Полное мудзё! год 1989

 
Веселым выдался конец восьмидесятых. Как жизнь перед смертью. Перестройка, гласность, плюрализм, консенсус – непонятно, но здорово. Новые слова, новые веяния, новые надежды.

Оказалось, что 70 лет  корабль под названием "Союз нерушимых республик свободных" плыл не в ту сторону. Нам, наконец, признались, что за горизонтом нет никакого светлого будущего. Одна сплошная коммунистическая утопия. Поэтому надо сворачивать. Куда угодно.

Компартию – ум, честь и совесть скончавшейся эпохи - еще не гнобили, но на нерушимо-монолитном пьедестале КПСС уже появились первые маты, нацарапанные с пугливой смелостью.
Пьяные ветры свободы и гласности, дурманили головы, а будущие бандиты и олигархи всерьез задумались над кличем косноязычного президента: «Разрешено все, что не запрещено».
Великий пастух советского народа КГБ, ослабив узду, потихоньку терял контроль над мировоззрением масс.

Впрочем, политика Димку не интересовала. Она заколебала еще на армейских политзанятиях, где замполит роты, молодой "летеха" по кличке "Зеленый", заставлял зубрить тезисы последнего пленума КПСС.

Но, слава Богу, армия была позади и уже казалась страшным сном, а сам бывший курсант отдельной авиационной роты почетного караула ныне принадлежал к славному студенческому братству, заканчивая первый курс филологического факультета местного университета.

Студенты прожигали жизнь, по обыкновению, беспечно – в постоянных поисках любви и приключений. На экзамен часто шли, как на смерть, вооруженные шпаргалками и "авось пронесет".

Объявленная государством повсеместная борьба с пьянством породила алкогольную засуху,  давки в винных магазинах и торговлю из-под полы. Бутылка "Столичной" еще стоила пять тридцать по талонам и пятнадцать "рэ" по ночам у спекулей-таксистов. Рубль еще не одеревенел, а цены еще не остервенели. Потому на 40 рублей (в 1989 году) студенческой стипендии можно было вполне сносно сводить концы с концами и даже иногда покутить в местных кафешантанах.

В развлекательную программу среднестатистического молодого человека обычно входило злоупотребление алкоголем, да стремление затащить в постель какую-нибудь "сударыню".
Димка, дембельнувшись не так давно, чтобы уже пресытиться «гражданкой», не был исключением из правил. Хотелось сразу всего и много, особенно запретных плодов, ибо в свои двадцать он считал себя достаточно взрослым и самостоятельным, хотя все еще зависел от родительского холодильника.

Но сил и времени на все не хватало, а умение рационально и правильно тратить самые бесценные годы еще не пришло. Поэтому он просто плыл по течению, чередуя весьма поверхностное изучение языкознания с эпизодическими тренировками в студенческой сборной по баскетболу и регулярным посещением кабаков и дискотек.

Жизнь была не скучна и волнообразна. Пик физической и интеллектуальной активности иногда вдруг сменялся апатией и полной потерей интереса к происходящему за окном.
Тоска падала как кирпич на голову, вязала по рукам и ногам и мучила загадками о смысле жизни.
В такую минуту хотелось послушать блюзовые откровения Нины Симон, опереться на плечо друга или сказать что-нибудь приятное маме.
Хандру студент обычно убивал в публичной библиотеке, где за изучением первоисточников морской истории русско-японской войны 1904 года и переводов классической японской поэзии раннего средневековья, напрочь отстранялся от земной суеты.

Оба увлечения, особенно японской лирикой, так дисгармонировали с разухабистой личностью Димки, что приводили в недоумение всех – от друзей-сокурсников до мамы-учительницы. Потому как еще совсем недавно самым интеллектуальным хобби Димки было коллекционирование фантиков от жвачки и этикеток от спичечных коробков.

- Может лучше этикетки, а, Димушка? – качала головой мама, когда сын в очередной раз возвращался из публички с красными от читки глазами и, голодный, набрасывался на жареную картошку. – Почему же поэзия, да еще страны Восходящего солнца? Неужели русская литература хуже? У нас такие богатые традиции…
- Не-е, - мотал головой Димка, - у нас все длинно и нудно, как последняя неделя перед летними каникулами. «Войну и мир» пока до конца дочитаешь, забудешь, с чего началось. То ли дело у Басе – всего три строчки, десяток слов. А за ними – все…каждый видит что-то свое. Нет, мама, пословицу «краткость - сестра таланта» придумали японские поэты, я уверен! Толстой и Достоевский тут точно ни при делах.
- Как ты можешь так о писателях с мировым именем?! – закипала учительница литературы (младших классов) – их почитает весь мир!
- Да я же шучу, мама! – Димка качал головой, - ну, полное мудзе!
- Дожила, сын при матери стал выражаться!
- Понятием мудзе, мама, японцы обозначают бренность и непрочность всего земного…

Он и сам иногда удивлялся своему увлечению. Но не задумывался над вопросами типа «зачем?» и «почему?». Нравится и все. И вообще, студент предпочитал смотреть на жизнь проще, частенько идя на поводу собственных эмоций, принимая судьбоносные решения интуитивно, искренне считая, что они наиболее верные.
Поэтому когда встал вопрос о выборе факультета для поступления (исторический или филологический – броненосцы или хокку?), то Димка решил его с привычным легкомыслием, подбросив вверх медный пятак (чем заставил маму схватиться за сердце).

Хандра исчезала так же внезапно, как и появлялась. И тогда студент вновь брался за учебники, тренировки и посещение злачных мест.
В ресторанах он почти безошибочно делил слабый пол на "дам", "не дам" и "дам, но не вам".

Димка сразу откладывал в сторону "дам, но не вам" - проституток и красоток, коротающих вечер за банкой пива в терпеливых поисках богатых "спонсоров".
Легкодоступные "дамы" настораживали безотказностью и риском что-нибудь подцепить (но после третьей рюмки предохранители перегорали и…пронеси, Господи мимо кабинета уролога!).

Легко угадывались "динамовки" - девочки, любившие погулять на халяву, а потом исчезнуть, оставив ухажеров с пустыми кошельками и не удовлетворенными естественными потребностями.
С остальными Димка играл. Он легко угадывал, кого хочет видеть в нем потенциальная жертва - хулигана, бабника или нерешительного интеллектуала. Студент мог сыграть кого угодно, благо в реальной жизни он был и тем, и другим, и третьим.
В ресторанах на него почему-то западали учительницы младших классов  и воспитатели детского сада. Когда не было других вариантов, он охотно отдавался их чутким и заботливым рукам.

Правда, иногда приходилось напрягаться. Заумных девиц студент обычно пленял неповторимой грацией японских "танка":
"Бледно-зеленые Нити сплетая, Белую росу По жемчужинке роняет Весенняя ива" - после набивших оскомину ямбов и хореев школьной программы, Димка тащился от пейзажей классического японского стиха раннего средневековья, где животрепещущая, невесомая хрупкость АВАРЭ (очарования) так ловко вплеталась в земное МАКОТО (истинность).
Закрыв глаза он слушал шепот опавших кленовых листьев, отправившихся в вечность по зеркалу священной Тацуты. Или незыблемую тишину священной и ослепительной вершины Фудзи-яма – алтаря тысячелетней доблести потомков богини Аматэрасу.
Димка запоминал такие непривычные для нашего слуха и красивые японские слова, пытаясь найти в их звучании отражение смысла: Касуми – дымка, харусимо – весенний иней, юмэ – сон, намида - слезы.

Хотя Димка особо не афишировал, и даже стеснялся своего увлечения, иногда его "подклинивало" и он декламировал любимые танка часами. Причем, как на русском, так и на японском языке.
Тут важно было попасть в струю. Однажды Димка всю ночь читал танка  швее-мотористке пятого разряда, взятую напрокат в одной из дискотек.
Девушка, ошалевшая от выпитой водки и АВАРЭ, которые так ловко стихозаплетал студент, сначала покорно слушала "как прекрасна цветущая слива". Но когда Димка вдруг без предупреждения сменил тему и стал объяснять ей роковую ошибку японского адмирала Хэйхатиро Того в Цусимской битве (представляешь, милая, Того сам свил себе петлю,  которой Рожественский был просто обязан его удавить!) девушка покрутила у виска пальцем и ушла, оставив студента наедине с броненосцами русско-японской войны и средневековой поэзией Манъесю и Кокинсю.


Последний экзамен летней сессии был по античной литературе. Димка шел на него со спокойным сердцем - на повышенную стипендию он не претендовал, имея "уд" по старославянскому (перепутал первую лабиализацию со второй – ерунда, с кем не бывает). Так что важно было сдать предмет в принципе. Античные тексты Димка прочитал все и не без удовольствия, поэтому не без оснований, рассчитывал на успех. 
У экстравагантного преподавателя "антички" Афродиты Исааковны был собственный подход к оценке знаний. Она позволяла на экзаменах списывать, отправляя ответы студентов в корзину для мусора, не читая.
Зато Афродита Исааковна очень любила гонять экзаменуемых по содержанию программных текстов и очень не любила, когда те отлынивали от обязательной читки.
Студенты, обычно падкие на обидные клички, звали ее просто Афродитой. Вся ее жизнь была посвящена греко-римской литературе. Из-за разных взглядов на творчество Платона она даже разошлась с мужем – тоже преподавателем литературы.
С Афродитой всегда было весело. Димка, который засыпал под монотонное бубнение большинства преподов, с удовольствием посещал ее лекции, полные нетрадиционных взглядов и сопоставлений. На лекции Афродита могла оборвать себя на полуслове, сказать аудитории «извините», открыть окно и, высунувшись наружу, спокойно выкурить сигарету. А потом продолжить лекцию, как ни в чем не бывало.

Афродита остановила уставший взгляд на Димке, который, сидя на "галерке", отрешенно глядел в раскрытое окно - напротив, на крыше соседнего дома загорали две симпатичные нудистки. «Ветер и туман – Вся его постель. Дитя Брошено в поле» - вспомнился любимый Басе.
- Какие-то проблемы с Гомером, Дмитрий?
- "Иллиада" и "Одиссея" прочитаны, как в переводе Жуковского, так и Гнедича, - браво доложил студент, нехотя оторвавшись от философского созерцания обнаженных прелестей.
- Тогда ответьте мне, в каком живописном месте ожидала Пенелопа своего суженого с Троянской войны, на которой он, …э.. слегка подзадержался?
- Ничего себе «слегка», - засмеялся студент и тут же отчеканил, - Она ждала Одиссея, возлежа на крыше.., пардон, на скале у моря. И.. тревожно вглядываясь в даль.
Афродита удовлетворенно кивнула и потянулась за зачеткой:
- Учитывая вашу стропроцентную посещаемость и высокую активность на семинарах, Дмитрий, я ставлю вам "отлично". Кстати, если бы вы поменьше ездили на свои соревнования, и побольше времени уделяли учебе, из вас могло бы получиться нечто более солидное, чем простой учитель русского языка и литературы.
- Не сыпьте соль на рану, Афродита Исааковна, - отозвался студент, - мое самосознание окутывает жуткий страх при одной мысли о преподавании в школе, поэтому приложу все силы...
- Ну-ну, - протянула ему зачетку Афродита, - исполать вам, как говорили древние…

Нашевеливая по прохладному университетскому коридору, радостный Димка прикидывал, где и как отметить окончание сессии – без фанатизма, потому что на следующий день ему предстояло отправиться на практику в пионерский лагерь – так решил деканат и семейный совет.
Сам Димка еще пару дней назад был более склонен к мысли на каникулах подзаработать грузчиком в винном магазине. Это позволило бы ближе к осени съездить в Питер, посидеть в военно-морских архивах Адмиралтейства (давняя мечта), да закупить на барахолке среди таких же, как он,  «ненормальных», редкие фотографии, книги и журналы, посвященные морской истории.
Однако мама настаивала на поездке в пионерский лагерь и ее настойчивость в итоге победила.

- Я считаю, что надо ехать, - как всегда безапелляционно заявила она.
- Может лучше грузчиком? - тянул свое Димка, пытаясь увильнуть от безнадеги.
- В конце концов, ты на кого учишься: на грузчика или на учителя? - На обладателя диплома о высшем образовании, - усмехнулся сын, - Но учителем я точно не буду. Нервы.
- После учебы по распределению два года в школе оттрубишь, как миленький. Иначе диплома не видать. А посему, езжай-ка, добрый молодец, на практику в пионерский лагерь. Ищи контакт с недорослями - будешь учительствовать, ой как пригодится!
- Молот мне, так я любого в своего перекую! - вспомнил Высоцкого Димка и шумно вздохнул, старательно увиливая от строгого родительского взгляда.
Перспектива пионерского воспитательства не прельщала абсолютно, но он уже почувствовал, что сдается.
- Эти пионеры…, да это же малолетние преступники, а не дети, мама! – сделал сын последнюю несмелую попытку уйти в отказ.
- Давай, Димушка, поезжай! - узрев перелом, потеплела голосом мама. - Сам же знаешь, что тогда не надо будет осенью ехать в совхоз на ежегодную битву за урожай.

Почти двухметроворостый Димушка еще раз обреченно вздохнул и почесал патлатый затылок, что выражало крайнюю степень спряжения мыслительного процесса. Не ведая, что следует одной из философских доктрин, он пытался найти в плохом хоть что-нибудь хорошее:
- Тогда в сентябре можно будет съездить в Питер и всерьез заняться подготовкой к первенству вузов по баскетболу, - неожиданно резюмировал он.
- Лучше бы французским занялся, - мама безнадежно махнула рукой, - у тебя в голове одни «Б»: Басе, броненосцы и баскетбол, а в тайм-аутах голые девки по кровати скачут – кстати, тоже «Б», если по матери! И когда ты прекратишь свои случайные связи? Не знаю.
- Мама! - поморщился Димка. - Опять? Не надо было ответ на вопрос, откуда берутся дети возводить в ранг государственной тайны! Аисты у нас отродясь не летали, в капусте я их тоже не нашел – помнишь, как в тертьем классе я на овощебазе два вагона с капустой перебрал? Девять тысяч 348 кочанов – помню, как сейчас. Сторож, когда меня поймал и узнал причину, чуть не умер от смеха и отпустил на все четыре стороны. Так что теперь, можно сказать, наверстываю упущенное…Слушай, а у нас в роду не было самураев?
- Кого? - опешила мама, которая никак не могла привыкнуть к перескокам сына.
-  Ну, блин, японцев этих. А то, что же меня так в страну Восходящего солнца тянет, а?

Из большой комнаты донеслось культурное ржание отца, одновременно читавшего газету и слушавшего, но не принимавшего участия в семейных прениях.
- Я считаю так, - мать покосилась в его сторону, - женись, а уж потом занимайся своим сексом сколько влезет!
- А папа тоже так думает?
Отец выстрелил предупредительным покашливанием, прося не вмешивать его обособленное обстоятельство в накалившиеся семейные противоречия. На этот раз отсидеться в окопе ему не удалось.
- Толя, сын задал тебе вопрос.
- Кроха-сын пришел к отцу… надо жить так, чтобы потом не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы, - удачно выбрался с минного поля папа.
- Браво! - захлопал в ладоши Димка - именно умение обходить подводные камни помогает тебе держаться на плаву в своем министерстве внешних сношений.
- Внешних связей! - Отец на секунду блеснул очками из-за газеты и вновь скрылся за "Ленинской правдой", - Прошу прощения за то, что прерываю вашу высокоинтеллектуальную беседу, но мне кажется, что вы решаете вопрос о предстоящей практике в пионерском лагере, а не о ночных похождениях нашего бравого дембеля.
- Блин, я уже год как вернулся из армии! От меня что, все еще казармой пахнет, или я забыл снять кирзачи?
- Ты забыл вычистить свою лексику, - напомнила о себе мама, - один твой "блин" чего стоит! Господи, куда девалась чистота "великого и могучего"? Впрочем, какой грамотности можно ожидать от масс, если сам Президент вещает по-русски через пень-колоду.

На следующий день Димка уже трясся в душном и пыльном салоне пригородного экспресса, что высеивал жителей мегаполиса на любимые дачные грядки.
Пионерский лагерь "Орленок" находился в часе езды, на берегу небольшого озера, славящегося крупными раками, беспощадными комарами и неуправляемыми пионерами, опустошающими огороды окрестных дач с прожорливостью саранчи. Пионерская смена уже началась, и новоиспеченный воспитатель прибывал к месту временной приписки с некоторым опозданием.

Изнасилованный крутыми подъемами "Лиаз", метко перекрещенный народом в "скотовоз",  с превеликой осторожностью передвигался по израненному ямами шоссе.
Хотя все, что можно было в салоне открыть - было настежь, духота стояла адская и разомлевший от жары Димка прилипал к горячему дермантину сиденья.
Вообще студент относился к категории «с песней по жизни» - в его голове всегда вертелась какая-нибудь незатейливая песенка, отражающая сиюминутное настроение и отношение к окружающему миру.
«Я прост. Как только Раскрываются цветы, Ем на завтрак рис» - мировоззрение Басе в этом смысле было ему ближе, чем заумная психология Фрейда.
Сейчас в опустевшей после бессонной ночи голове в пол голоса каруселила латиноамериканская «ламбада» - гвоздь нынешнего лета.
Перед закрытыми глазами мелькали аппетитные формы Каомы и Димка, у которого вновь взыграло ретивое, с тоской подумал, что ради ночи с какой-нибудь темнокожей «шоколадкой» он был готов отслужить лишний месяц или сдаться стоматологу с острым пульпитом – ненавистней мероприятий в его жизни просто не существовало.

Вздохнув, бывший отличник боевой и политической подготовки полез в сумку - дело в том, что вчера ему было не до сборов - отмечал с сокурсниками окончание сессии. Праздник, по обыкновению,  сопровождался алкогольной интоксикацией молодых организмов. Сначала пили теплое и кислое  "Жигулевское", потом, на посошок, догонялись "пшеничной" пополам с лимонным ликером.
Как всегда, водки было мало, как всегда, потянуло на женщин, как всегда пришли «не очень» и как всегда, после добавки, подтвердилась избитая истина, что некрасивых женщин не бывает...

В итоге торжество плавно перешло в без комплексный конкурс "кто, во что, горазд". Димка оказался горазд в какую-то биксу с третьего курса.
Девушка попалась серьезная (мои кумиры Мандельштам и Цветаева), но опытная (больше не пей, а то не встанет). Они барахтались всю ночь, чередуя плотское с эстетикой. В перерывах между жаркими единениями она с глубоким чувством читала Цветаеву.
- Прекрасно, какой слог, какие формы - шептал Димка, не отрывал взгляд от груди пятого размера, вздрагивающей в такт речитативу.
Дабы не ударить лицом в грязь, студент отвечал лирикой Саканоэ Корэнори и Цураюки, но без должного пиитета, так как в это время блудливые руки поэтессы под простыней уже делали  из «ваньки» «встаньку».

