Без определённого места жительства

               


По поводу этой повести


                В Советском Союзе, считалось, бомжей не было. Но они были. Не в таком  количестве,  правда,  как  сейчас.  Тогда  о них не говорили вообще, а сейчас почти не говорят. И такой статистики нет. Да и о чём сейчас говорят, что показывают и пишут? О политических партиях и их демократиях. О профессиональном коммерческом спорте, где идёт нешуточная  борьба за миллионы. Об изрядно поднадоевшей народу жизни деятелей шоу бизнеса. О нескончаемом воровстве чиновников всевозможных рангов, которые, шутя, отделываются  мизерными  сроками. О культе денег везде и всюду. И это всё составляющие демократии? Но почему же тогда народ смеётся над такой демократией  и  презирает её?  А кто-то, устав, от такой вакханалии уже перестал над всем этим задумываться – всё равно лучше не будет.
Грубость, невоспитанность, разгильдяйство, необязательность, ложь и обман, нищета  половины населения страны, высокая смертность, воровство во властных исполнительных и  законодательных структурах,  подростковая  преступность и беспричинная жестокость, граничащая с варварством и другие пороки наряду со всем  хорошим  -  это показатели здоровья общества, а,  значит, и государства. А примеров, откуда это брать более, чем достаточно. Посмотрите, сколько книг о бандитах, ворах  и  убийцах  на  полках  наших  магазинов?      
А сколько фильмов льётся с экранов, где грабят, убивают,  воруют, насилуют, обманывают, лицемерят, предают близких и друзей.  И когда  и  как  всё это запретить читать и смотреть детям и подросткам? Складывается впечатление, что воры всех мастей, бандиты и убийцы стали основными героями нашего и без того никудышного общества. Пословица верна – рыба гниёт с головы. Да не гниёт, давно уже сгнила. А гниль тяжело и долго выводится.
Летом около дома, где нет ни детской, ни спортивной площадки (а когда-то была), зато есть стоянка автомобилей и зал игровых автоматов бегали как-то дети, шумели и спорили. Я прислушался. Господи, они все хотели быть… бандитами, чтобы угонять стоящие автомобили. Пока, как они сказали, не по настоящему. Я, наивный, сказал им, что игра их будет интереснее, если часть из них будет милиционерами, чтобы ловить «преступников». И тут вдруг наступила тишина. Ни один (!) из детей не захотел стать «милиционером».  А их было около десятка. Тут стоит задуматься. А когда я кивнул на зал «одноруких бандитов» и предложил его «ограбить» - с энтузиазмом согласились… все. Без разговоров. И азартно принялись обсуждать, как это лучше сделать. И тут тоже стоит задуматься. Что ж, имеем то, что имеем.
Во многом государство косвенно, а где-то и прямо (например, слишком либеральными и непродуманными законами, боязнью зажима т.н. демократических завоеваний, лоббированию и протекционизму и пр.) способствует развитию преступности, а потом само же с ней и борется. Кстати, на наши же налоги. А будет ли кому с ней бороться через 15-20 лет? Даже на наши налоги. 
Есть и ещё один порок общества. Это пьянство. И оно, пожалуй, наряду с наркоманией один из самых опасных и коварных пороков, ибо приводит к моральной и умственной деградации и не щадит ни рабочих, ни учёных, ни лётчиков, ни артистов, ни академиков, ни, простите, президентов. Оно никого не щадит, кто вступает на этот путь и не в состоянии вовремя остановиться. И это страшно. Очень страшно. Ибо приводит к деградации личности, а в итоге и общества. 
И не дай вам бог, чтобы так сложилась ваша жизнь.

В. Гудошников.


Уже четвёртую неделю он лежал на куче старого грязного тряпья у края лесополосы, в десяти метрах от дороги в аэропорт. От холода не страдал – лето было на редкость жаркое. Если же шёл  дождь, накрывался с головой куском старого полиэтилена кем-то из садоводов выброшенного за ненадобностью. Когда-то им закрывали грядки в весенние заморозки. Прямо за дорогой располагалось садовое товарищество, откуда сердобольные женщины приносили ему хлеб и огурцы. Мужчины иногда оставляли недопитые бутылки с водкой, самогоном или пивом и сигареты. Порой перепадал и какой-то деликатес в виде куска сыра или колбасы.
Сегодня у него был удачный день. Ему натащили много хлеба, кто-то дал кусок сала, кто-то полбаллона недопитого вчера выдохшегося тёплого пива. Но ничего, сойдёт. Пиво он с жадностью выпил сразу же. Было заметно, как в его грязных давно не мытых руках дрожал сосуд. Хлеб и сало завернул в старую грязную газету и затолкал в рукав грязной рваной фуфайки, чтобы уберечь от вконец обнаглевших мышей и бездомных собак, донимавших его по ночам.
Пиво слегка ударило в голову и ему до умопомрачения захотелось выпить водки. На худой конец самогона, тройного одеколона или денатурата. Слюна во рту вдруг стала жидкой. Он сплюнул в траву, чиркнул спичкой, прикурил остаток сигареты «Прима» и жадно несколько раз затянулся, ощущая, как никотиновая отрава ещё сильнее вскружила голову. Когда чинарик начал жечь пальцы и губы, затушил его и завернул в обрывок газеты. Потом, распотрошив несколько таких окурков, он слепит из них самокрутку. 
Желание выпить не пропадало, а наоборот разгорелось до такой степени, что он почувствовал тошноту. А ведь магазин вот он, всего триста метров. Там много всякой водки и пива. Холодного, прямо из холодильника. Есть и самогон. Всего на расстоянии ста пятидесяти метров от него у сторожа садового товарищества. О-о, какой самогон! Пожалуйста, приходи и бери в любое время дня и ночи. Если конечно есть деньги.
Но не добраться ему ни до магазина, ни до сторожа. Ходить он не в состоянии. Даже ползать не может. С трудом, превозмогая боль, он может перекатываться с бока на бок на несколько метров от своей лежанки лишь затем, чтобы лёжа справить нужду. Со временем всё окружающее пространство вокруг него провоняло. Да и сам он грязный, небритый, не стриженый, с безобразно свисающими космами свалявшихся волос, с гнилыми прокуренными зубами и воспалёнными глазами, вонял не меньше. Он давно забыл, когда мылся последний раз.
Слава Мыльников был бомж со стажем. Последние несколько лет он обитал в окрестностях аэропорта или в самом аэропорту, а поскольку когда-то тут и работал не один год, его многие знали.
         Как-то о нём написали статью в местной газете и даже поместили фотографию, после чего единственный бомж  на весь аэропорт и его окрестности стал знаменитым. Иногда проезжающие мимо машины останавливались, из них выходили любопытные пассажиры, и кто с интересом, а кто с отвращением разглядывали его, правда, опасаясь подходить близко. Ещё бы: в советские времена о бомжах они и не знали. А уж увидеть…
 - Чего надо? – встречал он их грубым голосом похожим на рычание зверя.
 - Просто так, - отвечали ему, - посмотреть.
 - Посмотреть? Деньги платите за смотрины, - приподнимался бомж, опираясь на локоть, - или сигарет давайте, если водки нет… вашу мать! 
И ему оставляли деньги и сигареты и отходили с брезгливой миной на лице, кто, качая головой и вздыхая, а кто смеясь.
Иногда его навещали местные поселковые алкаши. До грани падения Мыльникова им было ещё далеко хотя бы потому, что они имели своё жильё и не ночевали, где попало, как бездомные собаки. Эти люди, перебивающиеся случайными заработками, редко имели деньги на выпивку. Бомж же в иной день имел и выпивку и деньги, благодаря сердобольному населению окрестных садов. Конечно же, алкаши наносили визиты не из-за любви к этому вконец опустившемуся человеку. Они знали: Славу всегда можно раскрутить на бутылку водки или самогона. Главное его завести.
Сегодня с утра поселковый алкаш Сеня, треть жизни проведший в тюрьмах и лагерях за банальное воровство, гонимый похмельным синдромом, встал рано и отправился в рейд по окрестным садам, выглядывая, где у кого и что плохо лежит. Плохо лежали добротные вилы, которые Сеня не преминул умыкнуть. Продав их на соседней линии за 50 рублей, он прямиком направился к магазину. У дверей его стояли две неряшливо выглядевшие личности, с помятыми физиономиями  и ярко выраженным желанием опохмелиться. Сеня дружелюбно поздоровался с ними. Это были свои люди.
 - Сеня, ничего нет? – с надеждой во взоре спросил один из них.
 - Шланги дымятся, колдыри?– улыбнулся Сеня.
 - Дымятся, Сеня, а денег нет, чтобы пожар загасить. Выручай. Хотя бы пивка.
 - Работать надо, -  покровительственно посоветовал Сеня, - тогда и деньги будут.
 - Оно так конечно, но от работы-то и лошади дохнут. Ха-ха!
 - Ну-ну! - помотал головой Сеня, о чём-то размышляя. – Говорите, лошади дохнут? Это плохо. Это очень плохо. Жалко лошадок. А впрочем, - он поскрёб себя под рубахой, - ждите меня здесь и я вернусь.
Через пару минут он вышел из магазина с заветной бутылкой в руках.
 - Ну, Сеня, ты волшебник, - просияли колдыри и тут же забеспокоились: - А чем же закусить?
 -Водки им дай, закусь им дай, - скривился в гримасе улыбки Сеня. – Может быть, вам ещё и бабу?
 - Не-а, - улыбнулся один из колдырей. – Кто с водкой дружен - тому это самое, - похлопал себя по ширинке, - он не нужен.
 - Тьфу на тебя! - осклабился Сеня и приказал: - Следуйте за мной в кильватер. Больного навестим. У него и закуска есть.
Бомж  лежал  на куче тряпья и яростно чесался. На нём были донельзя засаленные когда-то имевшие синий цвет аэрофлотовские брюки и ещё более грязная тоже когда-то имевшая синий, а теперь уже чёрный цвет аэрофлотовская рубашка. Одеяние это он подобрал ещё в начале  лета в мусорном ящике.
 - Тук-тук-тук,- постучал по дереву Сеня. - К вам можно войти, сэр? Фу-у, какой у вас беспорядок! Да и запашок ещё тот. Сам не можешь прибираться - найми служанку. Заминировал тут всё кругом - не пройти. Как ваше здоровье?
 - Какое здоровье! - скривился в гримасе боли Слава, приподнимаясь.
 - Ничего, сейчас поправим. Выпить хочешь?
Вопрос был явно настолько излишен, что Сеня смутился. Выпить Слава хотел в любое время суток.
Водку разлили в грязные одноразовые пластиковые стаканы, валявшиеся рядом, предварительно вытряхнув из них муравьёв.
 - Ну, поправляйся. Да, зажевать-то у тебя есть что-нибудь?
Бутылку выпили в один приём. Немного завеселело. Завязался разговор, кто, где, когда с кем и сколько пил последние дни. Но скоро эта тема была исчерпана, ибо пустая бутылка не способствовала продолжению беседы.
 - Ну что, мужики, скинемся ещё на одну? - предложил Сеня, и все стали шарить по карманам, звеня мелочью. Набрали 15 рублей.
 - Слава, добавляй. Или больше не будешь?
Мыльникову выпитой водки было достаточно, чтобы повело крышу. Он достал из нагрудного кармана несколько смятых десяток.
 - Ого, кучеряво живешь! - воскликнул Сеня. - Мне что ли лечь на другой стороне дороги, - заржал он. -  Сейчас конкуренция приветствуется.
Один из собутыльников сбегал к дому сторожа.
 - Вот! - радостно объявил он. - Две взял. Пять рэ не хватило, но хозяин простил.
Вторую бутылку осушили также в один приём. Самогон оказался отвратительным с мерзким сивушным запахом, но привыкшие пить всё, что горит, они выпили его легко. Скоро пошла в ход и третья бутылка, но уже без закуски, ибо все запасы бомжа были съедены.
Из всех четверых Сеня был самый молодой и крепкий, а потому оказался и самым трезвым. Один из колдырей прилёг рядом с бомжом и скоро захрапел. Другой встал и, расстегнув ширинку, направился в заросли лесополосы, спотыкаясь на всюду расставленных Славой «минах».
 - Так, похоже, спектакль окончен, - глядя ему вслед, задумчиво произнёс Сеня. - Поправляйся, Слава, всех тебе благ. Я убываю в неизвестность. Родина-мать зовёт. А этот, - ткнул пальцем в храпящего собутыльника, - пускай полежит. Всё тебе веселее будет. Ну, пока!
       Бомж посмотрел на Сеню мутным взглядом, попытался приподняться, но тут же рухнул и закрыл глаза. Он уже не чувствовал боли в неправильно срастающемся тазобедренном суставе. Безобразно грязная фуфайка, на которой он лежал, вдруг стала мокрой, и резко запахло то ли ацетоном, то ли аммиаком.
Был жаркий июльский полдень. Термометр у дома сторожа показывал плюс 33 по Цельсию.
