Глава 44. Новые Окна

Вот уже несколько часов я лежал без сна. Да и какой сон у приговоренного к смерти. Я не испытывал ужаса, который охватил меня когда-то в кошмарном сне, где меня тоже приговорили. Но то было во сне, а теперь это вдруг стало жуткой реальностью.
Жуткой еще и тем, что я мог бы так ничего и не узнать о гнусных замыслах жестоких ублюдков, присвоивших себе право казнить и миловать. Казнить за что?! За то, что стал помехой в их неправедных делах?
А как же! Четыре адвоката из Питера до деталей продумали великолепную схему обмана, а она вдруг сорвалась. Столько денег вбухано, а тут вдруг какой-то нищий директор отказался бесплатно подписать их стряпню. Да за это убить мало!
А тут еще время до предела сжало пружину коробкинского нетерпения — конец года, как ни как. Не за горами годовой отчет, а уже целых два квартала «Полигран» — фактический владелец завода, реквизированного им у «ИнтерКаменьПродукта», якобы в обмен на погашение его долгов — производит и продает продукцию, получает прибыль. Но, рано или поздно «Полиграну» придется предъявить документы, не подписанные директором «ИнтерКаменьПродукта». Почему не подписаны? Да просто, бедняга, не успел подписать по причине внезапной смерти. Первый заместитель вот завизировал, а директор не успел. А «нет человека — нет проблем», — вот она примитивная логика российского бизнеса, заимствованная из эпохи сталинской диктатуры.
И ведь сколько живых примеров вокруг. Газеты пестрят фотографиями взорванных авто и трупов бизнесменов, изрешеченных автоматными очередями. А пока с телевизионных экранов рекой льется кровь, радио с деланной грустью вещает об очередном сенсационном убийстве. Есть, где поучиться начинающему капиталисту.
А исполнители? Да их толпы, готовых убивать за деньги. И это уже не только «братки» в спортивных костюмах, вооруженные обрезками труб, ножами или старенькими, дающими осечку ТТ. За «подработку» взялись милиционеры, военные и даже профессионалы спецслужб, вооруженные государством до зубов.
Мне «повезло»: вряд ли меня будут неумело и мучительно больно убивать дилетанты. Ведь у Коренкова такие связи! Помню, как лихо он расправлялся с поручениями своего президента Музыри:
— Это полковник Коренков. Свяжите с генералом Сидоркиным. Срочно! Саша, привет! Не узнал? Твой тезка, Коренков. Да тружусь тут потихоньку, готовлю вам прикормленную площадку для отступления. Слушай, маленькая просьба. У тебя как там, в Карелии в погранзоне? Можешь посодействовать? Очень надо. Ну, слушай, я твой должник. На днях заскочу. Пока, привет супруге, — заканчивал он короткий разговор и тут же рапортовал начальнику, — Это Коренков. Договорился, помогут. Готовьте денежки, — и вешал трубку.

И я живо представил подобный разговор, состоявшийся, возможно, еще вчера:
— Это полковник Коренков. Свяжите с генералом Суходрищенко. Срочно! Федя, привет! Не узнал? Саша Коренков. Да тружусь тут потихоньку, готовлю вам прикормленную площадку для отступления. Слушай, маленькая просьба. Как там у тебя, порядок в твоем тире? Не сомневаюсь. Можешь прислать человечка? Очень надо. Ну, слушай, Федя, я твой должник. На днях сам заскочу с гостинцами. Пока, привет супруге, — улыбнулся он телефонному аппарату и тут же набрал номер Коробкина, — Это Коренков. Порядок, Сергей Львович. Считайте, его уже нет. Спасибо. Всегда рад услужить, — и повесив трубку, наверняка энергично потер рука об руку свои пухлые ладошки без мозолей — любимый жест справившихся с поручением особистов, подсмотренный ими у кого-то из своих великих мерзавцев.
А ведомство не будет дожидаться гостинца. Своим, даже бывшим, оно наверняка верит в долг — куда денутся. И уже сегодня незаметный в толпе серый человечек может представиться Коренкову. Короткий инструктаж, и машина ликвидации запущена. А ближе к вечеру вдруг почувствую комариный укол, а, возможно, и ничего не почувствую, и страшная всем живым бездна небытия навсегда смахнет меня, как ничтожную пылинку, с этой громадной сцены жизни, где, даже не заметив потери, все так же продолжится ее роскошный кошмарный праздник.
И ведь ни у одного из заговорщиков не дрогнет сердце: для бывшего «кагэбэшника» это привычная работа между оперативкой и походом на обед, а для новоиспеченного капиталиста, но уже поднаторевшего мошенника, это первый опыт неприятного, но такого соблазнительно легкого, а главное, экономически выгодного способа решения запутанных проблем.