Под утро Димка одурел настолько, что забыл, как зовут подругу. Обычно в таких случаях выручало что-нибудь из животного мира: «киска», «зайка» «лапка».
Но когда девушка в шесть утра под аккомпанемент трехпрограмника запела гимн Советского Союза, он понял, что пора сматывать удочки.
Отпросившись у ненасытной в туалет, он покинул университетскую общагу по-английски, не прощаясь, но на всякий случай запомнил номер комнаты.
Дома, выжатый как лимон, Димка застал  собранную сумку и гневную родительскую записку (опять дома не ночевал!), пристыженность которой напомнила ему детский сад и постельный энурез.

Порывшись в сумке, Димка извлек какую-то книгу в ветхом переплете. "Я - воспитатель детского сада" - значилось на титульном листе педагогического пособия, вложенного в сумку заботливой маминой рукой.
Чуть ниже названия можно было разобрать семантический подзаголовок: "Дети – такие же как мы, только маленькие. Понять, простить, принять».
Чертыхнувшись, Димка хотел тут же отправить книженцию в придорожную пыль, но, вспомнив привитый с детства лозунг: "Любите книгу - источник знаний", он аккуратно вернул методическую литературу на место и вернулся к потревожившим его утром мыслям. Опытность и прыть поклонницы Мандельштама напомнила дамскому угоднику об уютном особнячке графа Орлова, где на протяжении последних семидесяти лет располагался венерический диспансер.
Там, под тихой прохладой вековых тополей, на мягких зеленых лужайках резвились и сдавали анализы жертвы нечистоплотной любви, чьи синие, застиранные пижамы так больно резали глаз гуляющим по парку старушкам из близлежащего дома престарелых.
"И я там был, мед-пиво пил" - вспомнил Димка ампулы с бициллином, но прогнал прочь опасения.

Скрипучий "скотовоз" уносил студента прохладной жизни все дальше от душного города, ресторанных приключений и теплого местечка грузчика в винном магазине. Мрачные мысли постепенно улетучились, уступив место свойственному молодости оптимизму. Подбородок, выбритый с парадной тщательностью, приподнялся, широкие плечи рассутулились, а большое и доброе сердце приготовилось к испытанию любви и терпения к детям старшего школьного возраста.

Как все-таки душно! Димка дерзко улыбнулся сидевшей напротив девушке, но по ответной кислой мине догадался, что мадемуазель едет отбывать трудовую повинность на родительском садово-огородном участке. Он сочувственно вздохнул и, отвернувшись к окну, сосредоточился на предстоящей встрече с личным составом старшего отряда.

Лагерь встретил воспитателя прохладным бризом с озера и двусмысленным предупреждением "осторожно, дети!".
 
Тут и там по территории сновали разновозрастные "орлята" с пионерскими галстуками на загорелых шеях. Гвалт при этом стоял невыносимый.
- Содом и Гоморра, - глубокомысленно изрек Димка и проследовал мимо группы пионеров, дежуривших у въезда в лагерь. Пацанята лениво млели на солнце под большим кумачовым транспарантом: «Пункт добровольной сдачи клубники». Здесь же стояли пустые ведра – проезжающие мимо дачники не спешили делиться урожаем с подрастающим поколением.
- Это не прокатит, - заметил Димка, кивнув на транспарант, - попробуйте так: «Если нам никто не поможет, то и мы никого не пощадим».

Мурлыкая пионерский гимн «Взвейтесь кострами синие ночи, мы пионеры – дети рабочих», студент свернул к приземистому домику, повинуясь корявому указателю "Директор там"
Культурно постучавшись, он заглянул в канцелярию.

За директорским столом восседала симпатичная «сероглазка» старшего подросткового возраста. Напротив нее нервно высились две пацанки с недозревшей конституцией тела и представитель противоположного пола, который несмотря на юный возраст, имел почти двухметровый рост, сутулое телосложение типичного флегматика и кислое выражение лишенного эмоций лица.

- Здравствуйте, дети! - вежливо приветствовал Димка - А где я могу увидеть Ирину Николаевну?

Сероглазка удостоила студента взглядом, но вопрос проигнорировала.
- Воспитательский отряд выиграет по очкам, - с интонацией некролога сообщила она.
Подчиненные стыдливо безмолвствовали, лишь сутулый недоросль немым взглядом обожал говорившую.

- Эх, вы, слабаки!- презрительно оттопырила губу неформальный лидер - А еще от "Ласкового мая" торчите! Да вам только под речевки шагать!
Будущий Макаренко напомнил о себе покашливанием.

- Пардон, здесь фан-клуб Юры Шатунова или кабинет директора?
Теперь на него снисходительно посмотрели все, кроме долговязого флегматика.
- А вы, собственно, кто?
- Собственно, я - воспитатель.

Сероглазка перевела взгляд в распахнутое окно, откуда открывался чудный вид на ухоженную территорию лагеря и бликующее неподалеку озеро.
- Ваши сейчас на прополке центральной клумбы, - она ткнула пальчиком в светлую даль, - во-он там! Сегодня в лагере день самоуправления. Из воспитателей образован пионерский отряд, который наравне со всеми облагораживает территорию.
- Исчерпывающая информация, - кивнув, отблагодарил Димка.
- Кефир! - обернулась девочка к кислому флегматику - проводи.

Покидая домик, Димка предположил, что между сопровождавшим его подростком и юным директором наверняка возникла уродливая форма односторонней любви. Когда один ради другой готов стать всеобщим посмешищем, не подозревая о том, что вместе со всеми над ним потешается и предмет его обожания.

Юный Ромео шумно вздыхал за спиной - ему не терпелось обратно к сероглазой Джульетте.
- Они вон там! - вынырнувшая из-за спины рука задала точное направление. Студент обернулся со словами благодарности, но увидел лишь нырнувшую в домик долговязую тень.

- Любовь, - глубокомысленно изрек Димка, вспомнив зеленую школьную молодость и Светку Индюкову, одноклассницу, успешно пудрившую ему мозги с четвертого по седьмой класс.
У Светки было все: тугие русые косы, курносый нос с веснушками и фигура будущей фотомодели. Ее синие постоянно смеющиеся глаза сбивали дыхание не у одного местного хулигана. Сколько раз бессонными ночами ее конопатый образ вторгался в мечты юного идальго! Сколько безнадежных вздохов было ей подарено!

Возле огромной клумбы, рекламирующей все виды паразитирующей растительности, толпился странного вида отряд великовозрастных пионеров. Цепкий взгляд бывшего сержанта срочной службы, выученный узнавать командира даже в женской бане, не спеша, сортировал присутствующих, угадывая среди подчиненных директорскую осанку и пытаясь услышать в голосе знакомый руководящий металл.

Ленивые пионервожатки послешкольного возраста были оценены в плане  привлекательности, сопоставлены с внешними данными последнего романа и с легким разочарованием оставлены на потом.

Невысокий крепыш с загорелым торсом под "динамовской" майкой, облаченный в цветные шорты и вьетнамки на босу ногу, со снисходительной усмешкой наблюдал за прополкой чуть в стороне.

"Физрук", - догадался студент и обратил свой взор на главных действующих лиц трудового воспитательного процесса. Взгляд потеплел, наткнувшись на капитальную фигуру пятидесятилетней крашенной блондинки, проявлявшую наибольшую активность в беспощадной ликвидации сорняков. Димка, обожавший сравнения и исторические параллели, улыбнулся про себя: "Паша Ангелина. Такие формы обожал Рубенс".

- Бог в помощь! - ляпнул он и невольно покраснел под обстрелом удивленных взглядов сотрудников лагеря. Но орлиный взор бравого воспитателя ел командира согласно Уставу.
- Ирина Николаевна, я ваш новый сотрудник!
- А-а, потеряшка! - мелодичное сопрано никак не вязалось с мощной фигурой директрисы.

Оставшаяся в живых растительность покорно умирала под ее уверенной поступью, а пронзительный взгляд стальных глаз руководителя со стажем подробно сканировал нового пионервожатого.

Ирина Николаевна скинула земляные перчатки, проявив заботу и о подчиненных:
- Перекур, девочки!

Среди брошенных на грядках "девочек" только одна могла претендовать на серьезность данного определения - пышногрудая брюнетка в очках. Плавными, но крепкими обводами она напоминала шолоховскую Аксинью из "Тихого Дона", да знаменитую скульптуру советского постмодернизма «Девушка с веслом», которую еще можно было встретить в провинциальных парках культуры.

Остальные "девочки" давно перешагнули бальзаковский возраст и потому, с каким скрипом разгибались их спины, можно было заключить, что данный жизненный рубеж они пересекли с некоторыми потерями в здоровье.

Шеи воспитателей, кроме физрука, обвивал алый шелк пионерского галстука, а "девочки" бальзаковского возраста защищали седые головы от губительного ультрафиолета детскими панамками, при виде которых Димка второй раз за день вспомнил детский садик, музыкальный клавесин "триола" и любимый матросский танец "яблочко".

- Костя, - обратилась Ирина Николаевна к снисходительно скучавшему физруку - проводи человека в первый отряд. Татьяна Васильевна должна быть там.

Просьба звучала как приказ и крепыш, кивнув с достоинством, неспешно отправился к длинным одноэтажным корпусам, что тянулись над озером вдоль песчаного обрыва. Димка с вещами поспешил за ним.

- Костя, - коротко представился провожатый - физвоз.
- Дима, - ответствовал студент - филфак. Куда меня?
- Сразу под танки, - Костик коротко сплюнул - На самый старший отряд. Не пионеры, а группа поддержки "Ласкового мая". Впрочем, сам увидишь.
Димка, вспомнив недорослей в кабинете директора, кивнул.
- Уже...
- Акселераторы хреновы, - выругался Костик, немного смутив будущего филолога смысловым значением существительного - Таню совсем замучили! Их бы! - он сжал небольшой, но крепкий кулак, оценивающе скользнул по крепкой фигуре попутчика и удовлетворенно хмыкнул, - В общем, ты справишься. Надеюсь. Но учти, что рукоприкладство карается законом. А жаль. Иных разгильдяев на путь истинный может направить только пара хороших затрещин.

Навстречу им попалась неорганизованная группа предкомсомольского возраста, резво передвигавшая сандалии, в сторону запаха кипяченого молока и здоровой пищи.
- Твои, - шепнул Костя и обратился к пионерам - куда путь держим, Чайкина?

Высокая худощавая девчонка, со взглядом председателя пионерской дружины, отсалютовав рукой, пояснила:
- Отряд "Шатуны" следует дежурить по столовой!
- Как всегда толпой и без "речевки", - резюмировал Костя
Шатуны остановились, переминаясь с ноги на ногу, и с любопытством осматривали Димку. Студент отвечал им тем же.
- Ладно, топайте! – махнул рукой физрук, - Но знайте, что анархия для вас кончилась.

Димка вновь поспешил за Костей, уже поднимавшимся на крыльцо корпуса. На агитационном щите у входа, рядом со стенгазетой, он заметил плохо затертую надпись мелом: "Кефир - дурак". Чуть ниже белела совсем свежая: "Кефир+Бакланова-love"

"Любовь", - вспомнил Димка парочку в кабинете директора и нырнул в прохладный полумрак дверного проема.

Стены коридора украшало распятие полумертвой традесканции и множество портретов основного солиста группы "Ласковый май" Юры Шатунова.
Юра улыбается. Юра хмурится. Юра с хоккейной клюшкой и просто наедине со своими мыслями. Обычные приемы плакатной полиграфии на закате эпохи "совка".

Почти строевой шаг воспитателей гулко будил пустоту притихших коридоров.
- Таня! - остановившись, гаркнул Костя хорошо поставленным голосом ротного старшины.
В дальнем полумраке скрипнула дверь.
- Иду уже, - с южно-русской мелодичностью пропел милый девичий голосок, и по коридору неслышно поплыла стройная фигурка.

- Дивчина гарная, сечешь? - шепнул Костя. - Пока нет - тихо отозвался Димка и часто заморгал, пытаясь настроить резкость запылившихся контактных линз.
- Что случилось? - певуче поинтересовалась девушка, с любопытством разглядывая свежую личность студента. Тот в свою очередь скромно пробежался по ее обводам, коротко нырнул в гостеприимно распахнутые зеленые глаза и еле-еле вынырнул обратно – ух ты! Вот это глазищи! Какой там омут - просто две бездонные Марианские впадины.
Вспомнился Пушкин: "вообрази, я здесь одна, никто меня не понимает". Нет, слишком банально. Что-то вертелось в голове, красивое и неординарное, но никак не могло прорваться сквозь литературные штампы. И вдруг: КАСУМИ, дымка – невесомая и обволакивающая, мягкая и убаюкивающая, тающая, как выдох на стекле…
«Не блондинка, значит, еще и умная, - подумал вдруг студент, - ой, тону, хоть бы кто круг  бросил!».

Костик с усмешкой наблюдал за сценой немого знакомства.
- Я вам не мешаю? - тактично осведомился он и коллеги, вздрогнув, вспомнили, что они не одни.
- Таня, это Дима. Дима, это Таня. Отныне вы в одной упряжке, с чем вас и поздравляю! - выполнив свою миссию, Костик откланялся - Еще увидимся!
- Пойдем, я покажу твою комнату, - улыбнулась Таня и проследовала в темную даль коридора.
Следуя сзади на почтительном расстоянии, Димка уже довольно нескромно бороздил оценивающим взглядом стройные обводы воспитательницы. «Богиня! Неужели у нее никого нет?!».

Таня открыла одну из дверей, пропустив студента вперед.
Комната сразу сразила наповал навязчивым аскетизмом интерьера. Стены цвета детской неожиданности напомнили Димке уют армейской гауптвахты, где он как-то "загорал" трое суток, сочинив на жестких нарах тоскливое двустишие: «Не решетка на окне – рама, все равно я как в тюрьме, мама!».

Две железные кровати, стул и подбитая временем тумбочка, выкрашенные в однообразный пепельный цвет, завершали внутреннее убранство комнаты. Отсутствие занавесок на широкоформатном окне, голая лампочка под потолком - все это удручающе подействовало на будущего филолога, успевшего отвыкнуть от казарменной простоты. Убогость жилья слегка компенсировал прекрасный вид на озеро, свежий запах постельного белья и вафельное полотенце, изящно висевшее на никелированной спинке кровати.

- Очень мило - кисло оценил Димка апартаменты.
- Не переживай, здесь тебе придется проводить минимум времени, - успокоила его Таня - Только спать. А вообще, лагерь реставрировала шефская воинская часть. Она же снабдила мебелью.
- Заметно, - кивнул Димка, бросая сумку возле тумбочки – Знакомые предметы быта.
- Ты пока располагайся, ага? Через пол часа обед, а потом планерка у Ирины. Увидимся! - Таня исчезла за дверью, подарив коллеге улыбку завязавшейся дружбы.

Димка упал в продавленность пружинного матраса, который, жалобно скрипнув, вмиг убаюкало уставшего с дороги студента. Глазки закрылись сами собой - усталость бессонной ночи и серьезная трата калорий погрузили уставшие члены в прострацию легкой дремы.
Во время короткого замыкания успела присниться Светка Индюкова, гулявшая под руку с Кефиром. Обернувшись, она показывала Димке длинный розовый язык. "Да не люба ты мне давно!" - хотел возмутиться студент, но проснулся от робкого стука в дверь.

- Да, да - хрипло отозвался Димка, стряхивая остатки сна.
В дверном проеме показалось уже знакомое личико юной директрисы. За ней, в полумраке коридора, нервно маячил Кефир.

- Татьяна Васильевна просила позвать вас на обед, - сероглазка хитро улыбнулась, - Вы наш новый пионервожатый? А как вас зовут?
Студент, зевнув в кулак, представился:
- Дмитрий Вениаминович.
- Как? Витаминович? - прыснув в ладошку, сероглазка исчезла за дверью.

"Действительно трудно произносимое отчество или девочка страдает дефектами речи? Проверим", - подумал Димка, завязывая шнурки великолепно голубых кроссовок "нордик", приобретенных у государства за честно собранную и сданную бруснику.

В столовой он подсел к Косте, с аппетитом поглощавшему наваристый борщ, сдобренный щедрыми кусками мяса.

- Рубаем быстро, - поторопил тот, - Через пятнадцать минут разбор полетов у Ирины.
По дороге к директорскому домику Костик дал краткие характеристики представителям местной флоры и фауны:

- Девчонки все с педвуза, после первого курса, на практике. Сами еще дети. Кстати, - Костик усмехнулся, - есть свободные. Не желаешь?
Димка мотнул головой:

- У меня таких на потоке около сотни. Отдохнуть хочу, – и, все-таки, поинтересовался - А Таня?

- Васильевна? Она учительница из школы для трудновоспитуемых. А что, уже запал?
Димка потеплел:

- Нежная и удивительная…

- Видел, как ты в ее глазах барахтался! Смотри, не утони! Тут один пытался подкатить...
- Кто?
- Да сын поварешки одной из нашей столовой, Буратино недоструганный, - Костя усмехнулся - Фонарь она ему классный подвесила! Вполне профессиональный. Таня дзюдо занимается, так что, осторожнее!

Димка кивнул:
- А Ирина как?
- Железная леди. Кличка "Терминатор". В минуты гнева частенько выходит из себя. С языка сыплются крылатые выражения, а задницы девчат иногда вспоминают теплоту материнского рукоприкладства! Но, в общем, тетка справедливая. Старшие методисты, ты их видел, в панамках, больше отдыхают, чем работают, но панически боятся директорского гнева. Когда Терминатор скипидарит им хвосты, те, в свою очередь, нервируют нас и малолетних преступников с пионерскими галстуками на шеях. А вообще жить можно! Тем более в такую погоду! - Мускулистая короткопалая рука Костика совершила в бездонной синеве неба "мертвую" петлю - Вода как парное молоко. Медики даже перестали измерять температуру, ниже двадцати не опускается. Дармоеды! С утра до вечера хлещут спирт в своем домике и делятся только с комиссаром лагеря – почетным пенсионером внутренних органов.

- Комиссаром?
- Вот именно! Борис Петрович, - Костик сплюнул - милейшей души человек, правильный как расписание поездов! Осуществляет надзор за перегибами. Нашими и детскими. Ты еще с ним познакомишься.

Димка вспомнил пронзительные глаза армейского "особиста" майора Дурнева, выжигавшие свирепым огнем марксистко-ленинского учения любые идейные отклонения.
- Жалко мне идейных. Ущербные люди.