                -------------------------------------
Ещё в начале девяностых годов Мыльников жил так же, как жило большинство советских людей: однокомнатная квартира, жена и двое детей, которых почти не видел, так как дома бывал редко, а всё больше в командировках. Он работал техником вертолёта, неплохо разбирался в двигателях, не нарушал трудовой дисциплины, не «высовывался» и потому был на хорошем счету у начальства. Жена тоже работала, как-то умудряясь при этом справляться с двумя сыновьями - учениками начальных классов. Не шиковали особо, но денег на всё необходимое хватало. Имелся свой угол, хлеб с маслом тоже был. А что ещё надо? Иного ведь никогда и не знали.
           Вертолёты круглый год работали на оперативных точках в отрыве от базы. Но раз в месяц они прилетали на несколько дней домой для проведения регламентных и профилактических работ, для замены отработавших свой срок агрегатов. Тогда в семье был праздник. Из районных центров он привозил мясо, масло, яйца и другие продукты, которых было нельзя найти в магазинах. Через несколько дней он снова улетал и праздник кончался. Возможно, так бы и просуществовала эта семья до наших дней, не начнись в стране ельцинская экономическая вакханалия. Цены взлетели в десятки, затем в сотни раз. Зарплата за ними не поспевала. Для большинства людей, едва дотягивающих до очередной получки, это был шок.
Получки стали подачками, нет, скорее циничным издевательством, а если у кого и были сбережения - накрылись медным тазом.
В феврале Мыльников прилетел с экипажем на базу. Получили зарплату за январь и…
- Как же с такими деньгами домой ехать? - обескуражено посмотрел Слава на командира. - При нынешних ценах этих денег и на неделю не хватит.
- Не знаю, - вздохнул командир и кивнул на моториста. -  А вот он ещё меньше нас получил. К тому же алименты с него удержали.
- Тридцать семь рэ и сорок коп, - хмуро улыбнулся тот. - Жена выгонит.
Вечером приехали в город, зашли в ближайший магазин и были шокированы. По прежнему пустые полки, но кое-что уже было. И не было никаких талонов. Как из под земли появилась водка, некоторые продукты, сигареты. Люди заходили, хмуро смотрели на ценники, кивали головами и уходили. Никто ничего не покупал.
- Будь он проклят этот козёл! - воскликнул, глядя на ценники, Мыльников. - Что же дальше будет?
Что будет дальше, не знал никто, в том числе и «этот козёл», ударившийся в беспробудное пьянство то ли оттого, что добрался, наконец, до высшей власти, то ли понимая, что натворил. Но для него пути назад уже не было. Впрочем, не было пути назад уже и для страны.
По старой авиационной традиции, уходящей корнями в истоки авиации, сбросились, купили водки, зашли в ближайшую столовую. Там было пусто. Из-за дороговизны с Нового года эти заведения лишились клиентов и стали закрываться.
Домой идти не хотелось. Первый раз пили не с радостью по случаю долгожданного прилёта. Всех, кроме холостого механика, волновал вопрос: что сказать домашним о своей зарплате. Как на неё жить?
Слава молча встал и сбегал за второй бутылкой. Так же молча все сбросились и вернули ему деньги.  Молча выпили. Говорить ни о чём не хотелось.
Приехав домой, Слава застал заплаканную жену. В заводскую столовую, где она работала, рабочие ходить перестали, и весь персонал отправили в бессрочный неоплачиваемый отпуск. Это были первые гримасы так называемых капиталистических рыночных отношений. Холодильник был пуст. Угрюмые дети с надеждой смотрели на его походную сумку, но на этот раз и она была пуста. Праздника не получилось.
Утром он пошёл в магазин и купил продукты и бутылку водки. Никакие талоны уже никто не спрашивал, как будто их никогда и не существовало. Но цены, цены! Оставшиеся деньги отдал жене. Она молча взяла их, пересчитала, и на глазах навернулись слёзы. На них нельзя было
прожить и неделю. Тогда он вытащил из кармана ещё 15 рублей - заначку - и протянул ей.
- Как-нибудь обойдусь, - ответил хмуро. - Через три дня  улетаем, нам выпишут командировочные. Без денег не полетим.
Потом он на кухне пил водку, курил, пытаясь понять, что же случилось с этой страной. И не находил ответа.
На четвёртый день они снова улетели на оперативную точку за двести километров от базы.    
                -----------------------
В командировках техническим обслуживанием, заправкой вертолёта и всем имуществом, включая авиабензин, командует авиатехник. Помогают ему в этом моторист и механик. Пока вертолёт находится в воздухе, он на аэродроме является старшим начальником.  Пользуясь этим, Слава потихоньку стал приторговывать авиабензином, который прекрасно работал и в автомобилях, по ценам меньшим так называемых государственных, которые  росли почти ежедневно.
Набирал обороты дикий капитализм. Люди бросились продавать всё и вся, чтобы хоть как-то пережить это смутное время. С разваливающихся на глазах  предприятий,  потерявших  хозяйственные  связи, растаскивалось и продавалось всё, что можно было утащить или вывезти.
Люди словно с ума посходили. Продавались боевые корабли, самолёты и подводные лодки. На этом государственные чиновники несказанно обогащались. Народ  России катастрофически нищал. Впрочем, он никогда и не был богатым. На нём богатели другие. С наступлением ельцинского капитализма это приняло беспрецедентные размеры. Честь, стыд, совесть и патриотизм были начисто забыты. Нажива - вот что стало главным.
Известно, что рыба гниёт с головы. Народу было с кого брать пример.
И брали. А чего ж, им можно, а нам нельзя? Сейчас демократия.
А потом наступило то, что народ справедливо назвал прихватизацией. Заработную плату начали получать десятками тысяч, потом сотнями. А вскоре в России почти все стали миллионерами. На всё это взирал президент и его команда, не зная, что делать.
Пропорционально росту цен началась и деградация авиационного техника Вячеслава Мыльникова, поскольку за бензин в основном расплачивались водкой, спиртом или обычным российским, вонючим пойлом - самогоном.
Нередко в жизни бывает так: то, что одним забава, другим - отрава. Мыльников проработал в авиации много лет, знал много авиационного люда, но не знал ни одного человека, который здесь в той или иной степени не пил. Это была традиция. Ведь в былые времена вся авиация держалась на спирте. Без него не уходил в полёт ни один самолёт. Спирта всем хватало. Одни пили ежедневно, но понемногу. Пили много лет и не спивались. Другие пили помногу и… пока не спивались. Но, осознав, куда скатываются, резко сбавляли темп.
Есть категория людей, которые пьют много и ежедневно, но выглядят, как свежие огурчики. Их выручает хорошее здоровье. Жить бы таким до ста лет, но они иногда не дотягивают и до шестидесяти. Но не деградируют, не опускаются до дна. Этим водка - забава. Есть деньги, водка и время выпить - выпьют, нет - ну и не надо. Как говорят, у них нет алкогольной зависимости, или она очень слабая. Хотят - пьют, не хотят - не пьют. Но есть категория людей, которые, вкусив алкоголя однажды, сами остановиться уже не могут. Эти хотят - пьют и не хотят - тоже пьют. Для таких людей водка - отрава. Это болезнь, это страшная болезнь. К такой вот категории и принадлежал Слава Мыльников.      
А первые звоночки для него начались несколько лет назад, когда он ещё не был грязным, оборванным бомжом, а всего лишь временно безработным. Это была первая ступень деградации.
Тогда они работали в небольшом районном городке, где почти каждый знал каждого, а уж прилетающих в командировки лётчиков знали все. Как-то вечером после полётов выпили, как всегда, традиционные две бутылки на четверых и сидели, покуривая, в гостинице у телевизора. Но смотреть было нечего. На всех каналах (всего-то три) маячил Горбачёв со своей надоевшей всем перестройкой и бесконечными словопрениями и обещаниями. На фоне абсолютно пустых прилавков магазинов это раздражало. Телевизор выключили и завалились спать. Что же ещё можно делать в пыльном и грязном  городишке, который вдоль и поперёк можно было обойти за сорок минут?
- А мне спать не хочется, - сказал Слава. - Я, командир, пройдусь, подышу воздухом, по местному Бродвею прошвырнусь. Вернусь через часик.
Он надел форменный пиджак, поправил галстук, взял фуражку и вышел на улицу. Покрасоваться в форме Мыльников любил. Ещё бы! Лётчики здесь, на периферии, не частые гости и редкая женщина не оборачивалась им вслед. Именно так и происходило, когда он шёл по центральной улице городка. А то, что он не лётчик, а всего лишь техник - ерунда, на лбу же это не написано. Форма-то одинаковая.
Слава шёл, представляя себя со стороны, и нравился сам себе. Стройная фигура, лёгкая походка, в полусогнутой руке между пальцами зажата дымящаяся сигарета. Выпитый стакан водки приятно кружил голову. Он решил заговорить с какой-нибудь встречной молодухой, но как назло  попадались одни старухи. От досады Слава сплюнул и выбросил недокуренную сигарету. А проходил он как раз мимо одного из трёх имевшихся в этом городишке продовольственных магазинов. Прекрасно зная, что его полки абсолютно пусты, всё-таки решил зайти, так как сквозь стекло окна заметил несколько стоящих там женщин. Все взгляды устремились на него.
- Никак лётчик?- услышал он. - Зинка, наклеивай.
Не глядя на женщин, обратился к грудастой продавщице:
- У вас сигареты «Честерфильд» есть?
- Что-о? - опешила та. - Какой ещё фильд? У нас забыли, когда махорка была.
- Плохо, - сделал лёгкую гримасу Слава. - Ну а «Слынчев бряг», «Белый аист» или «Наполеон» есть?
Женщины у прилавка при слове Наполеон засмеялись. Откуда им знать, что есть в мире такой коньяк. Слава смутился. Решил, было шокировать их этим вопросом, а они смеются. Чего смешного-то?
- Наполеонов у нас тут нет, - сказала одна, - а вот Чапаев есть. Да вот он, лёгок на помине. И дружки его при нём.
В магазин вошли три местных авторитета. У двоих из карманов торчало по бутылке самогона, заткнутых скрученной газетой.
- Чапай, - обратилась к одному женщина, - вот лётчик Наполеона ищет, а мы говорим, что такого, мол, тут нет, а есть только Чапаев.
- Чего плетёшь, шалава, - покосился вошедший на женщину, отодвигая её рукой в сторону. - Дай вон эту, - повернулся к продавщице, ткнув пальцем на полку, где стояли кильки в томате.
А больше в магазине ничего и не было, не считая трёхлитровых банок с чем-то мерзко-зелёным. Нет, была ещё морская капуста, но в пол литровых банках. Мужчина, которого назвали Чапаем, взял банку с килькой, сунул её в карман и посмотрел на Мыльникова.  
 - И чего это  в  магазине нашем  лётчики делают? Тут же покупать нечего. Как, впрочем, и во всей нашей любимой Родине. Если хочешь выпить - пошли с нами. Наполеонов нет, но вот самогон имеется. Да здесь и он дефицит.
Долго уговаривать Славу не пришлось. Из магазина они вышли вместе.
Очнулся он утром на местном кладбище. Нос разбит, один глаз заплыл и не открывается, верхняя губа, казалось, занимает половину лица. Вся форма в грязи, в карманах пусто: ни денег, ни документов. Голова словно залита свинцом. Вспомнил, что на кладбище пил самогон с местными колдырями. Помнил, что доставал деньги, чтобы угостить «хороших ребят». Кто-то ещё дважды бегал за самогоном. Дальше - провал в памяти.
«А на кладбище всё спокойненько», - вспомнилась песня Высоцкого.  «Ни хрена себе - спокойненько, - подумал, трясясь от утренней свежести, Слава, - Мне же вертолёт к вылету готовить пора». Он поднял руку, чтобы посмотреть на часы и не обнаружил их. Ясно. Зато обнаружил, что стоит у могильного холмика в одних носках. Тоже ясно. Хорошо хоть, что догола не раздели, сволочи. Сориентировавшись, зашагал на аэродром. Среди всякого барахла, которое в изобилии возили с собой все авиатехники, нашёл старые кирзовые сапоги, выдаваемые им, как специальную рабочую обувь, которую никто никогда не носил.
Командир с механиком и мотористом приехали на аэродром, заслышав звуки прогреваемых двигателей. Слава сидел в кабине и пытался вспомнить события прошедшей ночи.
- Предупреждать нужно, когда на всю ночь уходишь, - накинулся на него командир. - Мог бы и позвонить в гостиницу. Ого! Да ты никак в переделке побывал? Нечего одному шляться. Не сомневаюсь, что виновата здешняя дама.
- Она самая, - закивал Слава. - Понимаешь, познакомился, в кино на вечерний сеанс пригласил. Ну и всё такое прочее. А от неё возвращаюсь - три амбала навстречу. Ну и… одного я тоже хорошо подцепил, да и второму досталось. Но потом меня вырубили. Вот, - дотронулся Мыльников до распухшего носа. - В себя пришёл - ни денег, ни документов. Как с такой рожей идти в гостиницу? Пошёл сразу на аэродром.
