Священная гора - Фудзи

"Тихо, тихо ползи, улитка, по склону Фудзи, вверх, до самых высот!…"
Б. Пастернак


- Уважаемая дама и господа! Если сегодня мы будем так же оперативны, как вчера, то к трем дня, надеюсь, закончим, - обводя, задорным всепобеждающим американским взглядом членов международного жюри «Упаковка – Звезда Мира», заявил ведущий судейство Билл Пфлаум. В своем обращении к коллегам он всегда подчеркивал, что дама среди них одна.

Все, и Майя, представлявшая Россию, дружно закивали, радостно согласились, потому что в Японию влюбились поголовно, за исключением немца с забавно звучавшим для Майи именем Фриц, который заметил, что влюбиться можно только во Францию, из-за Парижа. Это был последний день работы жюри. «Не каждый год в Токио заседаем, надо многое успеть посмотреть», – подбодрил собравшихся Председатель Всемирной организации упаковщиков Серджио Хаберфельд из Аргентины.

И работа закипела. На конкурс было подано такое количество упаковок, что члены жюри даже обедали, не вставая из-за огромного стола. Судили уже четвертый день. Каждый из сидящих был ассом упаковки, большинство знали друг друга давно, поэтому все шло гладко, без страстей, характерных для любого жюри. На экране мелькали слайды, Генеральный секретарь, уже упомянутый Билл Пфлаум, читал характеристики на каждую упаковку, руки поднимались, опускались. Процесс был идеально отработан.

Но в Японии – не сработало. Судейство тормозил господин Нимамото, директор Токийского института упаковки. Как только на экране высвечивалось «производитель упаковки – Япония», его легонько толкал рядом сидящий личный переводчик, тоже японец, и господин Нимамото тут же начинал рассказывать об особенностях упаковки на японском языке. Рассказывал каждый раз долго, но его слушали все, потому что для европейских и прочих ушей его речи воспринимались песнями. Японский язык было удивительно не только слушать, но крайне любопытно смотреть на оратора: звуки, как заколдованные, то взлетали высоко, то низко падали, рот закрывался, а речь почему-то продолжалась, и наоборот… Да, это вам не «Подмосковные вечера», - глядя на японца, думала Майя.

Так как господин Нимамото не владел английским, который был официальным языком для членов жюри, то пел он не один, а дуэтом со своим переводчиком. Японец-переводчик пел свою партию на английском так, что слушателям казалось, что им сообщают какие-то очень важные шифрограммы. Члены жюри, все как один, пытались хотя бы по артикуляции понять, о чем речь, о каких особенностях японской упаковки поется в партии переводчика. Не найдя кода для восприятия услышанного, они дружно поднимали руки вверх, и победа была на стороне японцев.

- Благодарю всех за отлично выполненную работу, господина Нимамото за проявленное гостеприимство, – эти слова звучали в ушах Майи, когда она мчалась к машине Глеба, своего персонального переводчика.
- Все! Я – свободна! Отзаседалась. Завтра – последний день. Едем Токио смотреть?- просияла она, глядя на Глеба.
- Нет, Токио я покажу вам завтра.
- А сегодня?
- Помните, вчера вы мне сказали, что ваша мечта сбылась? А сегодня я хочу показать вам свою мечту. Я о ней мечтал с пяти лет и сейчас отвезу вас туда.
- А что это?
- Фудзияма.Священная гора для всех японцев!
- Ты хочешь сказать, что ты покажешь мне Фудзияму? Этого быть не может! Как мы туда доберемся? Где это?
- Господи, делов-то от силы полтора-два часа езды, – засмеялся Глеб и прибавил газу.
- Ты мечтал о Фудзияме с пяти лет?
- Мой отец – географ, он рассказывал мне о разных странах, а о Японии мог говорить часами. По вечерам он предлагал мне послушать о горе Фудзи, и каждый раз все звучало по-новому. Отец всю жизнь хотел хотя бы один раз ее увидеть, но в советские времена это было практически нереально. Я учил японский язык, как проклятый, сутками, год за годом и вошел в тройку лучших японистов России.
- А как ты оказался в Токио?
- Конечно, сюда сложно попасть на работу, японцы только в крайнем случае приглашают иностранных специалистов. Я несколько лет участвовал в разных конкурсах, и мне предложили работу, и даже сняли квартиру в центре. Жена ехать отказалась, у нее на руках была тяжелобольная мать. В Питере остался и сынишка, маленький совсем, куда ему без матери? За пять лет работы в Японии я три раза навещал их. Уже не скучаю – привык.