Перед знакомым директорским коттеджем Костик доверительно предупредил:
- Ты, главное, не тушуйся перед Ириной! Девчата ее боятся - она им оценки за педпрактику ставить будет, а мне лично до фонаря ее отметки - я здесь совмещаю работу с отдыхом, а посему имею право на независимость.
- Я тоже, - улыбнулся Димка - мне оценка до лампочки. Я здесь вместо сентябрьского десанта на картошку!
Скрепив союз дружеским рукопожатием, оппозиционеры зашли в Дом Терминатора.

В кабинете директора пионерлагеря стояла плотная духота, которую не мог расшевелить ни легкий сквозняк, залетавший в открытые настежь окна, ни зычный голос Ирины Николаевны, подводившей итоги Дня самоуправления.

Около десятка пионервожатых и воспитателей, разбросанных по разным углам, поникнув,  старательно конспектировали тезисную речь Терминатора.
Иногда воздушное пространство лениво и тяжело пересекали одуревшие от жары мухи.

За спиной Ирины, в продавленном кожаном кресле, прикрывшись "Известиями", заседал "милейший" Борис Петрович - ветхий пенсионер неприметной наружности. Воспитанные пионеры, таким обычно с охотой уступают место в автобусе и очередь в общественный туалет.

Время от времени суровый взор идеолога цепко скользил по аккуратно зачесанным головкам  пионервожаток. Но как только его траектория натыкалась на пышную корму директора, взгляд сначала теплел оттенками умиления, а потом угасал с грустью немощи. Оппозиционеры, сидевшие возле дверей с независимым видом, подметив данную особенность, обменялись кроткими улыбками (старый, а туда же!) и тут же были пришпилены молнией, сверкнувшей из-под бровей Бориса Ивановича.

- Воспитательский отряд по очкам победил в соревновании, проходившем под девизом: "трудотерапия - основа здорового общества", - Терминатор проследила, чтобы ее слова успели записать все и свела брови к переносице - однако далеко не все члены нашего отряда подавали пионерам достойный пример - головы девчат поникли словно васильки в засуху, но недовольство директора было обращено в сторону физрука – кое-кто забывает, что пионерское лето это время нравственно-политической и трудовой закалки ребят, которая невозможна без подачи личного примера! Труд, это основополагающий фундамент марксистко-ленинского учения и здесь не место лени и праздному самосозерцанию - при этих словах Борис Иванович встрепенулся, обвел присутствующих торжествующим взглядом, и, убедившись, что слова произвели именно то впечатление, какое предписывала линия партии, он вновь, секундно замерев на пышных формах директрисы, вернулся к чтению основного глашатая КПСС.

- Костя Лобанкин сегодня был наглядным антипримером воспитательного процесса! – перешла Ирина на личности.
- Вы меня еще заклеймите пугалом империализма,- усмехнулся Костик - сами же говорили, что сегодняшняя трудотерапия дело добровольное, нет?

- Да - Ирина тщетно пыталась пробить стальным взглядом лишенное эмоций выражение загорелого лица физрука - но где же командный принцип?
Но Костя уже молча глядел на озеро, синевшее в распахнутом окне.
- Ладно, не будем о грустном, - директор вытерла со лба пот - давайте обсудим организационные вопросы вечернего досуга....

Димка, обалдев от услышанного, едва сдерживал смех.
- Слушай, - шепнул студент физруку – это что за цирк?
- Ты еще не слышал кагэбэшника! Тот мозги покруче засерает! - заметив недовольный взгляд Терминатора, Костик смолк, а когда директриса вернулась к вечернему досугу пионеров, он снова зашептал - Я забыл тебе сказать, у Ирины крыша едет параллельно линии партии. Она в пединституте историю КПСС читает, оттого и речи иногда один в один с параграфами учебника!

Димка, кивая, засмотрелся на аккуратно причесанный затылок Тани, сидевшей впереди. "Усталость ей к лицу" - вспомнил студент строчку из Кодзики.

Но в это время слово взял Борис Иванович и Димка снова стал давиться смехом.
- Дорогие мои друзья! Позвольте напомнить вам, что пионерский лагерь должен стать для своих питомцев школой личной инициативы и активности. Учить ребят активной жизненной позиции, патриотизму, мужеству и чувству интернационального долга должно помочь все: славная героическая история Всесоюзной пионерской организации имени нашего дорогого товарища Ленина, богатый арсенал форм и методов работы воспитателей и пионервожатых, вооруженных марксистско-ленинским учением и, конечно же, традиции пионерских лагерей. Они - итог поисков и раздумий пионеров и вожатых.

- Закон поднятой в пионерском салюте руки - есть та путеводная звезда, под которой мы славно проведем эту смену! - закончил комиссар лагеря и опустился на свое место.
В тишине раздались жидкие Костины аплодисменты. Борис Иванович недобро стрельнул глазами в его сторону, а Ирина одернула:
- Костя, прекрати паясничать! - потеплевшим голосом она поблагодарила "милейшего" - спасибо, Борис Иванович! Кто-нибудь желает высказаться, нет?

На утомленных лицах вожатых было сформулировано единственное желание: успеть бы до подъема ребят искупнуться!
- Тогда, прежде чем закончить - при этих словах Ирины в комнате возник недовольный ропот - минуточку внимания! - ропот умер - Позвольте вам представить нового воспитателя старшего отряда!
Димка поднялся и чуть поклонился под одобрительным взглядом Теринатора.
- Татьяна Васильевна, - молвила Ирина - вам в помощь, прошу любить и жаловать! Надеюсь, что  дисциплина "шатунов" теперь перестанет хромать, г-м, хотя бы на одну ногу.

Таня молча проглотила камень в свой огород - видимо подобные упреки прилетали к ней не впервой.
- Ладно, сблизимся в процессе, - резюмировала Ирина, а коллеги по отряду почему-то дружно порозовели.
Директор громко хлопнула в ладоши, как это делают воспитатели детского сада, чтобы привлечь внимание детей:
- Все свободны! Встретимся вечером на футболе.

- Где? - удивился Димка, покидая вслед за Костей кабинет.
- Вожатые играют со сборной мира, то есть пионеров, - объяснил физрук и сделал пионерский салют - до встречи, камрад!
- Си ю суун, - ответно вскинул руку Димка.

В отряд он возвращался в кильватерной струе Таниных духов (пол часа назад и не пахло!), почтительно внимая каждому слову коллеги:
- Как ты догадался, дисциплина "шатунов" ниже плинтуса. Старшие они и есть старшие, попробуй их удиви! Многих бездельников родители с удовольствием сплавили сюда, чтобы хоть летом отдохнуть от бесконечных головомоек на родительских собраниях. Мне-то не привыкать с разгильдяями работать, но слушаются они меня с ленцой и часто все зависит от того, чего пожелает их правая или левая нога. Тут для воспитания твоя мужская твердость нужна.

- Ну, какой я мужчина, - заскромничал Димка.
Таня иронии не заметила:
- Армию прошел, значит, мужик!
- Юру бы Шатунова сюда, - усмехнулся Димка – вот кого бы они слушались беспрекословно!
- Это точно! Помешались все на "Ласковом мае"! Вот уж не понимаю я этих сиротских стенаний!

Студент смущенно кашлянул - он конечно не был ярым фанатом группы, но некоторые песни ему определенно нравились. Но заступаться за "лай" Димка не стал:
- Мне вообще-то Кузьмин нравится. Бониэм, Сандра, - он замялся – и еще Зыкина…
Таня удивленно оглянулась.
- Ну, не вся, конечно. Ранняя. Про валенки – Димка откровенно любовался ее улыбкой – дедушка был почитателем ее таланта, а я – исполнителем репертуара, когда проигрыватель ломался.

- А что это за сероглазая Джульетта? – вернулся он к делам, - Неформальный лидер?
- Инга Бакланова? Да, она сплотила вокруг себя группу трудных подростков.
- Во главе с Кефиром?
- Уже знаком? Влюблен в Ингу без памяти, не отходит ни на шаг, только, по-моему, ей все равно.
- Мне тоже так показалось, - кивнул Димка, вспомнив недавнее умозаключение про уродливую форму односторонней любви. - А кто у нас председатель отряда?
- Лариса Чайкина. Ответственная девочка, отличница. Она и еще несколько таких же живут обособленно, беспокойства не доставляют.

Димка вспомнил недавнюю встречу у столовой с частью своего отряда и девочку со взглядом председателя совета дружины. Кажется, Костя назвал ее Чайкиной.
- Наверное, у нее прекрасное будущее - молвил он – в смысле партийной карьеры.

Несмотря на "мертвый час" по распорядку, корпус старшего отряда гудел, словно улей. Димка со спокойным любопытством наблюдал, как Таня разогнала недорослей по комнатам. Пионеры постарше расходились не спеша и с достоинством, оценивая стать нового воспитателя с точки зрения возможного физического насилия.

Студент подбадривал их взглядом, как бы между прочим разминая неслабые кулаки.
После того, как коридоры опустели, воспитатели совершили обход комнат. Таня представляла Димку по имени отчеству, но по усмешкам пионеров студент понял, что иначе как Дмитрий Витаминович звать его не будут.
"Дети они и есть дети" - заранее смирился он.

На ужин студент шел вместе с отрядом. Точнее, с самой дисциплинированной его частью во главе с Ларисой Чайкиной. Перед приемом пищи не было ни отрядного построения, ни переклички, чему очень удивился новый воспитатель. В книжках, проштудированных перед лагерем, все было по-другому. На риторический вопрос "почему так?" Таня устало отмахнулась:

- Да уже все привыкли ходить в столовую абы-как. Все-таки старший отряд, это как бы их привилегия.
- А Ирина?
- А что Ирина? Ругается, конечно, да только все без толку.
Димка посмотрел вслед правильной части отряда, бредущей на запах пищи строем типа куча.
- Речевку-то хоть горланят?
- Речевку? - Таня растерянно усмехнулась - Сейчас попробуем. Агарков! Ну-ка, давай отрядную речевку!

- Ну-у, - заныл строй вразноголосье - Татьяна Васильевна, может не надо?
Одновременно отряд опасливо косился на студента, пока еще не принимавшего участия в воспитательном процессе. Димка понял, что пора выходить на сцену.
- Не будем спорить, друзья, - пристрожил он пионеров, - Вперед и с песней!

В глазах Чайкиной студент уловил восторженный блеск: "Давайте, покажите этим разгильдяям, что такое порядок!".
Поддержав улыбкой настроение председателя совета дружины, Димка подумал, что наверняка любимая книга у девочки "Как закалялась сталь" или, на худой конец, "Железный поток" Серафимовича. В часы редкого досуга, устав от бесконечных "пятерок" и примерного поведения, девушка, перелистывая нетленные страницы, черпает там уроки беспримерного мужества и наверняка влюблена по уши в Павку Корчагина.
Меж тем отряд, подвывая речевку, запылил к столовой.

- Раз, два! - монотонно солировал Агарков.
- Три, четыре! - вразнобой бубнили остальные участники потока.
- Три, четыре!
- Раз, два!
- Вставай, вставай, орлиное племя,
- Пора отправляться в поход!
- Горячее время,
- Чудесное время на труд и на подвиг зовет!
 - Отвага и скромность,
- К работе готовность,
- И жаркое сердце в груди!
- И солнце над нами и красное знамя ,
- И верная дружба в пути!

Исполнив пионерский долг, отряд в гробовом молчании зашел в столовую, где уже доедали ужин Бакланова со товарищи.

Возле окошка раздачи маячил Кефир и еще какой-то маленький шкет в грязной футболке и темных шортах, на которых отчетливо белела чья-то пятерня. Они о чем-то спорили, прикрепляя к стене кусок ватмана с общепитовской мудростью: "любите кашу - мать вашу". Прислушавшись, Димка понял, что за повешение данного изречения пионерам обещан доппаек.
К воспитательскому столу медленно и плавно приблизилась Бакланова. Разжевывая котлету, Димка еще раз отметил почти идеальные формы, но юный возраст подопечной прогнал прочь пошлые мысли. «Тоже мне, Лолита!» - фыркнул он про себя.

- Приятного аппетита, - вежливо улыбнулась Бакланова - Татьяна Васильевна, а сегодня вечером дискотека будет?
- Насколько мне известно, ее никто не отменял.
- Спасибо, - поблагодарила Инга и удалилась, плавно покачивая бедрами. На ходу доглатывая компот за ней спешил Кефир.
-  Это она перед тобой фасонит, - с улыбкой заметила Таня, - впечатление хочет произвести. В голове у Инги одни мальчики..
- Хорошо что не девочки…

В футбол играть Димке не хотелось. Тем более с недорослями, где надо было бегать в пол силы, что делать он не любил, категорически разделяя розенбаумовские взгляды - "лечить, так лечить", а играть, так играть. К тому же насыщенное событиями тело требовало отдыха или хотя бы освежающей прохлады озера.
После матча, в котором победила, естественно, дружба, обе вспотевшие команды с удовольствием искупались.

- Короче, после ужина у малолеток дискотека, - сообщил Костик студенту после купания, - а мы рванем к Петровичу, выпьем за знакомство самогоночки, сечешь?
- Секу. А кто такой Петрович, местный нарушитель уголовного кодекса?
- Кочегар-истопник первого класса. Бывший летчик, полковник запаса. Классный дядька, вот увидишь. Тем более, при дефиците спиртосодержащих напитков он является единственным поставщиком горячительного.

После вечернего приема пищи оппозиционеры тайно проникли в черную пасть кочегарки. Петрович оказался коренастым мужичком лет шестидесяти, с красными, конъюнктивитными от угольной пыли, глазами и добродушным лицом. Блестящую лысину в обрамлении редких седых волос он прикрывал фуражкой с голубым авиационным околышем без опознавательных знаков.
После короткой процедуры знакомства со студентом Петрович засуетился, извлекая из темного загашника сорокалитровый бидон.

- Не знаю, настоялась ли? - беспокоился отставной полковник - Недельку всего парится-то!
- Не помрем! - кратко ответствовал физрук - Тащи.

- Есть у меня, правда, первачка мерзавчик литровый, - вспомнил Петрович, задумчиво тронув лиловую грушу носа - да рази ж это доза на троих-то?

Димка с тоской понял, что пить придется много.
На жестяном столе, накрытом для стерильности газетными листами, возникла литровая бутыль из-под молока, доверху наполненная мутной жидкостью. Три граненых стакана, яйца вкрутую, хлеб и огородная зелень довершали застольный натюрморт.

Вспомнив отвратительный вкус последней употребляемой "брыкаловки", Димка попробовал увильнуть от злоупотребления:
- Я только немного, ведь с корабля на бал, ночью не спал совсем, приехал, малость подустал.

- Не боись, - прогудел Петрович, наполняя стаканы до краев - насиловать не станем. Первачок чистый, как слеза, а по ночам спят только старые пердуны вроде меня. Ваше дело молодое, по девкам бегать!

- За знакомство! - стаканы сошлись и разбежались содержимым по желудкам. Димка осушил стакан до дна на едином дыхании и почувствовал, как глаза сползают с привычных орбит.

- Ты закуси, закуси, - пихал ему Петрович теплый огурец, в то время как студент глотал воздух широко раскрытым ртом, словно вытащенная из воды плотва.

- Полное мудзе! Воды! - прохрипел он, отмахиваясь от огурца.
- На, запей бражкой, - бывший авиатор зачерпнул из бидона и протянул кружку.
Димка сделал пару жадных глотков, затем два глубоких вздоха и, наконец, перевел дыхание.

- Слаб, однако, парень-то, - обратился Петрович к Костику, потом к студенту - али первач плохой?
- Первач-то зашибись, только доза великовата. - Димка захрустел огурцом, чувствуя, как дурманится голова.

Дальнейшее вспоминалось с трудом. Алкоголь разговорил, сроднил и уморил.
Запомнилось гитарное пение Костика. Пьяный уже в дым студент пытался подпевать, но все время отставал на пол такта и вынужден был сконфуженно замолчать.

Потом физрук куда-то исчез, а Димка, хлебая брагу, повел со "сталинским соколом" непринужденную беседу о преимуществах и недостатках советской авиации в годы Великой Отечественной войны.

Вернувшийся Костик застал Димку и Петровича, отчаянно споривших о "мессерах", "фоккерах" и прочей авиационной живности. В клубах табачного дыма то и дело мелькали руки в фигурах высшего пилотажа.

Разглядев Костю, студент честно признался:
- Мне пора на посадку.

Приземление было произведено в условиях абсолютной секретности на запасной аэродром в домике физрука. Выработанный годами инстинкт спас студента от возможного конъюнктивита - испросив у Кости стакан, он плеснул туда воды и экспроприированные из глаз контактные линзы.

Первый день лагерной жизни ознаменовался красивым закатом, которого студент так и не увидел, провалившись в сон еще до того, как голова коснулась подушки. Правда, изысканное обоняние, успело отметить неземную свежесть накрахмаленной наволочки, а в туманах сознания прозвучало обычное для армии подведение итогов: "День прошел - и хрен-то с ним. Завтра будет новый". «Спя-ят уста-алые игрушки, книжки спят, тра-ля-ля-ля-ля…».


Минула неделя. Студент втянулся в общий ритм, перезнакомился с коллегами по работе и принял участие в плановой пьянке. Сабантуй был по случаю именин старшей пионервожатой Нины Бордо, той самой молодки в очках, что напомнила Димке в день приезда девушку с веслом.

Нина оказалась компанейской девчонкой, впрочем, как и все остальные пионервожатые. Но, как только в радиусе ее семиминусового зрения появлялась Терминатор или кто-либо из методистов бальзаковского возраста она замыкалась, становилась нервной и крикливой - и это было понятно. Именно на нее сначала падали все шишки с руководящего дерева.

За это же время студент успел присмотреться к Тане. Она поразила Димку своей искренностью. Таня не таила эмоции в себе, но и не выплескивала их разом, как Димка, оставаясь все время ровной и открытой.
С ней было легко, не надо казаться лучше, чем ты есть. Обладая даром воспитателя от Бога, Таня одинаково доброжелательно относилась ко всем, от последнего хулигана до круглого отличника.

Димку сначала это озадачило. Он-то давно привык делить мир на черное и белое - так было легче строить отношения. Но потом  понял, что это была ее работа. Тяжелая и самоотверженная. И хотя за доброту «шатуны» платили Тане той же монетой, Димка все-таки иногда видел ее заплаканные глаза – издержки профессии.

Со временем  Димка привык к разгильдяйству «шатунов». Он попробовал поговорить с будущими комсомольцами по душам и объяснить, что такое хорошо и что такое плохо, но те его не поняли - духовные ценности пионерской юности студента ныне потускнели и были малопривлекательны.

Тогда Димка пошел по пути наименьшего сопротивления - просто махнул  рукой и сильно ограничил свое влияние на руководящий процесс, целиком отдав бразды правления Тане.