А что останется от меня? Скромная могилка на подмосковном кладбище, глубокая скорбь родных и близких, да непрочная память тех, кто когда-то был рядом. И еще кадры исторической кинохроники, где нет-нет, да и мелькнет моя фигурка в белом халате в группке людей на установщике, везущем гигантскую ракету Н-1 на старт. И, конечно же, груда документации МКС «Буран» и куча магнитных лент с программами ее подготовки и пуска. И, наконец, этот выстраданный мной камнеобрабатывающий завод, который построил, как будет доложено прогрессивной общественности Москвы и Подмосковья, великий бизнесмен Коробкин.
И это все?! Не густо. Да, чуть было не забыл. Еще старенький «Москвичок» на ходу, но с лысой резиной и металлический гараж. Вот и все мое богатство.
Что ж, не вышел из меня второй Ленин, как предрекал друг нашей семьи дядя Володя Макаров. Слишком призрачной вдруг показалась идея борьбы за всеобщее равенство и счастье. Не принял я и невнятных идей промпартии, а работать на имидж ее лидеров счел занятием бессмысленным.
— Вот видишь, Толя, говорил тебе, держись за партию. Рано или поздно сделал бы ты этот завод и рулил бы, как хотел. А так проходимцы его у тебя отняли, а мы бессильны помочь, — поучал Гусев, к которому как-то зашел от скуки.
Я не стал спорить, но фотографии цеха, которые сделала Светлана, все же показал всему партактиву.
— Интересно-интересно, Зарецкий. Сделал-таки завод, — с любопытством посмотрел фотографии Куракин, — В Электростали? — спросил он, что-то очевидно припомнив.
— В Электростали, — подтвердил я.
— Ну, вот. А Куракин здесь вроде и не при чем, — вдруг пропел вице-президент обиженным тоном, — Вот все вы так. Вам помогай-помогай, а вы. Ты мне хоть машину плитки дай для дачи, — попросил он самую малость.
— Нет у меня ничего, товарищ Куракин. Я только построил этот завод для кого-то, а теперь вновь пролетарий умственного труда, — ответил ему.
— Как это? — удивился вице-президент.
— Да так уж получилось. Мой партнер украл у меня мою долю.
— Да-а-а?! Надо же! Впрочем, чему удивляться, по всей стране одно и то же… Вот у меня бы он не украл. Ха-ха-ха, — весело рассмеялся Куракин, искренне обрадовавшись чужому горю.
«Да уж. Сам-то у меня пятьдесят один процент акций и должность председателя правления запросил. Чем ты лучше Коробкина? Такой же гусь», — подумал тогда.

