Черная кровь

Вечер. Тот удивительный покой, растянутый от нескольких мгновений до часов, наступающий, как только раскаленное солнце скатывается в лихорадочное море. Волны еще некоторое время краснеют, будто молодица у брачного ложа. Впрочем, может и небрачного. Или именно на закате их окрашивает вся пролитая в глубины кровь? Ох, лучше бы первое, чем второе.
Ветер не понимал моря. Приветствовал каждый день, вздыбливал, закручивал, наслаждался мимолетными прикосновениями, наполняющими его горькой солью и прохладой, но не понимал.  С ночными светилами было проще, но они и относились, скорее, к его вотчине, как и огонь, хотя скажи старику нечто подобное, обидится.
Кто-то из смертных сравнил его однажды с чистой мыслью, молитвой даже, что поет и теплится в душе, но что не ухватить и не понять. Он, впрочем, соглашаться не старался. Кто люди, и кто он? Они и сами без понятья, чего хотят и что творят порой.
Впрочем, кроме этих смертных были и другие – те, кто молился ветру и с ним мог говорить. Однажды ему даже казалось, что они вернулись. Может, и так, но после этого исчезли даже его нынешние полудикие подопечные. И стало скучно. Ветру люди оказались все-таки нужны.
Закат устал, и вечер на излете, и лишь полоска над горизонтом выдает осколки солнца, утопающие в море. И можно лечь упрямо на песке или покинуть берег и уснуть на скалах. Да, скалы, пожалуй для того и служат, чтобы ветер отдыхал.
Уже серьезно думал подниматься, когда услышал шепот еле слышный. Будто, и не здесь на берегу. Но что для ветра значат расстоянья? Прислушался, ведь любопытство ветра сравнимо, только лишь с кошачьим, вероятно.
*
Утро началось с возмущенного сипения вечно простуженного голоса. Как капитан умудряется простужаться на корабле в тепличных условиях, не знал, вероятно, и он сам. Знал бы, не простужался, логично?
- Ли, ну, ответь ты мне за ради… - он на мгновение задумался, - кота, - неожиданно продолжил он, - откуда на этом судне сквозняки?
Лионель улыбнулся, слегка склонив голову к плечу, и, наверняка, чему-то своему. С тех пор, как полет реальный превратился даже не в обязаловку, а скуку, граничащую с пошлостью, он летал только в облаках собственного воображения, то есть, в мечтах. Однако, когда капитан – подтянутый и безупречно одетый, как, впрочем, и обычно – взошел на мостик, Ли был уже серьезен, по крайней мере, внешне. Он даже бокал с любимой столетней лозой отставил, хотя вино на пульте управления – уже достаточный повод для имитации взбучки. Такой, что в состоянии устроить начальник подчиненному, но не друг, делящий ненавистные триста метров вот уже пять лет.
- Вы слишком мало пьете, Артур.
- Зато вы делаете это за меня и того парня, - огрызнулся капитан, - кстати, о нем. Юнга после вчерашнего встанет или не будить до полудня?
Ли красноречиво пожал плечами:
- Знаешь, а ведь он уже почти не кричит по ночам. Хороший признак, не так ли? Пожалуй, если подтолкнуть…
- Уверен?
- Нет, но он сам цепляется за прошлое, боится потерять последнюю опору. Даже такая, знаешь ли, важна.
- А ты уверен, что он спит, а не проваливается в пустой бессмысленный бред?
- Это тоже выход, чтобы забыть, или хотя бы притупить боль, - Ли встает и мотает головой, густые, тронутые позолотой и серебром локоны падают на плечи. Как вам поседеть в тридцать пять? А, между прочим, красиво. Дамы бы точно оценили, да только их нет.
- И посадить печень и прочее. Нет, выход, конечно, из общей бренности существования, но не пил бы ты с утра, как капитан тебя прошу.
Ли улыбается уголками губ, будто невзначай касается пальцами спинки кресла, подхватывает неизменный бокал – куда же без него? – и проходит мимо капитана к трем обзорным экранам. Сейчас они пусты, но это не значит, что не фиксируют обстановки. Пора работать:
- Для меня утро еще не началось, поскольку я еще не ложился. Иди, буди Вика, после трех бокалов до обеда могут спать только больные и идиоты. К первым наш подчиненный, слава всем чертовым святым, уже не относится, ко вторым, надеюсь, и не будет, - он выдержал довольную паузу. – И, между прочим, хорошим вином не спиваются и, тем более, не сажают печень, как и прочие органы.