Как-то в вечерних послеотбойных сумерках Димка с Таней немного пооткровенничали, укрывшись в шатрах развесистой ивы. Девушка призналась, что ей 26 и эта цифра по началу вспугнула студента. Он чуть не брякнул: «я бы дал меньше – 25», вспомнив любимый фильм с Челентано, но вовремя остановился, вспомнив, что это, отнюдь не комплимент.
Интимный голод, тихие сумерки и блудливый соловей (угуису) в кустах взяли свое - Димка максимально приблизился к девушке и даже, якобы отгоняя комаров, пару раз дотронулся до теплого плеча. Таня не отстранилась, но внезапное покашливание проходившего мимо сторожа, заставило коллег отпрянуть друг от друга.

Димка чувствовал, что нравится Тане – за то гутарили ее взгляды, улыбки, нечаянные встречи, которых можно было избежать, и даже то, с каким терпением она слушала трехстишия Басе, которые студент декламировал как-то во время вечернего променада, демонстрируя свою начитанность.

На следующий день, вновь испытывая терпение коллеги, Димка за обедом увлеченно рассказывал Тане о разнице в устройстве и эксплуатации двенадцатидюймовых башен броненосцев «Микаса» и «Бородино».
Таня его не перебивала. Глянула только с осторожной жалостью, и студент сразу сменил тему – пожалуй, это был перебор.

А в остальном, прекрасная маркиза, все хорошо, все хорошо!
Но, пожалуй, впервые он остановился в шаге от близости, которая казалась неминуемой. Остановился и задумался. Потому что Таня была другая. Непохожая на героинь его последних постельных романов. И все. Он все равно не смог бы объясниться более подробно.
«Полевой цветок В лучах заката Пленил на миг» - а вот Басе, в отличие от Димки, кажется умел подбирать нужные слова.

Вечерами Димка долго не мог уснуть, ворочаясь и заставляя жалобно стонать пружины узкой кровати. Таращился на Большую Медведицу, медленно бредущую мимо окна по звездному небу. И цепенел от собственной нерешительности.

А вдруг все будет серьезно? А что будет потом, после лагеря? А ведь я дал себе слово…
Старая обида, придавленная временем, снова высунулась наружу, царапая уязвленное самолюбие.

Мысли путались и бежали прочь, не давая выстроить логический ряд. В конце-концов Димка решил, что утро вечера мудренее.
К черту! Будь что будет! А там посмотрим…


- А вас, Дмитрий, я попрошу остаться - голосом папы-Мюллера закончила Ирина Николаевна очередную плановую головомойку.
Покидая директорский кабинет, командный состав других отрядов взглядами сочувствовал коллеге.
- Держись! - шепнула ему Таня, слегка пожав руку.

Когда закрылась дверь, директриса водрузила на нос очки, и с выражением прочитала закладную записку "комиссара" пионерского лагеря:

- "Вчера после ужина, в девятнадцать ноль-ноль, семь подростков мужского пола осуществляли купание в районе коттеджей, то есть в неположенном месте, в неположенное время и без надлежащего надзора со стороны воспитателей... - далее Ирина перечислила фамилии нарушителей - "шатунов" во главе с Кефиром, - ...На мое приближении к краю береговой линии группа купающихся никак не реагировала, а на устное замечание отвечала смехом и улюлюканием, подвергнув обструкции мою честь и достоинство. Прошу вас, как директора лагеря, наказать виновных и впредь не допускать оскорблений почетного пенсионера органов".

Терминатор отложила в сторону листок, сняла очки.
- Что скажешь?
- Кондовый стиль, - усмехнулся Димка, - но мне нравится, особенно, про обструкцию чести и достоинства…
- Дима, я серьезно!

- Я тоже, - студент пожал плечами, - так было всегда и так будет. Это же возраст самоутверждения и противлению любым правилам. Я в их годы тоже убегал. И не потому что хотелось поплавать, а потому что хотелось что-нибудь нарушить. Хоть чуть-чуть.

- Да ты философ, батенька! – с иронией заметила Ирина и продолжила уже более серьезно – Ты прав, что это будет всегда, но подумай о том, чем это иногда, к сожалению кончается. Не дай бог, кто-нибудь утонет, а такие трагедии случаются каждое лето! Что тогда? Все! - она сложила пальцы крест накрест - Тюрьма! Все воспитатели несут за детей ответственность вплоть до уголовной. И это не пустые слова.

Ирина вдруг достала из пачки сигареты и закурила. При пионервожатых делала она это не часто.
- Ты же сам хотел, чтобы тебя поставили на старший отряд, хотел?

Димка кивнул:
- Думал, проще будет.
- Так почему же справиться с дисциплиной не можешь? В столовую все ходят строем, одни "шатуны" кто в лес, кто по дрова!
- Что мне их за ручку водить? - подал голос студент.
- А хоть бы и так, если по другому не можешь! – Ирина рубанула мощной рукой воздух – короче, так! Если дисциплину не подтянешь, урежу зарплату, понятно? Ты сюда не отдыхать приехал, а работать. Все. Вольно!

 По дороге в отряд с Дмитрием Витаминовичем медленно, но верно происходили изменения. Хмурый лоб выражал крайнюю степень напряженности мыслительного процесса.

Зарплата - это серьезно. Она была еще не получена, но уже потрачена – в перспективе. И ее обрезание никак не входило в планы студента.

Значит, будем работать. Димка пытался вспомнить все ранее прочитанное о воспитании детей, но кроме "мойдодыра", стояния в углу и ударов ремнем по заднице, что случалось в детстве довольно часто, на ум ничего не приходило. Ни то, ни другое, ни третье здесь не годилось.
И тут на помощь пришел армейский опыт. Мысль настолько пришлась по вкусу, что студент, удовлетворенно хмыкнув, произнес:
- Точно! Один за всех и все за одного!

Еще издали Димка заметил на крыльце корпуса одинокую фигуру Тани. Коллега тревожно всматривалась в светлую даль, живо напомнив студенту Ярославну и ее нетленный, выученный назубок, плач по безвременно ушедшему в мир теней супругу князю Игорю.

Димка твердым шагом взошел на крыльцо.
- Все! Меня эти вздрючивания уже заколебали! Я им покажу кузькину мать! - его глаза, горящие праведным огнем, не оставляли сомнений в сказанном, а командирский голос уже гремел в коридоре неведомыми ранее интонациями - Отряд! Выходи строиться на завтрак перед корпусом!

Гонимые грозовыми раскатами всегда спокойного Дмитрия Витаминовича пионеры спешно покидали комнаты, нервно оглядываясь на воспитателя.

Вскоре большая часть отряда переминалась с ноги на ногу перед корпусом. Обычно на прием пищи организованно отправлялись именно они. Фанаты "ласкового мая" ходили в столовую самостоятельно, а то и вовсе ничего не ели, питаясь песнями "Ласкового мая" и плодо-овощной культурой с ближайших дачных участков, которые страдали от ночных набегов
пионеров, как цейлонская кукуруза от саранчи.

Целеустремленное выражение глаз студента и волевые складки, затвердевшие в уголках рта, говорили о том, что с сегодняшнего дня все будет иначе. Он окинул спокойным взглядом рваную шеренгу юных конкистадоров. Порыв ветра распластал на его широкой груди алые лепестки пионерского галстука и уронил на темные глаза отросшую челку.
- Чайкина, - поманил он председателя отряда - Возьми, пожалуйста, список отряда и принеси сюда!

Лариса, пожав плечами, сходила за журналом.
- Читайте, Лариса, - добрым голосом приказал Димка - я вижу, что в наших рядах кого-то не хватает!
- Нет Кефира с компанией - подал голос Агарков. Его поддержало дружное разноголосье:
- И Баклановой нет с подругами.
- Разговорчики в строю! - посуровел взглядом студент - Ну-ка, подравняйтесь там, в шеренге!

Пионеры недовольно засеменили сандалиями, вытягиваясь в ровную кривую.
- Давай! - взмахом руки разрешил перекличку Димка.
- Абрамова! ..Абрамова!
- Да здесь я! - возмутилась одна из девчонок - Не видишь что ли!

- Секундочку, - взял паузу студент. Он спустился к "золотой роте" и, медленно расхаживая вдоль строя, вспоминал армейские политинформации:
- Призрак капитализма бродит по Европе. Потенциальный враг не дремлет и всеми силами старается задушить первое в мире социалистическое государство. Поэтому все мы должны быть готовы к защите своей родины в рядах нашей армии-победительницы…

- Девочек в армию не берут…- прыснул кто-то из второй шеренги.
- Когда Родина-мать зовет, то всех без разбору. Так вот… - студент замолчал, потеряв нить изложения.
- Ты к чему клонишь? – шепнула Таня, пряча улыбку.
- Секундочку! Так вот, армия – это порядок и дисциплина. Без этих двух составляющих армия превращается в стадо, не способное противостоять натиску агрессора! А посему, - Димка поднял палец вверх и обвел строй взглядом. Похоже, его мало кто понимал, но слушали с уважением.
- А посему, - повторил он, - пионер есть потенциальный солдат, поэтому, находясь в строю и  услышав свою фамилию, он должен громко и с радостью откликнуться личным местоимением "я"! Кому не понятно?

Понятно было всем, но ясно, как оказалось, не до конца.
- Абрамова!
- Ну, я.
- Не "ну я ", а "я"! Еще раз!
- Абрамова!
- Я!
- Агарков!
- Я!

Дальше все пошло как по маслу. Димка ходил вдоль строя, слушая, как послушно откликаются пионеры, и удовлетворенно кивал – ну вот, первый шаг сделан.
Таня, стараясь сохранить остатки серьезности, стояла чуть в стороне. Ее подрагивающие губы были готовы сложиться в одну из самых прекрасных улыбок в мире. Заметив это Димка шутливо нахмурился – только не испорти все!

Меж тем, перекличка закончилась и Чайкина, захлопнув журнал, вопросительно смотрела на студента. Но воспитатель хранил невозмутимое молчание и поглядывал на часы.
- Дмитрий Витаминович, - жалобно затянул Агарков, почесывая ссадину на колене - пойдемте на завтрак! Кушать хочется!

- Нет. А как же девиз «один за всех и все за одного»? Мы подождем всех и только потом двинемся на прием пищи - как положено, все вместе, и с речевкой!
- А семеро одного не ждут! – вдруг блеснул эрудицией Агарков.

- Ждут, - убедительно произнес Димка, - в армии – ждут. И семеро, и отделение и взвод и рота. А потом, - он задумался, но решил не пугать детей, - в общем, его ждут один-два раза, не более..
- А потом?
- А потом обычно он начинает поспевать за всеми. Или оказывается в санчасти с диагнозом «шел – упал – очнулся: гипс».

Димка обернулся к Тане и тихо спросил:
- У тебя есть какие-нибудь тексты речевок?
Воспитательница кивнула.
- Тащи. Пусть пока разучивают.
- Давайте я за ними в столовую сбегаю - снова подал голос Агарков.

 Студент смерил его насмешливым взглядом:
- Ты что, мальчик на побегушках?
Огарок обиженно засопел, буркнул что-то в ответ и, смирившись с ожиданием, скрылся за спинами товарищей.

- Агарков! - позвал его Димка, принимая из рук Тани сборник речевок - Ты ведь в музыкальной школе учишься, нет?
- Учусь, ну и что?
- И в хоре, небось, поешь?
- Пою, ну и что?
- Голос у тебя, наверное, как у соловья!
- Он солист, - хихикнула одна из девчонок.
- Иди сюда, малыш, - с отеческой добротой поманил студент. Огарок нерешительно высунул из строя коротко стриженую голову на тощей загорелой шее:
- А чего я-то?
- Иди-иди! – чуть затвердел голосом воспитатель и будущий Джельсомино послушно подошел к командующему парадом.

Димка, спрятав зевок в широкой ладони, обратился ко всем:
- Скоро конкурс на лучшую речевку, давайте разучим несколько новых.

Его слова вызвали ноль энтузиазма, но Агарков, подгоняемый дружеским похлопыванием по плечу, послушно забубнил:
- Раз, два! Три, четыре!
- Три, четыре! Раз, два! – грустно отозвался строй.
- Да здравствует солнце!
- Да скроется тьма!
- Сегодня - пасмурно!
- Завтра - ясно!
- Жизнь удивительна!
-Жизнь прекрасна!
- Левой, левой!
- Раз, два, три!
- Земля - для людей!
- Вода - для людей!
- И солнце дается людям!
- Отечество славим, которое есть!
- И трижды, которое будет!

Димка удовлетворенно кивнул, похвалив:
- Молодец, быть тебе Шаляпиным! А теперь еще раз, только с чувством, с толком и с расстановкой!
- А отряд помогает! - поддержала его Таня.

К шеренге пионеров робко и как-то по-крабьи, бочком, приблизился пацаненок в рваных сандалях, шортах и майке-тельняшке. Колени, локти и прочие открытые части тела были поражены шрамами «асфальтовой болезни».
Пару секунд он робко обнюхивал взглядом угрюмую статую воспитателя. Студент  равнодушно-снисходительно поглядывал на него сверху.

- Тебе чего, Васечкин? - недружелюбно зыркнул Огарок.
Юный ленинец, смерив солиста пренебрежительным взглядом, ловко сплюнул сквозь пробоину в нижнем ряду зубов, и пробренчал простуженными связками в сторону отрядного начальства:
- Там в столовой...говорят...то есть спрашивают... в общем на обед кличут! Почему не идете?

- Не твое дело! Проваливай отсюда! - опередив воспитателей, возмутился Огарок, до глубины души уязвленный пренебрежением недоросля.
- Тихо, тихо! - Таня, успокаивая обиженного подчиненного, положила руку ему на плечо и обратилась к колоритной личности в рваных сандалиях - ты обратно в столовую, Васечкин?
- Да! - с достоинством подтвердил тот, шмыгнув носом - Я еще компот не допил.
- Обжора! - процедил Огарок.
- Сам дурак!

- Тихо! - рявкнул вдруг Димка, да так, что чирикавшие над крыльцом воробьи смолкли и с опаской глянули вниз.
- Васечкин, передай нашим, чтобы они срочно двигали сюда, ясно?
- Они там, ваши… - пацан потрогал шею - Кефир...
Видимо вспомнив, что ябедничать нехорошо, он проглотил конец фразы и рванул в столовую.
Агарков, почесав взъерошенную проволоку выгоревших волос, вопросительно оглянулся на воспитателей.
- Читай дальше, сынку, - высочайше позволил студент.
- Я не сынку..
- Все равно читай!

Спустя минут десять со стороны столовой показалась самая недисциплинированная часть отряда. Впереди лениво шествовала Бакланова, позади которой болталась телохранительная тень Кефира.

Спотыкаясь о недовольные взгляды строя, группа вновь прибывших товарищей с опаской пришвартовалась возле крыльца и замерла в нерешительности.
Отряд с мстительным выражением лица предвкушал расправу над группировкой, из-за которой в течение получаса пришлось зубрить пионерскую нетленку.

Солнце по-прежнему улыбалось из бездонной синевы, но нарушители дисциплины уже чувствовали, как над головами собираются мрачные грозовые тучи. Они заметно нервничали под неприязненным взглядом студента и оглядывались на Таню в поисках защиты.

- Встаньте в строй, - обратилась к нарушителям Таня, пока Димка обдумывал варианты экзекуций.
Те не заставили повторять приглашение и быстро растворились во второй шеренге. Кефир как всегда встал не по ранжиру, возвышаясь подле ненаглядной Джульетты.

"Любовь, - размягчаясь, подумал студент и вдруг улыбнулся, вспомнив, как не раз подносил до дома портфель Светки Индюковой, полный пятерок и примерного поведения. Светка шла рядом, гордая и неприступная, а Димка откровенно краснел, когда им навстречу попадались знакомые одношкольники.

- Значиться так, - слегка подобревшим взглядом он подровнял строй - сегодня я получил от Ирины Николаевны китайское предупреждение. Кто-нибудь знает, что это такое?
- Это означает последнее - с места пробасил Кефир.

- Совершенно верно, - подтвердил воспитатель, - так вот, предаю вам его суть: если в отряде не подтянется дисциплина, то сюда задолго до конца смены подтянется автобус, который отвезет вас в жаркие объятия родителей. Думается, что, с трудом избавившись от вас на три недели, они вряд ли будут рады вашему досрочному освобождению из "Орленка", нет?

Поскучневшие лица сигналили о точном попадании в цель - большинство понимали возможные последствия от досрочного дембеля с формулировкой «за плохое поведение». Лишь пятиклассник Бычок, при упоминании дома радостно встрепенулся, словно воробышек в луже:
- А я хочу домой!

Но его стон утонул в злобном "пшиканьи" отряда, а тщедушное тело исчезло за спинами старших товарищей.
- Один в поле не воин, - философски изрек студент – Кстати, мы тут решили, что отныне жизнь отряда будет течь под девизом «один за всех и все за одного», то есть, только строем и только все вместе. Для начала начнем соблюдать несколько правил приличия, исполнение которых не сильно ограничит ваши свободолюбивые натуры, зато бальзамом прольется на душу директора лагеря. Также мы с Татьяной Васильевной также будем несказанно рады, если во время тихого часа все будут находиться в своих комнатах. Спать вас никто не заставляет, но всяческие шатания по корпусу и особенно вне его категорически запрещаются. Вечером по команде "отбой" гаснет свет, а главное, меркнут звуки и никто, - в этом месте суровый взгляд студента уперся в равнодушное лицо Кефира - я повторяю, никто и никоим образом после отбоя не покидает расположение отряда - ни через дверь, ни, тем паче, через окна и прочие выходные отверстия. И, наконец, давно пора выложить перед корпусом эмблему отряда, как это сделали другие - позор, через три дня конкурс на лучшую эмблему, а на нашей клумбе - трава не расти. Пожалуй, пока все.

- И давайте следить за своим внешним видом, - подала голос Таня, - а то некоторые ходят в лохмотьях без пуговиц…
- Пуговицы должны быть пришиты по всему телу, - вспомнил студент армейского старшину, - намертво, как шлагбаум.

Какое-то время в воздухе висела мертвая тишина. Кислые лица «шатунов» как зеркало отражали энтузиазм, с которым отряд воспринял заточение в жесткие рамки дисциплины.
Но уже вскоре смирившийся с участью отряд не слишком в ногу, но дружно двигался к столовой.

Весь последующий день «шатуны» активно становились на путь исправления. Художественно одаренная часть пионеров под руководством Тани выкладывали мозаику из кирпичей, пытаясь создать эмблему отряда.

Сначала было, возник спор - Бакланова предложила выложить кирпичом портрет Шатунова, но большинство глухо возроптало, да и специалистов на тонкую художественную работу не нашлось.

Посему решили изобразить шатун (деталь двигателя), по эскизу (кружок и палочка), выполненному Димкой. Получилось дешево и сердито, вдобавок ко всему оригинально.
Пионеры сходство с оригиналом сильно отдалили, невольно сделав рисунок шатуна похожим на схематичное изображение сперматозоида. Вдоволь ухохотавшись, Димка поощрил художников лишним компотом.