- Постой-ка, а какие документы у тебя были?
- Паспорт, свидетельство авиатехника, пропуск.
- Твою мать! - ахнул командир. - Ну, хрен с ним с паспортом да пропуском. А вот свидетельство! Ты же без него не имеешь права технику обслуживать. Ты это знаешь?
- Знаю, - вздохнул Слава. - Давай, командир, сделаем так: ты про это не знаешь. А прилетим на базу - сам доложу об утере.
Так и решили. Вертолёт улетел, а Мыльников стал бесцельно бродить по аэродрому,  пытаясь что-нибудь вспомнить. Бесполезно. Голова гудела, и разгоралось желание опохмелиться. Но на что?
- Слушай, может бензином торганём? - обратился к механику.
- Можно, - поднялся тот с раскладушки.
За сто литров бензина им дали три литра самогона. Налили по полстакана, выпили.
- Я - пас, - сказал механик, когда Слава во второй раз потянулся к банке, - во время работы не пью.
- Ты тоже не будешь? - повернулся к мотористу. Тот отрицательно помотал головой. - А я выпью, может легче будет, - дотронулся до заплывшего глаза. - Болит зараза.
После обеда вертолёт снова улетел.  Мыльников заставил моториста с механиком прибираться на стоянке, а сам заспешил в технический домик, где стояла банка с самогоном. В голове по прежнему гудело, на душе было муторно. Угнетала утрата свидетельства. За это могли снять с работы.
Ребята, прибравшись на стоянке, через полчаса зашли в домик и увидели спящего за столом Славу. Наполовину пустая банка позволяла судить о его состоянии.
- Слава! - затряс его механик. - Уже готов? Зря ты так пьёшь.
Тот тяжело поднял голову, пьяно посмотрел единственным глазом на своего помощника, явно его не узнавая.
- Отвали, не твоё дело! Кто ты такой, чтобы меня учить?
Последнее время, когда Слава перебирал, он становился агрессивным и злым и мог ударить человека. Механик это знал и чтобы не накалять обстановку повернулся и молча вышел. А Мыльников снова потянулся к банке.
Через три часа приземлился вертолёт. Механик с мотористом начали заправку.
- А где Слава? - спросил командир.
- Там, - хмуро кивнул механик на технический домик.
- Ясно. Не выдержала душа поэта.
Мыльников лежал в засаленном комбинезоне и в сапогах на раскладушке. Грязный пиджак, белая рубашка и галстук висели на вбитом в стену гвозде. Брюки валялись на полу.
- Пускай тут и валяется до утра. Не тащить же это чучело в гостиницу, - вспылил командир. - Совсем пить не умеет. Завтра я с ним поговорю…
Но поговорить утром со Славой было невозможно. Авиатехник находился в невменяемом состоянии. На столе лежали остатки закуски, любезно предоставленные сторожем аэродрома, который тоже был пьян,  хотя на ногах ещё держался.
- Готовьте вертолёт к вылету, - приказал командир ребятам. - Сегодня доработаем день, а завтра вылетаем на базу.
- Как на базу? - удивился механик.
- Я ещё вчера получил радиограмму в полёте. У нас по двигателям планируются регламентные работы.
- Дела! А этого куда? Как его в таком виде на базе показывать?
- Это его проблемы. Я от него откажусь. Может другой командир согласится с ним работать. А с меня довольно. Да у него и свидетельства нет теперь. Вечером, пришедший в себя, Мыльников просил у командира прощенья. В синей форме и кирзовых сапогах он выглядел нелепо. На носу  его красовались тёмные очки с треснутым стеклом. Их  ему принёс сторож.
- Не надо у меня прощения просить, - бушевал командир, - ты мне лично ничего плохого пока не сделал. А вот с работой у тебя не первый прокол. Завязывай с пьянками, Слава. Не умеешь пить - не пей. Не бросишь - плохо кончишь. Сам-то что об этом думаешь?
- Завязал, командир. Железно завязал, - бубнил Мыльников. - Только на базе начальству не говори.
- Не скажу, - пообещал отходчивый командир. - Прилетим домой - сдашь вертолёт как положено. А после доложишь об утере свидетельства.
- Всё сделаю. А свидетельство не потерял, а украли.
- Говори, что хочешь. Но учти: пока не сдашь зачёты на подтверждение классности и не получишь дубликат до работы тебя не допустят. А резину тянуть не в твоих интересах. Потеряешь в заплате и не мало.
-----------------
На базу прилетели к обеду. Командир сдал в эскадрилье полётную документацию, и уехал домой. Слава с механиком за час сдали оборудование и вертолёт в участок трудоёмких регламентов, где будут дефектировать двигатели и пошли к начальству просить отгулы.
- Чего это ты, Мыльников, в такую жару в сапогах ходишь? - удивился начальник участка. - А что с физиономией у тебя?
Пришлось рассказать, что пострадал из-за женщины. Лишился часов, туфель и денег.
- Я вам миллион раз говорил, чтобы не шлялись по одному на оперативных точках. Герои, чёрт вас побрал!
- А ещё у меня документы украли. В том числе и свидетельство.
- Оп твою мать! - вскочил начальник вертолётного участка. - С этого и надо было начинать. Какие тебе теперь отгулы? Пиши объяснительную на имя начальника базы. Пойдёшь к нему на ковёр.
- С такой физиономией, - заныл Мыльников. - Дай хоть пару дней отдохнуть.
- В авиации и не такое видели. Ну ладно. Придешь через два дня. Ты - тоже, - кивнул механику. - Свободны. Ну и рожа у тебя, Мыльников!
Домой Слава не поехал. Сначала надо было раздобыть где-то хоть немного денег, чтобы оставить жене. Он вспомнил, что в тот злополучный день у него во внутреннем кармане пиджака лежала приличная сумма денег за проданный бензин. С такими деньгами и с набитой мордой не стыдно домой явиться. Набрехал бы что-нибудь. Да ещё и героем бы выглядел. А как же, один против троих.
Денег он не нашёл. Их попросту ни у кого не было, а у кого и были - на бутылку, не больше.
-У меня тоже нет денег, - сказал ему знакомый аккумуляторщик, работавший когда-то у него мотористом. - А вот выпить - есть. Спиртяга. Хочешь? Кто это тебя так разрисовал?
Слава в подробностях рассказал, как дрался с троими, вырубил одного, второго тоже хорошо приложил, а третий трусливо бежал с поля боя.
- Как видишь, и мне досталось, - закончил он. - Так говоришь денег у тебя нет?
- Нет, - подтвердил аккумуляторщик.
- А что за спирт у тебя? Вонючка?
- Спирт известный - ЭАФ. Не медицинский, но…
Это эфироальдегидная фракция или спирт технический. Он применяется для промывки точных приборов. А чтобы его не пили, а использовали по назначению, в него с некоторых пор стали добавлять какую-то очень вонючую присадку. В радиусе нескольких метров от такого человека, если он осмеливался это выпить, несло, как из преисподней. Увы, не помогло. И не такое пьют.
- ЭАФ говоришь? Вонючий уж больно.
- Зато голова не болит. Сам знаешь. Проверено не раз.
- Ну, тогда налей немного.
Аккумуляторщик извлёк из-под верстака большую стеклянную банку и плеснул в литровую мерную кружку немного спирта.
- Меньше тары нет? - удивился Слава. - Фу, ну и вонь! Самогон лучше.
- Эге, что твой самогон?  В нём градусов-то сколько? А сколько в этом? То-то! Ну, давай!
Слава выдохнул воздух и приложился. Но сделал только несколько глотков и со всхлипом оторвался от сосуда, мотая головой.
- Вот, запей, водичка дистиллированная, - подал ему ещё одну посудину аккумуляторщик. - Не хочешь чистый пить - можешь развести.
- И сколько же у тебя этого ЭАФа? - отдышавшись, спросил Слава.
- Хватает, - улыбнулся хозяин. - Мне ведь весь аэропорт приносит аккумуляторы заряжать. Со своих машин. А что я им бесплатно это делать должен? Ха-ха! Спирт-то, сам знаешь, выписать не проблема. Конечно для производственных целей. Да его бочками льют.
- Кучеряво живёшь, - позавидовал Мыльников.
- Не жалуюсь. Но я не ворую, как там, - аккумуляторщик неопределённо задрал голову в потолок. - Ну, давай понемногу! Хорошая штука, я тебе скажу! И голова не болит, как с водки. В ней же один ацетон. Ты наливай себе ещё, если хочешь. Я ведь на работе.
В любой авиационно-технической базе есть укромные уголки, где перебравший техник или механик может спокойно отлежаться, не замеченный начальством. Был такой закуток и в аккумуляторном цехе. В его углу стояла маленькая размерами два на два метра металлическая будочка с небольшой дверцей, на которой всегда висел замок. На двери надпись: «Инструменты». А ниже: «Осторожно, кислота».  Дверь эта была с секретом, ибо легко открывалась вместе с замком простым нажатием руки в нужном месте. А внутри была небольшая лежанка. Туда-то и уложил аккумуляторщик вырубившегося  Мыльникова.
В восемь вечера Славу разбудили.
- Пора домой, мой друг, смена закончилась. Как самочувствие?
Слава сполз с лежанки, шатаясь, вышел из железной конуры и огляделся единственным глазом. Второй затёк полностью. Он прищурил глаз от яркого света, бьющего в окно.
- Да, ну и вид у тебя! - ахнул аккумуляторщик. - Не рожа - а весенняя радуга. Как же ты домой поедешь?
Аккумуляторщик порылся  в углу  и достал грязные стоптанные ботинки без  шнурков, валявшиеся там много времени и брошенные неизвестно кем.
- Вот, одень, до дома доедешь. А сапоги свои сними. Да, и очки нацепи, не так заметно будет твой фингал. Ну и рожа! – снова воскликнул он и успокоил: - Ничего, бывает и хуже. Ну, давай на дорожку, - плеснул он в кружку. - За конец рабочего дня.
Выпили, закусили дистиллированной водой и зашагали на остановку.
Дома никого не было. Шатаясь, Слава прошёл на кухню. От вонючего спирта его мутило. Открыл холодильник. Он был абсолютно пуст. Оказалось, что был выключен. На кухонном столе лежала записка: «Уехали в деревню к родителям до сентября. Там легче жить. Заплати за квартиру».
С минуту он тупо смотрел на тетрадный листок, что-то соображая. Ах, да! Ну конечно, в деревне жить проще. Особенно летом. Там у родителей жены свой дом, огород. Есть какая-то живность. С голода не загнёшься. А тут, в городе, если и деньги есть - ничего не купишь. Полки магазинов совсем пусты.
Ему захотелось есть и он открыл ящик стола. Там кроме многочисленных талонов на продукты ничего не было. Выругавшись, швырнул их обратно и открыл нижний ящик стола. Там стояла вазочка с несколькими кусочками сахара, пустая банка от  чая, продававшегося по талонам, и кусок заскорузлого хлеба, завёрнутого в полиэтиленовый мешочек. Встряхнув банку, он обнаружил на дне немного чая. Это было всё.
Вздохнув, поставил кипятить чайник. Выпив два стакана крепкого чая, сел у окна и закурил. Надо было думать о завтрашнем дне.
Утром проснулся рано. Принял душ, припудрил заплывший глаз, надел свежую рубашку. В шкафу прихожей отыскал старые туфли, привёл их в порядок. Ничего, ещё послужат. Хорошо, что когда-то не выбросил. Затем постучался в соседнюю квартиру. Дома была одна хозяйка, которой он и живописал о своём бытие в последние дни. Смысл был таков: беда случилась, ни денег, ни документов. И как назло семья в деревню уехала. И испросил денег до получки.
Соседка денег дала и напомнила, что их дом закреплён теперь только за одним магазином и что в другом ему ничего не дадут. Даже по талонам. Слава поблагодарил и зашагал в магазин с рулоном талонов в кармане.
- Талоны за прошлый месяц не действительны, - сказала ему толстая, неряшливо одетая продавщица. Надо вовремя отоваривать. А то, что в командировке был - меня не касается.
- А где получить талоны за этот месяц? - спросил он.
- Там, - кивнула она в дальний угол магазина, где за столом сидела не менее толстая женщина в грязном, когда-то белом, халате. На столе лежали многочисленные списки.
- Паспорт давай, - протянула она руку.
- А зачем? - растерялся Слава.
- Не придуривайся, молодой человек. Ты что первый день замужем?  Откуда я знаю, что ты Мыльников. Или у тебя на лбу написано?
Слава поведал ей о своей трагедии.
- Пить меньше надо, алкаш,- ответила она, покосившись на него.  Из под очков вероятно виден был опухший глаз. - А у жены тоже паспорт украли? Пускай она приходит.
-Да нет её, она в деревне с детьми.
- А я не могу без паспорта талоны давать, кому попало. Иди в милицию, получай новый паспорт, тогда и приходи сюда.
-Да я же подохну, пока новый паспорт получу! - ахнул Слава. - Есть каждый день хочется.
- Ничего не могу поделать.