*
Кстати, кот на судне, действительно, был: огромный и лохматый, каким и положено быть любому уважающему себя животному. Как утверждал Виктор, именно благодаря нему, на судне и гуляли невозможные сквозняки: они почему-то спонтанно возникали во время прохождения создания сквозь стены.
Старшие товарищи тихо улыбались, но не спорили и не смеялись, а со временем, даже соглашались, тем более что факт наличия самопроизвольной циркуляции воздуха, действительно, существовал. Как говорится, смирились. Но и почему бы нет? В конце концов, это была почти детская и абсолютно безвредная странность, у Виктора были и похуже. К примеру, сегодня он все-таки слетел с кровати, благо, что хотя б бесшумно.
На тумбочке обнаружился неизменный стакан молока, несколько ломтей хлеба и пиалка с джемом. На посудине черничного варенья хватит, наверное, еще лет на десять. И куда столько брали? Впрочем, Виктор уже и не помнил.
- Спасибо, - сказал он в пространство и приступил к завтраку.
*
Тонкий звонкий свист системы оповещения стоил разбитой чашки кофе. Все бы ничего, но это было совершенно ненормально, непривычно и невозможно.
- Неопознанная капсула, - проинформировала система уже человеческим голосом, как будто не могла сразу объяснить, в чем дело. – Просит помощи на всех частотах.
- Однако, - Ли вскинул бровь и слегка прищурился. – К нам гости.
- Из загробного мира не иначе, - нахмурился Артур, впрочем, в подобную удачу не особенно и веря. Призраки бесплодны, проблемы – прерогатива живых.
Капсула неторопливо подплывала к судну, система бодрым голосом докладывала о том, что существо внутри нее живо и приходит в себя после криогенного сна. Быстро приходит, к тому моменту, как состыкуются, совсем очнется.
- Вот это и беспокоит, - кивнул Артур своим мыслям.
- Да? А я думал, что Вик.
*
Дверные створки скрипнули. Надо же! А обычно вели себя пристойно. Вероятно, генетическая память столь некстати подбросила им видение давно несмазанных воротных петель. Заброшенный дом, сарай, давно обглоданный скелет коровы. Пустота, разруха. И ворон на плетне…
Лионель прогнал неприятное видение, тряхнув головой. Впрочем, ворон от этого движения никуда не делся.
Высокий стройный, пожалуй, даже худой почти человек в черном. По какой-то нелепице, очередному закону или воле Создателя, холоднокровная раса фрескийцев походила на людей так же, как древний грек на жителя столь же далекого Стамбула, то есть разница налицо, но суть от этого не меняется. А то, что у рыбин кровь очень темная, так не всякий же ее видит. Впрочем, нынешний посетитель был либо слишком глуп, либо, наоборот, заносчив и умен. Назвать умение подчеркнуть отличия меж расами вежливостью Ли и хотел бы, да не мог.
У него была очень бледная кожа и лысая голова. Глаза же постоянно менялись. Их цвет медленно перетекал из бледно-голубого в грязно-зеленый и обратно. Говорили, что первые «замороченные» попались именно на взгляде. Врут безбожно. Первая океанская проходила гораздо грязнее и страшнее, но и эффективнее.
Существо булькнуло приветствие. Висящий у него на груди универсальный переводчик прогавкал что-то о мире, доброжелательности и долгих летах жизни. Артур, не удержавшись, скрипнул зубами.
- Ну, и зачем вы к нам явились? – почти доброжелательно поинтересовался Лионель.
- Я полагал, разумные существа обязаны помогать друг другу, - бульки и карканье слились в нечто несуразное, скрипучее и отвратительное. Каток проехался по ушам, по меньшей мере, дважды – фрескиец добавил что-то о древности рода.
Артур поморщился, Лионель остался беспристрастен. Впрочем, оба они побледнели, когда одновременно повернув головы, узрели заглядывающего на мостик Виктора.
-  Я, Рей Акус Гранда Фреска Эпил…
- Рей? Король? Ах, как же чудно, кстати, - Ли не поднялся, но кивок в сторону гостя был достоин именно что короля.