Как бы невзначай, Димка пресек поползновение группы старших парней  сбегать искупаться в неположенном месте во время тихого часа.
Когда нарушители дисциплины тайком крались вдоль заветной тропинки, ведущей в тихую, укромную заводь, они неожиданно уткнулись в угрюмо стоящего воспитателя. После  молчаливого обмена взглядами, Кефир со товарищи понуро вернулись в отряд.
 Дисциплина была налажена.


Как-то после тихого часа физрук сообщил радостную весть: Терминатор уехала в город, а одна из пионервожатых сегодня празднует день варения. Петрович обещал снабдить тайную вечерю самогоном, а Костик украсить пением, в общем, все должно быть красиво.

Во время вечеринки студент то и дело млел от красного вина и близости сидевшей рядом Тани. Ближе к концу застолья он обратил внимание на знаки, подаваемые Петровичем. Сталинский сокол недвумысленными жестами предлагал уединиться в кочегарке, дабы за чаркой первачка продолжить спор за советскую авиацию.

Димка, кажется, был не против, но Таня была на чеку и решительно возразила. Глубоким грудным голосом она напомнила коллеге о только что начавшемся воспитательном процессе в отряде и что-то там еще - про светлую голову и недюжинные силы.

Меж тем влажные глаза девушки обещали совсем другое, и Димка спинным мозгом чувствовал что именно. «Касуми, - снова млел он от Таниного взгляда, - нежная и удивительная, обволакивающая и невесомая. Полное мудзе!».
Повинуясь непреодолимому желанию броситься в омут с головой, студент послушно шагнул за Таней в ночную свежесть.

Полное безветрие, тихая луна, притаившаяся за дальним лесом, и бредущая рядом Таня - все это располагало к любовной лирике.

Димка молча двигался в кильватере, опасно кренясь на крутых поворотах, и пытался вспомнить что-нибудь достойное из Басе или Цураюки.
Но в звенящей голове гвоздем сидела строчка из "Кодзики": "Варэ эиникэри!" (Как я пьян!). Мысли путались и бежали прочь, а дежурные комплименты казались жалкими и недостойными Тани. Поэтому  Димка лишь поддакивал коллеге, в пол голоса восхищавшейся летней ночью.

Дальнейшее было делом техники. Сумбурное единение случилось в абсолютной темноте, но при полном непротивлении сторон.
Таня охотно уступила натиску студента, обреченно выдохнув:
- Ой, Димка, что же ты делаешь!
Затем кроткий полувздох и… тактичное поскрипывание пружин.

Потом, в свалившейся тишине, Димка расслабленно лежал на спине, раскинув руки и, чувствуя, как рядом доверчиво замерла Таня, бездумно глядел в черный провал окна на звездатое небо.

В пустой голове совершенно не в тему "фристайничала" Нина Кирсо: "Ты стоял и другую ждал, солнце грело весеннее..". Почему другую? А какая она, другая?

Там, среди звезд, снова вспомнилась Светка Индюкова. Нет, не школьница, а уже в расцвете, спелая и сочная, полная сил и задорного обоняния.
Сразу после армии бывшие одноклассники решили собраться - на других посмотреть и себя показать. Весь вечер Димка, разомлевший от вина и воспоминаний, старательно охмурял Светку любимой красной "массандрой" и остротами из дембельского альбома: «есть в штанах у солдата заветное место, там карман, в нем письмо от невесты».
Дивчина расцвела и расхорошелась, успела побывать замужем, развестись, а нынче отдыхала от тягот и лишений супружеской жизни.

Строя глазки, она охотно принимала обхаживания молодого, истосковавшегося по девичьему вниманию, кочета.
Как-то незаметно они отделились от коллектива, пару раз тесно прижались в гулкой темноте школьного коридора, где еще совсем недавно сновали с портфелями и мешками со второй обувью.

Откровенные глаза Светки обещали все. Ее высокая грудь волновалась как свежее море, а смеющиеся губы дразнили: "Ну, что же ты? Смелей!".
В итоге молодые люди оказались в пустой квартире Индюковых. Свет погас и Димка, лихорадочно срывая одежду с себя и Светки, вплетал в каштановые локоны нежное "аварэ": "О, как прекрасна та, с кем ложе разделю сейчас!".
Но Светка, оборвав на полуслове, впилась в губы и повалила на диван, заставив вспомнить поговорку о бисере и свиньях. 

Сжимая в крепких объятиях сочное тело первой любви, Димка подумал, что наконец-то сбылась мечта идиота. Тут же он подивился обыденности произошедшего, а главное, полному отсутствию какого-либо нравственного удовлетворения от случившейся близости. Как вдруг просто его любовь к Светке, имевшая ранее размеры вселенной, сузилась до габаритов дивана, на котором они возлежали. А к утру от нее и вовсе ничего не осталось - только горечь, то ли от не почищенных на ночь зубов, то ли от невосполнимой утраты чего-то святого.

Утром, целуя искусанные Светкины губы, Димка обещал зайти еще, хотя был уверен, что не вернется к ней никогда...

Вздрогнув на плече, Таня выдернула студента из воспоминаний.
- Ты как будто бы и не со мной сейчас был, - шепнула она, - Мне даже страшно стало. Я вообще-то трусиха.

- Я к звездам гулял. Смотри сколько их! И Млечный путь - дорога в никуда... - и Димку "понесло" - "Амэ-но уми-ни, кумо-но ха тати, цуки-но фунэ, хоси-но хаяси-ни, когикатуру мию". По морю небес, волны облаков встают, и корабль луны, лесом звезд плывя, исчезает в дали.

- Здорово! – кажется, Таня была искренна, - А еще?
- И рано утром, и при свете дня, хочу всегда я ею любоваться, той яшмой дорогой, что сделать должен я, чтоб с ней рукам моим не расставаться? – Димка помолчал, - а вообще японцы уверены, что любовь это сон, как, впрочем, и вся наша жизнь…наверное, они правы..

- Я где-то читала, что японки умеют ждать как никто другой…
- Вот именно, и не спрашивать потом, где был, с кем мед-пиво пил. Например, девица Иванохимэ, тоскуя тысячу лет назад по своему суженному, императору Нинтоку, увековечила свое долготерпение изумительным мадригалом: Пока живу, я буду ждать,  любимый, Я буду ждать пока ты не придешь, О, долго ждать, пока не ляжет иней на пряди черные распущенных волос…Таня, а почему ты одна?

Димка, как всегда, ляпнул, не подумав, и сразу пожалел - почувствовал, как напряглась Таня.
- Извини, я не хотел…- обнял, коснулся губами.
- Мы четыре года встречались…все ждала, когда замуж позовет…а он уехал. Ни слова не написал….

- Меня тоже бросили. В армии. Я слово дал.. – Димка запнулся, не желая продолжать.
- Мстить девушкам на гражданке? – он почувствовал, как Таня улыбнулась.
- Глупо, правда?
- С этим из армии многие возвращаются. Мои оболтусы – не исключение. Они потом заходят в школу, делятся…

Потом они курили у раскрытого окна, освещая умиротворенные лица угольками сигарет, вспыхивающих на долгих и жадных вздохах.
Любуясь, как в недалеком озере танцуют звезды, такие далекие и одновременно близкие, состоявшиеся любовники плели разную чепуху, прикрывая стыд влажными от духоты простынями, обернутыми на манер античных богов.

Таня, тихая и радостная, была преисполнена нежностью к студенту. Счастливо улыбаясь в темноту, она доверчиво прижималась к нему, роняя наспех заколотые волосы на его загорелое плечо.
Димка тоже был счастлив и пьян: «Я встретил девушку, полумесяцем бровь, на щечке родинка, а в душе любовь…».
Впереди покорно и тихо плескалось море любви…


Утром, открыв глаза, Димка понял, что в непрошенные гости заглянула хандра. Апатия придавила к кровати, душила любое желание шевельнуться.
- Живу в глуши, как Людвиг ван Бетховен, - попытался шутить студент. Не помогло. «Наверное, потому, что Маринку вчера вспомнил» - подумал он, обреченно закрывая глаза и неохотно отступая на пару лет назад.

К концу десятого класса все друзья обзавелись девушками. Встречались, гуляли, удивлялись друг другу и пытались поверить, что это навсегда.

У Сашки была Наташка, у Олежки – Ирка, а Димка как-то подзастрял в своем одиночестве – то ли в силу нерешительности, то ли от недостатка времени, аккуратно поделенного между учебой и тренировками.

Как-то майским вечером друзья осторожно покуривали на Димкиной лоджии. Строили планы на лето, поглядывали вниз.

- Смотри, какая симпатяга, - кивнул Олежка на девчонку в модном белом платье, неотступно следовавшую за малышом, косолапившим по детской площадке.
- Вроде молодая, а уже с дитем, - прищурился Сашка.
- Она в моем подъезде живет, - присмотрелся Димка,- я ее часто вижу. Этоее племянник.
- Ну, так как она, ничего? – обратился он к Димке.
- Ничего. Маленькая только…
- Тебе же не в баскетбол с ней играть, - похлопал по плечу Сашка и пошутил, - зато, смотри, живет рядом, очень удобно, не то что я или Олежка – к своим через пол города таскаемся!

Шутка получила продолжение. Как-то раз они оказались в одном троллейбусе. Народу было много, Димка стоял чуть сзади и довольно откровенно любовался Маринкой. Он вспомнил какую-то научно-популярную статью, где утверждалось, что если человек, почувствовав взгляд, обернется к его источнику, то значит, их биоволны настроены на одну частоту. То есть, подходят друг другу как два сапога пара – можно хоть сейчас в ЗАГС.

Решив проверить теорию практикой, Димка так сильно уперся взглядом в девушку, что она почти сразу встревожено обернулась и, заметив напряженное лицо соседа, неожиданно улыбнулась.
«Все, буду знакомиться!»

Целый год – до самого ухода Димки в армию – они виделись почти каждый день. Гуляли по городу, ходили в кино, ели мороженое и незаметно привязались друг к другу. Вряд ли это была любовь – за все время он ни разу не поцеловались. 

А потом была последняя ночь пред армией. Димка, уже обритый наголо, лежал на диване и обреченно ждал рассвета, последнего рассвета, расколовшего его бытие на жизнь до армии и жизнь после. Маринка тихонько плакала рядом.
- Я буду писать, - он гладил ее волосы, - …каждый день…

Поезд с призывниками уже тронулся, когда они, впервые, неумело поцеловались. «Люблю!» - шепнул Димка и запрыгнул на подножку.

Он и вправду писал почти каждый день. Она отвечала реже, но тоже часто. В ее письмах  - отчаяние: тебя не будет рядом два года, как это пережить?! А строчки – в соленых разводах слез. Но Димке они - как бальзам на сердце. Вера в то, что тебя  ждут, помогала выжить, особенно вначале.

А через год Маринка перестала писать. Настали черные дни неведения, догадок и безответных вопросов: Почему? Что случилось?

И было письмо от Олежки, в котором он переслал Димке письмо Маринки со словами: комментировать не буду, почитай, все поймешь.
Маринка писала Олежке, что не может рассказать Димке правду. Она встречается с другим.

Димке тогда повезло. Такая же «похоронка» пришла его армейскому товарищу. А вдвоем переживать всегда легче. Они прошвырнулись по тумбочкам «духов» и вечером, после отбоя, в туалете напились одеколона. До пузырей.
Оба еще ни разу в жизни так не издевались над своими организмами, поэтому выпитое, едва коснувшись желудков, быстро вывернулось наружу.
Друзья покурили и пошли спать – естественно поклявшись на гражданке отомстить бабам за их подлую натуру.


Кажется, отлегло. В коридоре слышался дробный топот выгоняемых на зарядку "шатунов".
Димка ткнулся в подушку, где еще тлел Танин запах. Касу-уми – тающая как выдох на стекле. Закрыл глаза.
«Нас познакомил случай, и я думал, что он счастливым был. Мне бы - не верить лучше, а я встретил тебя и полюбил…». Полюбил?

Выбравшись на залитое утренним солнцем крыльцо, Димка оглянулся окрест, с надеждой обняв  ликующую природу.
 - Привет, студент!

Он живо обернулся и увидел улыбку Тани, свежую как утренняя роса. Остатки хандры брызнули врассыпную, а на губах уже играла ответная радость:
- С добрым утром, товарищ!
Таня привстала и чмокнула Димку в щеку, а затем, счастливо зажмурившись, потянулась навстречу солнцу, совсем как девочка со школьной репродукции из учебника "Родная речь", - Пойдем, искупнемся?

Освежившись, они вернулись в отряд. Неровная шеренга "Шатунов" уже нетерпеливо переминалась с ноги на ногу.
Таня, теребя влажные космы махровым полотенцем, скользнула в корпус.
Димка кивнул томящейся ожиданием Чайкиной:
- Даешь утреннюю перекличку.

Улыбаясь хорошему настроению, прекрасной погоде и послушно откликавшимся «шатунам», студент с умилением думал о том, как все-таки хорошо жить на белом свете, когда ты молод, тебе все ясно, а твой жизненный путь прямой как рельсы. Шрамы доброй памяти еще не изрубили душу, а самые большие вопросы, которые ставит жизнь, находятся в экзаменационных билетах.

Строй рассыпался, чтобы уже через минуту стоять в колонну по три. Ничто так не радует командира, как расторопность подчиненных. Поэтому студент, растроганный четкими телодвижениями отряда, решил сказать в путь-дорогу что-нибудь приятное.

- Запомните, шатуны! Хорошая песня перед приемом пищи, все-равно что настройка инструмента перед его звучанием. Шагом марш, друзья! И не забывайте лозунг работников общепита: товарищ, помоги нам - убери посуду сам!


Шефы прислали в "Орленок" видеомагнитофон - большую редкость по тем временам. Днем, в зале для дискотек, теперь стали устраивать просмотры, но - только фильмов, одобренных терминаторской цензурой.

Ирина Николаевна, вкупе с методистами, стойко просматривали все присланные шефами кассеты, настрого запрещая кино, где хоть раз упоминалось "твою мать". Напрочь исключались и фильмы, где были сцены в постельных тонах с фрагментарным обнажением женской грудной клетки.

Поэтому практически все боевики, ужасы и фантастика, где текли реки крови и буржуазная распущенность самым наглым образом пачкала чистые советские души, не были допущены к показу ко всеобщему неудовольствию детей и воспитателей.

Димка возвращался из города с очередного выходного. Свежевыстиранный заботливыми мамиными руками, он сладко подремывал на заднем сидении "скотовоза" - сказывалась ночь без сна, проведенная на дне рождения.
Сначала, как всегда, был ресторан с "ламбадой" и брызгами шампанского. А потом – как карта ляжет.

Ресторан конца восьмидесятых перестал быть предметом роскоши. Здесь можно было встретить кого угодно – от уже разбогатевших кооператоров, еще не пощипанных бандитами, до учителей, студентов и учащихся ПТУ.

Попасть в ресторан, особенно в пятницу-субботу было не просто. У входа всегда стояла толпа жаждущих, но вышибалы – студенты физвоза или просто спортсмены - пускали только за деньги.

Часам к десяти вечера в ресторане было уже не протолкнуться, а танцевали прямо у столиков, в проходах. Девочки вставали в кружок, опускали свои сумочки в середину и клубились. А вокруг, как коршуны над добычей, кружили мальчики. Начинался так называемый «развод» - пьяных девочек разбирали на ночь.

К закрытию ресторана студент подплыл с некоторой потерей координации, но с твердой уверенностью ограничить веселье только спиртным и танцами. Во всяком случае, ни в коем разе не сдаваться крашенной блондинке с бесстыжим взглядом, что сидела напротив, и весь вечер настойчиво высверливала симпатии из загорелого дочерна воспитателя шатунов.
Девушка была из категории явных "дам", но Димка, с удовольствием томившийся в плену Таниных чар, держал свою плоть в узде.

Однако его глаза (волей-неволей) то и дело сползали на полуобнаженные ноги блондинки, которые она демонстрировала всем без исключения в глубоком, как Марианская впадина, разрезе кожаной юбки.

Приглашая студента на танец, девушка откровенно прижималась и доставала вопросами: "А почему ты такой грустный?" или "Какой у тебя классный загар. Наверное, по всему телу?". Похоже, блондинка решила во чтобы то ни стало заполучить загорелого воспитателя в свою постель.

Но Димка упорно вспоминал чистый и светлый образ Тани: «В нетерпенье я жду, когда наконец-то настанет встречи радостный час…»

Наконец он собрался отступить поближе к дому, маминым нравоучениям и оздоравливающему сну.

Направляясь неровной, но твердой походкой к выходу, Димка боковым зрением заметил устремившуюся наперерез блондинку (вот, блин, упорная! А еще – девичья гордость, девичья гордость!). Он понял, что скрыться в спасительной темноте ночи не успеет.
Рядом был туалет и студент, не раздумывая, нырнул туда.
Скользнув в свободную кабинку, он защелкнул дверь, и устало прислонился к стенке.
Рядом, в умывальнике, шел типичный раздел ресторанной "добычи":

- Короче, слышь, братан, тетки согласны ехать на хату.
- И Ленка тоже?
- Светка поручилась за всех.
- Дак, они в курсе, зачем их на хату везут?
- Не ссы, эти не "динамовки"!
- В прошлый раз ты говорил так же.
- Да Леха Светку оттягивал уже не раз! Не-е, тетки без комплексов!
- Ладно, только я, чур, с Ленкой!
- Там разберемся! Пошли, сейчас медляк будет, надо их забрать, а не то чуваки за соседним столиком на них тоже глаз положили!

Дверь хлопнула, все стихло. Димка решил, что долго в клозете все равно не просидит, да и чего ради?
Но на выходе он сразу попал в объятия дожидавшейся его блондинки. Студенту показалось, что разрез на юбке стал еще глубже, а стройные копыта, нетерпеливо постукивающие шпильками туфлей, отозвались в теле дрожью возбуждения.

- Белый танец, - прильнув к нему, выдохнула блондинка - я приглашаю.
Димка бережно отодвинул ее в сторону и с разочарованием:
- Извини, но мне пора…
- Ну и вали, импотент хренов!

Вот она справедливость – ты верность блюдешь, а тебя – в импотенты…

Автобус изрядно тряхнуло на ухабе, и челюсти студента отозвались звучным щелчком, вызвавшим вполне обоснованное волнение за сохранность продукта советской стоматологии - самой бесплатной в мире. Убедившись, что все пломбы на месте, Димка облегченно вздохнул. Во рту после вчерашнего была вселенская засуха.

