Лёня

Случилась эта история в переходе метрополитена в середине апреля, в Санкт-Петербурге. Часов десять вечера было или около того, еще светло. Мы с другом стояли у перехода, наверху лестницы, когда послышался грохот. Тут же инстинктивно обернулись в сторону звука. Не только мы – все находившиеся в радиусе слышимости грохота. И сразу стало ясно,что произошло...

 Лестница в этом переходе была разделена на две части небольшой площадкой. На ней сейчас валялся мужик. Не удержавшись на ногах, он пересчитал ступени. Пакет из небольшого магазинчика валялся слева от него, это значит, что нес он его в левой руке, и за перила не держался. 

 Подошли к нему шестеро. Мы с другом, компания из трех молодых человек и женщина за сорок. Мужик лежал на спине с закрытыми глазами, тихо не то постанывая, не то поскуливая. Втянув немного голову, может быть, жалея, что не родился черепахой и не может забраться в спасительный панцирь целиком, он держал перед собой онемевшие руки. Женщина настойчиво попросила пошевелить ими, но просьба осталась невыполненной. Она тут же стала набирать «скорую». 

Друг мой поднял вывалившуюся из пакета зубную пасту и держал ее немного нелепо, наверное, он и думать о ней перестал, и не замечал вовсе. Склонив голову, он смотрел на мужика. Хоть и чувствовался запах дешевого алкоголя, хоть и запылилась вся его одежда: и куртка с джинсами, и туфли, но зубная паста почему-то не позволяла повесить намужика ярлык-клеймо «бомж».

 Думая об этом, я подходил к вестибюлю метро. В станционном отделе милиции меня встретил, смерив взглядом, страж порядка лет двадцати пяти. Доложив о происшествии, я пошел обратно. Страж порядка сначала отправил на место, наверное, знакомого, а, может, коллегу,такого же стража этого самого порядка,только не при исполнении, в «гражданке». 

 Мужик все также лежал на площадке, скулил, но уже шевелился. Мой друг продолжал держать зубную пасту. Женщина то поднималась с лестницы наверх и высматривала карету скорой помощи, то снова спускалась к нам. 

 Подошедший со мной знакомый стража порядка – пусть так, стоял молча и ничего не делал. Да и что он смог бы сделать? Минут через пять показался и сам страж. Именно что показался, подошел он позже; шел, явно никуда не спеша. 

 - Ну да, это он. – Первое, что я услышал за последнее время, если не считать причитаний женщины. Исходило это от стража. Порядка. 

 – Бомж. – Вынес приговор он. - Час назад спал внизу тут. 

 Повисла пауза. Я продолжал смотреть на зубную пасту, сжатую рукой моего друга – не выдавил бы. Неужели, и правда бомж?

 Женщина, видимо, тоже не поверила и решила переспросить. Но только она начала говорить, сотрудник правоохранительных органов перебил, театрально разведя руки, и цинично затараторил:«Он бомж. У него дома. Он бомж. У него нет дома. Он бомж. У него нет дома. Он бомж. У него нет дома. Он бомж. У него нет дома». 

 Мы все пребывали в легком шоке. Сотруднику правоохранительных органов было не до бомжа, по его мнению, у него и прав-то никаких нет, чтобы охранять можно было. Закуривая сигарету он уже спокойнее продолжил: «”Скорая” его если и возьмет, что вряд ли, то выбросит метров через двести». 

 Мужик, предпринимавший в последние пару минут попытки подняться, сопровождаемые воркованием женщины«Лежите, лежите, сейчас «скорая» приедет», неожиданно замер.

 Страж порядка все продолжал: «Он боится. Скорой боится». 

 Женщина, склонившись над мужиком, спросила: «У вас есть дом?» 

 Ответил страж: «У них ночлежка тут недалеко». Потом чуть тише, но тем же циничным голосом: «Может, на органы?»
 …
 Наконец, как только женщина в очередной раз поднялась наверх проверить «скорую», мужик поднялся. Покачиваясь,он стоял на ногах. 
 Мой друг, вспомнив о зубной пасте, положил ее в мужицкую сумку, поднял ее и протянул владельцу, спросил:«Как зовут-то тебя?» «Лёня». 

 И мы пошли в метро, и всё молчали. Но в ушах отдавалось еще «Он бомж. У него нет дома».