Белян

     День догорал. Солнце краем зацепилось за поросшую лиственницами гору, неудержимо покатилось вниз. Последние робкие лучи ещё освещали вершину, но уже не доходили до реки, петлявшей далеко внизу. По реке лениво полз туман. Он молоком растекался в разные стороны, цепляясь за покатые сопки, лез на высокую гору и, не задерживаясь, исчезал. Вода была небольшой

и вдоль берегов обнажились целые галечные косы, а посередине - вылизанные рекой валуны. Вокруг стояла сказочная тишина, шумела только река, на плёсах она успокаивалась и замирала. Иногда накатывала на берег волна да плескалась какая-нибудь крупная рыба.

   Вынырнув из-за кривой излучины, покачиваясь на волнах, друг за другом плыли две резиновые лодки. На лодках на гребли, быстрое течение и так несло их вниз. Нос и корма лодок были подняты вверх, поэтому издалека они походили на индейские пироги. Под брезентом угадывалась приличная куча груза, по бокам лодок  кое-где проглядывала ярко-оранжевая  ткань.

   Стоявшая на берегу безрогая оленуха, поздно заметила лодки и, когда передняя поравнялась с ней, опрометью бросилась в заросли тальника. Следом за ней засеменил рыжеватый тугут.

   Дойдя до конца длинной косы, далеко вдававшейся в реку, Максим выскочил из лодки, за верёвку потянул её к берегу. Из-под ног в разные стороны полетели брызги, зашуршала разноцветная галька. Лодка послушно шла сзади, ткнулась в  выступающие из воды валуны, остановилась. Максим приподнял нос, пятясь задом, завёл лодку на берег, полого поднимавшийся до уступа

надпойменной террасы. Терраса была заболочена. Сплошным покрывалом  густо рос брусничник, тёмными бусинками на низеньких кустиках красовались созревшие ягоды. Их было так много, что в глазах Максима зарябило. На ходу он зацепил горсть ягод и  забросил их в рот. На время они сняли чувство голода.

   В поисках места для палатки Максим прошёл до устья бокового ручья, зашёл в старый лиственничный лес. Здесь стоял настоящий хаос. Среди высоких здоровых деревьев валялись недавно упавшие и полусгнившие, из которых сыпалась труха. Рядом голыми столбами стоял сухостой, грозивший тоже  повалиться на землю. Наконец он увидел то, что искал.

- Давай сюда, - крикнул он с берега, - приплыли.

   На берег вышла высокая девушка в такой же,  как у Максима, куртке защитного цвета и в чёрных “болотниках” с отвернутыми голенищами, которые  доходили ей до пояса. На левом рукаве куртки красовалась цветная эмблема с буровой, возвышавшейся на земном шаре. Лицо у девушки так загорело, что  в сумерках казалось смуглым. От этого она была похожа на вольную цыганку из бескрайних степей Приднепровья или Бессарабии.

- Ну, наконец-то! - облегчённо вздохнула девушка. - А то я думала, ты до утра решил идти.

Максим  сказал что-то про палатку, которую нужно успеть поставить до темна, а  на восходе снова собирать. Девушка, видно, не поняла его шутку или, может, не хотела понимать и заворчала.

- Ну, вот дотянул ты до ночи, а мы должны страдать. Могли бы и пораньше где-нибудь пристать. Снова не успеем подсушиться, а завтра сиди опять в этой лодке во всём сыром как дурочка...

- Подсушишься, Ляля, не переживай. На это времени у тебя хватит. Только сейчас пошевелись, пожалуйста. Давай вытаскивай «кухню» и начинай готовить. Скоро ребята подойдут.

До Максима донеслось её ворчание: “Мы их ждали, теперь  они пусть подождут...”

Ляля забрела по колено в воду и стала развязывать верёвку, которой был обвязан брезент на её лодке. Она дёргала тугой узел, царапала его ногтями. Потом, видно, отчаявшись, вцепилась зубами, но узел на мокрой верёвке так затянулся, что у Ляли ничего не получалось. Обойдя лодку,  она принялась за

другой конец верёвки. Здесь дело  пошло на лад. Ляля сдёрнула брезент и,  взвалив на плечи объёмный рюкзак, отнесла на берег, где Максим готовил колья для палатки.

