Когда улыбаются небеса, Гл. 2. Начало

Был понедельник. На улице стояла уже не ранняя, но по-летнему теплая, золотая осень. На удивление быстро преодолев гонку с препятствиями, именуемую московскими пробками, Ника подъехала к зданию редакции на улице Правды. Несмотря на столь раннее время, в кабинете редактора уже шел оживленный разговор, часто прерываемый телефонными трелями. Ника едва успела вложить сумочку в ящик своего стола, когда к ней подошла, а точнее, подскакала, секретарша Ленуся - молодая девушка в короткой юбке, короткой майке и в босоножках на неестественно высокой каучуковой платформе, которая пружинила при ходьбе, подбрасывая улыбчивую обладательницу модных шузов на седьмое небо.

- Сергей Сергеевич уже спрашивал о тебе, – Ленуся сразу приступила к делу. – К нему там сейчас кто-то пришел, и они ждут тебя.

Это было совсем не вовремя. Ника рассчитывала по приезду выпить еще чашку кофе и спокойно покопаться в Интернете.

Каждый раз, услышав имя-отчество шефа, журналистка задавалась вопросом: зачем называют сына именем отца? Из каких таких соображений? Фантазии что ли не хватает? Можно, конечно, предположить безумную любовь жены к мужу. Но, с другой стороны, можно также допустить безумную любовь мужа к себе. В любом случае, он не был против. Какая скромность!

Она искренне верила, что имя человека, данное ему при рождении, влияет на  его судьбу. Конечно, это не означало, что у людей с одинаковыми именами и судьбы складываются одинаково. Но в данном случае примешивалась еще и генетика. Так что, по мнению Ники, надо быть очень самодовольным человеком, чтобы назвать сына в свою честь. Видимо, таким и был отец Сергея Сергеевича. А Сергей Сергеевич, в свою очередь, был похож на него. Ника не удивилась бы, если б шеф назвал Сергеем и своего сына, но, судя по слухам, детей у него не было. У Ники их тоже не было, впрочем, как и мужа, так что можно было спокойно жить и не бояться, что кто-то слишком родной и дорогой повторит твои ошибки.

Ника не стала расспрашивать подробности у Ленуси. Секретарша, вернее офис-менеджер, как она предпочитала именовать свою должность, и без того любила поговорить. А уж если кто-то спрашивал по делу, то тут ее и вовсе не возможно было остановить, тем более что по существу она знала, как правило,  мало, зато собственных предположений и догадок выдавала с излишком.

«Лучше все узнать из первых рук» - решила Ника и поднялась из-за стола.
Она постучала в дверь кабинета шефа, услышала в ответ резкое «Да!» и тут же вошла.
В тесном кабинете, загроможденном стопками журналов, кроме шефа, находился еще один человек – мужчина, непонятного возраста, не молодой и не старый, в черном пальто. Его короткие темные волосы были аккуратно и тщательно зачесаны набок. У него были серые непроницаемые глаза, узкое удлиненное лицо и тонкие бесформенные губы. Он сидел в углу кабинета, прижимал к себе черный портфель и все время поглаживал его и перебирал по нему длинными костяшками узловатых пальцев.

Шеф, он же Сергей Сергеевич Скрябин, главный редактор журнала «Хит», крупный мужчина лет пятидесяти, в очках с черной тяжелой оправой и коротким ежиком чуть тронутых сединой жестких волос, сидел за заваленным бумагами письменным столом. Одна его рука держала у левого уха телефонную трубку, другая нервно стучала карандашом, зачастую служившим этаким орудием статейных пыток, по краю стола. Еще одна телефонная трубка была снята и лежала рядом, ожидая своей очереди. Разговор затягивался, и Сергей Сергеевич, между делом приложив к  свободному уху лежащую трубку, опустил ее на аппарат – кому-то придется перезвонить позже. В то же время он кивком головы велел Нике сесть, что она и поспешила сделать. Скрябин любил безоговорочное подчинение, четко сформулированные вопросы и содержательные статьи. И в этом его винить было трудно. 