«Я не поэт, но я скажу стихами – хочу я пива мелкими глотками».
Сойдя в придорожную пыль, он уверенно двинулся к коттеджу директора лагеря – надо было сдать на цензурный просмотр видеокассеты.

За полисадником, среди высокой картофельной ботвы, ритмично покачивались знакомые панамки методистов – прополка огорода была в самом разгаре.
Из распахнутого окна радиовещал "маяк".

- Труд на пользу! - приветствовал студент, вскинув руку в пионерском приветствии, - А дома ли Ирина Николаевна?
Одна из методисток, держась за поясницу, повернула усыпанное веснушками лицо с подорожником на обгоревшем носу.

- Не дома, а на работе, - назидательно заметила она.
- Да, да, конечно! - с усмешкой извинился Димка и похлопал по спортивной сумке - Шефы опять кино прислали!
Маяк слегка убавил громкость, а в распахнутом окне показалась Ирина.
- Заходи, Дмитрий!

«Герман услышал скрип рессор – это была старая княгиня» - вспомнил студент строчку школьного сочинения.

Терминатор между тем обернулась в сторону огородниц:
- Девочки, давайте пообедаем, а потом фильмы просмотрим.
Студент, как не отнекивался от обеда, а тарелку борща слопал не без удовольствия.
Ирина сообщила, что "шатуны" находятся в плановом походе вокруг озера, и вернуться только к вечеру.

- Так что оставайся. Убедишься, что все это видео - сплошное насилие, которое детям смотреть не рекомендуется, - нравоучила она, вставляя в "панасоник" кассету, -
Будешь свидетелем, а то по лагерю кто-то пускает злобные слухи о том, что я снимаю с просмотра совершенно невинные фильмы!

По загорелому лицу студента пробежала легкая тень стыдливости - распространителем упомянутой крамолы были он и Костик.
Чтобы скрыть смущение, Димка склонился над чашкой чая и сделал вид, будто внимательно изучает хохломскую роспись на сахарнице.

Услышав, как ойкнула одна из методистов, студент поднял глаза на экран телевизора, и поперхнулся.
Впрочем, на это никто не обратил внимания - три пары глаз застыли в немом ужасе.
На экране мило развлекалась шведская групповушка и Димка понял, что в кассеты шефов он утром впопыхах сунул "порнуху", взятую недавно у знакомого. Глаза трех матерей-одиночек медленно наливались праведным гневом. Да и что могли почувствовать пожилые женщины, выросшие в стране, где не было не только секса – даже детей приносил аист или находили в капусте?

Познав глубины глубин неловкости, Димка с тоской пожалел, что не в состоянии бесследно испариться из этого кабинета. "Бить не будут, но премии лишат точно!" - он покраснел как вареный рак.

Первой очнулась Ирина. Прыжком пантеры, делавшем честь ее полному телу, она метнулась к розетке и вырвала с мясом все провода. Димка лихорадочно придумывал оправдание. Решил свалить все на шефов.

- За что купил, за то и продаю, - виновато развел он руками.
- Что ты купил? – вкрадчиво прошипела Ирина.
Димка, сделав пречестные глаза, умоляюще скрестил руки на груди:
- Что мне дали, то я и привез, клянусь!
В этот момент вышли из оцепенения методисты.

- Ира, надо название посмотреть. Может, ошибка какая вышла? - осипшим голосом предложила одна из них. Другая, сосредоточенно глядя на потухший экран телевизора, механически жевала булку, с которой капало малиновое варенье.
Димка едва сдержал улыбку - он то знал название "порнушки".

"Видик" изрыгнул кассету с похабщиной.
- Тимур и его команда" - прочла Ирина - какая наглая беспардонность!
Димка душил в себе смех, но его лицо дергалось как от нервного тика.
- Спасибо за чай с.. вареньем! - поблагодарил он - Разрешите откланяться?
- Кто-то за это ответит! - пообещала Ирина и отпустила студента - Иди.

Только отойдя от директорского дома на безопасное расстояние, студент дал волю душившему его смеху. Спрятавшись в тени старого тополя, он украдкой закурил и, посмеиваясь, а иногда и откровенно гогоча, вспоминал немую сцену.

Вдруг до него дошло, что кассету ему не видать как своих ушей.
"Придется с Вовкой водкой рассчитываться," - слегка  приуныл Димка и вздрогнул, услышав за спиной треск кустарника. Обернувшись, он увидел хищное и немного разочарованное лицо "милейшего" Бориса Ивановича, шедшего на запах сигаретного дыма, и ожидавшего поймать с сигаретой какого-нибудь пионера.

- А-а, это ты здесь детям дурной пример подаешь!
- Так нет же никого! - студент пожал плечами - Я ведь смотрю, чтобы дети не увидали!
- Все вы смотрите, - проворчал почетный пенсионер - вечером из ваших окон дым коромыслом! Как-нибудь плесну туда ведерко воды! - хихикнув, пообещал он и пронзительно глянул в честные глаза воспитателя. - Я ведь все про вас знаю! Недаром сюда партией поставлен.

В речи отставного майора слышался явный намек на осведомленность в неуставных отношениях студента и Тани. Но за время прохождения службы в рядах непобедимой и легендарной, Димка научился врать с такими честными глазами, что смущал даже замполита майора Дурнева, видевшего насквозь всех и вся.

- О чем вы, Борис Иванович? - невинно моргнул он.
- Знаешь о чем, - главный идеолог лагеря заботливо поправил на лацкане пиджака почетный знак за безукоризненную службу в органах. - И вообще, почему нарушаешь режим?
- Что такое? - удивился Димка.
- Сегодня в лагере день борьбы с курением. Юные ленинцы по этому поводу придумывают стихи и оформляют наглядную агитацию. Словом, активно борются.
- Так они же не курят!
- Кто?
- Юные ленинцы.

Борис Иванович недружелюбно скользнул по смеющимся губам студента.
- Короче, шел бы ты в зеленый театр, помог женщинам провести конкурс на лучший стишок. Нина Бардо там в одиночестве кувыркается со средним отрядом. Кстати, там и твои бездельники, которые отлынули от похода.
- Есть! - шутливо отдал честь Димка - Разрешите идти?               

Сначала Димка зашел в отряд, чтобы переодеться с дороги. В своей комнате он заметил порядок, который может оставить только заботливая, местами  любящая, женская рука. На подоконнике в граненом стакане стоял букет полевых ромашек. "Прямо натюрморт Петрова-Водкина. Ну, это-то лишнее" - с умилением подумал студент и тут же заметил под стаканом послание. "Дмитрию Витаминовичу от благодарных потомков" - он усмехнулся - вот черти полосатые!".

На скамейках, перед сценой дети кучковались по своим отрядам, а на подиуме млело от жары воспитательское жюри. Перездоровавшись со всеми, студент подсел к разморенному Костику, лениво отмахивающемуся газетой от неуклюжих, но настойчивых слепней.

- Вернулся? - вяло поинтересовался он.
Димка в лицах поведал ему сцену цензурного просмотра порнухи и дружное ржание оппозиционеров вызвало неудовольствие остального жюри.
- Дима, ты бы своих заставил стишки сочинять, - обратилась к студенту Нина Бардо - Или сценку пусть поставят. Скоро Ирина придет проверять.

- А кто из моих остался? - поинтересовался Димка и тут же заметил Агаркова с Бычковым. Эти два сачка вечно отлынивали от любых физических упражнений, прикрываясь каким-то, неизвестным студенту, малокровием. Естественно, что поход они продинамили тоже.
- Агарков, - поставил задачу воспитатель - с тебя и с Бычка по стиху. Даю пол часа. Время пошло. Если не уложитесь - в воскресение стрелять в тире не будете.
Видя, что Огарок готов смириться с наказанием и все равно не собирается напрягать извилины, студент ужесточил наказание:

- Постой, я не так сказал. Если вы не отработаете сейчас за весь отряд и не сочините хоть что-нибудь, стрелять не будет никто.
За пару секунд Огарок понял, что, если из-за него парни не увидят тира, его будут бить. Может быть, даже устроят темную.

Страх реальной угрозы справедливого возмездия, погнал его к Бычку и вскоре Димка с удовлетворением лицезрел обоих в позах глубокой задумчивости.

"Прав и тысячу раз прав Макаренко, к каждому ребенку нужен сугубо индивидуальный подход".
Меж тем пионеры по очереди подходили к жюри и читали свои сочинения.

- Димыч, ты послушай, дети такое выдают! У меня уже живот от смеха болит! – У Костика и впрямь из глаз слезы катились.

К столу несмело подошла пионерка, назвала свою фамилию, отряд и стеснительно замолчала.
- Давай, Ирочка, смелей! - подбодрила ее воспитательница.
- Если дети всего света скажут сигаретам нет, Будут счастливы все дети без смертельных сигарет! - выпалила девчонка, теребя подол ситцевого платьица.

- Молодец! - похвалила ее Нина Бардо и что-то отметила в своей тетрадке.
- Нина, - раздался голос Бориса Ивановича, подкравшегося сзади неслышной походкой - желательно чтобы в детских стишках упоминалась наша партия и дорогой товарищ Ленин, который, кстати, никогда в жизни не курил.

- А как же в Шушенском? - Костик не мог не подколоть старого партийца.
- Да-да, - с серьезным видом поддержал его студент и тут же выдал экспромт - я же помню со школы нетленные строки: "Присел Ильич, свернул цигарку и тихо молвил в темноту, терпеть недолго уж осталось, скоро поднимем бедноту".

Костик сломался от смеха, воспитательницы тоже прыснули в ладошки.
- Что-то я не припоминаю такого стиха! - подозрительно заметил Борис Иванович. Но Димка врал складно и без запинки:
- Учебник "Родная речь" за третий класс. Страницу, правда, не помню.
- Все бы вам смеяться, охульники!
Зло сверкнув глазами, почетный пенсионер ретировался в сторону сочиняющих пионерских масс.

А перед жюри уже выступала следующая участница конкурса:
- Полюбила я, девчата, паренька серьезного,
Превратился, закурив, он в жука навозного!
Когда сватают куряки, отвечаю, не шучу:
"Через двадцать лет вдовою быть, я право, не хочу!"

Жюри, смущенно переглянувшись, отпустило девочку:
- Очень хорошо. Зови следующую.
Костик нагнулся к девчонкам:
- Ни фига себе они стихи сочиняют! Ей от роду двенадцать лет, а уже про любовь и прочее щебечет!
- Тихо, Костя! - шикнула на него Нина - Будете смеяться, выгоню!
На сцену поднялся Бычков и Димка внутренне напрягся, испытывая некоторую ответственность за своего воспитанника.
- Тип, куривший сигарету, Деву курвой обозвал,
"Сам ты курв!" - в ответ на это он от девы услыхал.

Бычок скромно потупился. Бардо вопросительно посмотрела на студента.
- Что же тут непонятного, - пояснил тот - мальчик хотел сказать, что только курящий способен обзывать девочек такими нехорошими словами. Я так говорю, Бычков?

Бычок молча кивнул.
- Иди и передай Агаркову, чтобы сочинял поближе к теме!
Костик поднял на Димку красные от смешных слез глаза:
- Все, я больше не могу! "Сам ты курв" - и он снова сполз под стол.

Похохатывая, парни дождались появления на сцене Агаркова.
- Ну, давай! - подбодрил его студент.
Огарок заложил руки за спину, расставил ноги на ширину плеч и хорошо поставленным голосом выпалил в синеву неба:

- Ох, была я молодая, ох, была я резвая!
Накурилась табаку, стала вся облезлая!
Раньше я курил махорку, а теперь курю табак,
Раньше я ходил до девок, а теперь совсем ослаб!

Костик больше не мог терпеть – убежал прочь вытирая слезы. Димка озадаченно почесал затылок, кося на смеющееся жюри. Затем он поискал глазами Бориса Ивановича и, убедившись, что тот ничего не слышал, поинтересовался:

- Агарков, ты сам это сочинил?
- Сам, - тихо отозвался тот, пряча взгляд.
- А до девок-то ты не рано стал ходить? Интересно, что ты с ними делал?

- Дима! - одернула коллегу Нина Бардо - Перестань!
- Молчу! - Димка вздохнул - Ладно, иди, Агарков. Как говаривал товарищ Маяковский: "Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан!" Гражданский долг ты исполнил, но призовое место вряд ли займешь. Да, и не рассказывай никому, что "ты ослаб", а не то девки любить не будут!

Усталые и запыленные шатуны вернулись к ужину. Пока они умывались, переодевались и готовились к приему пищи, Димка и Таня расцеловались под фикусом в Красном уголке.
- Я соскучилась, - призналась девушка, обвившись вокруг.
- Я тоже. - Димка спрятал лицо в ее волосах, шепнул:
- Жду после отбоя!

Сегодня не надо было никого разгонять по комнатам. Утомленные солнцем и многокилометровым маршем "шатуны" довольно быстро отошли ко сну, и вскоре после отбоя в коридорах корпуса залегла привычная тишина.

Смеркалось. Где-то под потолком ныл одинокий  комар.
Быстро насытившись друг другом любовники затихли, думая каждый о своем.
Таня, вздрагивая, прижималась к Димке. Она боялась признаться себе, что привязалась к этому медведю. Боялась потому, что не могла понять, взаимна ли эта привязанность. Она сердцем ощущала его искренность, верила глазам, но другим, бабским, чувствовала, что для него эта связь несерьезна. Он вроде бы был открыт, но не пускал в свой дом дальше прихожей.

Димка, сквозь почти смежившиеся веки, опять мерял взглядом звездную даль, и мысли о земном сейчас казались ему такими же беззащитными, как яблоки на снегу.
В сознании мелькал калейдоскоп образов, то размытых безумной кистью безухого Ван Гога, то ярких и четких, как алая гроздь рябины в зимнем лесу, исклеванная голодными дроздами.
«Спят усталые игрушки, книжки спят…». Глубоко вздохнув, студент забылся в сновидениях, ярких и коротких, как искры ночного костра.

На утренней планерке Терминатор, огласив план на день, задержала взгляд на воспитателях старшего отряда.
- Вчера опять приходили разозленные дачники. Клубнику воруют с участков. Грешат на наших воспитанников.

- Молодые растущие организмы требуют витаминов, - подал голос Костик.
- Но не с чужих огородов! - осадила его Ирина - Предлагаю усилить контроль за ребятами. Если кого поймают, позора не оберемся!

Димка переглянулся с Таней - сказанное больше всего относилось к "шатунам". Слишком часто в комнатах корпуса стали встречаться клубничные черенки, а в туалет временами выстраивалась очередь держащихся за животы недорослей, с позеленевшими от натуги лицами.
Но пионеры ловко уходили от ответственности, говоря что клубнику им привозят родители.

- Значит, договорились об усилении надзора? - стальные глаза Ирины, не мигая, сверлили честное лицо студента.
- Партия сказала: "надо!", комсомол ответил: "есть!"
- Не ерничай, Дмитрий! Отнесись к поручению со всей серьезностью!
- Мы с Татьяной Васильевной будем всю ночь бдить на дачных тропинках! - с готовностью отозвался студент.
- Если кого поймаете, немедленно ко мне!
- Прямо среди ночи?
- Именно!

Вечером, разложив шатунов по койко-местам и пожелав спокойной ночи, Димка с Таней покинули расположение отряда. Бдить на лесных тропинках студент естественно не собирался - ночное дежурство было лишь предлогом провести ночь с девушкой на недалекой родительской даче и полакомиться клубникой.

В доме еще пахло свежесваренным вареньем - родители покинули дачу накануне. Укрывшись от комаров на просторной веранде, коллеги поужинали наскоро поструганным салатом из еще теплых тепличных огурцов и помидоров.
Приусадебные дары были запиты бутылкой сухой "Медвежьей кровью".

Потом студенту удалось запустить допотопную радиолу "сириус" и они, балуясь табачным дымом, умиленно внимали неподражаемому обаянию Анны Герман: «Дурманом сладким веяло, когда цвели сады…» Как давно это было! Мы эхо, мы долгое эхо друг друга…

Наконец, разомлевшие от вина и любовной лирики, коллеги трогательно поцеловались и приступили к тому, ради чего, собственно, они и уединились.

Старый диван перестал скрипеть только под утро.
Таня заснула сразу, сраженная наповал интимными фантазиями студента. Димка тоже чувствовал себя ударником, явно переоценившим свои силы.
Еле переставляя гудящие ноги, он выбрался на веранду перекурить. И как оказалось, вовремя.

Сначала его внимание привлекли размытые тени, мелькавшие в предрассветных сумерках возле парников. Затем утреннюю тишину рассек звон упавшего порожнего ведра и чье-то возбужденное бубнение.

"Шпана какая-нибудь залезла, чтоб ее!" - смекнул Димка, туша сигарету и быстренько напяливая штаны.
На клубничных грядках копошились три неясные тени, причем одна из них даже повизгивала от удовольствия, вкушая плоды чужого труда. Неслышно подкравшись сзади, Димка решительно рассек тишину:

- Стой! Руки вверх! Шаг влево, шаг вправо, прыжок на месте - убью!
- Мамочки! - взвизгнула одна из теней голосом вечноголодного Васечкина и ломанулась сквозь кусты крыжовника.

«Мальчик в лодке быстро греб коромыслами» - проводил его взглядом студент.
В оставшихся он без труда угадал Кефира и Агаркова.
- Так, так! - отложив кирпич в сторону, он вплотную подошел к джентльменам удачи. - Воруем?

По причине плотно забитого клубникой рта Кефир безмолвствовал. Огарок испуганно замотал головой
- Н-нет! Мы..нет!
- А что же тогда? Помогаем уборке урожая на общественных началах?

"Шатуны", потупившись, засеменили, стараясь прикрыть ведро с ворованной клубникой. Димка молча раздвинул их руками:
- А неспелую-то, зачем рвали?
- Не видно в темноте, - буркнул прожевавший клубнику Кефир.
- Не ви-идно! - передразнил его студент, размышляя над своими дальнейшими действиями.

Сдавать воришек на расправу Терминатору не хотелось - там разговор будет короткий и суровый. Потом родителям сообщат, в школу и - понеслась дурная слава хвостом по жизни. Если разобраться, так кто из нас не грешил в детстве хоть на чуть-чуть? Чего греха таить, вспомнил Димка, как в седьмом классе занимался незаконной экспроприацией ирисок в близлежащем гастрономе.

Дело было жарким летом, а воровство казалось ему забавой, к тому же давалось на удивление легко. В магазин Димка заходил в одних плавках, в отделе самообслуживания салафановый пакет с ирисками "Ледокол" быстро и с удобством устраивался в паху и все - никому из продавцов в голову не могло прийти, что практически голый мальчик столь дерзок.

И все-таки его поймали – подвел азарт, вместо одного пакета Димка "спионерил" два. Беременный мальчик удивил контролера, и содержание плавок было проверено в кабинете директора гастронома.