   - Ну, ты почему с ужином тянешь? - Уже давно пора костёр разжечь. Таган с дровами я подготовил.

   - А я сегодня не дежурная, - копалась в своём рюкзаке девушка. Возле неё как на ярмарке были разложены непромокаемые пакеты с вещами.

Бросив топор, Максим  подошёл к девушке.
- А я дежурный, или ты за меня это сделаешь? - Он  повернулся и показал на кучу срубленных кольев.

 - Ну, не хочу я сегодня  готовить, понимаешь, не хочу. Надоело мне всё  до чёртиков, - сорвалась на крик Ляля. Её глаза блеснули горящими  угольками,  лицо скривилось в гримасе, и от этого девушка сразу потеряла свою былую привлекательность. - Ну, что это такое: плывём, плывём...

Максим сказал, что до базы осталось немного, и попросил  потерпеть.

   - А я уже сейчас хочу отдыхать, понимаешь, сейчас. Я не хочу ждать завтрашнего дня.  База мне не нужна...
   Ляля ещё что-то говорила, но Максим  уже разводил  костёр. Дым спустился к воде, смешиваясь с туманом.

   Стемнело. Ночь безмолвно поглотила всё вокруг, белела только палатка, по которой скользили чьи-то длинные тени. В стороне горел костёр,  освещая Максима, запустившего ложку в закопчённую кастрюлю. Запахло свежей ухой.

   - Давай к столу, готово! - крикнул он в темноту.  Иван, иди, разливай.
Потирая руки, у столу подошёл здоровый темноволосый парень с рыжей бородой. Следом потянулись другие.

   - Ох, запах, какой! Полкастрюли наверну. Такого таймешонка ты вытащил! Это просто мечта!

   Бородач громко  вздохнул, и от этого всем захотелось сразу навалиться на уху. Они наперебой загалдели. Иван поставил возле ног пять эмалированных мисок и, устроившись, на перевёрнутом ведре, начал разливать. Под рубашкой заходили тугие мышцы.  Максиму даже показалось, что она вот-вот лопнет.

   - Где это вы потерялись? - взяв у Ивана миску, спросил он парня. - Я уже все глаза просмотрел, хотел идти искать. Как нарочно причалить даже негде, ни одной приличной стоянки.

   - На перекате. Надо было идти следом за тобой, а я  залетел в другую протоку. Потом гляжу, и Зейтун с Димкой меня догоняют. Вот волоком  все вместе выбирались. Вымок как собака...

   - И я вся промокла, - вставила Ляля, сидевшая на одном спальнике с Димой Федорко. На секунда она оторвалась  от миски, а потом словно наверстывая упущенное, часто заработала ложкой.

   - Весь брезент под лодкой в клочья изодрал. Нет  живого места. Завтра снова придётся  зашивать  Что за река, одни камни да сплошные перекаты! - Иван отвернулся и про себя выругался.

   С реки подул ветер, огонь заметался как живой, вверх полетели искры. Порыв ветра, так же как начался, резко стих. Огонь косматым языком потянулся вверх. Иван передал последнюю миску Зейтуну и, последовав примеру ребят, обжигаясь и, покряхтывая,  быстро заработал ложкой.

   - Завтра до обеда ремонтируемся и идём дальше, - отставив в сторону миску, сказал Максим. - Так что с подъёмом попрошу не тянуть.

- И что даже день не постоим?

- Нет. До базы стоять нигде не будем. Вы же знаете: на днях обещали  вертолёт. Может, успеем.

