Я люблю твои мысли отрывок из романа

Терпкий аромат свежесваренного кофе приятно защекотал ноздри. Я улыбнулась, вдыхая его аромат, и осмотрелась по сторонам. Я оказалась в уютном кафе на одной из центральных улиц города. Простые деревянные столики, с потертой от времени поверхностью, стулья, такого же темно-коричневого цвета, отражали яркий солнечный свет, пробивающийся сквозь нежно-кремовые занавески. Фотографии городских пейзажей были вставлены в золотистые рамочки и заботливыми руками хозяина заведения развешаны по залу. Подоконники украшали живые цветы в глиняных горшочках, покрытых перламутровой глазурью. Весь зал состоял всего лишь из пяти столиков и барной стойки, за которой стоял бармен, размеренно протирая пивные стаканы. Его взгляд был рассеянным, веки отяжелевшими. Каждое движение отражало усталость, накопленную за ночную смену.
В кафе было совершенно пусто, если не считать одинокой женщины неопределенного возраста, сидящей за столиком в углу.
«Немудрено… В такую-то рань» - подумала я и подняла глаза на часы, висевшие над дверью. Они показывали 7.30. Я прошлась вдоль столиков, удивленно отметив про себя, что не слышу собственных шагов. Бармен тоже меня не замечал.
 Я взглянула на даму. Она отпила немного кофе, изящным движением тонких белых пальцев поставив чашку обратно. Ее руки были бледными и тонкими, идеальной формы ногти покрыты слоем прозрачного лака. Большие солнцезащитные очки закрывали часть ее лица, словно подчеркивая ухоженность кожи. Несмотря на то, что я не могла видеть ее взгляда, я была абсолютно уверена, что та наблюдает за мной. Дама сжала идеально накрашенные губы, как будто задумавшись, и улыбнулась, легким движением руки приглашая сесть за ее столик. Я ощутила что-то знакомое в ее движениях, облике, манерах. На ней было маленькое черное платье, обтягивающее безупречную фигуру. Ее голову покрывал черный платок с лейблом Chanel, а шею украшала тонкая нитка жемчуга. Кремово-белое пальто из тончайшего кашемира аккуратно висело на вешалке рядом с ней. Она словно только что сошла с обложки глянцевого журнала. Было сложно определить ее возраст, особенно в этих очках и платке. Одно было ясно наверняка - она была безупречной.
- Доброе утро, вас угостить кофе?- вежливо спросила она и внимательно посмотрела на меня.  Я подошла поближе и присела рядом, недоумевая, чем такую даму могла заинтересовать девушка вроде меня. В ее голосе было что-то удивительно знакомое. 
- Нет, спасибо… - замялась я, усаживаясь за столик.
Она сняла очки и платок, и устало вздохнула. Ее светлые волосы были идеально зачесаны назад и собраны в узел.  Темная помада и безупречный макияж могли удачно подчеркивать достоинства женщины лет тридцати-пяти-сорока или добавлять лет молодой девушке. Я повнимательнее присмотрелась к ее лицу. Смутная догадка подобно вспышке молнии поразила меня до глубины души.
- Не может быть… - прошептала я вглядываясь в ее лицо.
Она в ответ рассмеялась. Ее смех был подобен звону ломающегося льда или треску сходящей лавины с гор. В глазах сверкали искорки, подобные солнечному свету, отраженному от рассыпчатого снега.
- Да, дорогая Эль, я – это ты на пятнадцать лет старше, - произнесла она наконец отсмеявшись. – Я – та, кем ты станешь.
Легкая ирония скользнула по ее лицу, похожему на фарфоровую маску.
- Знаю, знаю, сейчас ты начнешь расспрашивать меня о том, что произошло за все эти годы, - добавила она предупреждая мои вопросы, и на миг замолчала. Достав из сумочки вишневую сигариллу, - После той истории с Андрэ… - она на секунду замялась. В ее ледяных глазах промелькнула тень грусти, смешанная с сожалением.
 «Хоть какое-то человеческое чувство…», - подумала я, внутренне содрогаясь. 