Пока набирали телефонный номер учительской в Димкиной школе, провинившийся с ужасом думал, какая порка ждет его дома и какой позор - в школе. На его счастье телефонную трубку подняла "классная" и, взяв грех на душу, не дала делу дальнейший ход, похоронив происшествие в своей доброте, но взяв с Димки «честное пионерское» больше никогда не воровать.

Димка, глядя на нарушителей частных владений, задумчиво потер подбородок и не без некоторого злорадства поинтересовался:
- Вас, наверное, прямо-таки мучает мысль "а что же будет дальше?", а? В жар, небось, кидает, когда представляете, что вас ждет, когда я вас сдам Ирине Николаевне! - он наслаждался виноватым отчаянием шатунов, вспоминая все головомойки, полученные им от Ирины по вине этих маленьких негодяев.
- Дмитрий Вениаминович, - Огарок дрожащим голоском даже правильно выговорил отчество студента - простите нас, мы больше так не будем!
- А как будете?
- Мы никак больше не будем, честное пионерское! - Агарков отсалютовал рукой и поник - Если отец узнает, убьет.
- Ну, убить не убьет, а вот сидеть на заднице ты с месяц, наверное, не сможешь, - филосовски поправил студент - А ты, Кефир, что молчишь, как партизан на допросе?
- Простите, - пробасил наконец Ромео.

- Знаешь, Кефир, скажу тебе как солдат солдату,  матушка природа наградила тебя некоторыми гвардейскими внешними данными. Но ты должен помнить из физики закон сохранения массы: если где-то прибыло, то в другом месте - Димка постучал по своей голове - обязательно убыло! С твоей манерой мышления, как выражается наш многоуважаемый любитель консенсусов, в жизни, и, прежде всего в армии, тебя ждет целая куча неприятностей, по сравнению с которыми неудобство езды в общественном транспорте и сегодняшний шухер - просто ерунда!

Оба шатуна покорно выслушивали нравоучения, думая лишь об одном - заложит  или нет?
- Значитца так, - студент огласил приговор - все преступления в нашей стране недоразвитого коммунизма лечатся одним способом, а именно: трудотерапией. Ущерб, нанесенный клубничной плантации, вы должны компенсировать окучиванием корнеплода типа картофель. Посему, получив нехитрый шанцевый инструмент, немедля приступайте к исправительным работам. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Впрочем, если вы не согласны искупить вину трудовым подвигом, мы можем сейчас же пойти к директору лагеря, а?

- Нет-нет, мы согласны! - в один голос закивали диверсанты.
Выдав шатунам огородный инвентарь, Димка определил фронт работы каждому и, глянув на часы, объявил:
- Если трудимся ударно, то к завтраку успеваем!

Таня все так же спала, раскинувшись попрек дивана и аппетитно обнажив из-под одеяла кусочек..м-м, впрочем, чтобы не искушать себя, студент тихонько удалился на веранду. Удобно устроившись в кресле - так, чтобы было видно потевших над грядками «шатунов», он закурил и снова с усмешкой вспомнил грешное отрочество.

Общеизвестно, что в детстве всегда чего-то не хватает. Димке не хватало сладкого. Мороженное, печенье, конфеты и прочие сладости Димка поедал килограммами, а сгущенку банками, но наесться ими так, чтобы потом воротило, так и не смог.
За пристрастие к сладкому он изрядно страдал - зубы точил беспощадный кариес, а задницу закалял отцовский ремень. Впрочем, обо всем по порядку.

В эпоху развитого социализма и в годы глухого застоя был такой идол по имени "дефицит", которому поклонялись рядовые народные массы. Для разных географических точек нашей необъятной Родины дефицит объединял разные по количеству и качеству группы товаров.
В городе, где имел счастье появиться на свет Димка, в дефиците, в числе многого другого, были сгущенка и шоколадные конфеты.

Прилавки гастрономов ломились от ирисок и "дунькиной радости" - камнеподобных, засахаренных "подушечек" и карамели, которые за чашкой чая так обожали дробить искусственными зубными протезами бабушки-старушки.

Но шоколадные конфеты выкидывали в продажу раз в год по завету. Поэтому, когда где-нибудь, чаще всего, в честь праздника или выборов, появлялось что-нибудь сладкое и вкусненькое с шоколадным оттенком, истосковавшийся народ затаривался дефицитом впрок.

На беду Димкиных родителей, для них купить было пол делом - надо было еще хорошенько
спрятать конфеты от сына-сладкоежки, который при виде банки со сгущенкой просто терял и рассудок, и совесть, готовый съесть молоко вместе с банкой.

Ничто не останавливало Димку от уничтожения домашних сладостей - ни взывания к совести и чувству справедливости, ни многочисленность и изощренность наказаний. Одним словом, конфет у родителей было экспроприировано без счета.

В борьбе с маминой способностью прятать сладкое почти всегда побеждал юный Шерлок Холмс, за что и был порот, как сидорова коза.
Справедливости ради стоит отметить, что Димка, обнаружив заветную коробочку с шоколадным ассорти, никогда не выедал ее полностью, оставляя одну (очень редко - две) конфеты на пробу родителям.

Труднее было со сгущенкой - ее приходилось съедать всю сразу. Когда же маме чудом удавалось сохранить коробку "белочки" или "каракума" и она с победным видом, словно знамя над рейхстагом, водружала ее на стол гостям, Димка почему-то чувствовал себя глубоко уязвленным.

При первом удобном случае, оставшись дома один, он проверял все известные ему тайники и приступал к поискам новых.
Чувствуя себя в неоплаченном долгу перед родителями за уничтоженные сладости, повзрослевший Димка пытался искупить вину, привозя с соревнований из Эстонии (бывшей еще советской республикой) коробки шоколадных ассорти. Удавалось это не всегда, особенно поначалу, пока не смог определить, сколько он съест за обратную дорогу, а сколько довезет. Но потом приноровился.


Глянув на часы, студент покинул уютное кресло.
"Шатуны" отпахали на совесть - не окученными остались всего две грядки. Тяжелое дыхание и катившийся градом пот подтверждали проявленное усердие.

- Ладно. Давайте бегом в отряд! - распорядился студент.
- Кстати, - остановил он пионеров, глядя на ведро с клубникой - Ягоды можете забрать с собой - заработали! Только, Кефир, я надеюсь, что ты не дальтоник и не накормишь свою Джульетту дизентерией! Вряд ли ей понравиться просидеть весь день в туалете!

Глядя в след Кефиру, Димка качая головой пожалел парня - его любовь к Баклановой конечно же останется безответной и Ромео еще предстоит испытать разочарование, подобное тому, что постиг студент в школе.

Как-то ему удалось стибрить из портфеля Индюковой дневник. Не тот, где  краснеют отметки, а тот, куда девочки-романтики заносили шариковыми ручками свои самые сокровенные мысли. Это было нехорошо, но соблазн узнать свои шансы на благосклонность Индюковой, тогда победил.

Димка свистнул дневник на перемене, когда голодные семиклассники, побросав портфели у входа в столовую, бросились в объятия манной каши и кофейного напитка.
Просидев следующую за приемом пищи географию в туалете, Димка прочитал от корки до корки Светкины откровения. Ровные круглые буквы, сложенные в нехитрые слова и простые предложения повергли тайного воздыхателя в глубочайшее уныние - Светка была влюблена в параллела, а Димке посвящала всего несколько сухих строчек.
Заглянувшие в туалет старшеклассники, пинками выгнали прогульщика в коридор вместе с мыслями о возможном суициде.

Дневник Димка незаметно подкинул обратно, но с той поры настолько круто переменил свое отношение к Светке, что та, явно обеспокоившись потерей поклонника, даже несколько раз намекнула, что не откажется от приглашения в кино. Но уязвленное самолюбие одноклассника окончательно и бесповоротно отказалось от дергания Светкиных косичек и тайных просьб к классной, чтобы их посадили вместе за одну парту.

Вернувшись на дачу, студент разбудил Таню и оставил маме записку: "Можешь не благодарить. Выдалась свободная минутка - и я на огороде. Картошку окучил - подумав, дописал - Клубнику съел".

На утренней планерке не выспавшиеся любовники сидели по разным углам кабинета. Ирина с легким недоумением разглядывала одинаково осунувшиеся лица сидевших врозь воспитателей.
Тайну отношений пока удавалось сохранять от остального педагогического коллектива. Лишь Костик изредка бросал на предводителей шатунов понимающие взгляды, от которых лица воспитателей покрывались румянцем, проступавшим даже сквозь загар.

- Дмитрий! Как прошло ночное дежурство? - поинтересовалась Ирина.
- Зашибись, Ирина Николаевна! Нарушители замечены не были! Все "шатуны" также находились по своим койко-местам!
- Сегодня утром некто Васечкин обратился в санчасть с многочисленными царапинами! - сказала вдруг Нина Бардо.
- Откуда они у него? - удивилась Ирина.
- Говорит, упал.
- Да с ним вечно проблемы! - вступил в разговор Костик - То он крапивой ошпарится, то лоб расшибет на ровном месте. Не пионер, а ходячая катастрофа!
- Значит, ничего серьезного? - успокоилась Терминатор.
- До свадьбы заживет.

Таня отправилась с "шатунами" на очередное лагерное мероприятие, а усталый Димка - спать. Расслабившись на тесных пружинах ложа, студент перед отключкой вдруг вспомнил, что именно на такой кровати он, примерно с год назад, потерял девственность.

Хотя ранее, в мужских откровениях, Димка самозабвенно врал, что близость с женщиной знакома ему чуть ли не с пеленок.
Обычно разговор «об этом» вертелся вокруг единственной темы – кто сколько раз смог за одну ночь. Цифры озвучивались разные, от трех до десяти – все зависело от совести рассказчика. При том, что большинство из них были девственниками – такое было нераспущенное время.

В стране развитого социализма, как известно, секса не было - присутствовали лишь близкие товарищеские отношения с целью продолжения рода.
До призыва в армию Димке так и не удалось "стать мужчиной". Его отношения с Маринкой были чистыми, как сочинение отличницы.

Но благодаря богатой фантазии и просмотру подпольных порножурналов, Димке удавалось слыть среди своего призыва опытным сердцеедом. Врал он всегда исключительно правдиво, не перегибая палку. Ему даже, как знатоку женских струн, приходилось расплачиваться сочинением любовных мадригалов для друзей и старослужащих, абсолютно не друживших с красотой и изысканностью слога.

«Тяжело в бою, Наташа, тяжело порой без сна, но еще трудней солдату, когда долго нет письма!» - старательно выводил он на открытках каллиграфическим почерком, меняя только имя и адрес получателя.

Рота, где отдавал свой долг Родине Димка, чаще всего лицезрела двух женщин. Первой была сорокалетняя жена начальника гауптвахты. Габариты Розы Ивановны внушали благоговейный страх и ужас.
Зато вторую женщину личный состав дивизии боготворил.

Тамара по прозвищу "Ангина" торговала мороженным,  аккурат на "дороге жизни" - так любимом всеми солдатами пути в гарнизонную столовую.
Ангина обладала пышной рыжей шевелюрой, двумя золотыми фиксами в противоположных углах верхней челюсти и внешностью шлюхи из солдатского борделя.
Последний ярлык повесил Димка, никогда не бывавший в солдатских борделях, но при первом знакомстве с внешним обликом Ангины, решивший, что шлюхи оттуда выглядят именно так.
Роты ежедневно маршировали мимо ларька Ангины, а она, сверкая фиксами, мило улыбалась защитникам отечества. С некоторыми она о чем-то шепталась в приоткрытую дверь ларька.
Димку Тамара тоже удостоила одной из своих улыбок, от которых шевелились форменные галифе - там, где сходятся штанины. Но как только она пригласила его в ларек, старослужащие ласковыми подзатыльниками загнали молодого в строй:
- Рано тебе еще! Не положено по сроку службы! Твое дело любовные письма сочинять, катись отседова!

Димка не обиделся, понимая, что каждому овощу свое время, а его время наступит через пол года, когда двенадцать ударов солдатского ремня по голой заднице "переведут" его в "черпаки". Ему выдадут кожаный ремень и разрешат ходить с не застегнутым подворотничком.

Но однажды Ангина исчезла раз и навсегда, а в местную санчасть выстроилась длинная очередь с одним и тем же венерическим диагнозом.

Под дембель, ранней весной, когда молодая кровь бурлит как талые воды, случился у Димки романчик с одной симпатичной смуглянкой.
Ксанка каждый день пересекала КПП, где, жмурясь от ласкового весеннего солнышка, млел от весны и скорого дембеля Димка.

Взгляд зацепился за взгляд, улыбка за улыбку, слово за слово - зазнакомились. Вечерами Ксанка приходила на КПП и он, чувствуя легкое волнение, читал ей признания хэйанского лирика Мицунэ: "Моя любовь пути не знает, и неизвестно к чему приведет".
Но и тут была "непруха" - Оксана оказалась дочкой не кого иного, как командира дивизии. Узнав об увлечении дочки сержантом срочной службы, папа-генерал решил все быстро и справедливо - дочь отправил к родственникам на Украину, а любвеобильного сержанта вызвал «на ковер».

Праведный гнев отца-командира был выражен в кратких и сочных выражениях, не имевших ничего общего с нормативной лексикой. Но из «мать-перемать» Димка все-таки вычленил несколько тезисов: «В то время как капиталистический агрессор вмешивается во внутренние дела Советского Союза по всему миру…Да я свою дочь меньше чем за толкового майора и думать не могу!». К концу комдив перешел на «ты»: «Ты у меня смотри, я где нормальный, а где и беспощаден!». После выволочки сержант был отправлен на «губу», а затем - на дембель…

"Гражданка" встретила Димку концом июня, молчаливым согласием родителей на курение в их присутствии и обилием полуобнаженных женских тел, от которых дембель балдел, как кот от валерьянки.

В моду на полных парах входили польская косметика, черные колготки и кормовой разрез на юбках, где мелькание стройных ножек дразнило Димку, как когда-то в детстве - невскрытая банка сгущенки.

Убийственная близорукость и врожденное отвращение к очкам, не позволяли дембелю ловить взгляды противоположного пола, удивленные его бравым видом и голодным взглядом.
Контактные линзы подарили Димке вторую жизнь - теперь он смотрел на ценники в магазине не щурясь, замечал издалека номер троллейбуса, а главное, увидел, сколько бродит вокруг симпатичных и ничейных девушек.

Однако с дискотек дембель по-прежнему провожал девчонок домой, а не в постель, что делало ему честь как джентльмену, но никак не удовлетворяло бушующую плоть.
Поступив в Университет, Димка дорабатывал лето грузчиком в гастрономе. Таская по отделам коробки с товаром, он частенько краснел под обстрелом откровенных взглядов сочных, как помидоры продавщиц.

В отделе соки-воды весело торговала Ленка Шашлыкова, с фигурой хорошо просушенной воблы, но с язычком острым как шило.

Сверкая голливудской улыбкой, она прикармливала Димку дармовым томатным соком и шутками, словно опытный рыбак золотую рыбку. Томно вздыхая и закатывая глазки под выкрашенные польской тушью ресницы, Ленка Шашлыкова интимно вибрировала голосовыми связками, обещая дембелю все прелести высшего постельного пилотажа. И последний девственник гастронома номер 57 наконец оступился, сдавшись на милость сексуальной распущенности продавщицы безалкогольных напитков.

Тайная вечеря с выпивкой, закуской и последующим произведением Димки в "мужчины", состоялась на какой-то явочной квартире с печным отоплением и, судя по всему, предназначенной именно для таких интимно-дружеских встреч.

Дембель неумело, но старательно исполнил ритуал первой брачной ночи. Несмелое признание Димки, что у него это в первый раз, кажется, довело Ленку до многократного оргазма - во всяком случае, после этих слов она еще долго стонала и загибалась в конвульсиях смеха, а сам герой с гордым удовлетворением думал, что вот, он в первый раз, а довел девушку до практического изнеможения.

Запретный плод, оказывается, не всегда сладок - в этом Димка убедился уже скоро, так и не успев насладиться своей первой мужской победой.
Через пару дней Шашлыкова подошла к Димке с каким-то отрешенным лицом и отозвала на разборку тет-а-тет. Они укрылись от посторонних глаз за грудой пустых ящиков, и Ленка, обливаясь крокодильими слезами, деликатно намекнула грузчику о нежданных "венерических" гостях.

Но бравый гусар, чьи знания о Венере ограничивались объемом учебника астрономии, был не в курсе, что с этим же названием связаны некоторые специфические заболевания. Посему добрый молодец, не подозревая о сгустившихся над его мужским достоинством тучах, небрежно заметил:

- Нам, татарам, не привыкать.
Шашлыкова, в раз пересохнув слезами, округлила глаза:
- Ты уже болел что ли?
- Ангина, скарлатина, - Димка отмахнулся - ерунда!
Ленка, настороженно обернувшись по сторонам, понизила голос:
- Я вообще-то про триппер речь веду.

- Триппер? - дембель озадаченно почесал затылок, не припоминая такой простуды - А че это?
Ленка, наконец, поняв, что перед ней вышедший из лесу Маугли, популярно объяснила адрес венерического диспансера, где с подобными болячками расправляются в два счета и так же беспощадно, как Чапаев с белогвардейской саранчой.
- А направление от участкового надо? - на всякий случай поинтересовался Димка.
- Ага! И разрешение от мамы, - Шашлыкова покрутила пальцем у виска - Совсем что ли?


Двухэтажный особнячок КВД прятался в тенистых тополях. Опрятный, свежевыкрашенный вид старинного здания приветливо сверкал стерильной чистотой.
За резным полисадом хмуро бродили стационарные жертвы люэса. Весельем здесь как-то не пахло и Димкино настроение стало понемногу портиться.

У входа два лица кавказской национальности гортанно объяснялись друг с другом на языке гор. Иногда в словесной абракадабре проскальзывал знакомый русский мат, употреблявшийся до и после русского имени Галя.
Димка осторожно проскользнул в пахнущую хлоркой прохладу лечебницы.

В приемном покое висела настороженная тишина, а у кабинетов, подметая взглядами пол, сидели испуганно нахохлившиеся граждане - по леву руку десяток мужиков, по праву - несколько женщин.
Чуть поодаль, в конце коридора особняком держалась разнополая группа - как потом выяснил студент, это были пациенты кожного врача. Они держались независимо, бросая на остальных чуть презрительные взгляды.

Робко зашедший в вестибюль Димка сразу попал под обстрел любопытных глаз. Две проститутки, надувая жвачные пузыри, понимающей усмешкой оценили очередную жертву случайных связей.