Ника села на край стула, достала блокнот и карандаш – ручкой в кабинете редактора она не пользовалась. Ручка в любой момент могла высохнуть, замерзнуть – случалось и такое, - чего не скажешь о карандаше, который никогда не подводил, в каком бы положении и под каким бы углом его не использовали.

Из телефонного разговора, по коротким фразам редактора, Ника поняла, что разговаривает он с одним из свободных фотографов, Леней Спицыным. Она его знала неплохо, уже приходилось вместе работать. У него всегда можно было достать нужные фото, узнать что будет, кто будет, где и когда, а также кто с кем, и даже что по чем. Леня колесил по Москве в старой вишневой «четверке», набитой журналами и газетами разных издательств, пленкой, негативами и фотографиями и хорошо был известен как в кругу редакторов, так и в кругу знаменитостей. Он каким-то невероятным образом умудрялся всегда оказываться в центре сенсаций, происшествий и праздников жизни. Правда, при этом был не женат, не работал ни на одну определенную редакцию, и был круглосуточно в свободном поиске сюжетов для фотосъемки и спутниц жизни. С этим неоднократно подкатывал к Нике, но та никак не решалась пойти на какие-то мало-мальски серьезные отношения с мужчиной вообще, и с Леней Спицыным в частности. Все ее общение с ним представляло собой смесь приятельской болтологии и взаимовыгодного обмена текстов на фотографии.

В этот раз, судя по разговору, Лене удалось ухватить крупную рыбешку, так как торг шел нешуточный. Сидящий в углу Черный человек, как его сразу в мыслях окрестила Ника, к разговору никакого интереса не проявлял, даже наоборот, он, казалось, весь ушел в свои собственные мысли и был занят только замком своего портфеля.

Ника успела обратить внимание на его черные, начищенные до блеска туфли. «Значит, приехал на машине, - решила она про себя. – По виду, служащий какого-нибудь министерства. Попросту говоря, клерк. Или бухгалтер? Очень похож».

- Ну, наконец! - прервал ее дедуктивные исследования Скрябин.
- Да я, вроде бы, не опоздала, - поспешила заметить Ника.
- Да какая разница! - прервал ее шеф. – Ты радио слушаешь? Новости смотришь?
- Вы имеете ввиду захват заложников в СИЗО?
- Ну, значит, в курсе. Уже хорошо, - Скрябин вперил взгляд в Нику, но та не отвела глаз, хотя и постаралась сделать их как можно мягче, чтобы не было и тени вызова. При этом она изобразила на лице внимание и готовность к решительным действиям.

Дело в том, что Ника плохо себе представляла, зачем именно она понадобилась шефу в связи с этим захватом - она никогда не писала на криминальные и даже общественные темы. Всем известно, что ее конек – это светская хроника, культура и искусство.

Представлять Черного человека шеф не спешил, а Нику уже начинало разбирать любопытство.
То, что она услышала далее, поразило ее настолько, что только чудо помогло ей сохранить прежнее преданное выражение лица и заставило забыть о незнакомце с портфелем.

- Давай-ка, Вальберг, собирайся, и поезжай сейчас же туда. Там уже этот фотограф, как его, Спицын, работает. Собери побольше материала. Потом решим, что с ним делать, – он взглянул на человека, сидящего в углу. -  Мне нужны живые люди с живыми характерами, преступники и герои. Крутись там, как хочешь, хоть сама в заложники иди, - кстати, так даже интереснее будет,- но материала мне надо много и потрагичнее.

Напрасно Ника искала иронию в словах шефа.
Не отрывая обреченного взгляда от его подбородка, она с трудом сглотнула, возможно, более шумно, чем предполагала, и выдавила из себя:

- Мне нужен точный адрес…и еще …. Прошу считать меня коммунистом…
- Ладно-ладно, хватит, Вальберг, умничать. Позвони Спицыну, он все знает. И… будь на связи. Слышишь?
Последние слова Скрябин уже кричал Нике вдогонку.