- Ты верно подметила, я давно не испытываю человеческих чувств, - сказала она вслух, искоса наблюдая за моей реакцией, - это нисколько не мешает мне читать их у других людей, - шепотом добавила моя вторая я, - знаю, тебе интересно как это произошло. Загляни в мое сознание, я разрешаю.
Ее самодовольный вид вызвал у меня приступ раздражения, смешанного с отвращением, но любопытство пересилило. Я закрыла глаза и коснулась кончиками пальцев ее запястья, вслушиваясь в медленные, но ритмичные удары ее пульса. Казалось, вместе с этими ударами я все глубже погружалась в нее, становилась ее телом, пульсом, дыханием. Вначале не было ничего. Я зависла в беззвучном темном пространстве, не в силах продвинуться дальше. Постепенно начали проступать разрозненные образы, подобные картинкам немого кино, лишенные полноты ощущений, звука и каких бы то ни было чувств. Какая-то часть меня знала, что это – ее настоящее, но мне было гораздо интереснее другое – как я стала ею.
Она неподвижно сидела на старом диване, сосредоточившись в собственных мыслях. Ее лицо тогда напоминало меня нынешнюю, которую было непривычно наблюдать со стороны. По щекам струились слезы, прокладывая соленые дорожки по опухшему лицу. Сердце гулко стучало, разрываясь от боли, которая сковывала его ледяным панцирем. Невидимыми руками она ухватила ржавый комок чувств, отдающих ядовито-гнилостным запахом, и начала выдирать это из себя. Она громко и протяжно застонала, сжимая руки в кулаках. Противный комок, лишенный оков ее тела, медленно таял, подогреваемый ее яростным намерением избавиться от него. Сделав глубокий вдох, она упала на диван подобно старой тряпичной кукле. Когда комок растворился, она открыла глаза, несколько раз медленно вдохнув и выдохнув. Спокойный свет и тепло наполнили ее существо, маскируя дыру, зияющую в груди. Она удовлетворенно улыбнулась, осознав, что справилась. Пустота, возникшая в ней, стала облегчением, подобным тому, которое испытывает человек, мучимый постоянными болями, после укола анестезии. Эта была не первая ее попытка справиться с чувствами, но единственная, которая закончилась тем, чего она так хотела – абсолютной пустотой.
Время от времени чувства все же возникали, но она скрупулезно вычищала из себя все их признаки, постепенно приходя к выводу о том, что они не нужны вовсе. Она считала их грязью, образующейся со временем даже на идеально вымытом теле. Вначале душила в себе проявления тех чувств, которые считала нежелательными, пока наконец не перестала их испытывать вовсе. Ее идеальное лицо становилось все больше похожим на маску. Перфекционизм достиг предела в управлении собой и распространился на других людей. Она продолжала оттачивать мастерство телепатии и влияния на окружающих. В обыденной жизни она полностью погрузилась в собственный бизнес, который со временем расширился и начал приносить ей немалый доход.
Вдруг меня что-то насторожило. Я не видела картинок, не слышала звуков и не чувствовала решительно ничего. Я знала. Мне захотелось погрузиться еще глубже, узнать больше о жизни своей другой «Я», но что-то меня мягко вытеснило обратно. Она сжала мою руку. Я удивленно посмотрела ей в глаза.
- Надеюсь, ты нашла ответы на свои вопросы? – подчеркнуто вежливо спросила она. Тем не менее, в ее голосе сквозили ироничные нотки.
- Да, но эти ответы вызвали еще больше вопросов…
 Она понимающе улыбнулась. Я сидела, не шевелясь и внимая каждому ее слову и жесту. Я ждала ответа. Затянувшись сигаретой, она продолжила:
- После того, как ты чуть было не убила себя вместе со мной, я вернула Андрэ.
Мои глаза расширились от удивления, но я была уверена, что она не лжет.
- Сама знаешь, я всегда достигаю всего, что захочу, - ее глаза потемнели, в них мерцали зловещие красноватые отблески, - Только не спрашивай как.
Мои руки похолодели от ужаса. «Неужели в глубине души я была убийцей?», - подумала я и внутренне содрогнулась. Она улыбнулась одними губами, наблюдая за моей реакцией.