   Осторожно, точно из боязни потерять хоть крошку, Максим резал хлеб. Глядя на него,  замолчал Иван. Установилась тишина. Стало слышно как Дмитрий дует на горячую рыбу. Первой молчание нарушила Ляля. Она будто ждала, когда Максим положит ломти хлеба на клеёнку и тотчас заговорила:

- Ну, куда мы спешим? Что домой не успеем? Давай недельку постоим.  Отдохнём, ягоды пособираем, вы  порыбачите. Всё равно никто не узнает, чем мы  занимаемся. Главное - работу  сделали, а остальное теперь  никого  не

интересует. В прошлом году я с Осинцевым ходила, так мы, между прочим, после сезона почти две недели расслаблялись. Ты думаешь, к нему кто-нибудь докапывался?...

   - У нас, Ляля, так не получится, - перебил её Максим, - мы никого обманывать не будем. Время для отдыха у вас было достаточно, а сейчас надо двигать дальше. Впереди Белян.

   Максим отвернулся. Огонь костра узкой полосой освещал реку. Возле берега вода казалась посыпанной тонким слоем золотистой чешуи. На стремнине золото быстро растекалось и терялось в темноте.

   “Я бы на Лялином месте рвался домой без оглядки, - глядя на воду, подумал Максим. - Ну что тут хорошего: всё лето мотайся с мужиками по тайге, тяжелые маршруты, комары. А дома цивилизация,  благоустроенная квартира - тепло, светло. Сейчас бы в ванне отмылась, сняла бы  эту пропахшую дымом робу. Всё-таки женщина. А впрочем... - Максим на какое-то мгновенье

остановился, нарушив  спокойно текущий ход мыслей. Неожиданно он сделал для себя открытие. – А вообще - это может у Ляли последняя возможность побыть вместе с Димой. Для неё поле почти закончилось. Дойдём до базы, она заберёт пробы и полетит с Иваном и Зейтуном в город, а Дима...”

- Ты нас этим  порогом не запугивай! - ни с того ни с сего взвился Иван. - Белян, Белян. Плевать мы хотели на эти сказки. Ты нам дай отдохнуть. - Он схватил черпак и бросил его в кастрюлю с остатками ухи. В разные стороны полетели брызги. Как ужаленный подскочил Дима.

- Но-но, потише, ты! Чего психуешь? Дай спокойно поесть.

Иван даже не посмотрел в его сторону.

- Да только после сегодняшнего сплава можно отлёживаться неделю, а мы так пашем каждый день. Столько работы провернули, а тебе всё мало. Забыл что ли?

м не повезло с самого начала: на место встречи не пришли оленеводы, поэтому пришлось начинать без них.  Палатки, спальники, продукты - всё  пришлось носить на себе. В конце маршрутов рюкзаки казались неподъёмными. Не меньше изматывали и жара.  Все упирались, как могли, не выдержала только Ляля,  закатившая, в конце концов, истерику…

- Ничего я не забыл. Работа сделана приличная, но ради этого и в поле поехали. Всё по плану…

- Ну, вот видишь! - оживился Иван. - Работу мы сделали? Сделали. Значит, сейчас давай отдохнём. Вот и Ляля тебе то же говорит. Мы заслужили. А то, что получается? Вкалывали, как проклятые, а теперь ты хочешь отдых

зажать. Нет, начальник, так нехорошо, ей Богу нехорошо. Да и рано мне ещё в город, нечего пока там делать. Мне здесь нравится:тут свежий воздух, рыбалка приличная. Ты же знаешь: я люблю природу.

“Ему, видишь ли,  теперь тут нравится, а в начале поля готов был сбежать хоть на край света, только бы бутылку показали”.

На лице Ивана даже появилась улыбка, но быстро слетела. Сидевший в стороне Зейтун, блеснув своими хитроватыми раскосыми глазами, встрянул в разговор.

- Тебе рано, а нам не рано. - По привычке он запустил всю пятерню в густую шапку, свисавших на глаза черных волос, откинул их назад. - Хватит, домой уже надо. Нагулялись по горло.

Этого Иван, - простой по своей натуре мужик,  выдержать не смог.
- А, наконец-то ты голос подал, - с ехидцей сказал он парню. - Только помолчи пока, тебя никто не спрашивает.