— А можно посмотреть фотографии? — подошла к нам с Гусевым незнакомая женщина.
— Смотрите, Татьяна Васильевна, — отдал ей фотографии Георгий, но, вдруг спохватившись, посмотрел на меня, — Надеюсь, Толя, не возражаешь?
— Не возражаю, — буркнул я.
— Очень понравилось ваше производство, Анатолий Афанасьевич, — возвратила фотографии женщина, — Жаль, что у вас все вышло, как у меня, — добавила она. Я насторожился.
— Кстати, товарищи, вы хоть познакомьтесь для порядка. Товарищи по партии, как ни как, — встрял в наш разговор Гусев и, наконец, представил нас друг другу.
И в перерыве заседания мой новый товарищ Евдокимова рассказала свою историю:
— У меня все началось с выставки, Анатолий Афанасьевич. Туда наш НИИ направил консультантом. За отгулы согласилась. А на выставке так понравилось, даже пожалела, что продлилась недолго, — начала Татьяна Васильевна свой рассказ, — Красота. Делать ничего не надо. Приборы наши никого не заинтересовали. Сижу себе и сижу. А в последний день выставки вдруг подошел к нашему стенду очень любознательный мужчина. Досконально обо всем расспросил, но больше всего заинтересовал мой прибор. А когда узнал, что я его разработчик, тут же пригласил в ресторан. Кушать, конечно, хотелось, но с незнакомым мужчиной, сами понимаете. Да еще подумала, не шпион ли какой. А он все настаивал и настаивал. Оказалось, зовут его Иржи, он чех и работает в фирме «Тесла». Знаете такую, Анатолий Афанасьевич? — спросила она.
Разумеется, я знал, и моя новая знакомая продолжила:
— Слово за слово. Это, правда, уже в ресторане было, — уточнила она, — Предложил он мне поработать в их фирме. Не могу, говорю, меня за рубеж не пускают. Это, говорит, беру на себя. Одним словом, согласилась. Иржи мои данные тут же записал. Ну, думаю, будь, что будет. Все равно на работе делать нечего. Перестроились мы, — рассмеялась она.
— Это уж точно, — подтвердил я.
— А через неделю закрутилось. Для начала потаскали по первым отделам. Контакты с иностранцами, видите ли. Сами, говорю, на выставку послали, а она международная. Какие там секреты. Да и товарищ этот, говорю, из соцлагеря. Наш, не чужой. А потом, похоже, поступила команда сверху, меня, наконец, оставили в покое, тут же оформили загранпаспорт, командировку и все, что нужно. В общем, через неделю оказалась в Праге.
— Как в сказке, — добавил я.
— Точно. Именно так я себя и почувствовала, Толя, — согласилась со мной Татьяна Васильевна, исподволь лишив меня отчества, — Это же моя первая поездка за границу. Море впечатлений! Меня, конечно, встретили, разместили с комфортом. А уж на работе, нет слов. Заурядного работника сделали руководителем проекта. Месяцев восемь проработала, запустила прибор в производство, а когда собралась домой, зашел Иржи и положил передо мной конверт. Оказалось, мой заработок, сто тысяч долларов.
— Ничего себе! — не удержался я.
— Это только нам кажется, Толя, что много. А Иржи сказал, меня еще и надули, авторский гонорар не заплатили. Да я, говорю, и этих не возьму, кто меня с ними через границу пустит. Если это проблема, говорит, можешь все получить в нашем посольстве в Москве.

— Ситуация. Так ты могла и ничего не получить, — снова встрял в наш разговор пришедший с перекура Гусев.
— Не беспокойся, Георгий, получила, — рассмеялась Евдокимова.
— Мне бы такие деньжищи. А то свожу концы с концами, — запричитал Гусев, — Хоть бы кто сотенку дал, осчастливил старика.
«Как же мало нужно человеку для счастья», — вдруг подумал, вспомнив, что в кармане лежат двести неприкаянных долларов, которые должен был кому-то передать, но даже забыл, кому. И пролежали они уже с полгода и, похоже, ждали именно этого случая.
— Держи, Георгий. Будь счастлив вдвойне, — сунул ему в руку те две купюры.
— Ну, Толя! Ну, спасибо, дорогой! — расслюнявился неожиданно осчастливленный Гусев, а я вдруг представил себя добрым волшебником, исполняющим желания.
— Так вам интересно, что было дальше? — разрушила идиллию Татьяна Васильевна.
— А как же! — хором подбодрили ее.
— Так вот, притащила полную сумочку денег домой, и начались проблемы: куда спрятать, чтоб не ограбили. В банк не потащишь, деньги нелегальные. А тут, как нарочно, племянник из деревни приперся с женой и кучей детей. Гол как сокол. Принимай, говорит, тетка, нищету. Хочу попытать счастья в Москве, а то у нас в деревне мы вымрем как мамонты. Что делать? Ума не приложу. Так и пришлось все деньги с собой таскать.
— Эх, попалась бы ты мне тогда, — пошутил Гусев.
— Гусев! Неужели ограбил бы бедную женщину?
— Бедную нет, а богатую с удовольствием.
— Вот я сейчас тебя и потрясу, Гусев. Ну-ка давай, делись!
— Непременно налью, но только после заседания, — с намеком пообещал Георгий, — Рассказывай дальше, Татьяна, а то перерыв кончается, — поторопил он, и Евдокимова продолжила:
— Срочно сняла племяннику квартиру, избавилась на всякий случай. А через месяц приехал Иржи и пригласил поработать с ними еще полгода. Денег, говорит, заработаешь. Я с этими, говорю, не знаю, что делать. А он смеется. Организуй, говорит, свое производство, например, пластиковых окон. Таких у вас не делают. У тебя это получится, а денег хватит. Идея понравилась. К тому же за полгода мне еще заплатили. Из института уволилась, зарегистрировала фирму «Новые Окна» и начала работать.
— Так «Новые Окна» это же известная фирма. Значит твоя, гражданка Евдокимова? — удивленно спросил Гусев.
— Гусев, а почему сразу гражданка? — развеселилась Татьяна.
— Да уж теперь ты нам с Толей не товарищ, — пошутил Гусев.
— Я в той фирме, Георгий, как тот зайчик, которого хитрая лисичка выгнала из его же собственного домика. А хитрой лисичкой оказался мой племянник, будь он неладен. Только у меня дела закрутились, он тут как тут. Выручай, тетушка, выгнали с работы. Я и пристроила его в фирму на свою голову. Поставила директором. У него хоть и восемь классов, но хватка крестьянская. Смотрю, работа пошла. А тут снова приглашение в Прагу. Вернулась аж через год и не узнала свою фирму.
— Молодец, значит, племянник, — похвалил Гусев.
— Молодец, — согласилась Евдокимова, — Вот только тетку обобрал дочиста. Выяснилось, этот негодяй, мой племянничек, зарегистрировал другие «Новые Окна». Не ООО, а ЗАО, и там он президент и стопроцентный владелец, а я никто. Верну, говорит, тебе твои деньги, тетка, успокойся и не шуми, а то вообще ничего не дам. Такая вот благодарность. Хорошо, еще денег заработала. Не столько, конечно, как тогда. Купила сыну квартиру и машину, и те денежки тю-тю. А от племянничка, похоже, долг можно ждать всю жизнь, — закончила свой рассказ Евдокимова.