Помолчали. Майя и не заметила, как выехали из города. Они неслись в быстром потоке машин, а за окнами мелькали раскрашенные необычайно яркими сентябрьскими акварелями деревья.
- Глеб, расскажи мне о Фудзияме…
- Ей больше 10 000 лет. Она рождена богиней огня Фудзи, но ни один художник мира не стал изображать гору во время извержения вулкана. Это самая высокая гора Японии, ее кратер имеет форму лотоса и окружен каменными гребнями. Их восемь, а восемь для буддистов – счастливое число. Уникальная коническая форма горы сделала ее известной во всем мире. Каждый японец стремится попасть на Фудзи хотя бы раз в год. Примерно так написано о ней в справочной литературе, Майя, но ее надо просто увидеть… хотя бы один раз. Увидеть – и полюбить навсегда...

Внезапно поток машин стал замедляться, а затем и вовсе остановился – многополосное шоссе степенно переходили большие и лохматые важные обезьяны. Они так же внезапно скрылись в лесу, как и появились.
- А что здесь и обезьяны водятся? – Майя задала очень блондинистый, как она сама называла, вопрос.
- Обезьянки нам подсказали, что мы скоро будем у цели. Я больше люблю птиц, которые живут на горе. Их там много.
- А мы их увидим?
- Если не увидим, то уж услышим точно.

Майя притихла.
- Знаете, Майя, японцы очень задумчивые люди. Им нравится уединение, они устали от того, что у них мало земли. У них нет нашего русского простора, они не переносят толпу, им тесно. На горе они ищут уединения, хотят поговорить с ней или помолчать. У подножья, да и на самой горе есть много маленьких хижин, где можно остановиться передохнуть, переночевать. Есть и небольшие лавки, где продаются подарки от самой богини Фудзи и просто питьевая вода. Правда, уже поздно, и, когда мы будем подниматься на гору, вряд ли кого-нибудь встретим...

Дорога резко повернула, и прямо перед ними возникла гора. Из машины ее невозможно было разглядеть как следует.
- Глеб, останови, я хочу к ней побежать, – засмеялась Майя.
- Я вас обгоню. Потерпите чуть-чуть, осталось минут десять, не больше.

На парковке было много автобусов, в них садились спустившиеся с горы японцы, машин и вовсе было мало. Потихоньку люди уезжали домой.
- Майя, я купил вам куртку и кроссовки. Надевайте.
Как солдат по тревоге, она быстро выполнила команду Глеба, и они выдвинулись покорять Фудзияму. Майя шла, не говоря ни слова, почему-то ей показалось: говорить было бы большим грехом…

Они шли молча, сначала их вела асфальтированная широкая дорожка, ее сменила дощатая, затем бревенчатая. По обе стороны теперь уже не дороги, а узкой тропинки, какие-то деревья, травы и травинки всеми оттенками коричневого, желтого, красного и все ещ, зеленого демонстрировали свои наряды.
- Мы должны поторопиться, спуститься надо засветло, да и вверху нас ждут.
- Нас... ждут??
- Мой друг, я ведь частенько здесь бываю.

Шли легко, быстрым шагом, дорожка поднималась не резко вверх, а вилась серпантином. В воздухе неожиданно резко и неприятно запахло сероводородом, деревья поредели, под ногами начала хлюпать вода. И вдруг откуда-то с высоты раздались жутковатые звуки.
- А вот, наконец, и мои любимые птицы.
Майя посмотрела вверх, но никаких птиц не увидела. Ее потрясло резко изменившееся небо: оно потемнело, и на нем появились какие-то зловещие тучи.
- А где же птицы? Почему мы их не видим?
- Сейчас увидим, мы уже пришли.