Зейтун хотел ещё что-то сказать, но, фыркнув себе под нос, снова принялся за уху.

- Правильно, Зейтун, - донёся до него шёпот Дмитрия, - им надо, пусть сами решают. Ты не связывайся, а то попадёт. - Тот промолчал, только нервно  застучал  ложкой. Максим поставил на гальку миску, положил ложку.

- Ну, вот что, ребята. Я думаю, - это бесполезный разговор. Вы знаете, что мы с Димой должны ещё помочь Иванкину. А у них столько работы, что успеть бы до снега. Каждый день на учёте. Так что, давайте на этом закончим и ...

Потирая кулаки, как  на пружинах, вскочил Иван.
            
- Как это закончим? Я, может, только сейчас хочу сказать самое главное - то, что о тебе думаю и кто ты та... - Он на полуслове запнулся и жадно, хватанув полную грудь воздуха, на одном дыхании выпалил: - Из-за этой паршивой работы ты людям не даёшь спокойно жить. Я, может, пошёл с тобой не только

для того, чтобы упираться. А мы только  работали, работали. Даже вспомнить нечего. Да ты бы без меня... - Он зло выругался. Весь его вид выражал полное негодование, готовность растоптать, снести с земли любого, кто с ним в чём-то не согласен.

Из-за горы вышла круглая луна, осветившая высокие лиственницы, берег  горной реки с палаткой. Максим встал. Из темноты показались кусты ерника, вода в реке засеребрилась.

- Знаешь, Ваня, что я тебе скажу. По-моему, для тебя все плохие, кто не даёт тебе спокойно жить. Ты почему ушёл от Зайцева? Скажи. Не сработался? А с Савченко, Мазуром тоже не сработался? Но дело не в этом, ты просто не выдержал, испугался работы. Небось, думал - тут будет легче: отдохну на природе, пережду тяжёлые времена, а на зиму рвану куда-нибудь, где платят

больше. Но ты ошибся: и тут надо работать. Понимаешь, работать надо везде, а в поле особенно. Я вам ещё до отъезда  сказал, чтобы настраивались на самое трудное. Слишком дорогое удовольствие, просто так время тратить...          

Луна скрылась за тучи, темнота опять поглотила всё вокруг.

- Лучше бы сгорели все твои пробы, - со злостью бросил Иван, - тогда бы я на тебя посмотрел, а то тут корчишь из себя... - Он заругался.

Налетевший порыв ветра раздул костёр, жаром обдало ребят, от дыма запершило в горле. До боли сжав кулаки, Максим подошёл к Ивану. Огонь выхватил из темноты его горящие глаза, рыжую бороду взлахмоченного Ивана.

- За пробы я кому угодно горло перегрызу. Эти пробы - часть нашей работы. Для того, чтобы их отобрать мы вкалывали всё лето, а ты...

Когда они закончили один участок, пришедшие оленеводы перевезли их пробы ниже по течению, где их заскладировали в расчете на предстоящий сплав. А потом начались пожары. Горело везде и, казалось, нет места куда бы ни прошёл огонь. Чудом их пробы остались целыми.

- В гробу я видел твои пробы, - не сдавался Иван. Набычившись, он стоял напротив Максима, готовый с ним сцепиться.

Зейтун  стал их разнимать, но тут Иван сам отступил и неожиданно переключился на парня.

- Ты же вроде собирался порыбачить? Ну, так в чём дело, почему молчишь? Или может уже передумал?
Зейтун тихо, будто выдерживая время, пошевелил в костре угли, подкинул туда валежника.

- Я уже нарыбачился по горло, а теперь хочу домой. У меня давно занятия начались. Домой надо ехать. Ясно?

- Ну да, знаю я, чего ты домой рвёшься. Боишься, как бы начальник чего-нибудь лишнего тебе в характеристику не написал. Знаю я вашего брата.   

Зейтун поймав на себе недобрый взгляд холодных серых глаз Ивана, словно натолкнулся на неприступную стену, отвернулся. А тот уже  разбирался с  Димой.