А дня через два она позвонила мне домой:
— Толя, это Евдокимова Татьяна. Мы могли бы сегодня встретиться?
— Без проблем. Я как раз к Гусеву собираюсь. Часа через полтора буду у него.
— Не надо у Гусева. Давай на нейтральной территории, — предложила она, и часа через полтора мы встретились на станции метро «Студенческая», — Слушай, Толя, что я тут надумала. Вчера встречалась со своим Бедовым, пыталась как-то решить свои вопросы.
— Кто такой Бедов?
— Ах, да. Я разве не говорила? Племянник мой, Бедов. Беда, одним словом, — рассмеялась Татьяна своей шутке, — В общем, Толя, поняла, что долг он не вернет никогда, и решила зайти с другой стороны. Весь день ругались, но, в конце концов, договорились: он даст мне десять процентов в его «Новых Окнах» и возьмет на работу вице-президентом, а о долге забудем.
— Поздравляю, Татьяна Васильевна. Рад за вас.
— Спасибо. Но это не все. Он тут действительно раскрутился. У него уже шесть заводов в Подмосковье.
— Ничего себе!
— Вот именно, ничего. Когда он один был на рынке, все было нормально. А сейчас столько новых производств, такая конкуренция, что продажи начали падать. Самое время заняться чем-то другим. Вот только чем?
— Конечно же, камнем! Такие подоконники можно делать! Это вам не пластик.
— Ну, вот! — обрадовалась вице-президент, — С тобой, Толя, приятно иметь дело. Сразу схватил. Все. Поехали к Бедову, — тут же определила она нашу программу.
Уже через полчаса мы оказались в огромном кабинете Бедова в здании на Малой Сухаревской площади. Нас встретил импозантный мужчина средних лет, плотного телосложения, в просторной «толстовке» и с волосами до плеч, переходящими в густую окладистую бороду.
«Типичный старообрядец», — подумал, с удивлением взглянув на президента солидной фирмы. А расположившись за громадным столом, в переднем углу обнаружил и дополнительное подтверждение — целый иконостас с роскошными иконами и лампадами.
— Сначала отобедаем, господа, а уж потом, благословясь, и за дело, — широко улыбнулся радушный хозяин, и через пять минут стол его приемной был подготовлен к роскошному пиршеству, — Мы зелье не потребляем, но для гостя сделаем исключение, — предложил он.
— Спасибо, тоже не потребляю, — неожиданно соврал я.
— Похвально, — расплылся в улыбке Бедов.
— А я, пожалуй, хрясну стакашку, — не отказалась Евдокимова.
Едва отобедали полноценной трапезой из трех блюд, явился церковный батюшка в полном облачении. Все дружно, по очереди, подошли к нему за благословением. Пришлось поучаствовать и в этом спектакле.
— Верующий? — спросил батюшка.
— Христианин, но не воцерквлен, — ответил ему.
— Бог благословит, — перекрестил он меня, как и всех.
Обернувшись, обнаружил, что все это время за мной очень внимательно наблюдал Бедов.