*
Первым желанием Артура было: мальчишку вышвырнуть и как можно скорее. Вторым – собственными руками удушить тварь, а лучше застрелить. Третьей мыслью – что стрелять необходимо в сердце, а их у мерзавца три, или в голову, но и мозг у фрескийцев расположен так, что одним выстрелом не уничтожить. В общем, палить в родном судне ему никто не даст, а ранением, даже весьма тяжелым проблему не решить. Вывод складывался неутешительный: ждать.
- Чего же вы хотите? – Лионель подмигнул капитану, но обратился к фрескийцу.
- Я не чувствую своих. Ни подданных, ни божеств, словно все исчезли.
- Сожалею. Их нет, как и нас, впрочем, - пауза, какой позавидовала бы любая театральная. – А мы – единственные, кто уцелел.
Вик открыл рот, но зажмурился. Рука судорожно искала… нож, быть может?
- Десять лет назад ваша раса, отсыпающаяся где-то в океане, внезапно пробудилась. Нашла нашу. Ударила чем-то, - Лионель поиграл пальцами в воздухе, словно настраивая невидимый инструмент, но боле уместного слова не нашел, - телепатическим. Вы приказали всем нам сдохнуть.
На лице хладнокровного древнего существа и мускул не дрогнул:
- Если бы мы действительно, отдали такой приказ, вас бы ... не было.
Интересно, просто ли так запнулся?
- А это ошибаешься, - не выдержал Артур. – Кто-то под воздействием вашего... гипноза, действительно покончил с собой, а кто-то, наоборот, пошел убивать. Мы сторицей вернули.
- И погибли, - и не понять скорбит или радуется. По идее, должен был бы скорбеть, но тварь, лишенная эмоций, вряд ли об этом знает.
Артур, наверное, впервые за все десять лет, ощутил ярость.
- А вы и забыли, что можно сражаться руками, - оскалился он, - я резал вас как скот на бойне, - сжал кулак, в нем будто снова возник обух топора. А еще капитан прекрасно знал, что тварь ощущает его эмоции, и почти радовался. – Вот этому молодому человеку было всего одиннадцать, но он пошел вас убивать. А этот, - кивок на Лионеля, - в тот момент играл на сцене, - какого-то исторического, а может и выдуманного персонажа: непревзойденного любовника, дуэлянта, военного гения, пьяницу и скалозуба, а красавцем Ли и так был. – Но сменил бутафорскую шпагу на настоящий клинок и не подкачал.
- Мы действительно, опрокинули вас, - усмехнулся Лионель.  Пожалуй, по его лицу также невозможно было что-либо понять, как и у фрескийца. – Вы просто опоздали.
*
Виктор стоял бледнее мела. Уши горели, кровь билась в виски, и он совершенно не понимал, что происходит. Непроизвольно дернулось веко, а рука упала и ощутила что-то мягкое – кошачью шерсть. На мостике стоял ночной кошмар, самый страшный враг, и Ли отчаянно безумно развлекался, а Артур был серьезен, как никогда.
- У нас, если король лишается всего, то лучше смерть позору, - булькает существо и синеет.
Ему жаль? Лионель прищуривается. Что ж, не просто так, значит, Ли столь долго распинался. Ему это было важно – настроить короля на нужную волну. В конце концов, чувство вины у врага – отличнейший союзник.
- Я не проснулся, не предупредил, не остановил…
Что это? Оправданья?
Ли оборачивается к Артуру, бросает на Вика озабоченный взгляд.
- Ну, это и неплохо, что понимаете, - оскал почище волчьего – как надо. – Но зачем же столько мяса враз терять? Я, знаете ли, к рыбе пристрастился.
Виктор едва не падает, Артур и то бледнеет. О, где же здесь найти аплодисменты? И не дождешься, вот ведь в чем беда. Руки касается легкий ветерок. А это интересно: он смеется? Слегка колеблется воздух. Что ж, будем играть для сквозняка. Вряд ли кто-нибудь еще удостаивался такой чести.
В руке, как по мановенью, появляется кинжал. Ну что, король, ты здорово напуган?
- Как вам угодно, - цедит, словно воду: отрывисто и в час по чайной ложке.
- Будь здесь твои, они бы рассказали как-нибудь иначе. Тебе же выпала удача – понять врагов. Ну, что ж, читай в сердцах. Умеешь, это ведь известно. Там только боль, ну, а слова… они не для тебя, уж если честно, - краем глаза Ли замечает, как скалится Артур. Он капитан, но пойдет за Ли, что тот бы не предпринял, по первому приказу. Что ж, чудно, твоя очередь, Виктор.
