спотыкаясь и падая, в палатку, пытаясь, как страусы, спрятать головы поглубже и подальше в спальные мешки. Чтобы никогда уже больше не знать и не слышать этой невообразимой вселенской жути. От хмеля не осталось и следа...

     До рассвета никто не проронил ни слова. Как вообще дожили до него, не могли потом объяснить ни каждый себе, ни друг другу. И, конечно же, утром было уже не до охоты. Перекидываясь редкими словами и то только по делу, стараясь не смотреть в глаза товарищей, наскоро собрали вещи и стали потихоньку продираться к дому. Утки, как назло, лишь только донеслись первые выстрелы с реки, стали подтягиваться в бель и рассаживаться на её тёмной, неподвижной глади. На всякий случай подальше от людей. Метрах в стапятидесяти присела хорошая стая гусей. Птицы летели над головами, но ни у кого не появилось желания взять в руки дробовик. Ружья вообще валялись на днищах лодок, как и прочие теперь уже не никому нужные вещи. Настроение было хуже некуда, и всем хотелось быстрее покинуть недружелюбное, злополучное место...

     Но, к сожалению, это ещё был не финал, и их злоключения на этом не собирались закончиться. Впереди ждало гораздо большее разочарование. Когда стали переплывать одно из карасинских окон, чтобы выйти в протоку, ведущую к Мологе, из резиновой лодки выпрыгнуло ружьё! Как выпрыгнуло? - да так просто: взяло и выпрыгнуло... - и утонуло! Как будто его снизу подтолкнула какая-то неведомая сила. И это видели, как минимум, двое из сидящих в лодке. Сначала подумали, что налетели на подводную корягу, но ничего подобного ей в воде при осмотре не обнаружили. Причём оружие оказалось опять всё того же рослого сбитня с лощёными щеками и подбородком, что больше всех сомневался в реальности происходящего вечером и самым первым, почему-то, сиганул потом под спальник. Надо было видеть, как он бедный переживал и мучился, осознавая всю бессмысленность и невосполнимость своей утраты. Ведь ружьё-то было не просто любимым и дорогим, инкрустированным золотом и серебром, но ещё и подаренным! А глубина в месте трагедии была такой, что срубленный ольховый кол до дна не доставал...

     Это происшествие вывело, наконец, бедолаг из оцепенения, в котором они находились невольно после вчерашних событий, но радости не добавило. Положительным сдвигом было лишь то, что все теперь нормально разговаривали и общались между собой. Мужикам очень хотелось хоть чем-то помочь своему сникшему лидеру и они сочувственно стали предлагать разные варианты выхода из положения, уже не отводя глаз от глаз, как часом ранее. Кто-то посоветовал даже нырнуть, но смельчаков не нашлось.

     Видя в итоге всю тщетность своих попыток, достать двустволку из чёрной пучины Карасинской бели немедленно, сию же минуту и оставив зарубку на дереве возле утопленника, отправились горемыки, растерянные и подавленные, восвояси в деревню и в тот же день отбыли в Москву. И думаю, вряд ли кто-нибудь из них сохранил в себе надежду на возвращение в этот непознанный ими до конца и не напрасно облюбованный мудрой водоплавающей братией коварный уголок. С таким красивым названием и такой нечистой репутацией...

     Отбыл и хозяин потери, пообещав егерю, если тот сможет попозже всё-таки достать и вернуть драгоценный ствол, подарить новую «Ниву».

     Понятно, что Коля не посмел отказать гостю. Не каждый ведь день за такой вроде бы пустяк предлагают поистине царский подарок. Да и уверен он был в том, что сделать это будет не трудно. Поскорее бы лишь спала и прогрелась вода в болоте.

     - Не может быть, - рассуждал Колька, сидя на корме лодки и деловито дымя сигареткой, - чтобы я чего-нибудь не придумал. Подлиньше да покрепче верёвку, к  ней хороший магнит или якорь, и все дела...

     Лето пришло быстро. И как только вода полностью сошла в реке, взял Николай с собой помощника из местных энтузиастов, пообещав ему пузырь спирта в случае успеха, капроновый шнур, купленный уже заранее, крюк да килограммовую гирю. Гирю взял для того, чтобы для начала промерить точную глубину дна, а потом, в случае чего, использовать её как дополнительный груз. Какие только чувства не переполняли его грудь, пока они пробивались сквозь бурелом по непроходимому руслу ручья до той зарубки на дереве, где покоилось, и не догадываясь, наверное, о том, что его идут спасать, такое долгожданное и такое теперь уже близкое, так нечаянно свалившееся вдруг на него почти дармовое счастье. Он почти реально представлял себе, как едет на  своей новёхонькой «Ниве» по насыпному коммунаровскому тракту, а все знакомые останавливаются и с пониманием и лёгкой завистью долго смотрят вслед лихо убегающему вдаль авто...

     Увы! - проклятая бель снова не захотела уступать и не отдала заветного сокровища. Оказалось, у болота "нет дна"?! Тяжеленная гиря, привязанная к двадцати пяти метровому шнуру, не встретила на своём пути вниз ни малейшего намёка на какое-либо препятствие или сопротивление. Даже привязанный в дополнение к шнуру шестиметровый кол никак не помог. И пришлось пацанам возвращаться домой ни с чем, с великим трудом подавляя в себе неотступно преследующее их чувство досады и буквально умирая от жары и смертельной усталости...

     Вот такая она несговорчивая, эта не слишком пока известная, но довольно уже знаменитая своими чудесами и загадками Карасинская бель. Наверное, когда-нибудь давно здесь действительно было глубочайшее озеро или бездонная, неизвестного происхождения впадина, и именно поэтому нарекли наши предки это гиблое место таким метким и многозначительным именем. Знали, скорее всего, про это и поколения наших отцов с дедами. Не зря своих убиенных приятелей и врагов топили здесь сырцевские отморозки. Они были вполне уверены в том, что отсюда уже никто и никогда не выплывет. А всё нехорошее, что происходило и происходит в её зыбких окрестностях, я думаю, не что иное, как проделки неприкаянных душ тех самых утопленников. И летающие «огненные кресты» над лесом, виденные рыбаками, и лоси с невиданными рогами, процеживающие по рассказам егеря через себя, как через сито, свинцовые болванки двенадцатого калибра, - всё это звенья одной цепи. Я почему-то ни на чуточку не сомневаюсь в этом.               

       2009 г