- О, разумеется, я никого не убивала. Какой смысл, когда можно подчинить? – риторически спросила она, выдохнув дым, - Через два года я сама ушла от него, не в силах выносить абсолютной покорности. Где он сейчас, я понятия не имею. Но, поверь, дорогая, это совершенно не тот Андрэ, которого ты помнишь.
- Неужели ты никогда не думала о том… - начала я, но она меня бесцеремонно перебила.
- Знаю, знаю, ты сейчас начнешь о милосердии и сострадании говорить, заодно про нравственность и общечеловеческую мораль вспомнишь!
Я ахнула, поражаясь ее способности предугадывать вопросы с полувзгляда, читать мысли, которые еще не успели возникнуть. Наверняка она могла и внушать эти мысли. По моей спине пробежала мелкая дрожь цепенящего ужаса от одной мысли, что она может со мной сделать.
- Не беспокойся, дорогая, я не причиню тебе вреда, - она ласково посмотрела на меня и обхватила мою ладонь своей. Я едва сдержалась, чтобы не вздрогнуть от ее прикосновения. Этот взгляд и жесты все  больше напоминали тщательно выученные уроки актерского мастерства.
Я не верила ни единому ее слову, но здравый смысл мне подсказывал, что она и не сможет мне ничего сделать, потому что сейчас я находилась вне времени. 
- Выходит, ты не признаешь даже сами понятия «милосердие» и «сострадание»? – продолжила я.
- Признавать то, что придумано человечеством, дабы потворствовать собственному эгоизму? - медленно протянула она, иронично улыбнувшись.
Я недоуменно посмотрела на нее.
- Позволь, я объясню, - продолжила она, - Ты полагаешь, что люди помогают своим ближним, потому что испытывают к ним вселенскую любовь?
- Нет, но долг, ответственность… - я никак не могла понять, к чему она клонит.
- …всего лишь слова, созданные, для оправдания страха перед необходимостью быть самим собой, - она закончила фразу вместо меня. – ты ведь наверняка никогда не задумывалась над тем, почему человек наступает на горло своей мечте или достойной жизни, из-за долга перед семьей? Почему он выбирает именно такую жизнь?
- Он искренне любит своих близких, потому и жертвует собой, - сказала я, немного осмелев.
Она еле сдержалась, чтобы не расхохотаться.
- Глупости! Его жертва – всего лишь потворство собственному эгоизму, которому чертовски приятно ощущать себя благородным, великодушным, нравственным... Тот, кто требует жертвы, думаешь, получше будет? Как бы не так! Он всего лишь ничтожный манипулятор, которому доставляет удовольствие дергать за ниточки вины своих марионеток. Ему нравится ощущать себя жертвой, быть жалким и слабым, потому что он не способен ни на что большее, – ее глаза блестели холодной яростью.
- Разве ты сама, не эгоистка? Чем ты лучше их?
- О, еще какая эгоистка! - улыбнулась она, выпрямив спину, – но в отличие от них, я это признаю. Пусть не лучше, но выше. 
- Я поняла твою мысль, - тихо сказала я, не решаясь смотреть в глаза себе-будущей, - Но что ты скажешь о тяжелобольных, брошенных детях, бездомных животных? Их всех поставить к стенке и расстрелять, чтоб проблем не создавали большим и сильным? Или равнодушно пройти мимо и сделать вид, что их не существует?
- Существуют, - равнодушно сказала она, затянувшись сигаретой, - что поделать – такова изнанка общества, в котором мы живем. Видишь ли, дорогая, ему невыгодны здоровые и счастливые люди. Им не нужны лекарства и новомодные штучки. Они не нуждаются в экономической структуре современного общества. Естественно, оно такого не допустит. Либо ты на вершине, и внизу все остальные, либо там кто-то другой, а ты среди унылого большинства. Без серой массы не будет звезд, без слабых не будет сильных. Поэтому, если ты хочешь достойно жить, прими правила игры. В ней всегда есть и будут победители и проигравшие. Такова жизнь.
- По-твоему выходит так: тот, кто не грызет глотки и не идет по трупам за место под солнцем – проиграли?