- Нет, хватит! Послушайте, они же на Луне и живы почти все...
*
Виктор во все глаза смотрел на своих воспитателей. Таких взрослых, уверенных, не прекращающих напоминать, что невозможно жить прошлым, что все наладится, потому что иначе попросту не может быть. Вернувшихся на планету не просто вместе с ним, но и ради него.
Он словно поменялся с ними местами. Это не Ли стоял возле посиневшего фрескийца, это Виктор несколько лет назад в лунном баре замахивался на официанта со слишком бледной, едва ли не стальной кожей и кидал ненавидимые обеими расами слова. Слова, за которые убить мало.
А потом... задержание, беседы с психологами и новый диагноз. Слишком сложный, чтобы выговорить, но и достаточно легкий для понимания: неумение забыть. Ночью Виктор возвращался в один и тот же день и час – первого нападения инопланетян на Клио, мирный прибрежный городок в получасе от Сантэ-Лопез. И не поддавшись мысленному приказу покончить с собой, шел убивать этих тварей. Днем пытался об этом забыть. И все повторялось изо дня в день.
Пожалуй, психушка была единственным выходом. Впрочем, оставалась надежда, что его кто-нибудь убьет...
Однажды утром на пороге нарисовался изящный длинноволосый мужчина с глазами летнего дождя. Виктор и вспомнил-то его не сразу. Лионель вытаскивал его с Клио с упорством уж неизвестно кого. Он тоже был таким же ненормальным и почему-то очень хотел, чтобы он, Вик, выжил.
После был лагерь и долгое сопротивление. Куча тестов и спецов, пытающихся понять, почему кто-то слушает и покорно исполняет, а кто-то хватается за первое же оружие, что подвернется, и идет убивать сам.
У Вика причиной оказалось сотрясение мозга, пережитое в раннем детстве и, как казалось, не принесшее последствий. У Артура – нервное перенапряжения из-за развода. А Ли шутил, что все актеры слегка двинутые, а он еще и тронутый на главных ролях.
Ли оглядел его комнату и сказал:
«Нечего вам, молодой человек, здесь высиживать. Я забираю вас на Землю, - и уже не так пафосно, - должен же кто-нибудь завалы разгребать?»
Что может ему быть за убийство? И ведь героизм на последней войне, столь серьезно завязанный на безумии, станет вовсе не смягчающим поводом, а, скорее, наоборот. Две расы Землян за десять лет все же поняли друг друга, но для них троих - «неподдающихся» - прошлое так и осталось росчерком алого по всей жизни.
Ну уж, нет!..
Виктор, боящийся одного вида фрескийцев, делает шаг вперед. Виктор прекрасно помнящий, что изначальных не убить огнестрельным оружием сразу, зато с легкостью – холодным клинком, протягивает руку.
- Пойдемте со мной, - и говорит уверенным спокойным голосом злой древней легенде, о которой забыли пращуры, - у меня варенье есть, вы же любите сладкое?
Он провожает ненавистное чудо за дверь и только тогда оборачивается. Артур стоит, скрестив на груди руки, Ли улыбается уголком рта и щурится, словно кот.
Кот? Ну, значит, варенья на столе будет больше, все-таки хорошо, что на судне его много. Чудеса любят сладкое.
*
- И где ты его откопал?
Ли непонимающе вскидывает брови, но в уголках глаз прячутся смешинки:
- О чем ты?
- Фрескиец. Он задолжал тебе настолько, что согласился изображать это… ЭТО?
Казалось, удивлению Артура нет предела. Не то, что раньше. «Гранитная скала. Она же каменная!» - часто шутил Лионель. А камень, как известно, слишком незыблем, чтобы думать. Ему сказали «это враги», и он полетел в чей-нибудь лоб. Сказали «не убивай», и он спокойно улегся в пыли. Артур и не болен, вероятно, в сравнении с ним и Виком, но пять лет назад Ли сказал: «Поедем со мной, я тебя капитаном назначу и даже слушаться буду». И Артур поехал без лишних вопросов.
- Разве? – впрочем, мучить друзей обычно в привычки Ли не входило. Поэтому он сдался, правда, благоразумно отойдя на приличное расстояние во избежание последствий. – У меня, действительно, была идея притащить Вику какого-нибудь фрескийца - с тех пор, как мальчишка перестал вздрагивать от каждого шороха и задыхаться во сне, - но не успел.