- Чтоб ты подавилась своими талонами! - рявкнул Слава и пошёл к выходу.
У дверей встретил знакомого грузчика, который когда-то доставал ему водку и без талонов. Но это было год назад. Тогда отовариваться можно было в любом магазине. Грузчик, как всегда, был с похмелья.  Слава поведал ему свою историю.
- Так вот и с голоду подохнуть можно, даже деньги имея, - закончил он.
- Не подохнешь, - успокоил грузчик. - Пузырь берёшь?
-Где же ты его без талонов возьмёшь?
- Пузырь берёшь, говорю? Пьём вместе.
- Беру!
- Деньги давай. И талоны давай на всякий случай. Жди меня здесь. - И грузчик исчез в недрах магазина.
Через пять минут он вернулся с пакетом. Там лежали две булки хлеба, пакет молока, палка колбасы, похожей на хозяйственное мыло и две бутылки водки.
- Вот, всё что смог. А талоны все отдал. Они там смухлюют, проведут их прошлым месяцем, а продукты или знакомым, или себе заберут. Уж это я точно знаю. Шагай за мной.
По ступенькам спустились в подвал, зашли в какой-то захламлённый старыми коробками закуток. Грузчик вытащил грязный стакан.
- Наливай!
Он выпил и отхватил ножом изрядный кусок колбасы. Слава подумал, что домой он уже придёт без неё.
Через пять минут бутылка была выпита. Закурили. Мыльников посетовал, что без талонов не купишь даже курева.
- Не купишь, - согласился грузчик. - Да и с талонами не купишь. Дефицит. Подожди, я сейчас. Он принёс Славе пачку «Беломора».
- Вот, держи. И давай разбегаться. Директриса - кобра. Засекёт нас тут - выгонит с работы. А место-то хлебное, сам видишь. Ты заходи, когда прижмёт, помогу.
К вечеру вторая бутылка была благополучно выпита. Этого Мыльникову хватило, чтобы отрубиться и он, не раздеваясь, повалился на диван. Проснулся ночью от жажды. Сначала и не сообразил, где находится. Пустым экраном подмигивал не выключенный с вечера телевизор.
Слава прошёл на кухню, с жадностью выпил два бокала воды. В желудке похолодело и тягуче заныло. Состояние было такое, словно его пропустили через мясорубку.  Он открыл холодильник.  Кроме оставшегося куска колбасы и пакета молока ничего нет. Да и быть не могло. Хлеб почему-то тоже лежал в холодильнике. Его вчера включить он забыл, и молоко было тёплое,  уже с кислинкой.  Он с сожалением посмотрел на пустую бутылку, стоящую на столе, жадно сглотнул слюну и налил бокал тёплого молока. С отвращением выпил, посмотрел на часы. Всего четыре утра. Выкурил папиросу, разделся и лёг в кровать. Снились то голые безобразные женщины, то авиационные катастрофы, то неведомые страны. Потом приснились недавние его обидчики.
«Надо у них хотя бы документы взять. Хрен с ними, с деньгами, часами и туфлями». Он дёрнулся и проснулся, огляделся, узнавая родные стены.
- Тьфу, зараза! - выругался неизвестно на кого. - Вот сволочи, даже во сне снятся.
Заснуть он уже больше не мог.
Утром, выпив чаю с колбасой, направился в паспортный стол.
-Так ты потерял паспорт или его украли? - спросил начальник паспортного стола.
- Ограбили меня. Всё взяли: документы, деньги. Да ещё вот, - Слава снял очки, - и синяков наставили. Иду никому не мешаю, а они навстречу. Четверо…
- Ясно, - кивнул майор. - С этой перестройкой столько всякого дерьма развелось! Приходи через неделю, лётчик. Сделаем тебе другой паспорт. Только фото - хихикнул - не кривоглазое приноси. А то и мать родная не узнает. Свидетельство о рождении, надеюсь, с собой не носишь?
- Нет, не ношу, - скривился Слава. 
На третий день Слава поехал в аэропорт, написал объяснительную об утрате свидетельства и предстал пред начальником базы. Подробно объяснил, как всё было.
- Хорош, красавец! - прорычал начальник базы, вставая из-за стола. - Говоришь, трое их было?
- Трое, - подтвердил Слава. - Но двоих я уделал.
  -…твою мать! - лениво ругнулся начальник базы. - Пить-то с умом надо. А зачем с собой документы и деньги в чужом городе таскать? Да ещё одному.
- Я трезвый был, - неуверенно возразил Мыльников.
-Ты кому мозги пудришь? - прорычал горилоподобный начальник базы. - Я тут почти сорок лет работаю и прекрасно знаю всю вашу братию. Трезвый он был. К чужим бабам трезвыми не ходят. Хе-хе-хе! А может быть, ты и не у бабы вовсе был? - сделал он серьёзное лицо.
       - У неё, у бабы.
- Вот за неё и пострадаешь. Бери зачётный лист и сдавай зачёты. Начинай с главного инженера. Ему сдашь – считай, будешь работать. У тебя ведь первый класс?
- Первый.
- Сдавать надо на пятёрки. С первого раза не сдашь - поедешь в управление сдавать. Поставят четвёрки - лишишься класса и потеряешь в зарплате. Дорогие нынче бабы-то? Хе-хе! А ко мне на заключение придёшь. Иди, учи, сдавай. И меньше этим, - щёлкнул себя по кадыку, - увлекайся. А не умеешь пить - лучше не пей. Свободен.
Все знали, что начальник базы, бывший спортсмен, здоровяк, пил много. Но пить умел.
- Главный инженер - зверь, - сказал ему встретившийся знакомый техник. - С первого раза ему никто не сдаёт. А уж за утерю свидетельства…
- Не терял я его, меня ограбили.
- Э-е, - махнул рукой коллега, - ему всё равно. Но ты иди к нему сегодня же, пока фингал не зажил. Может, сжалится над тобой.
Слава так и сделал. Главный инженер на базе слыл интеллигентом. Он никогда не ругался матом и не повышал ни на кого голоса. Лучше бы ругался.
- Садитесь, пожалуйста, - пригласил он Мыльникова. - Что это у вас, позвольте полюбопытствовать, с глазом?
Слава объяснил, что на него напали.
- Вы, вероятно, были пьяны?
- Да вы что! - возмущённо воскликнул Слава. - Я на точке не употребляю. Запрещено.
- Ну, хорошо, хорошо, - едва заметно улыбнулся главный инженер. - А вы в состоянии сейчас отвечать? Может быть, вам нужно к врачу. Вы у него были?
Слава заверил, что к врачу ему не надо.
- Ну что же, берите, - инженер извлёк из ящика стола кучу билетов. - Здесь вот по двигателю, а эти - по планеру. А вы готовились?
- Да, конечно. Вчера весь день конспекты читал. До поздней ночи.
Внешний вид ему не помог, разжалобить инженера не удалось. Он ответил только на половину вопросов, что явно было недостаточно на отличную оценку. Даже на четыре не тянуло. На наводящие вопросы он тоже не ответил. И ушёл на второй круг.
- Да что я ему, мальчик? - возмущался он у знакомого аккумуляторщика. - Задаёт идиотские вопросы, а я - всё помни. При какой температуре нарастания загорается табло «Пожар на двигателе». Ну не помню. Нам ведь по хрену, при какой она температуре загорается. Главное - действия при этом. Ну, сказал я ему - при десяти градусах. Оказалось - при двенадцати.  Вот гад! Как будто у нас каждый день двигатели горят. Или вот вопрос: когда делается холодная прокрутка двигателя? Я ему всё перечислил, один пункт только забыл.  «Вы не готовы, вы не готовы!» Козёл! У тебя есть что-нибудь?
- Есть, Слава. Что-нибудь у нас всегда есть. Выпей, успокойся и плюнь на этого козла.
- И плюну,- поднял Мыльников стакан. - Будем!
- Будем! А-ах, хорошо пошла. И главное, утром голова не болит. А водички выпил и как будто опохмелился.
На этот раз на закуску у них кроме воды был кусок домашнего пирога.
- Вот я тебе и говорю, плюнь ты на этого козла и иди к нам работать, - сказал аккумуляторщик, разливая по второй. - У нас вакансия есть.
-У вас зарплаты маленькие.
- Зато жить дома будешь, а не в клоповниках.
- У нас приличное жильё, ведомственное.
- Знаю я ваши гостиницы, - махнул рукой Славин друг. - А тут, говорю, жить дома будешь, при жене и детях. И никаких тебе зачётов. Да и шадым, - кивнул на банку, - всегда имеется.
- Он и на точках имеется, - возразил Слава. - Бензин, он всем нужен.
- Фи! Бензин! А если залетишь? Небо в клетку не видел? Или в прокуратуре есть знакомые?
- Это при нынешнем-то бардаке? Да вон там, - кивнул в потолок, - миллиарды воруют и ничего.
  - Потому и ничего, что воруют миллиарды. Они делятся. Там у них своя шайка. Но ты-то к ним не относишься. Кто миллионы ворует - тот уважаемый человек. А кто сотни - тот вор. Ты на миллион можешь свой бензин продать? Нет. Вот за это и сядешь. Ну, вздрогнули! А вообще-то, - крякнул он, - сейчас только ленивый не ворует.
Домой Слава шёл, покачиваясь. У магазина, рядом с которым он жил продавали пиво. Прямо с машины. По три бутылки на человека. Выстроилась громадная очередь. Последним вряд ли достанется, но они стояли. Надежда умирает последней. Пиво едва ли не единственное, что продавалось без талонов, но оно бывало в продаже очень редко.
Стоять в конце ему не хотелось и он, шатаясь, подошёл к голове очереди.
- Мужик, встань в очередь, - закричали ему.
- А я больной, - огрызнулся Слава. - Псих я. Порезать могу,  и ничего мне не будет. - И для убедительности сунул руку в карман, где кроме ключей ничего не было. - Дай-ка, девушка, три бутылки.
- Какая я тебе девушка, рожа бандитская? Я уже бабушка, - двинула ему бутылки продавщица. - Отваливай! Следующий.
Никто с  «бандитской рожей»  связываться не пожелал. Слава сгрёб свои бутылки и отвалил.
Вечером к нему зашла сестра, жившая неподалёку.
- Всё пьёшь? - глянула на пустые бутылки. -  Допьёшься когда-нибудь.  Где семья-то?
- В деревне. Вот, записку оставили. Любань, сделай пожрать что-нибудь.
- Продукты-то хоть у тебя есть?
Она открыла настенный шкаф, потрясла старые коробки. В одной нашлось пару горстей заскорузлых макарон.
- У тебя что же, больше нет ничего?
- Нет, - помотал головой Слава. - Тут и холодильник-то был отключён.
Люба достала из своей сумки банку кильки.
- Открой её. Суп тебе сварю. Да быстрее двигайся, у меня ребёнок один дома.
Мужа у Любаши никогда не было. Когда-то она работала проводницей на поездах дальнего следования и использовала последний шанс, родив на четвёртом десятке ребёнка от кого-то из своих пассажиров. С рождением ребёнка эту работу пришлось бросить. Дочь её уже ходила в первый класс.
Любаша сварила суп и ушла. Слава допил оставшееся пиво и с жадностью выхлебал жидкий суп. В желудке спирт встретился с пивом, и это дало новое опьянение.  Он прилёг на диван, закурил и с удовольствием затянулся.
Проснулся от дикого кашля. Всё его тело сотрясалось, дышалось с трудом. Нестерпимо жгло бок и правую руку. Открыл глаза и ничего не увидел. Видимость в квартире была не больше метра. И какой-то едкий запах. Весь хмель тут же испарился.  «Пожар!» - мелькнуло в голове. Но огня нигде не было видно. Что за чертовщина? Но раз нет огня - можно открыть окна. Почти вслепую добежал до балкона и распахнул дверь. Затем раскрыл окна. Через несколько минут дым вытянуло, и он определил источник возгорания. Тлела синтетическая обивка дивана. Она плавилась и  испускала массу едкого белого дыма. В середине обивка полностью прогорела, и из чрева дивана тоже валил густой дым. Слава бросился на кухню за водой.  «Вот так покурил, - мелькнуло в мозгу. -  Что теперь жене говорить?»
Очаг возгорания он ликвидировал, но в квартире нечем было дышать. Потом сел и подвёл итог. Не считая удушливо-едкого запаха, который и за месяц не выветрится, прогорел диван. Он подлежал ремонту. Прогорело и покрывало, лежавшее на диване. Истлели брюки и рубашка. На руке и боку кожа покрылась волдырями, и только сейчас он стал ощущать  усиливающуюся боль.
А то, что запах долго не выветрится, он знал точно. Однажды на одной из оперативных точек у них от небрежно брошенного окурка загорелся синтетический половик в техническом домике. Вонь в помещении стояла месяца три.
«И что это мне не везёт последнее время, - подумал он, снимая обгоревшую рубашку и брюки. - Это теперь в мусорную корзину. А если бы я не проснулся? Сгорел бы к чёртовой матери. Похоже, начальник базы прав, нужно завязывать с пьянками. Да ещё Любаня пришла каркала: допьёшься!»
