Белые розы для журалистки

        Я держу в руках пожелтевший от времени, полуистлевший листочек.
«Не надо заводить архивы…»,- писал Пастернак. Не завожу. Но почему мне так дорог этот случайно выпавший откуда-то с книжных полок жёлтый листок? Да потому, что с того времени, как он написан и мной сегодняшней, целая жизнь. Моя жизнь.
    Оглянитесь вокруг себя, и я почти уверена, что многие окружающие вас предметы напомнят вам какие-то дорогие события вашей жизни.
   Так когда-то попавший в руки великому  русскому писателю гранатовый крестик, послужил поводом для создания одного из прекрасных русских романов.
  Вот и этот жёлтый листочек связан с волнующими и светлыми воспоминаниями из моего журналистского прошлого
            
                Случалось ли вам когда-нибудь видеть, как бушует новороссийский норд-ост?  Как может он с корнем вырвать большое дерево, сбить с ног пешехода, колючим снегом по колено засыпать дорогу?
    Как ледяной коркой покрывается пристань и стоящие на причале суда, как пронзительный ветер свистит в мачтах и реях и качает могучие рыбовозы, как лёгонькие лодочки?
    Вот в  такую погоду довелось нам – группе корреспондентского пункта – ехать на съёмки прибывшего в новороссийский порт сухогруза. Подъезжая к порту, сквозь крутящуюся, завывающую коловерть, мы разглядели фигуру человека, шедшего по направлению к судам и  пытающегося полой коротенького полупальтишка укрыться от ветра. Выглядел он довольно жалко, и мы решили предложить ему свою помощь.
    С облегчённым вздохом забрался он в наш старенький, видавший виды «москвич», и тут я с удивлением узнала в нём своего  давнего знакомого.  Это был очень известный актёр Малого театра - назовём его условно - М.  Оказывается, он приехал в Новороссийск на гастроли и  сейчас шёл выступать на какой-то рыболовецкий траулер.
      Меня он не узнал – во-первых, из-за обстановки: гудящего  и ревущего норд-оста, платков и шуб, в которые мы были закутаны. А главное, что со времени нашего знакомства прошло более двадцати лет, и хотя он потом уверял, что  я почти не изменилась, эти слова можно было принять только за любезность или комплимент.
      И вот под вой норд-оста, в тесной машине, нервно вздрагивающей от резких порывов налетавшего ветра, мы вспомнили с ним события «давно минувших дней».
         Мы оба очень молоды – нам едва перевалило за двадцать. И всё при нас: молодость, красота, фонтанирующая энергия, любимое дело.
     Мне в жизни очень повезло: я всегда занималась интересным для меня делом и обычно влюблялась в свою профессию так, как, наверное, можно влюбиться только в человека.
  «Весёлые годы, счастливые дни, как вешние воды, промчались они…»
     В большой город, где я тогда жила, где было много вузов, научно-исследовательских институтов, различных заводов и учреждений,  и где была очень театральная публика, приехал на гастроли известный столичный театр, и мне, начинающей журналистке, было поручено написать радиосценарий о  молодом актёре, получившем тогда широкую известность, сыграв шекспировского  Гамлета.
      Радио, как я всегда говорю, - моя первая любовь. Работа на радио принесла мне первые встречи с интереснейшими людьми: музыкантами, поэтами, артистами. Во время таких встреч человек открывается перед тобой с лучшей своей стороны – со стороны таланта и творчества. Такие знакомства, как правило, мимолётны. И всё мелкое, не главное в человеке не успевает проявиться. И он остаётся в памяти ясным, цельным, в блеске своего дара. Многие артисты приехавшего к нам театра участвовали в наших радиопередачах – очень популярные тогда Вера Орлова, Евгений Самойлов и молодые, которые  впоследствии тоже внесли свой заметный вклад в театральную летопись и вообще в нашу культуру.
      Получив задание – сделать передачу об М, я, не зная его в лицо, сначала приняла за него высокого, очень красивого Александра Лазарева  и после, разговаривая с М, мы много шутили по этому поводу.