- И?.. – судя по тому, как у капитана начал леденеть взор, заканчивать следовало, как можно быстрее.
Лионель набрал в грудь побольше воздуха и выдал скороговоркой на одном дыхании:
- Арти, ты же не думаешь, что даже мне отдали бы субмарину, билет домой, припасы и поддерживали столько лет просто так?
Артур наткнулся взглядом на внезапно загородившее дорогу кресло и решил пока его не отодвигать и, слава кому бы то ни было, не штурмовать.
- Или ты на нашу психиатрическую медицину надеешься? На благодарность отечества и человечества? Впрочем, это я загнул, ты не наивный полудурок, - - Лионель изобразил наиболее потрясающую из своих улыбок, вздохнул и прикрыл глаза. - Мы единственные безумцы, согласившиеся на поиски этой чертовой капсулы. Слишком ненормальные для того, чтобы поверить и спуститься на проклинаемую обеими расами Родину. Кстати, я так и не понял смысла нашего общего бегства на Луну, но с приходом этого ... короля, у нас есть шанс на возвращение. – Кресло оказалось весьма кстати, оставалось только следить сквозь ресницы за все еще сжимающимися кулаками друга. – Видишь ли, когда мы опомнились от первых поражений и начали теснить рыбешек, то начали и задумываться, для чего все это было нужно. В конце концов, люди в океан не рвутся, они больше к космосу привязаны. Конечно, обидно за Дарвина и ряд ученых, но подобный повод для уничтожения второй разумной расы планеты, согласись, смешон. Да и фрескийцам  для объявления всеобщей бойни необходима была хотя бы причина. Мы думали долго, по кусочкам собирая обрывки фраз и слухов.
Предположительно, шли рыбки за своим вожаком, которого посчитали либо казненным, либо взятым в заложники. Общественная система у них такая, почти как у насекомых: их предводитель - царь и бог в одном лице. Это у нас, как пришибли президента, полстраны национальный праздник устроила… хм… не об этом, однако. Они же и в спячку, следуя его приказу, впали, а до нас только и дошла сказочка об Атлантиде, в которую никто не верил.
И вот, поутру… хм. Ну, да. У нас, когда проснулся тогда и утро. В общем, они проснулись, а предводителя нет. Они кличут своих богов, а они либо разговаривать разучились, либо сгинули. Они поднимаются на поверхность и видят... полный бардак с экологией. А боги ведь у них не нашим чета: ветер, огонь, свет, волны...
- Значит, спящий красавец что ни на есть настоящий? – хмурит брови Артур.
Ли открывает глаза, смахивает с плеча несуществующую пылинку и кивает.
- Но это ведь скандал и новая война?! Я же тебе подыграл!..
А вот это уже паника. Паники не нужно. Рецидивов – тоже. Конфликтов – тем более. Но кто сказал, что шоковая терапия не приносит излечения?
- Порой, нет ничего полезнее страха - в правильных количествах. Сговорчивее будет.
И, может быть, тогда удастся все начать сначала и по-другому.
- А ты подумал о том, что Вик, он, ох… - будто в подтверждение так и не законченной фразы, на кухне что-то разбилось.
Артур бледнеет и бросается к дверям, но Ли все равно оказывается быстрее. В полумраке коридора – что-то с освещением или в глазах потемнело? – невысокая и до сих пор по-мальчишечьи угловатая фигура у входа в кухню, кажется ирреальной, будто выполненной из ледяных осколков. По рукам Вика течет черное, пальцы судорожно сжимают нож, на губах играет растерянная улыбка. Капитан если только не рычит в голос. Лионель, однако, приспособлен для бега по узким коридорам субмарины куда лучше него. Мальчишку он хватает первым и долго смотрит в спокойное, без тени отчаяния или страха лицо.
- Банка выскользнула, представляешь? – у него руки до сих пор трясутся и это хорошо, Боги, как же это здорово!
В первые дни во время новой встречи, еще на лунной базе Вик был, будто струна или соляной столб: подтянутый, осторожно-заторможенный, спокойный и равнодушный, а в глазах - отчаяние. Тронь и спасайся, потому что взрыв никого не пощадит. А теперь...
Виктор смотрит на фрескийца и улыбается. Ли оборачивается и видит, как существо беседует с пустым местом – впрочем, не совсем – если прищуриться, можно увидеть, что воздух слегка колеблется. Зато на стене – отчетливая кошачья тень.
Кто сказал, что ветер не может быть котом?