На ночь он улёгся на полу, расстелив матрас у дверей балкона. Тут меньше воняло. Засыпая, окончательно уверился в мысли: пить надо бросать. Ведь не пил же он как-то одно время целых полгода. Даже пиво не пил.
Проснулся Слава от боли. Болело с правой стороны в том месте, которым садятся. Но не так сильно. Гораздо сильнее болела рука в районе локтя. А при попытке её согнуть боль становилась нестерпимой. До утра он просидел в кресле, укачивая правую руку, как укачивают младенца. Вспучившаяся кожа почернела. Дождался утра, оделся и пошёл в поликлинику.
- Что у вас, молодой человек? - спросил престарелый врач. - С глазом - это не ко мне, - увидел он Славино заплывшее око.
- Я не с глазом. Вот, - поднял он руку, - кипятком ошпарился. И ещё там…
- Так, так, так, - закудахтал старый доктор, осматривая рану. У вас очень сильный ожог. А ещё где?  Где это там?
Пришлось Славе снимать брюки.
- О, молодой человек, вы что же, в таз с кипятком садились? Ну-ка, ну-ка,   повернитесь.
Врач с минуту рассматривал его задницу, что-то бормотал по латыни, кивал головой, надавливал на вздувшуюся кожу. Потом взял пинцет и начал отдирать кусочки пригоревшей ткани.
- Больно! - задёргался Слава.
- Терпите. Не знаю, что с вами было, но это термический ожог другого характера. Не паровой. Такое впечатление, что вы на костре сидели. Или лежали.
Минут десять доктор выдёргивал из него кусочки обуглившейся синтетики, затем чем-то промыл раны и смазал мазью. Руку забинтовал. Потом что-то долго писал.
- Где вы работаете? - спросил он.
  - В аэропорту, - буркнул Слава. - Летаю.
- Летаете? А позвольте поинтересоваться, что у вас с глазом?
- На меня недавно бандиты напали.
- Ай-ай-ай! - замотал головой доктор, отложив ручку. - Надеюсь, ничего серьёзного? У нас ведь так, в нужный момент милиции не найдёшь.
-  Какая на кладбище милиция? - возразил Слава и понял, что выдаёт себя.
-На кладбище?
- К другу на могилу поклониться ходил, - нашёлся он, - там бандюги и встретили… Документы забрали, деньги.
- Ничего святого у людей не осталось, - кивал врач. - Даже на кладбищах покоя нет.
- Да, неспокойно сейчас на кладбищах, - в тон доктору кивал Слава.
- Ну что же, идите в регистратуру, вам выпишут больничный лист. А теперь скажите, что же всё-таки с вами произошло?
- Я же говорю, бандиты напали.
- Нет, вот с этим, - кивнул врач на руку. - Вы же меня обманули. Это ожог не от кипятка.
- А-а,- махнул здоровой рукой Мыльников, - вчера на рыбалке по пьянке в костёр упал. Нечаянно конечно. С кем не бывает.
-Я что-то подобное и подумал, - закивал врач. - Ну, идите, идите. Придёте ко мне через три дня на перевязку.
Потом Слава позвонил на работу.
- Больничный лист? Какой к чёрту лист? - спросил начальник вертолётного участка.  -  Из-за глаза что ли?
- Да нет, с глазом всё нормально. Я кипятком вчера ошпарился. Жена попросила снять таз с плиты, ну и… 
- Какой таз? С какой плиты?
- С газовой. У нас горячую воду отключили. Её часто отключают. А ей стирать приспичило. Ну, вот я и уронил тазик с кипятком. Прямо на себя. Сейчас от врача пришёл.
- Ну и что врач сказал?
- А чего он скажет? Говорит, пару недель поболею.  Может и больше, - на всякий случай добавил Слава.
- Пару недель? - вскричал начальник участка.  - Всё у тебя, Слава, через задницу делается. А кто работать будет?  Тьфу! - и бросил трубку.
«Откуда же он про задницу узнал, - удивился Мыльников. - Вроде бы никто и не знает про это. Ну, народ!»
После обеда действие обезболивающего препарата закончилось, и с новой силой подступила боль. К вечеру зазвонил звонок двери. «Наверное, Любаня пришла, - решил он.  Не  открою. Увидит обгорелый диван - такой хай поднимется». Но звонок звонил долго и настойчиво. Так сестра не звонит. Слава подошёл к двери и заглянул в смотровой глазок. И увидел знакомые физиономии. Пришлось открыть.
- Уснул что ли? - приветствовал его первым аккумуляторщик Лёша, входя в комнату. За ним следовал его механик и ещё один техник.
-Пришли больного навестить, - улыбнулся механик. - Как тебя угораздило свариться? А чем это так противно воняет?
- Вчера ещё и проводка замкнула, - нашёлся Слава. - Проводка задымилась. Стиральная машина закоротила.
- Да ты и сам вчера дымился! - захохотал аккумуляторщик Лёша. - Потому и таз с кипятком уронил. Давай стаканы. Закусить-то есть что-нибудь? Ах, ты один? Семья в деревню укатила? Правильно сделала. Летом в деревне комфортнее. - Он вытряхнул из сумки груду огурцов. - Вот, подножный корм с дачи. Помой их. Фу, ну и запах у тебя!
Расселись вокруг кухонного стола. Лёха извлёк из сумки бутылку водки и две бутылки вафы. Так между собой техники называли ЭАФ.
- Я мужики не пью,  доктор запретил, - поморщился Слава. - Нельзя мне.
- Чего-о? - привстал аккумуляторщик Лёша. - Не пьёшь?! Из-за этого? - ткнул пальцем в забинтованную руку. - Да что это за доктор тебе такое сказал? Враг какой-то, а не доктор. У нас в Одессе за такое бы…
Он не договорил, поскольку все дружно рассмеялись.
- А мне, когда я ногу сломал, врач гипс наложил и тут же посоветовал двести грамм принять, - сказал механик. - Ты скажи, Слава, болит рука?
- Болит.
- Сильно?
- Ощутимо.
-А это, - поднял бутылку, - есть не что иное, как обезболивающее. Вот почему мне и советовал костолом двести грамм принять. Умный  человек.
Слава вспомнил, что вчера, засыпая, дал себе клятву не пить. Но, чёрт возьми, его механик прав, действительно будет легче.
Уже через полчаса они пели песни.
- А ты чего это боком на стуле сидишь? - спросил, закуривая,  Лёша.
- Так… рука же болит.
- Э, рука не задница, сидеть-то нормально можно.
- Я так привык, - попрыгал Мыльников на одной половине, - мне так удобнее.
Расходились, когда на дворе начало темнеть. Проводив шатающихся и весёлых друзей до лифта, Слава вернулся на кухню. Рука и всё, что ниже пояса, не болело. Оставшиеся огурцы и почти полную бутылку вафы положил в холодильник. Помня вчерашний день, курить сел на кухне у открытого окна. Потом, шатаясь, прошёл в зал, покосился на прикрытый простынёй, словно там лежал покойник, диван, упал на лежащий, на полу матрас и сразу же провалился в глубокий сон.
-------------------------
На одиннадцатый день ему закрыли больничный лист.
- В следующий раз будьте осторожней на рыбалке, молодой человек, - сказал старичок-врач, осматривая последний раз руку. - Там,- он опустил глаза вниз, - у вас всё нормально. А вот на руке небольшие шрамы останутся на всю жизнь.
- Не страшно, доктор, - отмахнулся Мыльников, - шрамы мужчину украшают. Спасибо вам за всё.
В полдень он был уже в аэропорту. Сдал больничный лист.
- С завтрашнего дня приступай к работе, - сказал ему начальник вертолётного участка.
- К какой работе? У меня же нет свидетельства.
- А, чёрт! - ругнулся начальник, - Я забыл уже про это. Как назло работы много. Тогда зачёты сдавай. На всё про всё даю тебе три дня. Сдашь - закреплю в экипаж. Как раз машина с регламентных работ должна выйти.
- А мой вертолёт где?
- Летает давно. Или думаешь, тебя ждать будет? Примешь другой. Сделаете контрольный облёт, если всё будет нормально - на следующий день улетите в командировку. Всё понял?
- Понял, - кивнул Слава.
- Зарплату за прошлый месяц получил?
- Нет ещё.
- Получай. Но смотри, - шеф щёлкнул себя ногтем по кадыку, - не нажрись. Не создавай проблем. У тебя их и так последнее время много. Чтобы с утра приступил к зачётам.
Из кассовой комнаты Слава вышел в приподнятом настроении. Всё же приятно, когда в кармане что-то хрустит. За истекший месяц выдали и зарплату и командировочные.
Сегодня он, наконец, рассчитается со всеми долгами. Надо бы к семье на денёк съездить отвезти деньги, но пока не получится. Только на дорогу уйдёт два дня. Всё-таки триста километров в один конец. Ну да ничего в деревне они и без денег проживут до сентября. Он знал, где обычно дома жена хранила деньги. В шкафу среди чистых наволочек и простыней.  «Туда и положу, - решил он. - Пусть лежат до их приезда. Целее будут».
Но известно, что благими намерениями выложена дорога в ад.
На автобусной остановке аэропорта он встретил несколько техников, пребывающих в весёлом настроении. От них за версту пёрло эфиро-альдегидной фракцией.
- В отпуск уходим, - сказал один из них.  - Отпускные вот получили, чего не повеселиться.
- По случаю отпуска можно бы выпить чего-нибудь получше, - урезонил его Слава.
- Это мы так, для начала. А ты чего делаешь?
- Да вот, - тряхнул он рукой, - приболел немного, был на больничном. Но сейчас всё позади, зарплата и командировочные получены.
-Глядите, ребята! Он зарплату получил, а трезвый.
- Позор! - хором пропели ребята. - Позор!
- Присоединяйся к нам. Мы едем в город повеселиться в какой-нибудь летней забегаловке.
За последние десять дней Слава приложился к горячительному только однажды. Отчасти из-за отсутствия денег, но в основном потому, что сам понимал: пить каждый день нельзя. И всячески избегал компаний.
- Так что, Слава, ты едешь с нами? Посидим, о женщинах поговорим, о жизни, грамм по двести водочки выжрем. Погода-то, смотри-ка, шепчет. Ну? Решайся. Что тебе внутренний голос говорит?
Погода действительно была отменная.  «А почему бы и не отвлечься немного, - решил он.  - Правда, завтра зачёты сдавать и надо бы полистать конспекты. Да ладно, три дня впереди, успею». Успокоив себя этой мыслью, он согласно кивнул головой.
- Молодец! - хлопнул его по плечу техник Володя.
В магазине с переплатой выпросили у продавца три бутылки водки, и зашли в летнее кафе. Распивать спиртные напитки там было запрещено, но никто на это не обращал внимания. Все чего-то пили. На закуску заказали сомнительного вида мороженое и баллон минеральной воды, пахнущей серой. А больше в кафе ничего и не было.
Хорошо сидели. Курили, пили, говорили о работе, о жизни тоскливой, о том, что в магазинах ничего нет, о женщинах. О многом говорили. А ЭАФ, смешавшись с водкой и минеральной водой, делал своё чёрное дело.  Скоро один из них вырубился и улёгся головой на стол. Тогда решили, что пора расходиться. Растолкав спящего, один из друзей меньше всего захмелевший подцепил его под руку и поволок домой. Благо они оба жили рядом совсем недалеко. А Слава с Володей, шатаясь, поддерживая друг друга, громко разговаривая и оживлённо жестикулируя, направились к остановке автобуса.      
Коляска подкатила сзади, и их сначала почти вежливо пригласили прокатиться за казённый счёт до ближайшего вытрезвителя.
- А за что нас в воронок? - возразил сержанту Вова.  - Мы и сами до дома доедем. Спасибо вам за заботу.
- Да, мы сами доедем, - подтвердил, икнув, Слава, - на автобусе доедем.
Но менты не вняли их гласу и бесцеремонно затолкали упирающихся друзей в передвижную кутузку, которая была пуста. Но довольно скоро её наполнили, и машина прикатила к вытрезвителю.
- Полный комлект, - сказал сержант дежурному, - принимай.
В шесть часов утра их подняли, вернули вещи и по нескольку помятых дензнаков.
- А остальные где? - растерянно спросил Слава.
- Что - где? - поднял дежурный глаза, источающие ангельскую честность и неподкупность.
- Остальные деньги где?
- А это не мои деньги,- вступил в разговор Вова. - У меня отпускные другими купюрами были.
Дежурный встал и медленно вышел из-за стола. Глаза его по прежнему источали честность и неподкупность.
- Может быть вас, ребята, холодной водичкой из шланга окатить? - вежливо спросил он, улыбаясь. - С похмелья это полезно. Может тогда и вернётся к вам память. - И резко смахнув с лица улыбку, закончил: - Сколько денег у вас было при себе - столько и возвращаем. Так что не бузите. Советская милиция воровством не занимается.
- Это не воровство, это грабёж, - проворчал Володя.