-Ну, конечно, - говорил он,- с таким красавцем Вам было бы приятней общаться.
   Но мне было очень приятно и интересно общаться с таким милым и обаятельным человеком, как М, который, несмотря на юный возраст, много знал, немало передумал и перечувствовал.
- Как Вы  считаете, - спрашиваю у него, - что такое счастье?
- Счастье для меня, - это когда  выбегаю на сцену в «Гамлете», и потом все три часа, пока идёт спектакль, ощущение полёта, ощущение счастья.
     Потом, конечно, бессонная ночь. Бесконечное проигрывание одного за другим разных эпизодов, и после ещё несколько дней я не в себе – отхожу от роли. И всё равно мечтаешь лишь о том, когда всё это повторится: я на сцене, я – Гамлет.
   -  Вас называют самым молодым Гамлетом. Как Вам, не имеющим ни жизненного, ни творческого опыта, удалось справиться с такой глыбой, как роль Гамлета?
- О, это длинная история! Отрывок из «Гамлета» я поставил ещё на студенческой сцене. А началось всё с того, что студентом я увидел «Гамлета» в концерте. Играл Евгений Самойлов. Меня потрясла и игра и пьеса. Я бросился в театр, чтоб  увидеть  весь спектакль, и был настолько потрясён, что стал самостоятельно работать над сценой Гамлета с Гертрудой. Получалось тогда, может быть, чересчур красочно, чересчур высокопарно.
Представьте себе такую картину.
Жёлтый луч прожектора выхватывает из темноты сцен застывшие фигуры Возле чёрного трона на красном ковре в белых одеждах королева. Уже полная смятения перед приближающимся несчастьем, но ещё по - королевски  надменная и гордая. Возле неё Гамлет – хрупкий юноша, на плечи которого  свалилась тяжёлая задача: отомстить за величайшее преступление – убийство короля. А за троном притаился враг: придворный хитрец и интриган Полоний должен знать, зачем пожаловал Гамлет в спальню матери в такое время.
Сцена осветилась. Фигуры ожили. С мольбой и гневом обращается к матери Гамлет. Как могла она, ещё башмаков не износив после смерти мужа, стать женой другого, такого ничтожного перед величием бывшего властителя Дании?
Королева рыдает. Звучит шубертовское «Ave Marija”, исполняемое проникающим в душу голосом скрипки
 Вот так,- говорит мой собеседник,- выглядел отрывок из шекспировского «Гамлета» на небольшой сцене  Щукинского училища, который я подготовил. Я и режиссёр, и исполнитель главной роли, и осветитель, и художник, и монтажёр и прочее, прочее.
  Когда действие оканчивается, актёры вновь застывают, образуя на сцене подобие скульптурной группы. Свет гаснет.
   Помню, когда он зажёгся, меня окружили товарищи. Обнимают, хвалят за блестяще найденную форму. Однако и ругают за увлечение внешней эффектностью, за излишнюю театральность.
Работу над образом предложили продолжать, продолжать самостоятельно.
Самостоятельно? Над одним из сложнейших образов мировой драматургии… А мне ведь, как Вы понимаете, не было ещё и двадцати … Но уж как говорится, -«взялся за гуж…»
     Я ещё в детстве понял, что без театра для меня жизни нет. Когда я  совсем маленьким мальчиком, приходил с родителями – они актёры -  за кулисы,  люди, которых там встречал, казались мне волшебниками. Вот они шутят, смеются, побрасывая меня к потолку и восклицая:  «Ах, ты, милый блондин!», но проходит минута, и этот же человек на сцене обливается слезами или трепещет от гнева. Что же за великая сила, совершающая такие превращения с людьми? Конечно, тогда я не знал, что эта сила называется актёрское мастерство. Но театр, театральность уже захватили меня.
… Он начинает собирать какие-то ветхие парики, белые чулки старинные кружевные чепчики, выменянные на патроны у товарищей – мальчишек, которые в свою очередь извлекли их из сундуков бабушек ( дело происходило в послевоенные годы). В подвале полуразрушенного дома, где тогда жила его семья, устраивает театр. Сам пишет пьесы,  сам, конечно, и играет в них. А герои этих пьес всегда храбрые партизаны.
     Позднее в кружке отца – актёра Вильнюсского драматического театр -  были сделаны первые, неуверенные шаги в  настоящее искусство.
 