Потом мы молча ждали, пока отобедал батюшка, «хряснув стакашку» для аппетита. Наконец, прелюдия к деловой части встречи завершилась, и по просьбе Бедова я выдал свой обычный экспромт о камне.
Некоторое время все молчали, напряженно ожидая чего-то.
— Что ж, камень дело богоугодное. Благословляю, — встал, наконец, батюшка, а за ним, разумеется, все остальные. Перекрестив паству, батюшка удалился.
Разговор сразу принял деловой характер:
— Таня, свози Анатолия в Хотьково и в Апрелевку. Посмотрите, подойдут ли те помещения, а потом поговорим, — завершил нашу первую встречу президент «Новых Окон»…
За два дня мы побывали в Хотьково и в Апрелевке. Чистенькое современное производство очень понравилось. Что-то подобное видел в Порохово, но только подобное. А вот аккуратненькие, будто игрушечные цеха явно не годились. Да и подъезды к Хотьково, изобилующие крутыми подъемами и поворотами, были непригодны для движения тяжелогруженых фур с камнем. В Апрелевке Татьяна созвонилась с Бедовым, и по его наводке побывали на Апрелевском заводе граммпластинок и в каком-то НИИ. Обе организации располагали свободными территориями, освоить которые им уже было не по силам.
Наш доклад о проделанной работе вдохновил Бедова:
— Что ж, землю выкупим, строить будем сами. А оборудование обязательно надо покупать в Италии? — спросил, обращаясь к нам обоим.
— Оно можно, конечно, и наше. Только и качество тоже будет наше, — ответила Татьяна.
— Наше нельзя по другой причине, — подключился я, — Наша промышленность такое оборудование не выпускает. А Италия мировой лидер в этой области.
— Тогда надо ехать в Италию и заказывать оборудование, — тут же решил Бедов, — Вы хоть знаете, куда ехать, Анатолий Афанасьевич?
— Естественно. Год назад побывал на нескольких предприятиях.
— Значит, у вас и загранпаспорт есть? — обрадовался он.
— Есть. Виза вот только кончилась.
— Отлично. Завтра приносите. Оформим мультивизу на три месяца, и съездим с вами в Италию. А потом будете один ездить, сколько потребуется, — осчастливил меня Бедов.

Неожиданно позвонил Серджо:
— Анатолий, я в Москве. Завтра буду выставка «Интеркамень». Жду тебя и Сергей, — радостно пригласил он нас обоих, не подозревая, какой сюрприз приготовил ему Коробкин.
— Я буду один. Сергей больше не наш партнер, — решительно сообщил ему сногсшибательную новость.
— Пачиму не партнер? Не понимаю. Нон капито, Анатолий. Держи Лариса, — передал он трубку Ларисе.
— Серджо сказал, что он сам пригласит Коробкина. Коробкин клиент фирмы, — передала Лариса решение Серджо после их бурных объяснений, которые были слышны в телефонной трубке, — Он очень расстроен, Анатолий Афанасьевич, но дело есть дело. Поговорим на выставке, — добавила она и прервала разговор, не попрощавшись.
Да-а-а. Коробкин клиент фирмы, а я теперь для фирмы снова никто. Так, посредник, поставляющий клиентов. А что? За эту роль тоже платят. Что ж, переквалифицируюсь в посредники.
Размышляя над новым амплуа, неожиданно пришел к идее создания эталонного камнеобрабатывающего предприятия. По моим представлениям, такое предприятие могло бы ярко выделить фирму на самом перспективном рынке, каким был тогда наш российский рынок. Оно стало бы своеобразным выставочным центром, действующим постоянно, а не время от времени.
Здесь должны быть сосредоточены все последние фирменные достижения. Здесь, как и в Вероне, можно обучать персонал будущих заводов. Здесь же целесообразно создать центр технического обслуживания заводов региона.
Именно таким эталонным предприятием может стать завод «Новых Окон» в Апрелевке!