- Сержант, проводите, - кивнул дежурный дремлющему у дверей на диване менту. Тот с готовностью вскочил и отворил дверь.
- Скоты! - проворчал сквозь зубы Вова и шагнул за порог. Слава  последовал за ним.
В сквере у автовокзала посчитали оставшиеся деньги.
- От отпускных одна треть осталась, - сказал Вова. - Вот сволочи!
- У меня тоже, - затянулся Мыльников последней сигаретой и швырнул в сторону пустую пачку. -  Сигареты и те забрали, гады. Две пачки же было.
- А мою вообще не вернули. А может, у меня и не было. Не помню, - помотал головой Вова. - Что делать-то будем, Слава? Надо бы головы поправить.
- Мне на работу надо,- неуверенно произнёс Мыльников. - Зачёты нужно сдавать.
- Плюнь, - сказал Вова. - Куда ты с такой помятой физиономией поедешь? В автовокзале буфет есть. Там из-под полы всегда можно водку взять с переплатой.
 Намётанный глаз буфетчицы сразу определил: болеют ребята, им нужно опохмелиться. Воровато повертев головой - нет ли ментов -  она вытащила откуда-то снизу бутылку водки и две пачки сигарет.
- Здесь не пить, - сказала, - идите на улицу. - Пирожок вот возьмите.
Вернулись обратно в сквер и только тут поняли, что пить не из чего.
- Давай из горлышка, - предложил Вова, - не привыкать.
Через полчаса бутылка была выпита, пирожок съеден. Завязался душевный разговор. Как-то сгладилась горечь утраты денег.
- Пусть подавятся они ими! - сказал Вова.
- Они не подавятся, - возразил Слава, - там система отработана. Меня недавно в командировке местная шпана ограбила. Всё взяли, гады, даже документы. Но и то не так обидно, на то она и шпана. Обидно, когда родная советская милиция грабит.
- Моя милиция меня бережёт, - засмеялся Володя. - Сейчас вряд ли Маяковский  это сказал бы.
-Ну да, она убережёт, - поддакнул Слава, - только от денег. - Но вообще-то менты всякие бывают.
- Что-то я хороших не встречал.
- Мало с ними сталкивался.
- Да уж миловал бог. А вытрезвители, они во всех городах одинаковы.
- Это точно. Да за такие-то деньги могли бы и по домам развести.
- Могли бы. Но зачем ты дома пьяненький нужен? Они же о семейной нравственности пекутся. А в вытрезвителе очухаешься, и придёшь домой трезвеньким.
- И обобранным, - хихикнул Слава. - Ну, давай прощаться, а то снова в воронок попадём. Одного моего знакомого три раза подряд забирали. Правда, у него денег не было.
Они ударили по рукам и разошлись в разные стороны.
По пути домой Мыльников зашёл в свой закреплённый магазин и, предъявив новый паспорт, получил на всю семью талоны. О работе уже не думалось. Ничего не случится, если он сегодня не поедет. Он не виноват, что менты испортили всё настроение.
Ему повезло, в магазин только что завезли продукты. Отстояв в очереди, купил яиц, колбасы, хлеба. На него и жену полагалось четыре бутылки в месяц. На несовершеннолетних детей талонов не давали. Сначала он хотел взять две бутылки, но искушённый сосед по очереди предложил брать всё сразу, пока есть. Месяц кончится, и талоны пропадут.
Дома пересчитал оставшиеся деньги. Не густо, едва ли хватит до следующей зарплаты. Вопрос о возврате долга соседке отпал сам собой. Ничего, подождёт. А если будет настаивать - перезайму у кого-нибудь. Успокоив себя этой мыслью, он приготовил яичницу с колбасой. Есть хотелось зверски. Ну, как не выпить сто грамм под такую закуску. Слава откупорил бутылку, налил половину стакана и поднял. И в это время зазвонил телефон. Отставив водку в сторону, пошёл к телефону. Глянул на часы: одиннадцать. Кто бы мог звонить в такое время? Может с работы? Конечно. Он же должен быть в аэропорту. Сейчас снимет трубку и что скажет? Чем объяснит своё отсутствие? Тем, что был в вытрезвителе? Слава стоял и слушал звонки. Телефон не умолкал. Конечно, это звонят с работы. Не стоит снимать трубку. И он вернулся на кухню.
Через десять минут больше половины бутылки было выпито. Утолив голод, закурил. Забылась ночь, проведённая в вытрезвителе,  голова приятно кружилась. Затушив сигарету, хотел лечь и выспаться, но на глаза попалась недопитая бутылка. Ну что на неё смотреть, - подумалось,- нужно допить. Осталось в ней ни туда, ни сюда. И он вылил остаток в стакан.
Проснулся Мыльников вечером. Встал, сел на кровати, тупо озираясь по сторонам. Кажется дома. Какой сегодня день? Он посмотрел на часы. Стрелка замерла на цифре семь. Пора ехать на работу. Нетвёрдой походкой прошёл на кухню, включил чайник. Пока он нагревался, успел побриться. Сухой и шершавый язык с трудом двигался во рту. Слегка мутило. Налив чай, обнаружил, что нет сахара. Открыл холодильник, чтобы взять банку с вареньем и обнаружил три бутылки водки. Про них он совсем забыл. А не похмелиться ли? Но ему ведь сдавать зачёты. А, да что будет со ста грамм? Только лучше станет. Быстрее придёт в себя. Налив полстакана, выдохнул воздух и резким движением выплеснул водку в рот. Фу, ну и мерзость! Запил сырым яйцом, вяло пожевал колбасы с хлебом. Потом выпил остывший чай. В голове, наконец, прояснилось, и Слава ощутил какое-то непонятное беспокойство, причину которого не мог определить. 
  Подойдя к окну, закурил. Беспокойство усилилось. Что это, чёрт возьми?  Солнце, которое обычно по утрам светило из-за соседнего дома, висело за противоположным домом на другой стороне. Слава мысленно ахнул. Да какой сегодня день? Ничего не понятно. Он напряг память и стал вспоминать. Вчера утром их с техником Володей выпустили из вытрезвителя. Потом они пили в сквере. Потом… Что было потом? Ах, да он же отоварился в магазине и пришёл домой. Потом выпил, пообедал. А потом? Потом - провал в памяти. Ясно, что спал. Всё верно, сейчас утро. Но что случилось с солнцем? Он ещё раз выглянул в окно и убедился, что светило находилось на западной стороне. Не может быть! Он проспал целые сутки! За два дня прогула могут и с работы попереть.
А в этот момент диктор радио на кухне произнёс: московское время семнадцать часов тридцать минут.  «Всё точно, - похолодел Слава, - я проспал всю ночь и весь день и прогулял два дня. Хорошо ещё на работу сейчас не попёрся.  Придётся завтра на коленях перед шефом ползать».
 И тогда он решил устроить себе праздник живота. Начистил и нажарил картошки, открыл прошлогоднюю банку солёных огурцов, нарезал хлеба и уселся на кухне. Перед собой раскрыл конспект по двигателю вертолёта. Завтра нужно всё-таки сдать эти зачёты.
Но всухую ужин не лез в глотку. Минут десять он мужественно боролся сам с собой. Даже вспотел от этого. Но три бутылки в холодильнике не давали покоя. Смысл читаемого не воспринимался, он машинально перелистывал страницу за страницей, не переставая думать, что, пожалуй, стаканчик водки под такой ужин не повредит. Скоро Слава окончательно утвердился в этой мысли, и рука сама потянулась к горлышку.   
Уже через десять минут половина бутылки была пуста, ужин съеден, конспект отодвинут в сторону. Спокойствие и уверенность снизошли на него, как благодать божья сходит с небес на избранного своего. Да что он, чёрт возьми, салажонок какой-то что ли? У него же первый класс - эталон высшей квалификации. Неужели он не сдаст эти поганые зачёты? Конечно, сдаст. И рука снова потянулась к бутылке.
Утром с опухшей физиономией и красными глазами он предстал пред своим непосредственным начальством.
- Почему вчера не прибыл на зачёты? - спросило начальство.
- Замок на входной двери сломался, - почесался Слава, - пришлось менять. До обеда провозился. А потом надо было конспекты почитать. Главный инженер-то у нас зверь.
- Зверь, - подтвердил начальник. - По тебе видно, какие ты конспекты читал. От тебя кроме перегара ещё какой-то гадостью воняет.
Слава и сам иногда ощущал тлетворный запах перегоревшей синтетики, которым пропиталась вся квартира, все вещи и одежда.
- Я ещё раз предупреждаю тебя, Мыльников, завязывай со спиртными делами. Не умеешь ты пить. Затянет в болото - не вылезешь. Мне кажется, что у тебя работа мешает пьянке. А если так - бросай работу.
- Но у меня действительно сломался замок на двери. Не оставлять же было квартиру открытой.
- Ну ладно, ладно. Чтобы сегодня  и завтра сдал все зачёты. Не сдашь - будем говорить иначе.
- Завтра? А…
- А тебе неделю надо? У меня техников не хватает, самая напряжённая пора, а ты уже почти месяц прохлаждаешься.
- Нет, но завтра же выходной.
- Завтра пятница, - устало возразил начальник участка.  - Иди, сдавай зачёты. И чтобы завтра вечером получил заключение у начальника авиабазы.
Только сейчас Слава понял, что сутки выпали из его памяти. Он повернулся и молча вышел из кабинета.
К главному инженеру он не пошёл. Сначала завернул в комнату инженера по технике безопасности. Тот сидел за столом и с сонным видом перебирал какие-то бумаги.
- Что тебе? - спросил он Мыльникова. Слава молча протянул ему зачётку.
- Но зачёты по технике безопасности сдают весной и осенью. Ты же сдавал. Чего летом пришёл?
- У меня свидетельство в командировке украли, - пояснил Слава. - Вот теперь класс подтверждать нужно.
- Да кому оно нужно твоё свидетельство? - удивился инженер. - Наверно сам потерял по пьяной лавочке. Не ты первый.
Слава живописал всё, происшедшее с ним две недели назад, но в другой интерпретации.
- И даже ботинки сняли?
- И даже ботинки.
- Сволочи, - сказал инженер и расписался в зачётке. - Документы могли бы и оставить. А как ты без пропуска проходишь?
- А кто его спрашивает, если в форме, - махнул рукой Слава.
Эту историю пришлось рассказывать инженерам по радио и электронному оборудованию вертолёта. Они тоже расписывались в зачётке без лишних вопросов, ибо Славу хорошо знали. Не новичок какой-то, ветеран.
К главному инженеру он пошёл после обеда.
- Ну что подготовились? - вежливо спросил тот, доставая билеты. - Как ваше здоровье?
- Нормально, - улыбнулся Слава. - Вчера вот до полночи с конспектами сидел. А потом долго заснуть не мог.
- У вас бессонница?
- Вообще-то нет. Наверно это из-за боязни снова уйти от вас ни с чем.
- Но я не требую ничего не положенного, - удивился главный инженер, - чего же меня бояться? Берите билеты.
На этот раз ему повезло. О помпаже двигателя и действиях при этом он знал всё. Вопрос практический. Без труда ответил и на другие вопросы. Хозяин кабинета даже не стал задавать дополнительных вопросов.
- Чувствуется, что готовились, - сказал он, выводя в зачётке отличную оценку.  - Давайте поговорим о планере. Что там у вас первым вопросом? Автомат перекоса? Вообще-то это больше к двигателю относится, но в управлении составили почему-то такие билеты.
Об автомате перекоса несущих лопастей и принципе его работы мало у кого из техников было полное представление. Чтобы хорошо знать принцип его работы, необходимо было иметь представление об аэродинамических силах, влияющих на лопасти. А в этих силах запутались, наверное, и учёные-аэродинамики. По крайней мере, никто из техников и инженеров не мог доходчиво объяснить, почему вертолёт может летать боком или хвостом вперёд. И Слава «поплыл». На другие вопросы ответы были тоже не совсем точны.
- По этой дисциплине я не могу вам поставить отличную оценку, - сказал главный инженер. - Вы согласны на оценку четыре?
- Но меня лишат первого класса.
- Возможно, и не лишат. Это будет зависеть от начальника базы.   
- Я согласен, - махнул рукой Слава.
К вечеру он сидел в кабинете начальника базы.
- Не могу я тебе выписать свидетельство первого класса, - посмотрев зачётку, сказал он. - По основным предметам у тебя должны быть отличные оценки. Поработаешь со вторым классом, через полгода пойдёшь на МКК и подтвердишь первый класс.
Мыльникову ничего не оставалось, как согласиться.
- Неужели всё сдал? - удивился начальник участка, когда он доложил ему об этом. - Молоток! Завтра подпишу приказ о твоём допуске. Получишь свидетельство и готовься в командировку. Будешь работать на другом вертолёте и с другим командиром.
- Сдал все зачёты за один день? - не менее удивился его друг аккумуляторщик Лёша. - А почему трезвый? Почему не обмываешь?
- Наливай, обмоем, - осклабился Слава. - Вафа-то есть?
- У нас всегда есть, - гордо ответил Лёша, - не то, что у некоторых, привыкших к халяве.