- Да, именно так. Это не плохо и не хорошо, - сказала она, холодно улыбнувшись, - это всего лишь данность.
- Отчего же ты сама не рискнула, и не бросила вызов этому обществу? - я чувствовала подступающее раздражение.
- Ты поразительно наивна, детка! Гораздо проще приспособиться к ситуации, и повернуть ее к себе лицом. Зачем рубить сук, на котором сидишь? – она искренне удивилась моему вопросу.
В это мгновение я поняла, что моя личность из будущего, так рьяно пропагандирующая свободу от страха, в глубине души боялась доверять себе, рисковать. Она не могла шагнуть в неизвестность за мечтой, потому что мечта давно погибла.
- Неужели ты высосала его без остатка? -  бросила я, вспомнив об Андрэ.  Внутри меня разгорался гнев.
- Может быть, а может быть и нет… – нарочито устало произнесла она, даже не пытаясь скрыть циничные нотки. - Разве сейчас это имеет значение? Только не говори, детка, что все еще веришь в любовь?
- Да, не только верю, но и люблю - сказала я, и с вызовом посмотрела ей в глаза.
Ее идеальное лицо на миг скривилось от отвращения, словно рядом кто-то нагадил.
- Любовь придумана для жалких ничтожеств, не способных ни на что, кроме вытирания розовых соплей у себя под носом. Вот, посмотри! Красивая яркая девочка режет себе вены из-за никчемного идиота, - она презрительно хмыкнула, с укором осмотрев меня с ног до головы, - или что еще хуже, он торчит под ее балконом, дарит цветы, и отвратительные мягкие игрушки. Ее глупые глазки горят от восторга, как огни автоматов казино. Бинго! У нее джекпот на всю жизнь! Как бы не так! Белое платье, сопливое умиление недалеких родственничков из Мухосранской степи. И что дальше, скажи? Тело, с каждым годом все больше обрастающее слоем жира, вечный плач детей, таких же никчемных, как их недалекая мамаша, застиранный халат и муж, ковыряющейся в носу с пультом в руке! – я поразилась тому, как виртуозно она ругалась. – вот она, любовь твоя ненаглядная!
- Притормози, - резко сказала я, не дав ей закончить эту тираду. – Что ж ты, такая замечательная и успешная, мыслишь шаблонами? Неужели не видишь, что есть у них? Неужели не способна увидеть, как она, усталая от бесконечных хлопот, нежно целует мужа в щеку перед сном, как он радуется, когда их малыш произносит первое слово, как они выбирают новую мебель, создают уют в своем доме. Они вместе, понимаешь, и они есть друг у друга. А что есть у тебя, идеальной бездушной куклы?
- А ты молодец, дорогая, - она саркастически ухмыльнулась, затянувшись сигаретой, - научилась убеждать. Только со мной это не пройдет, увы. У бездушной куклы есть все, что она в свое время пожелала. Она расставила приоритеты и добилась всего, чего хотела. Видишь ли, милая моя, их коммунально-бытовое «счастье» слишком мелко для меня. Ты ведь не станешь копошиться в болоте, когда собираешься поплавать? Да, черт возьми, я знаю, что мой смертный грех – гордыня, и я этим горжусь. Вероятно, я слишком люблю себя…
Плотный слой дыма от ее сигареты окутал мое лицо. Я помахала рукой перед собой, стараясь отогнать его от себя, словно вместе с этим дымом у меня получится отогнать и ее, как наваждение. Внутри меня все сжималось от боли и безмолвного ужаса, глядя на нее как в зеркало. Я испытывала искреннее отвращение, смешанное с жалостью. Мне безумно хотелось достучаться до нее, вразумить. Заставить задуматься, пока еще не поздно. Мои попытки были похожи на движения человека, который хотел, чтобы его услышали сквозь звуконепроницаемое стекло. Он кричал людям, всячески привлекая внимание, а те не замечали его.
- Наверное, твоему достоинству слишком одиноко среди людей, - грустно произнесла я и попыталась заглянуть в ее глаза.
- Чем ближе к вершине, тем меньше спутников, это закон, – обывательски произнесла она, - и моя плата за успех.
- Ты променяла любовь на успех?