Серджо встретил меня как ни в чем не бывало — радостными объятиями и восклицаниями:
— Ничего, Анатолий! Я заставлю Коробкин платить! Будет платить скидка, будет платить учеба Верона! Ему нет сконто! — неистовствовал оскорбленный в лучших чувствах Лучано Паваротти.
Идея эталонного предприятия вызвала у Серджо бурный восторг:
— Анатолий думать «Симек»? Синьор Стангерлин будет думать Анатолий. Мне нравится, — заключил он.
Интуитивно подняв голову, увидел, что меня пристально изучает «Чубайс», притаившийся со своим сопровождением у соседнего стенда.
— Коробкин, — предупредил я Серджо, встал из-за столика и ушел побродить по выставке.
— Анатолий! — услышал знакомый голос. Обернувшись, увидел Паоло. Он стоял у стенда фирмы «Breton». Я подошел, и мы поприветствовали друг друга, — Я не понял, Анатолий, почему ты не стал с нами работать? Почему ты работаешь с фирмой «Симек»? Наша фирма лучше. Наш президент очень хороший человек. Большой специалист. Кавалер Италия. Я не понял, Анатолий, — робко возмущался Прелец.
— Так уж получилось, Паоло, — попытался как-то оправдаться, не вдаваясь в подробности.
— Я понимаю тебя. Серджо страшный человек. Он действует как хищник. Он тебя схватил и не пускает. Мы так не работаем. Вот, смотри, это для тебя, — передал он мне кучу буклетов, — А Серджо нехороший человек. Он при всех унижает свою жену. Так нельзя интеллигентный человек, — продолжил он дискредитировать своего конкурента.
— Анатолий! Что здесь делать?! Чао, Паоллино! — уничижительно поприветствовал он Паоло и разрядил в него пулеметную очередь итальянских слов. Паоло не ответил, — Пойдем, Анатолий. Брось этот мусор! — презрительно кивнул он на пачку буклетов передо мной.
— Я еще зайду, — тихо сказал я Паоло и с неприятным осадком на душе пошел за моим агрессивным «собственником», оставив подарок на столике фирмы «Breton».

— Зачем ходить наш конкурент? — выговаривал меж тем Серджо, — Я сам показать выставка и наши друзья. Один не ходи, — приказал он. Это уже было слишком. А Серджо, твердо схватив меня за плечо, почти силой потащил к какому-то стенду, — Смотри, Анатолий. Фирма «Брембана» чифра маккини делать лучше «Бретон». Их программа само хорошо. Если хотеть, «Симек» купить тебе эта маккина, — настойчиво уговаривал Серджо.
Он тут же познакомил меня с веселым итальянцем из «Брембаны» и подозвал Ларису для перевода. Цифровые обрабатывающие центры той фирмы действительно понравились. Они шустро резали из камня не только огромные барельефы, но и небольшие скульптурки. Завороженный зрелищем невиданной техники, вскоре забыл о неприятных выходках моего «друга». А он с радостной улыбкой наблюдал за моей реакцией.
— Видели бы все это на выставке в Вероне, Анатолий Афанасьевич, — продолжила Лариса, — Там любого желающего сажали на стул, закрепляли его голову и сканировали, а компьютер сам делал объемное изображение. Его немного подправляли и запускали станок с заготовкой, и минут через десять снимали маленькую голову из мрамора. Точная копия, только в два раза меньше. Столько людей потом ходили по выставке со своими мраморными головами. У кого из сумки торчит, а у кого в руках. Забавно.
Рассказ понравился, но отлучиться от стенда «Симека» Серджо больше не разрешал:
— Не надо ходить никуда, Анатолий. Выставка не интересно. Нечего смотреть, — хитрил «друг», — Я знаю, Анатолий. Ти хочешь «Бретон», — тут же добавлял он и делано обижался.
— Я хочу домой, — сказал ему, когда столь плотная опека надоела до отвращения.
— Хорошо, Анатолий, андьямо тутти, — решил он, и, бросив стенд «Симека» на произвол судьбы, мы действительно ушли с выставки в полном составе.