- Кто эти некоторые? - дёрнулся Слава. - На кого намекаешь?
- Не будем пальцем показывать. Пей! - плеснул Лёша  всё в ту же мерную кружку.
Слава поднёс кружку ко рту, содрогнулся, отвернулся, выдохнул воздух и, закрыв глаза, стал выливать в рот вонючую жидкость. Допив до конца, оторвался от сосуда и, выпучив глаза, заработал ртом, как выброшенная на берег рыба. По щекам потекли слёзы.
- Запей! - подвинул банку с водой Лёша.
Слава схватил банку двумя руками, сделал несколько глотков и со свистом втянул в себя воздух.
- Ну, как?
- Ох, и гадость! - часто дыша, ответил Мыльников.
- Зачем пьёшь, если гадость? - меланхолично спросил друг, наливая себе в ту же кружку.- Зато халява, да и голова не болит. Ну, да сгинут все наши враги! - произнёс он тост.
Продолжение на этот раз места не имело. Лёша пить больше в рабочее время отказался, и Слава уехал домой.
- Плевать я хотел на эту гадость, - сказал он Лёше на прощание. - У меня дома полный холодильник водки.
Прибыв домой, сделал яичницу, открыл бутылку, с намерением выпить ровно половину. Но уже через полчаса бутылка опустела.
«В холодильнике ещё есть», - подсказал ему внутренний голос. Но на этот раз Слава его не послушал.  «Что-то я быстро косеть стал», - подумал он. Это была его последняя осознанная мысль в этот день.
----------------
- Вот что, Мыльников, - сказал ему в первый день командировки новый командир.  - Я тоже люблю выпить, но норму знаю. А в рабочее время не пью и тебе не позволю. И потому предупреждаю: засеку на аэродроме поддатым - поедешь домой в этот же день. Надерёшься вечером до поросячьего визга и не вовремя утром подготовишь вертолёт - поедешь домой. Будешь сливать налево бензин за самогон, водку, спирт, одеколон, туалетную воду и прочее - поедешь домой. А по радио передам, что ты отстранён за пьяные дела. Это автоматически повлечёт твоё увольнение по статье. Усёк ли смысл произнесённого  мной?
- Да усёк, усёк, - обиженно надул губы Слава. - А за деньги можно?
- Что?
- Бензин налево сливать за деньги можно?
- За деньги всё можно. - И добавил в качестве оправдательного аргумента: - Вон страну направо и налево распродают и разворовывают - и ничего. Значит им можно? - ткнул палец вверх. - А раз им можно, то и нам можно.
- Да что же мы, кривые что ли? - поддакнул механик.
- Но уговор такой, - продолжал командир.  - Все деньги отдаёшь мне. По прилёту на базу я делю их на всех поровну.
- А чем им у меня будет хуже? - возразил Слава.
- А тем, что они тебе покоя давать не будут, - улыбнулся командир. - И не пытайся меня обманывать. Я ведь не хуже тебя знаю, сколько у нас топлива.
------------------
И для Мыльникова наступила ураза.
- Чего-то и пить-то не тянет, - сказал он за ужином после почти двухнедельного воздержания.
- После завтра вздрогнем, - пообещал командир.
- Почему именно послезавтра?
- Потому что будет день авиации. Я уже с заказчиками договорился. Столик в местном ресторане за их счёт.
- Халява? - улыбнулся Слава.
- Халява. Потом несколько полётов им сделаем бесплатно.
Дни трезвой жизни пошли ему на пользу. Он посвежел, разгладились на лице морщины, изменилась даже походка, вернулась прежняя энергичность. Выпить, конечно, иногда хотелось, и он даже дважды едва удержался от соблазна взять вместо денег спирт за сливаемый налево бензин. А спирта в этом городе было море, так как тут имелось целых два спиртзавода. Сколько спирта растаскивалось - никто не знал, но каждый уважающий себя мужчина этого города считал гнусным делом покупать водку в магазине, даже если бы её продавали и без талонов.
На день авиации они хорошо посидели в ресторане. Для них нашли ужасный в то время дефицит - армянский коньяк и шампанское, а ресторанный ансамбль исполнил для них несколько песен на авиационные темы. Когда уходили домой, Слава заканючил:
- Командир, а на завтра-то что-нибудь попроси. Похмелиться ведь надо будет.
- Никаких похмелий, - заявил тот. - Завтра рабочий день.
- Голова же не чугунная, болеть будет. Намешали водку с шампанским и коньяком.
- Чаем похмелишься.
Командир был непреклонен.
В конце месяца они вылетали санитарную норму, и их сменил другой экипаж. Они же уехали на рейсовом автобусе на базу. 
- Едем в аэропорт, сдаём все документы, получаем указания и командировочные, а уж потом всё  остальное, - сказал командир.
Им повезло. Они получили не только командировочные, но и зарплату за прошлый месяц. К тому же командир извлёк из кармана приличную сумму денег и разделил на три части. Моториста на этот раз в экипаже не было.
- Вот теперь можешь пить, сколько хочешь, - улыбнулся он Славе.
  - Отметить надо, - расплылся в ответной улыбке Слава.
- Что отметить?
- Приезд домой. Такова традиция.
- Я эту традицию не поддерживаю. К семье надо трезвым приезжать. А вот дома за ужином можно и выпить.
Слава только вздохнул. Какой-то нестандартный ему командир попался. Почти не пьёт, традиций  не соблюдает.
Им дали неделю отгулов. Открыв дверь, Слава почувствовал не выветрившийся запах сгоревшей синтетики. Холодильник, как всегда, был пуст. Но это его не беспокоило. Деньги есть, сейчас сходит в магазин, отоварит талоны за текущий месяц и устроит себе ужин в честь прибытия.   «К семье надо трезвым приезжать», - мысленно передразнил он командира. А если дома, как говорят в Одессе, нет никто?
Он отсчитал сумму, которую был должен соседке и постучал в соседнюю дверь.
- Спасибо, тётя Катя, возвращаю с процентами, - весело сказал ей.
В магазине отоварил талоны на продукты, а вот водки не было. Пришлось прибегнуть к услугам знакомого грузчика.
- С водкой напряги, - сказал он.  - Сколько у тебя талонов?
- Четыре.
  - А сколько водки надо?
- Четыре и надо.
- Не выйдет. Только две могу. Так директриса распорядилась. А талоны придётся все отдать.
- Чёрт с ними, неси две.
Грузчик обернулся быстро.
- Вот, бери. Оно, если с переплатой - можно и четыре.
- Пока двух хватит.
Вернувшись домой, первым делом открыл бутылку и налил пол стакана. Чуть подумав, добавил ещё. Залпом выпил и почувствовал, как по телу разошлось приятное тепло. В голове зашумело. И начал готовить ужин. «Как всё-таки хорошо, когда редко пьёшь, - подумал он. - Вкус водки ощущается совсем иначе. И кайф такой приятный». Покурив, он тонкими ломтиками нарезал мяса, которое им дали заказчики, и разложил на сковороде, плеснув туда масла. Когда мясо подрумянилось, кольцами порезал две головки лука, покрошил укроп, нарезал хлеба. Ужин был готов. И рука снова потянулась к бутылке.
«Ты же выпил двести грамм, - вдруг проснулся внутренний голос. - Мог бы больше и не пить». Слава даже на минуту замер. Не пить? А почему? Да под такой закусь! «Утром ведь болеть будешь», - сказал внутренний голос. «А может и правда не пить? - подумал он. - Нет, приезд всё же надо отметить. Такова традиция. А голова? Да чего ей болеть, высплюсь завтра, как следует - и всё. Торопиться мне некуда».
Второй стакан он пил не спеша, смакуя, растягивая удовольствие. Водка казалась нисколько не горькой. И он снова поймал себя на мысли, что всё же хорошо, когда редко пьёшь.
Утолив голод, сел у окна и закурил. Мысли порхали в голове легко и свободно, словно чайки над морской зыбью. Он подумал, что скоро должна приехать семья, ведь не за горами первое сентября и детям нужно идти в школу. Но почему-то он по ним не соскучился. Вероятно оттого, что отвык от них. Это виноваты вечные его командировки. На глаза попался тетрадный листок с наказом жены. Он так и лежал на столе. Слава перечитал его. Ого, что-то буковки двоятся. «Ещё бы, ты выпил почти бутылку, - сказал внутренний голос. - Допивай уж всё, там не больше ста грамм осталось».
«То говорил  - не пей, теперь пить заставляет», - усмехнулся Слава. А что там пить? Две столовых ложки осталось. Чего пачкаться, закуски ещё вон сколько осталось. И рука потянулась за второй бутылкой.  «Ого! - удивился внутренний голос. - Болеть ведь будешь».
Болеть будешь… болеть будешь. Голос звучал всё тише и тише. Больше в этот вечер он на связь не выходил. А может, и выходил, но Слава его уже не слышал.
Уснул Мыльников прямо за столом. Уже во сне он задвигался, пытаясь устроиться удобнее, и соскользнул со стола, смахнув на пол сковородку с остатками ужина. Падая, ударился головой об угол газовой плиты, но так и не проснулся. Подёргав конечностями, вытянулся на полу кухни и захрапел.
Когда стемнело, из-под мойки выполз таракан. Это был разведчик. Он остановился, пошевелил усами и несколько мгновений смотрел на спящего Славу. Не усмотрев для себя угрозы, таракан прямиком двинулся к валявшимся на полу кусочкам мяса. За ним, уже не останавливаясь, побежали другие. Почти целый месяц они были единственными жителями квартиры, их никто не беспокоил, и жилось им вольготно, хотя и голодно. Некоторые совсем осмелели и, взобравшись на Мыльникова, бегали по рукам и лицу. Особо отчаянные пытались заглядывать в приоткрытый рот, но что-то их останавливало. Вероятно, запах перегара и храп.
 Проснулся Слава после полуночи в полной темноте от ощущения, что кто-то бегает по лицу. Он резко тряхнул головой и чуть не застонал от боли. Где это он? Пошарил вокруг себя руками. Всюду было скользко и мокро. Резко пахнет мочой, как в общественном туалете. Вспомнил, что вчера приехал домой. Но где он сейчас?  Приподнялся и сел на полу, ощупал себя. Брюки и рубашка были мокрыми.  «Кажется, не выдержал мой мочевой пузырь, - с трудом провернулась мысль. - Но где это я? Неужели опять в вытрезвителе?». Ага, вот же свет. Он встал сначала на четвереньки, потом медленно разогнулся и, шатаясь, направился к окну, по пути больно ударившись бедром об угол стола. Нащупал стоящий в углу холодильник и сообразил, что находится на кухне. На ощупь пробрался к выключателю.
Едва включил свет, как пирующие тараканы бросились в разные стороны, и глазам предстала неприглядная картина.  На полу - размазанные остатки ужина, плавающие в какой-то жидкости. Это была моча. Линолеум не дал ей никуда просочиться, и она растеклась по половине кухни. Там же валялась сковорода, разбитая тарелка и несколько кусков хлеба. А вот бутылка - о, счастье - стояла на столе, но в ней почти ничего не было.
Чёрт, как болит голова! Он приложил руку ко лбу и почувствовал, что рельеф его не такой, как всегда. Шагнув в ванную комнату, посмотрел в зеркало и не узнал сам себя. Чья-то лохматая оплывшая физиономия с громадной шишкой на лбу тупо смотрела на него. «Ты кто?» - хотелось спросить её, но Слава догадался, что это и есть он сам. Ну и вид!
Под мокрой рубашкой вдруг что-то защекотало и он, приподняв края, резко тряхнул её. Несколько тараканов упали на пол и быстро скрылись под ванной. Мыльников содрогнулся и снова тряхнул рубашку. Мерзкие твари!  Он стащил с себя брюки, рубашку майку и выбросил в ванну. Подумав, снял трусы и отправил туда же. Потом забрался под душ. Вода немного освежила. Мокрыми ногами, шатаясь и скользя по линолеуму, прошёл к шкафу и долго рылся в поисках чистых трусов. Кое-как одев их, снова прошёл на кухню. Надо было прибираться. Наведя относительный порядок, закурил.
Часы показывали четвёртый час ночи. Ах, чёрт возьми, как трещит голова. А ведь сначала водка показалась такой хорошей. Взгляд остановился  на недопитой бутылке. Подобное лечится подобным, вспомнил он. Придётся допить. И прислушался к себе. Внутренний голос молчал. Поморщившись, он медленно выцедил сквозь зубы содержимое стакана. Водка казалась горькой и противной, и его едва не вырвало.
-------------------
Следующие три дня Слава пил, как говорят, по чёрному. Пил с какой-то жадностью, как путник в пустыне долго не имевший воды и добравшийся, наконец, до оазиса.