- Давай не будем снова о «любви». Я ничего не меняла. Я сделала выбор, который посчитала правильным.
- Ты все еще полагаешь его правильным? – озадаченно спросила я.
- Разумеется.
- И никогда не жалела о нем?
- Я никогда не забываю о прошлом и не грызу его жалостью, как последний леденец в моей жизни. Я исхожу из реальной ситуации в настоящий момент и делаю последующий выбор на основе текущего положения вещей. Жалость – удел ничтожных и слабых. Я принимаю решение и несу за него ответственность. За ошибки в том числе, - она положила недокуренную сигарету в пепельницу, наблюдая за струйкой, поднимающейся к потолку, -   Это - взрослая жизнь, Эль, привыкай.
- По-твоему выходит, что можно делать все, что душе угодно? – удивилась я.
- Разумеется, если ты готова нести ответственность за свои решения.
- Даже если это убийство?
- Это не имеет значения, - цинично произнесла моя другая личность, - мысли проще, дорогая. Убийство это или рождение. Какая разница…
- Ты… Ты самая безжалостная и бездушная стерва, которую я когда либо встречала! – выпалила я на одном дыхании, гневно глядя ей в глаза.
Она в ответ лишь тихо рассмеялась, изящным движением руки прикрыв рот.
- Если душевность выражается в муках совести, морали и нравственности, то ты абсолютно права: я воистину бездушная стерва, - отсмеявшись, произнесла она после нескольких медленных затяжек, искоса наблюдая за моими эмоциональными порывами. Это зрелище вызывало ее явный восторг, - Меня абсолютно не интересуют эти категории. Я предпочитаю намерение и действие, вместо пустой болтовни и никому не нужных переживаний.
- Так ведь жизнь и состоит из переживаний, чувств, эмоций! Разве так можно? – в моих глазах заблестели слезы. Она была похожа на снежную королеву, на ледяную статую, которую хотелось растопить или разбить вдребезги, чтобы самой не замерзнуть от ее холодного взгляда и безупречной грации.
- Не можно, а нужно, - безапелляционно заявила она и с вызовом посмотрела мне в глаза.
Я поняла, что больше она ничего не скажет. Свое решение она приняла уже давно. Мои старания переубедить ее, заставить задуматься были равносильны попыткам направить бабочку прямо в пекло. Ее душа умерла много лет назад, медленно и мучительно терзаясь в холодном коконе разума и дисциплины. Душа еще долго сопротивлялась, пытаясь заставить ее почувствовать, осознать, простить. Однако выбор был сделан. Никто не вправе был судить ее способ жизни. Она так и не осознала того, что замыкая невыраженную боль, она изолировала себя от мира, расставила границы и блокпосты вокруг безупречного эго, которое, подобно кровоточащей язве, разъедало ее изнутри. Она долгое время принимала анестетик, приготовленный из собственных установок и волевых усилий, пока нервные клетки не умерли окончательно, оставив лишь идеальную, пустую оболочку. Она запретила себе испытывать чувства, потому что не в силах была вынести их накала.
Чем же я лучше? Я наглоталась таблеток, она заточила в себе свой внутренний ад. В сущности, мы ничем не отличались друг от друга. 
- Мне тебя жаль… - тихо сказала я, и встала из-за стола.
За моей спиной стоял Альфред и отсутствующим взглядом стороннего наблюдателя ожидал, когда я закончу беседу. Я обернулась и посмотрела на него взглядом, полным отчаяния.
- Неужели это я, Альф?
- И да, и нет. Ты сама знаешь, что она – одна из твоих субличностей, которой ты позволила доминировать. 
- Неужели я стану такой?
- Может быть, а может быть и нет. Выбор за тобой.
- Альф, а какие еще есть возможности?
- Даже не надейся на подсказки, Эль, - Альф гневно нахмурился, как родитель, заметивший свое чадо за очередной пакостью. Подобное выражение было несколько странным для лица молодого юноши. – Варианты определишь ты сама. Их великое множество, будущее изменчиво. Я не имею права ограничивать твой выбор.
Альфред взял меня за руку.
- Тогда пойдем, - сказала я, стараясь не думать ни о чем, и шагнула вперед.