Больной несмело подошел к регистратуре, где старая грымза, лет шестидесяти, листала детский журнал "мурзилка". На ее мясистом носу покоились очки с линзами, толщиной с иллюминаторное стекло. Студент негромко спросил у регистраторши:

- Извините, а к урологу, это в какой кабинет?
С неудовольствием отложив в сторону журнал, бабуля ужалила Димку взглядом телескопических линз, абсолютно лишенных фокусировки. Глаза студента медленно разъехались в разные стороны.
- Вы в первый раз? - вдребезги разбивая тишину, прогнусавила бабка.
- Да-да, - поспешно отозвался студент, стараясь вернуть глаза на привычное место.
- А что вы дразнитесь? - возмутилась вдруг бабка - Ходють тута всякие заразные, дразнются!
- Кто заразный-то? - оскорбился Димка. Но толстый перст старой грымзы уже казал в сторону сидевших мужиков:
- Во второй кабинет!

Димка, обалдевший от такого начала, осторожно приблизился к заветной двери. Дождавшись своей очереди, он, краснея под бесцветным взглядом медсестры, стойко вытерпел необходимые процедуры сдачи анализов и, услышав спасительное "Приходите за ответом завтра", пулей вылетел из здания КВД.

На следующий день студент вернулся в уже знакомый кабинет. Доктор был тот же - приветливо улыбающийся пухлячок с загорелой лысиной. Найдя медкарту пациента, он беспечно успокоил:
- Все нормально. У тебя гонорея.
Димка выдохнул с облегчением:
- Слава богу! А то мне сказали, что триппер!
Сидевший за соседним столом медбрат заржал как сивый мерин, а у доктора от удивления упала челюсть.
- Так ведь это одно и то же, голубчик! Это, понимаешь ли, синонимы одной и той же заразы, ферштейн?

Димка обречено кивнул головой. Доктор раскрыл историю болезни и взялся за шариковую ручку:
- А теперь расскажи мне о своих, м-м, ближайших половых связях.
- Каких?
- Ты мне дурочку-то не валяй! Где подцепил-то? От кого? Будем выявлять всю цепочку заражения.

Студент помнил с детства, что ябедничать не хорошо, поэтому  принял слегка оскорбленный вид:
- Не помню. Пьян был в стельку.
- Нет, ты посмотри на этого рыцаря! - усмехнулся доктор, - Нашелся тут джентльмен трипперный! - и строго наехал на пациента - Будешь отпираться, запру тебя в стационар на пару недель с сифилитиками. Они тебя мигом научат уму-разуму! Заодно пропишу тебе клистер, через который у нас в космонавты принимают, знаешь, что это такое? Нет? У нас это называется "ночной перелет на Венеру". Так вот, через задний проход тебя заправят парой ведер воды, а на дверь туалета повесят амбарный замок. Будешь кружить вкруг него, как Гагарин вокруг Земли! Тут ты расскажешь все, как миленький! А когда тебя, наконец, пустят до унитаза, твою задницу будет ожидать такой взрыв, по сравнению с которым падение Тунгусского метеорита покажется безобидным хлопком в ладошки. Если ты еще не испугался, могу рассказать еще пару "страшилок", по сравнению с которыми прием в космонавты покажется тебе доброй детской сказкой. Итак?

Неопытный Димка был прямо-таки смят нахрапом врача и, как говаривал "джентльмен удачи" по кличке "Косой", "раскололся на первом же скачке", поведав о Ленке Шашлыковой и ее роли в половой жизни студента.
Теперь о той венерической досаде Димка вспоминал редко, но философски - в жизни надо испытать все. Впрочем, сие далеко не бесспорно.


Открыв глаза, студент с ненавистью размазал по стене напившегося комара и хотел было вновь погрузиться в сладкую дрему. В отречении от всего земного он хотел задуматься, как о жизни вообще, так и своем месте под солнцем в частности. Но дробный топот многочисленных ног в коридоре помешал медитации.

Почувствовав, как заскулил пустой желудок, Димка прикинул, что наступило время обеда и душераздирающий хрип пионерского горна, призывающий "шатунов" на построение перед приемом пищи, подтвердил эту догадку.
Перед тем как отправиться в столовую, воспитатель заглянул в туалет и с удивлением узрел среди писсуаров растерянного Кефира.

- Почему не в строю? - нахмурился Димка, но самый большой "шатун" вместо ответа с безнадежным стоном бросился в фанерную кабинку.
- Ага! - догадался студент, припомнив ночные приключения - Клубничка-то не прижилась? А где солист малой оперы Агарков?

Стоны из соседней кабинки выдали местонахождение второго нарушителя частных владений.
- Как горный орел на вершине Кавказа, сидит наш солист на краю унитаза! - продекламировал Димка, вспомнив детский фольклор и, разглядывая измученное лицо Агаркова, которое имело красно-фиолетовый оттенок. По керамическому ободу унитаза, на котором мучался недоросль, шла надпись черным фломастером: "Ситуация под контролем!".

- И давно вы тут...контролируете? - поинтересовался студент.
- С подъема.
- Надеюсь, Васечкин гадит в своем отряде? - Димка, посмеиваясь, пошел к выходу и вдруг остановился, вспомнив - Кефир, а как же Джульетта Бакланова? Неужели она также прикована к горшку?
Ответом был сдавленный стон Ромео, подтверждавший догадку воспитателя.
- Н-да, шутка ли, подарить любимой несколько часов туалетного одиночества! Вы парни, сами себя наказали. Кефир, а ты, все-таки, попробуй завоевать сердце любимой назад таблеткой укрепляющего! Я так и быть спрошу у наших эскулапов парочку и пришлю, а? Ваше туалетное высочество?
- Не надо! - простонал Кефир - Не говорите никому! Само пройдет!


"Все имеет свой конец, свое начало". Пионерская смена медленно перелистывала последние денечки. Как и жаркое лето - однажды проснувшись, обитатели пионерского лагеря увидели над собой хмурое, затянутое тучами небо.

К обеду грянул гром, над озером зарезвились зарницы, и дождь весело запузырился, танцуя в пыльных лужах. Пионеры нахохлившись сидели в корпусах, тоскливо поглядывая в забрызганные дождем окна.
"Шатуны" готовились к прощальной дискотеке, а все воспитатели к великой пьянке по случаю окончания лагерной практики.

Студент сидел на подоконнике и уныло смотрел на моросящую небесную хлябь. "Мое одинокое сердце, наполнено тоскою, когда смотрю, Как с вечнокрепкого неба мелкий дождь моросит без конца" – кажется, Нарихира десять веков назад испытывал то же самое.
На память пришли школьные годы, последний звонок и неподдельная радость в глазах директора школы при прощании с Димкой.

Маргарита Гавриловна, которую он, за безотказность в последовательность репрессий против нарушителей дисциплины, еще в пятом классе прозвал именем тяжелого немецкого пулемета "МГ", даже обняла его напоследок и пустила скупую, насквозь фальшивую слезу, сгинувшую где-то в тяжелых морщинах вокруг выцветших глаз. Уж она-то натерпелась в свое время!

Вспомнить хотя бы месячник в девятом классе, когда МГ замещала заболевшую учительницу литературы.

Так как Маргарита преподавала математику, то логическое мышление иногда играло с ней злую шутку. На одном из уроков она сразила класс наповал умозаключением по содержанию «Героя нашего времени»: «Следовательно, Печорин овладел Бэллой, а Казбич – конем Каракезом».

Подметив у МГ полное отсутствие юмора, Димка в последующих сочинениях, которые она проверяла по математической схеме: «дано, решение, вывод», все время ставил «мины», типа «Некрасов был прикован к постели раком» или «Герасим полюбил Муму и от радости подмел двор».
МГ не обращала внимания на эти двусмысленности, чем немало забавила ученика..


Муха с ленивым упорством тыкалась в оконное стекло. Устав, неуклюже падала на спину. Отдохнув, с громким жужжанием принималась за старое.
- Куда нам против природы. И дело дрянь, и лету конец, - вспомнил Димка "Машину времени", прекращая мучения насекомого ударом газеты.
Робкий стук в дверь оборвал философские рассуждения студента о том, нужны ли человеку крылья.

Чем ближе к финишной черте подбиралась смена, тем беспокойнее становилась Таня. Димка с легким раздражением стал ловить на себе ее грустные взгляды. Студент убивал их как комаров, надолго пропадая на спортплощадке – учил желающих азам баскетбола.

В дождливую погоду Димка часами давил в своей комнате жесткие пружины матраса, забываясь в грустной лирике Нарихиры: «И не встаю, И не смыкаю глаз, Настанет же рассвет, все говорят: весна! А я задумчиво смотрю на долгий дождь…».

Вечерами, слушая неровную дробь дождя за окном, он мрачно философствовал за любовь. Рыская по самым дальним закоулкам души, Димка пытался отыскать хотя бы намек на это светлое чувство, но все было тщетно. А может, не сильно и старался.


Иногда бездумное гляденье в потолок заканчивалось пробежкой в кочегарку, где за кружкой крепкого чая, студент забывался в около авиационных спорах с Петровичем. Иногда – сбегал средь ночи на рыбалку – кормить комаров. А порой ему вдруг очень хотелось, чтобы пришла Таня – просто так, без стука.

«Как только наступает вечер, Я открываю дверь в свой дом И жду любимую,
Что в снах мне говорила: "К тебе я на свидание приду!".
Касуми, невесомая и тающая как выдох на стекле…

Таня напоминала ему спокойную и тихую гавань, где тепло, уютно и все предсказуемо до тошноты. Стоит зайти туда, бросить якорь и все. Амба. Семья, дети, пеленки, распашонки, гвоздики на 8 марта и ответный одеколон на 23 февраля. Скука. Димка чувствовал, что еще не готов погибнуть в семейном счастье. Еще тянуло туда, где штормит, еще манила завтрашняя неизвестность – а вдруг там ого-го! Такое, что даже не снилось.

Страсть поостыла и стала походить на осеннюю кленовую аллею – гулять еще приятно, но шаг все быстрее – нет новых красок, а старые тускнеют на глазах...
Он все дальше отдалялся от Тани, хотя порой еще пытался сопротивляться. Искренне, как ему казалось…


Димка шел по лагерю почти строевым, чеканя шаг на ударениях японских пятистиший:
- "Река зимою, сверху замерзшая, - Не таков ли я, Ведь в глубине проливая слезы, все продолжаю ее любить...".- Философию Мунэока-но Ооери сменила муза Мицунэ - "Засыпанная снегом безлюдная тропинка, Не таков ли я, бесследно в думах я, наверное, растаю". А ведь правы, косоглазые, сравнивая любовь со сном! Действительно - сон. Эх! Вот только за что же они так раскатали нас под Цусимой?!

Подогретые амброзией Петровича мысли скакали как угорелые.
- "Е то томо-ни нагарэтэ дзо юку намидагава фую мо коорану минава нарикэри". Фу, ты, черт, язык сломаешь! "Вместе с жизнью нашей течет вдаль слез река. И зимой не замерзает на глади ее пена". Какие-то сплошные телячьи нежности. Зачем слова, когда есть слезы?

Полумрак дискотеки рвали в клочья всплески цветомузыки, которые вырезали из темноты то гипсовый бюст товарища Ленина, то стенд с подретушированными членами Политбюро, то счастливые лица гулявших отвальную пионеров.
Димка нашел Таню в дальнем углу и присел рядом, обдав коллегу смесью перца и одеколона "Саша".

- Сегодня у нас будет безумная ночь, нет? - она полувопросительно заглянула в честные глаза студента.
- Безусловно! - кивнул он, не въехав в смысл сказанного. Поняв, на что намекает коллега, он вздохнул и расценил шансы интима этой ночью, как фифти-фифти и даже с некоторым отрицательным перевесом. И ведь как в воду глядел, стервец!

Во времена застольных вечеринок перед Димкой почти всегда дорожились две альтернативы – либо, воздержавшись от злоупотребления, предаться затем постельной акробатике, либо, открыв кингстоны, впустить в себя море водки и мирно заснуть подле любимой, спрятав нос в теплой подмышке.

Обычно "уодка" побеждала в случаях, когда море страсти по каким-либо причинам сильно обмелело и уже не заводило. Стало быть, и конец отношений уже близок. Неужели у них с Таней нет будущего?

В ту прощальную с пионерским лагерем ночь все-таки победила уодка. Димка с Костей пересидели всех. Допив до полного изумления, оба свалились на не разобранные постели прямо в одежде.

Утро выдалось серым и хмурым как похмелье. Лагерь сидел на чемоданах, ожидая  автобусов.
- Кажись, перебрали вчера, а? - озвучил Костик гудящее состояние головы, - ты выглядишь точно так же, как я себя чувствую.
- Все пройдет, - успокоил его Димка, запивая таблетку аспирина - Пойду и я. В городе увидимся.

Попрощавшись с физруком, студент подбитой рысью припустил в сторону кочегарки.
Прощание с Петровичем чуть не заставило его опоздать на автобус. Запыхавшийся Димка виновато присел возле Тани, с грустью глядевшей в окно.
- Ну, что, товарищ, сегодня состоится презентация давно обещанного тобой мяса "по таежному"?  - окатил девушку оптимизмом студент, поняв, что надо исправляться за вчерашнее.

Ответом была легкая как иней усмешка:
- А ты придешь?
- Ты сомневаешься? - как можно искренней удивился Димка, но понял, что фальшивит.
- Очень, - взгляд Тани был по-прежнему устремлен в запотевшее окно.
- Значит сегодня в шесть, - резюмировал студент и откинулся на мягкую спинку сиденья.

В городе воспитатели тепло попрощались с отрядом и сдали "шатунов" на руки встречавшим их родителям. Не обошлось и без слез, на которые с мужским снисхождением  поглядывал студент.
- Кефир, перед употреблением пищи мой руки! - попрощался он с грустным Ромео - И начинай дружить с уголовным кодексом. Тебя посадят, а ты не воруй.

Но от Кефира Димкины подколки отлетали как горох от стенки - он тихо вздыхал в сторону не замечавшей его взглядов Баклановой. Осознав, что телохранительная роль для него закончена, Ромео уныло наблюдал за пустившей слезу Джульеттой. Увы, слезы были посвящены не ему, а Тане и подругам по пионерскому отряду.

Вот и все. Димка закинул за плечо сумку с вещами и засеменил в сторону троллейбусной остановки.
- Ветвями нежными плюща мы встретимся опять... - в пол голоса бормотал он, обходя лужи. Оглянувшись, Димка проводил взглядом пустой автобус, в котором уезжала Таня, и прибавил шаг:
- Как пояса концы - налево и направо, Расходятся сперва, чтоб вместе их связать, - Так мы с тобой: Расстанемся, но, право, Лишь для того, чтоб встретиться опять!

Дома его дожидались кастрюля холодного борща, пара котлет в холодильнике и мамина записка назидательного характера, где она обижалась за то, что, посетив с визитом дачу, сын забыл закрыть теплицу и ополовинил урожай клубники.
- Ну да! Зато про то, что огород окучен, нет ни слова! - фыркнул Димка и размашисто приписал внизу: "Искупил вину трудовым подвигом!"

Личная комната студента имела слегка заброшенный вид, но верный тридцатикиллограмовый катушечник "Союз" послушно загудел в ответ на нажатие сенсоров. Вздрогнув, бобины закрутили бесконечную карусель, а из колонок застереовещал Владимир Кузьмин: «Но я в тебе, а ты во мне, и мы висим на волоске...».

Обклеенные плакатами стены приветствовали студента в родных пенатах улыбками звезд зарубежной эстрады, а слегка продавленный диван при падении на его поверхность издал знакомый скрип, вызвавший прилив эротических воспоминаний: еще, милый, еще, не останавливайся!

Закинув руки за голову, Димка вперился взглядом в потолок, где в стреноженном вираже зависла копия истребителя "як-3". «Летний дождь, летний дождь, начался сегодня поздно. Ты придешь, ты придешь, ты придешь, но будет поздно – несвоевременность вечная драма…» - вспомнился Тальков ни к селу, ни к городу.

Захотелось чая. С булкой и вареньем. Димка прошел в узкую и длинную кухню, включил электрочайник и с удивлением обнаружил у хлебницы список продуктов, которые папа поручал купить сыну. Здесь же краснели два червонца образца 1966 года с медальным профилем Ильича.


Личный состав винного отдела встретил студента-грузчика дружескими улыбками. В честь своего возвращения Димка проставился парой бутылок сухого.

Все дружно позавидовали бронзовому загару и здоровому цветущему виду студента. А зоркий взгляд Донжуана приметил симпатичное пополнение коллектива.

- Катя, - улыбнулась девушка, хлопая накрашенными ресницами.
- Дима, - студент отдал должное крепкой фигуре,  прикрытой кокетливым халатиком, плавно преходящим в длинные мускулистые ноги, слегка подкрашенные загаром. Особое внимание Димка уделил невероятному объему грудной клетки - пластмассовые пуговицы халата с трудом сдерживали рвущиеся наружу достопримечательности.
«Ну, блин, Джина Лолобриджида, да и только!»

Светлый образ Тани вдруг бесцеремонно вторгся в сознание студента, заслонив собой мощную грудь продавщицы. Образ укоризненно покачивал головой и кивал на сковороду, где остывало мясо по-таежному.

- Уверен, что вскоре мы узнаем друг друга поближе, - поспешно изрек Димка и хотел было откланяться, но был решительно остановлен:
- Зачем же откладывать на потом то, что можно сделать сейчас? – в голосе Кати было столько заманчивого, что студент тут же передумал.
«Ненадолго. А потом к Тане. Я же ничего, просто посижу, пообщаюсь…» - оправдания так и рвались наперегонки.

Он раскошелился еще на пару бутылок «Ркацителли».
- У Кати папа какой-то генерал-фельдмаршал, - шепнула ему одна из продавщиц.
- Порядочная девушка, - согласился Димка.
- А еще у нее трехкомнатная полногабаритка в центре..
- Очень порядочная девушка!
- И блондинка она натуральная, не крашенная…
- Блондинка всегда настораживает. А вдруг умная?

Посиделки затянулись. Катя попросила проводить ее до дома.
- Зайдешь в гости? – предложила она у подъезда, - На чашечку кофе…

Димка вспомнил о Тане, которая наверное уже устала ждать. И мясо по таежному, наверное, остыло тоже. Впрочем, его можно подогреть. Нет, надо иметь совесть, человек ведь ждет, волнуется… Нет, Танин образ больше не всплывал. Выдох на стекле растаял…

- Зайду, - неожиданно улыбнулся Димка, - только я кофе не люблю..
- Есть чай. Индийский. Со слониками. А ты, правда, увлекаешься японской поэзией? Девчонки говорили, что неплохо декламируешь…
«Фигня конечно, но приятно» - думал студент, решительно шагнув в темный подъезд.
О Тане он старался не думать.
Здесь все так просто – тебя хотят и ты непрочь. А там сплошные нравственные терзания...О, Господи! Что же я делаю?! Варэ эиникэри!

Дмитрий Маков