Цыплят по осени считали

Осень 1983. Энгельс, Саратовской области.

Мы только-только начали учиться на третьем курсе училища.
Золотое время. Жизнь наполнена отчаянными приключениями и другими событиями меньшей степени тяжести. На первом-втором курсе ты еще не очень хорошо ориентируешься в жизни и многого боишься, а на четвертом ты уже «почти офицер» и многое тебе просто лень.
Нас непрерывно гоняют в подшефные организации, где мы осваиваем милые сердцу профессии маляров и грузчиков, собираем мусор, белим деревья, копаем ямы, носим круглое и с упоением катаем квадратное…
Курсанты мелькают на хлебозаводе, перекидывая мешки с мукой, таская фляги с молоком и раскладывая хлеб на лотки; на каких-то складах, разгружая фуры с минеральной водой; на бескрайних луковых полях, где мелкие злые корейцы сорванными голосами орут из-за каждой пропущенной луковицы…
А училищу за это хлеб, лук и минералка.
В один прекрасный день поступила заявка с неосвоенного нами объекта, а именно с птицекомбината. Дабы не рвать глотки, отдавая приказы, отцы-командиры объявляют набор добровольцев. Нужно 10 человек. Поскольку мнения о предстоящей работе разняться от «жареная курочка – это хорошо», до «была охота дерьмо куриное лопатой кидать…», обдумывание затягивается. Через некоторое время 10 человек спускаются на плац и направляются к машине на КПП. Если на них со стороны посмотрит офицер, то покажется, что они идут строем; если посмотрит первокурсник, то сразу поймет, что «третий курс строем не ходит! Понял!?». Это особый способ передвижения, которому, как ни странно, тоже надо учиться…
Машина долго везет нас к объекту приложения усилий и мы, наконец, прибываем к комплексу по выращиванию птицы, обнесенным высоченным забором, через который курица не перелетит, даже если ее подбросить…
Мы въезжаем на территорию, выпрыгиваем из-под тента на асфальт, и нас тотчас накрывает разноголосое кудахтанье тысяч кур, «пасущихся» за сеткой слева и справа от нас.
Улыбающаяся женщина в белом халате, называя нас не иначе как «сыночки», увлекает за собой вглубь большого корпуса. Внутри комплекса светло, тепло и запах как в зоопарке. Мы раздеваемся до пояса, нам выдают белые халаты, которые слишком малы; на сапоги одеваются забавные чехлы из плотной пленки и нас распределяют по местам работы.
Мы вчетвером должны перевозить цыплят из одного блока в другой, ну типа из ясельной группы детского сада в подростковую. Для этих целей выделена трехколесная (два колеса сзади, одно впереди) этажерка с металлическими направляющими, куда мы должны будем вставлять лотки с цыплятами.
«Оператор» тележки – огромный тупой качок Ваня Скляров по кличке «крестьянский сын». Когда-то, на втором курсе мы подарили ему на день рождения лемех от плуга. Потом было страшно… Ну, когда он за нами бегал с этой тяжелой железякой…
Еще одна улыбчивая тетя три минуты объясняет последовательность наших действий и направление движения, потом полчаса наблюдает за нашей слаженной работой, после чего уходит по своим делам.
Цыплят много. Сложная ячеистая система их выращивания, кормления, поения и удаления продуктов жизнедеятельности тянется на несколько десятков метров, имея в высоту метра четыре. Для удобства имеются стремянки на колесиках, напоминающие авиационные трапы. Некоторое время мы лихо катаемся на них, отталкиваясь ногами от чистого кафельного пола. Стремянки дребезжат, грохочут своими небольшими колесиками  - в общем, всячески выражают свой восторг.
Ваня выкатывает очередную наполненную лотками с пищащими желтыми комочками, тележку в коридор и, в сопровождении почетного караула (мы шагаем следом, чтобы разгрузить тележку на конечной станции), отвозит ее в другой блок.
По пути мы пьем бесплатную газировку из, стоящего в коридоре автомата. Жизнь прекрасна. Катать цыплят в любом случае лучше, чем сидеть на лекциях. К тому же греет сказанная нам фраза: «К обеду вас позовут».
Так продолжается часа два. Ваня уже чувствует себя профессионалом. Он везет тележку одной рукой, он лихо входит в повороты пока, на одном их них тележка не заваливается на передний левый угол.
Лотки с грохотом высыпаются на пол, который тут же заполняется расползающимся во все стороны озером копошащихся и попискивающих цыплят. Мы бросаемся их собирать, но цыплята проявляют неожиданную прыть и изворотливую хитрость, убегая и прячась от нас. Собирать их тяжело. В каждом лотке их сотни полторы, а лотков штук сорок…   Разбежалась приблизительно половина. Ловим их пригоршнями и водворяем на место, поглядывая по сторонам в ожидании работниц птицекомбината. Но пока все тихо.
Остаются самые прыткие, которые успели разбежаться в стороны как осколки взорвавшегося фугаса. Мы начинаем уставать, ползая на коленях по кафелю. Ваня, совершив большое количество наклонов, мокрый от пота.
И тут кто-то говорит:
- Я слышал, что цыплята в темноте на месте стоят…
- О! Это если запомнить где они стоят и свет рубануть, то мы их быстро…
- Где выключатель!?
- Да вот он! Запоминайте!
Мы тщательно запоминаем. Свет по сигналу гаснет. Мы, растопырив пальцы, склоняемся и…
«Пи…», блин! «Пи…», да ё моё! «Пи…»
- Свет! – орет Ваня.
Загораются лампы под потолком. Мы держим в руках кто по одному, кто по два цыпленка. Ваня стоит в позе цапли, а перед ним на полу несколько кружочков, бывших до этого будущими бройлерами…
Ваня с сомнением смотрит на, обтянутую прозрачной пленкой, подошву сапога. Там видны следы преступления. Мы судорожно заметаем следы – вытираем пол, отскребаем от пола и выносим в мусорный бак то, что натворили в темноте. Быстро и неожиданно слаженно собираем оставшихся цыплят и в мокрых от пота халатах везем очередную их партию из блока в блок.
На обратном пути мы встречаем улыбчивую тетю, которая проверяет объем сделанной работы, говорит «Ого!» и зовет на обед…
Мы работаем до пяти часов вечера и последнее, что мы видим, когда нас окончательно забирают – это ярко-желтую голову цыпленка, выглядывающую из-под стеллажа.
Мы незаметно указываем друг другу на него - «Он все время был там! Он просто прятался!».
Удачи тебе парень. Ты хитрый и умный. Ты будешь хорошим бройлером!