На следующий день прямо с утра направился к стенду фирмы «Breton». Паоло встретил с пониманием и тут же увел меня в небольшое помещение. Он не только снабдил меня комплектом проспектов, но и дал пояснения. Именно тогда впервые услышал об изделиях, формируемых из каменной крошки.
Расставшись с Паоло, не пошел к стенду «Симека». Перспектива просидеть целый день с Серджо не устраивала, и я пошел на выход. Почти у выхода лоб в лоб столкнулся с делегацией «Полиграна». Увидев меня, все демонстративно отвернулись и прошли мимо. Лишь Рында, шедший последним, широко улыбнулся:
— Здра-а-авствуйте, Анатолий Афанасьевич! — насмешливо пропел он, — Что-то вас давно у нас не видно. Ну, как устроились на новом месте?
— Мое новое место дома, — ответил ему.
— А что же вы тогда делаете на выставке?
— Странный вопрос, Владимир Львович. То же, что и вы, — ответил ему, и мы, не попрощавшись, разошлись. Больше мы не встречались никогда.
Не успел отойти и двадцати метров от выхода из павильона, нагнал Котельников:
— Ты извини, Толя, — остановил он меня, — Я не мог там с тобой поздороваться. Сам понимаешь, две дочери и жену приходится содержать, — пробормотал мой бывший помощник в свое оправдание что-то невнятное.
А я вдруг припомнил рассказ жены: «Представляешь, зашла в офис, иду по коридору, смотрю, комната, а в ней Котельников с Емельяновым. Спросила, где Светланка, как ее найти. Ни один не ответил. Оба сделали вид, что не слышат. Повторила еще раз. Постояла-постояла и ушла. Обидно стало до слез. Несколько месяцев кормила их обедами, старалась от души, и такая благодарность. Из-за чего? Не пойду туда больше никогда».
— Странно все это, Петя. Меня лишили собственности и должности. По существу, обокрали. А теперь выходит, я еще и прокаженный, с которым нельзя контактировать. Иди, Петя, а то вдруг кто увидит сквозь стену и доложит, — ответил Котельникову, и мы расстались с ним на семь лет.

Мне успели оформить шенгенскую визу, мы с Бедовым уже наметили даты командировки в Италию, как вдруг грянул знаменитый дефолт.
А за два дня до роковой даты неожиданно узнал государственную тайну, даже не подозревая об этом.
Мы с Гусевым шли на очередное заседание Президиума партии, а метрах в пяти впереди шел Вольский с кем-то из своих вице-президентов.
— У нас акции ГКО еще есть? — спросил Вольский.
— А как же. Самые прибыльные.
— Большой пакет?
— Солидный.
— Завтра продайте все до последней облигации, — распорядился президент.
— Аркадий Иванович, почему? — громко удивился собеседник.
— Тише, ты. Не задавай лишних вопросов. Это распоряжение. Скажу по секрету, послезавтра будет поздно, — негромко, но слышно сказал Вольский.
— Неужели? — что-то сообразив, опешил вице-президент, — Надо кое-кого предупредить.
— Да ты что! — взорвался Вольский, — Не вздумай. Это гостайна, — донеслось до нас, поскольку мы с Гусевым сразу же остановились и даже скрылись в нише, интуитивно почувствовав, что услышали что-то лишнее.
— Ты что-нибудь понял? — спросил Гусев, когда парочка скрылась за поворотом.
— Понял, что гособлигации вот-вот накроются. От них надо избавляться.
— Как накроются? — не понял Георгий.
— Да также, как вклады в Сбербанке. Заморозят и все.
— А у тебя есть?
— Откуда, Георгий? А вот у Коробкина должны быть.
— Вот и хорошо. Пусть накроется, капиталист проклятый, — обрадовался бывший коммунист.
— Да не очень это хорошо, Георгий. Программу уже не прекратить, а вот народ останется без зарплаты, это точно, — попробовал воззвать к здравому смыслу.
— Значит, тебя бьют по одной щеке, — не согласился человек, мечтающий о всеобщем равенстве и стодолларовой подачке одновременно.
— Причем здесь личные обиды? Не могу я разрушить свою мечту, даже если ее украли, — ответил ему.
— Значит, предупредишь? — сердито спросил непримиримый борец за идею.
— Не знаю, — ответил, как думал.