Глеб остановился, протянул Майе руку и вывел на открытое пространство. Прямо перед собой – лицом к лицу – она увидела Фудзи, услышала ее горячее, ухающее и охающее сероводородное дыхание. Вся площадка была усыпана плотным слоем яичной скорлупы, истоптанной и измельченной до состояния порошка, о происхождении которого можно было догадаться только по крупным остаткам скорлупы. В полусотне метров от них стоял игрушечный японский беленький домик, из которого кто-то вышел и двигался в их сторону. Глеб, не отпуская Майину руку, повел ее туда, где булькало громче всего, откуда, как от русской печки, обдавало жаром.

Майя увидела небольшое болотце противного зелено-коричневого цвета, в котором варилась загадочная густая каша. От нее, как от огня или водопада, невозможно было отвести глаз: каша то успокаивалась, и поверхность ее начинала мерцать, то вдруг, тяжело охнув, она выбрасывала вверх столько струй и струек, что Майе начинало казаться, что это варево сбежит, как самая настоящая каша сбегает на плиту. Богиня огня явно не пожалела дровишек, и к вечеру так раскочегарила свою печь, что ее зловонная каша, охая и ахая, казалось, молила хозяйку о пощаде.

К ним подошел старый японец, в руках которого была плетеная корзинка, наполненная крупными утиными яйцами. Он о чем-то заговорил с Глебом, Майя слушала и улыбалась. Она посмотрела в небо, которое снова изменилось. Оно стало светлым и высоким, и в его вышине маленькими точками, которые заметно увеличивались, парили птицы.

- Майя, а знаете, почему Япония занимает первое место в мире по продолжительности жизни? Потому что они едят утиные яйца, сваренные богиней Фудзи. Не верите?

Японец отошел чуть поодаль, достал сачок, положил в него с десяток яиц и опустил их прямо в «кашу». За короткие пять минут варки яиц птицы опустились так низко , что теперь Майя и слышала их, и видела. Они метались над площадкой совсем низко, неистово махали большими крыльми, издавая жуткие звуки, как будто передразнивая Фудзи с ее стряпней, они тоже громко ухали. Майя не верила ни ушам, ни глазам своим. Где я, изумлялась она, глядя на выпрыгивающие из сачка яйца, и на старика, который очень ловкими движениями не давал им затеряться в каше. Может, я – на другой планете…

- Майя, одно яйцо продлевает жизнь на вомемь лет! Вы сколько осилите? - абсолютно серьезно спросил Глеб.
- Три! – не задумываясь, засмеялась Майя.

Японец оставил им корзину с яйцами, у которых скарлупа стала абсолютно черной, долго кланялся и Майе, и Глебу; он так же быстро исчез, как и появился…

- Знаете, Майя, этот японец, ему уже 86 лет, живет со своей семьей в крошечном домике у подножия горы. А на этой площадке он начал работать после смерти своего отца. С ним я познакомился, когда поднялся на Фудзи впервые…
Однажды он меня здорово рассмешил. Днем я приехал сюда, как всегда, один и увидел очень богато одетых, громко разговаривающих немцев. Они покупали много вареных яиц у этого старика и с хорошим немецким аппетитом ели. Мы стояли с ним и беседовали. И я, радуясь тому, как бойко идет его торговля, заметил, что ему сегодня повезло, столько крутых иностранцев приехало.
Он спросил меня, а что значит «крутые». И я, великий знаток японского языка, начал объяснять ему, что вот, вы варите яйца вкрутую, а они…
Он прервал меня и, хитро прикрыв глаза, сказал: все понял, крутые – значит, у этих мужчин очень большие яйца.

Они спустились быстро и всю обратную дорогу Майя то молчала, то, вспоминая о крутых яйцах, принималась хохотать так, что Глеб не мог удержаться и смеялся еще громче, чем она.

Они мчались в Токио и были счастливы. Каждый по-своему… Глеб – потому что показал Майе Фудзияму, о которой мечтал еще мальчишкой... А Майя надеялась, что три яйца продлят ей жизнь на двадцать четыре года, и она обязательно приедет в Японию, чтобы снова поговорить с океаном и увидеть священную гору...