- А ты чего молчишь? Говори.
- А что говорить? Вы и так уже всё сказали. Мне добавить нечего.
- Проработал весь сезон и тебе сказать нечего? Интересно!

- Я тут человек новый, - промямлил Дмитрий, - поэтому... - Он хотел ещё что-то сказать, но его опередил Максим, всё ещё стоявший со сжатыми кулаками.

- Со мной никто из них раньше вообще-то не ходил, но они не молчат. Все высказывают свою позицию. Раз возник такой разговор - надо разобраться, чтобы не было потом недомолвок. А от тебя я жду обстоятельного ответа - ты мой первый помощник. Если и ты скажешь, что вы устали и надо отдохнуть, то мы остановимся. Будем считать, что я не прав.

Дмитрий перестал есть, и, как ужаленный, закрутился на месте. Он подвинулся ближе к Ляле, точно искал у неё защиты и как-то незаметно оказался на краешке спальника.

- Ну, мне, правда, нечего сказать, - испуганно смотрел он на Максима. - Итак, всё ясно...

- Да-а, говоришь ты, Дима, какими-то загадками. Вот не ожидал. Ты у меня был  примером для всех, а оказывается ... - Он покачал головой.

- Дима, ну скажи ему, скажи, - не выдержала Ляля. - скажи, что мне говорил. Ты же был со мной согласен. - В её голосе слышалась мольба, призыв к человеку, который ей был небезразличен.

Дмитрий безмолвно смотрел на костёр. Он как-то весь сник, голова вросла в плечи.

“Во всём, наверное, виновата Ляля, - вдруг осенило Максима, и он по-другому посмотрел на девушку, - так парню закрутила голову, что он теперь не знает в какую сторону податься”.

- Может, ты чего-то боишься? - довольный своим открытием, усмехнулся Максим. - Не волнуйся, всё останется между нами.

“Сейчас он должен принять какое-то решение. Это будет единственное верное, с его точки зрения, решение: то, которого жду я, или ждёт Ляля. Иного быть не должно”.

- Ну, мне, правда, нечего сказать, вы уже без меня во всём разобрались. -  Будто оправдываясь, он выдавил из себя кислую улыбку. - Итак, всё ясно.

Ляля подскочила на спальнике, послышался её тяжёлый вздох:”Дима, ну что ты!”

- Без тебя, значит, говоришь, разобрались. Да, действительно, без тебя мы разобрались, а вот ты тут тогда зачем? Выходит, всё поле с нами пассажиром проехал, посторонним наблюдателем. Тебе даже сказать нечего. Ошибся я в тебе - ты не боец.

“Характера у него не хватило, чтобы  высказать свою позицию, - глядя на Дмитрия, думал Максим. - Трусом он оказался. Я раньше этого не замечал, а такие как Дима  готовы угождать любому кто сильней”.

Максиму стало стыдно за этого здорового молодого парня. Ничего не сказав, он отошёл от костра.

- Так вот ты оказывается какой! - прикурив от горящей веточки, начал Иван. - Теперь я с тем маршрутом  разобрался. Помнишь, когда мы  не дошли до Сивакана?  Нам тогда оставалось километров пять за перевал, а ты повернул назад. Сказал, что не успеем  до темна, хотя времени было предостаточно.  Кстати, последние точки на твоей маршрутной карте стоят на Сивакане. Гад ты

ползучий, - брезгливо поморщился Иван, - за чужой счёт решил  в рай проскочить. Думаешь, отсидишься за нашими спинами и чистеньким останешься. Не  надейся, с нами это не пройдёт. - Он выплюнул  недокуренную сигарету и носком сапога втоптал её в гальку. На берегу осталось едва заметная ямка.

Костёр догорел, резко наступила темнота. Ночь поглотила всё вокруг.  Стало слышно, как разыгравшийся ветер качает деревья да шумит на перекате река.

- Что-то мрачно стало, - послышался где-то в темноте голос Ляли, - погода и правда испортится. Давай, Максим, завтра с утра двинем дальше, домой уже хочется.