— Светик, зайди к Коробкину и скажи, чтобы немедленно продал все акции ГКО. Завтра будет поздно, — прямо с утра предупредил дочь, собиравшуюся на работу.
— Так и сказать? А он поймет? Будет что-нибудь спрашивать, что сказать? — засыпала она вопросами.
— Поймет. Скажи, больше ничего не знаешь. Сошлись на меня, — проинструктировал своего посланца доброй воли.
Не знаю, на что рассчитывал, но в тайне от себя все еще на что-то надеялся. Ведь был же период, когда деньги не заслоняли человеческих отношений.
— Сказала, Папугай, — сообщила дочь вечером.
— Что спросил?
— Откуда знаешь? Ответила, от тебя. А он, твой папа не хочет меня разорить?
— Вот сволочь! — не выдержал я.
— Ответила, как ты учил, дело ваше, завтра будет поздно.
— Понял?
— Сказал, если что не так, завтра уволит.
— И все?
— И все, — ответила дочь.
Что ж, оставалось только ждать.

А назавтра мир содрогнулся, пораженный «киндерсюрпризом» премьер-министра Кириенко.
— Папа, ты оказался прав, — сообщила вернувшаяся с работы дочь, — Коробкин с брокером бегали, как помешанные. Брокер сказал ему, что последнюю партию акций сбросили какому-то школьному фонду почти перед закрытием биржи. Еле уговорил. Оба тут же ушли праздновать в ресторан, и больше не вернулись.
— Спасибо хоть сказал?
— Что ты, Папугай! Даже не поздоровался, — печально отметила дочь.
А вечером позвонил Коренков и предложил встретиться.
— Это ты, говорят, спас Коробкина? — спросил он, когда встретились на Малой Сухаревской площади.
— Как спас? — сделал я удивленное лицо.
— Да у него все финансы были вложены в акции ГКО. Если бы его не предупредили, представляешь, что было?
— Мне как-то все равно, — ответил ему.
— А ты чем занимаешься? — поинтересовался он.
— Да вот пристроился в «Новые Окна», — показал на здание, где размещался офис Бедова.
— Кем? — поинтересовался особист.
— Менеджером по продажам, — соврал ему.
— Слушай, Вондрачек, покажи, где работаешь, — зачем-то попросил он.
Я привел его в демонстрационный зал и провел небольшую экскурсию. Благо, в памяти еще что-то осталось от рассказов настоящих менеджеров, которые теперь бросали на меня недовольные взгляды, приняв, очевидно, за конкурента.
— Да. Не сахар, — заключил Коренков и надолго исчез из поля зрения.
А благодарность так и не поступила. Ни устная, ни материальная. Ни Светлане, ни мне. Свинья она и есть свинья.

Прошло всего четыре месяца, а кажется, это было год назад. С дефолтом у Бедова возникла масса проблем. Он бросился срочно гасить все долларовые кредиты. Денег не было, и он за бесценок продал четыре завода из шести. Остались лишь два его любимых — Апрелевский и Хотьковский.
— Ничего, Анатолий Афанасьевич, разгребу дела, займусь вашим проектом. Нет худа без добра. Бог нам поможет, — вдохновлял он меня. А мне было не до хорошего, и он это, наконец, понял, — Может, мы пока какие мастерские сделаем, Анатолий Афанасьевич? На это у меня денег хватит. Подумайте. Вы говорили, можно делать подоконники из камня, — озадачил он нас с Татьяной.
И я загорелся. А тут, как назло, эта напасть: смертный приговор Коробкина. Вот это благодарность так благодарность! А что, если бы я его тогда не спас? Думаю, вряд ли что изменилось. Лишь схлопотал бы предназначенную мне пулю месяца на три раньше.
Что же делать, мучительно метался я в поисках спасения. Скрыться? Виза еще действует. Деньги у Татьяны есть. Вот только, надолго ли их хватит в той же Италии? Уехать в Харьков или в Бишкек? Найдут. Я бы нашел и без «кагэбэшной» подготовки. Да и как оставлять семью без ничего? Нет, это не выход.
Лишь к утру пришел к выводу, что жизнь дороже всего на свете. Подпишу все, что просят, и гори они ясным пламенем, решил я, и уснул, наконец, сном младенца.