      …Одним из замечательных качеств, свойственных настоящему художнику, является так называемое творческое беспокойство. Постоянные поиски новых путей, новых проявлений себя в искусстве.
  - Когда я был подростком, - рассказывал актёр, - меня увлекали комически роли. Мне  доставляло большое удовольствие веселить людей, заставлять их смеяться. Постепенно начал понимать огромное значение драмы. Однажды, помню, пошёл в театр. Давали «Отелло».  В роли Отелло  Народный артист Литовской СССР Иванов. Вернулся со спектакля буквально больным – так потрясла меня игра этого актёра. Если в  комедии зритель запоминает какие-то чисто внешние особенности героев, то драма, трагедия способны потрясти  душу до самых её глубин.
          Конечно, в то время я ещё далеко не всё понимал, но возможность показать на сцене большие серьёзные конфликты и высокие порывы человеческого духа меня увлекали.
Я начал работать над образом Ромео. Любовь, романтика! Мне казалось, что именно в любви наиболее полно может раскрыться актёр. Но судьба сулила мне другое – меня ждала встреча с Гамлетом.

         Где искать штрихи и краски для такого сложного образа, когда ведь и в самом деле нет жизненного опыта. Как работать над ним? Как добиться максимальной правдивости, жизненности, простоты?
 Нужно глубже проникать в человеческую психологию, понять те, подчас тайные пружины, которые толкают людей на свершение тех или иных поступков. Я много читал, постоянно бывал на спектаклях различных театров, конспектировал образ, стал даже ходить по судам. Здесь я увидел немало для себя интересного, увидел, как честные люди борются с различными негодяями, хапугами, клеветниками.
    Помню, однажды меня потрясло одно дело: мать подала на сына в суд. Помню эту мать – худенькую, замученную жизнью старушку , и её сына – красного, толстомордого, пытающегося бессовестно оправдаться. Мать и сын… Ведь в роли Гамлета тоже проходит эта линия. ..
      Так крупица за крупицей искал я черты для образа, на которым работал. Конечно, важнейшую роль в этих поисках сыграли корифеи сцены, которые руководили мной, направляли меня Николай Павлович Охлопков… Крупными широкими мазками рисовал он образ, оставляя актёру полную свободу для творчества.Однако постоянно и незаметно направляя это творчество в нужное русло.
        Немалая заслуга в создании мною образа Гамлета и другого режиссёра – Кашкина. Долгие ночи незаметно пролетали в беседах с ним, вместе гуляли, вместе ездили к морю. И работали, постоянно много работали.

         Всё это рассказывал мне в ту далёкую встречу М., когда мы были так молоды. А в памяти моей ярко. Как будто и не было этих прошедших десятилетий, стоят картины спектакля, в котором был занят «самый молодой Гамлет».
… Раскрылись кованые ворота Датского замка. В багряный зал, в толпу придворных вбегает хрупкий юноша, почти мальчик. Светлое лицо, огромные глаза, тонкие пальцы рук – всё в нём трепещет, всё полно обиды и возмущения.
 «Быть или не быть - вот в чём вопрос. Что благородней духом – покоряться пращам и стрелам яростной судьбы иль, ополчась на море смут, сразить их в единоборстве?»

Мы подвезли артиста к траулеру, на который он шёл, и расстались, конечно, сердечно с ним попрощавшись.

       А через пару дней ворвались ко мне в дом мои молодые друзья и восторженно, перебивая друг друга, стали рассказывать, что они только что из Дворца моряков, где состоялась встреча с артистом М., который рассказывал так много интересного! И о Вас рассказывал, как Вы когда-то делали о нём большую передачу на радио и как случайно  вы с ним встретились  здесь в Новороссийском порту в самый разгар норд-оста. А потом он попросил Вас подняться на сцену, а Вас не было… Так обидно, что Вы не пришли!

Ну, конечно, я тут всё бросила и помчалась во Дворец моряков. Но там было уже пусто. Встреча закончилась.
     - Он только что уехал в  аэропорт,- сказали мне.- А Вы кто, как ваша фамилия? Я назвала себя. А… Тут для Вас кое-что есть.
И мне вручили большой букет белых роз, среди которых была маленькая записочка – всего несколько тёплых слов. И до сих пор не могу я понять, где взял он в такую пургу эти замечательные хрупкие цветы – нежнейшие белые розы.