Водкой его исправно снабжал знакомый грузчик. С переплатой никаких талонов не спрашивали. Он перепутал дни и числа, путал утро с вечером. На кухне стояла батарея пустых бутылок. На четвёртый день утром при попытке очередного похмелья переходящего в загул, организм не выдержал и его начало рвать.  Он стоял на коленях над унитазом, содрогаясь всем телом от рвотных позывов. Рвотных масс уже не было, и из него текла какая-то зелёная слизь, а из глаз лились слёзы. Так продолжалось минут пять. Потом наступило облегчение. Он умылся и вскоре пришёл в состояние, при котором стал способен критически мыслить. «Отравился, - решил он. Надо завязывать с водкой».
Весь день он ничего не ел, только пил чай и холодную воду из холодильника. На водку глядеть не хотелось. А внутренний голос, как назло, соблазнял, утверждал, что будет лучше.
А к вечеру приехала из деревни жена с детьми. Оглядев пропылившуюся и провонявшую квартиру, она только вздохнула, а, увидев прогоревший диван, заплакала. И тогда у них в первый раз зашёл разговор о разводе. Слава утверждал, что пил от одиночества и теперь, с их приездом, завяжет. Все оставшиеся деньги отдал жене. А поскольку это была приличная сумма -  жена успокоилась довольно быстро. Скоро дети пошли в школу, а Славу вместо очередной командировки отправили вместе с экипажем в отпуск.
Все талоны на продукты теперь получала жена, а водочные, несмотря на Славины бурные протесты, она просто уничтожала.
 По нескольку дней он не выходил из дома, занимаясь с детьми после школы. А по воскресеньям ездил с женой на рынок, исполняя роль носильщика. В магазинах и на рынке цены росли почти ежедневно, денег не хватало, и жена снова устроилась работать в заводскую столовую, откуда увольнялась на летний период.
Отпуск прошёл быстро, и он снова отправился в командировку. Работал он в экипаже того же командира, который когда-то установил ему сухой закон. И нарушил Слава его только несколько раз, да и то по причине, считавшейся уважительной. Ну, как не выпить в день 7-го ноября или в день рождения старшего сына? Или в день рождения собственной супруги? Уж не говоря о своём собственном. Конечно, поводов выпить, как и раньше, было предостаточно, но он, сжимая всю свою волю в кулак, пить отказывался. И в аэропорту среди друзей и знакомых даже прокатилась молва, что Мыльников закодировался. А Слава сам иногда поражался своей силе воли, а иногда стал гордиться этим. В семье воцарились тишь и спокойствие. Кажется, даже дети стали учиться лучше.
Так продолжалось до Нового года. В самом начале января он улетел в командировку  уже с другим экипажем. Как раз началась ельцинская экономическая вакханалия. Цены взлетели, как реактивный истребитель на форсаже. Начали закрываться предприятия, повсюду сокращали рабочих и служащих. Жену отправили без содержания в бессрочный неоплачиваемый отпуск. В столовые люди ходить перестали - дорого. И Слава остался один кормилец в семье.
Как и во всей стране у них тоже стало меньше работы, а значит и меньше зарплата.  Цены на услуги вертолёта тоже выросли, и заказчики стали отказываться от многих видов работ, оставляя самые необходимые. Вахты, например, стали перевозить автобусами. Экипажи, которых раньше не хватало, сразу стали лишними. Многие не летали неделями и больше.
В феврале они вернулись на базу, получили деньги за январь и…
- Как же с такой зарплатой домой ехать, командир? При таких ценах её и на неделю не хватит.
- Не знаю, Слава, - ответил командир.
По традиции они тогда посидели в пустой столовой, которая ещё не закрылась, и с мрачным видом разошлись по домам. Настоящее было мрачным, но будущее казалось ещё страшнее.
Две недели они просидели на базе и не летали. Ранее запланированные работы отменялись, заказчики расторгали заключённые ещё в прошлом году договоры из-за отсутствия денег. Все планы и графики трещали по швам. Никто не знал, что будет делать завтра, через неделю, месяц.
От безделья многие начали ежедневно закладывать за воротник.
Как и раньше Слава по утрам уезжал на работу. Потолкавшись до обеда, уходил домой, как и другие, кто не планировался на полёты. Да полётов почти и не было. Казалось, жизнь в авиации замерла. Через месяц почти прекратили полёты самолёты местных линий, осуществляющие связь с соседними  областными центрами, а вскоре их совсем отменили. Часть самолётов продали, часть списали. Та же участь постигла и большинство вертолётов. За несколько месяцев авиация была отброшена в начало пятидесятых годов. Начали поговаривать о сокращениях лётного и технического состава, которого в былые времена никогда не хватало.
От безделья, вернувшись из аэропорта в город, заходили в какую-нибудь полуподпольную забегаловку, которые также стали плодиться, как в  сырую тёплую погоду поганки. Но горячительное стало дорогим, особо не разгуляешься. Ограничивались двумястами граммами мерзкой  «палёной» водки и расходились по домам. Иногда некоторые оставались раскручиваться на всю катушку. В стране разваливалось всё, но вытрезвители работали исправно. Правда, побывавшие там клиенты, утверждали, что в них стало холоднее, и ещё меньше комфорта. Удивительная страна!
Деньги на такие мероприятия у Славы пока были. В январе, когда бурно попёрли вверх цены, они хорошо подработали на бензине. Их зарплата за январь по сравнению с этим наваром оказалась мизерной. Ему почему-то казалось, что теперь так будет всегда. Поэтому он тратил деньги, не задумываясь, ведь в марте-то уж точно они снова улетят в командировку. А там, известно, жить легче.
Но и весь март они провели на базе, работы на точках почти не было. Заначка незаметно закончилась, даже  «палёнки» хлебнуть стало не на что. И тогда техники перешли на старый испытанный метод - вафу. Её выписывали всеми правдами и неправдами, якобы для всяких работ на вертолёте, утверждая, что когда машина не летает, то расход этой жидкости для поддержки консервации увеличивается. Доказывали это виртуозно и первое время им верили.
- Ко мне не зарастёт народная тропа! - восклицал аккумуляторщик Лёша, наливая другу по блату. - Хотя, труднее стало, - чесал он затылок. - Это Ельцин во всём виноват. Зря я за него голосовать ходил. Сейчас бы не пошёл.
- Кто бы за него сейчас пошёл! - соглашался Слава и с отвращением глотал огненную жидкость. - Ох, гадость!
Всю февральскую зарплату Слава отдал жене, но её едва хватило на питание и квартплату. А весной цены взлетели ещё.
Жена пыталась искать хоть какую-нибудь работу, но безуспешно. Новыми хозяевами вдруг стали востребованы только молодые кадры, до тридцати лет, не больше. А если тебе около сорока - гуляй, старуха! Тебе пора кладбище искать, а не работу.
В те дни Слава случайно попал на соседнюю частную автостоянку, где отрегулировал одному знакомому систему зажигания его «Жигулей».
- Слушай, а у меня клапана стучат, - сказал сосед по стоянке. - Не сможешь сделать?
- Смогу.
- Сколько возьмёшь?
- Меньше, чем в сервисе.
В тот день Слава проработал там до вечера, обслужив четыре машины. Двигатели внутреннего сгорания он знал превосходно и понял, что эта стоянка для него - Клондайк. Скоро о специалисте по двигателям знала вся автостоянка. Его искали, звонили домой. Но расплачивались  в основном водкой. А когда давали деньги, он, возвращаясь домой, заходил в соседнюю забегаловку принять на грудь. Но перепадало и семье. Лишние деньги Слава всегда отдавал жене. Бывало, что некоторые водители угощали просто так, когда не было надобности в его услугах. Но машины, особенно отечественные, имеют свойство ломаться в самый неподходящий момент и его услуги так же могут понадобиться.
- Говоришь, нет денег, а ежедневно приходишь на подсосе, - возмущалась жена. - Дважды привозили тебя со стоянки, словно мешок.
- Угощают, - гордо отвечал Слава. - Таких специалистов, как я, раз-два - и обчёлся. Когда деньги дают, то я же тебе приношу. Но не у всех есть деньги.
- А водка есть у всех?
- Говорю же тебе, угощают. Не за работу наливают, а просто из уважения.
- В чём-то ещё, а уж в этом мужики проявляют невиданную солидарность, - вздыхала жена, но особо не ворчала. Она была рада любым деньгам.- Как только дети закончат учиться - уеду с ними на всё лето в деревню. Там жить проще и денег почти не надо. Только на одежду.
- Конечно, - соглашался Слава. - Что тут летом делать? Я всё лето буду в командировках.  Работа у нас будет. 
- Может, что-то к осени накопим, - мечтала она. - Растут парни-то, им новая одежда нужна к школе.
- Накопишь! Вон цены-то как растут.
- С тобой не накопишь. Если бы ты не пил.
- Я свои не пропиваю, - гневно возражал Слава, - пью только на левые деньги.
- И на них не пил бы. Какие же это левые, если их тебе за работу дают? Ты же не обязан бесплатно машины ремонтировать.
В середине апреля он улетел в командировку.
- Предупреждаю, Слава, - сказал в день вылета начальник участка, - о пагубности чрезмерных возлияний на оперативной точке. Если что-то случится с вертолётом по твоей вине - можешь забыть про работу. Теперь дефицита кадров нет. Хоть сейчас могу уволить. Тем более что уже имеешь выговор за утерю свидетельства.
  - Не терял я его, - огрызнулся Мыльников, - меня ограбили. С любым может случиться.
- Почему-то случается это больше с пьяными. А ты пить не умеешь.
На этот раз он попал в экипаж командира из числа тех, которые могут пить ежедневно и много и не пьянеть. И не болеть. Он был ещё молод, здоров, и вопрос пить или не пить перед ним пока не стоял. Слава был старше командира на двенадцать лет, но вопрос пития его тоже не волновал. Пить, конечно. Тем более что на точке своё не пропивали.
И халява пошла. Командир договорился с заказчиками, что кормить их будут бесплатно. За это он выполнит им несколько рейсов по перевозке вахты, не включая их в полётный лист. Правда будет перерасход бензина, но в авиации есть не один способ его экономить. Ещё и останется. А то, что останется, они продадут. Спрос есть всегда.
Ах, халява, халява! Сколько душ ты погубила. Ежедневно они брали две бутылки на троих. Но молодой механик пил мало, и львиная доля выпивалась на двоих.
- Нам ведь в командировках на оперативных точках пить приказом запрещено, - напомнил как-то механик.
- Чего-о? - вытаращил глаза командир, а Слава громко расхохотался. - На халяву даже язвенники пьют. А приказ этот идиот выдумал. Неужели он всерьёз думает, что в авиации одни трезвенники. Да в ней даже язвенников не держат. Сходи-ка лучше ещё за одной.
Утром вставали с  «гудящими» головами и ехали на аэродром. Вертолёт улетал, а техник с механиком оставались на аэродроме. И естественно появлялась потребность в опохмелке. Проблемы с водкой ушли в прошлое, теперь её можно было купить в любое время дня и ночи. Гуляй, Россия! Деньги есть. И такой ритм вошёл в привычку.
-Жаль, что нет теперь в экипажах мотористов, - страдал Слава, - за водкой некому бегать. - И посылал за ней водителя оперативной машины, всегда дежурящей на аэродроме во время полётов.
К концу апреля они вылетали санитарную норму и запросили базу, что делать дальше. Получили ответ: командиру организовать выходные - целых три дня - а с 1-го мая начать работу.
- Два дня праздничных, - потирал руки командир, - оплата двойная. Ох, и заработаем денег!
- Не два, а три, - поправлял Мыльников. - Девятое мая - тоже праздник. Куда деньги девать будем?
- Хороший человек всегда найдёт им применение. Ты, Слава, сделай запас горючего на первое мая, чтобы потом не суетится.
- Бензина у нас достаточно.
- Я не про бензин говорю.
-А, понял! - расцвёл в улыбке техник. - Конечно, сделаю. Десять штук хватит?
В первый день мая они закончили работу в четыре часа вечера. Сдали вертолёт под охрану и поехали в столовую заказчика, где обычно питались. Как всегда выпили две бутылки.
- Нужно что-то в гостиницу взять на закуску, - напомнил командир.
- Уже распорядился, - сказал Слава. - Сейчас кастрюлю пельменей повара сварят.
В гостинице под пельмени осилили ещё две бутылки, пытались играть в карты, но они двоились, а поэтому попадали на кровати и тут же заснули.
Утром как всегда за ними приехал водитель оперативной машины.
- Может, не поедем? - проскрипел осипшим с перепоя голосом Слава. - Голова-то не в порядке.
- Ты что же забыл, что сегодня двойная оплата? На аэродроме голову в порядок приведёшь. Собирайся.
- Ты, командир, как будто вчера и не пил. - Слава глянул на себя в зеркало и замотал головой. - Ну и рожа! Не буду сегодня бриться.
- Побрейся, а то собак у сторожа перепугаешь. Да вон бутылку забери оставшуюся. Я улечу, а вы головы поправите.
- Я не болею, - сказал механик.
- Чего же тебе болеть, если ты выпил всего меньше двух стаканов. Под такую закуску - это слону дробинка.
Погода выдалась ясной и тёплой. Совместно они быстро приготовили вертолёт к вылету.
- Я прилечу через три часа, - сказал командир. - Обедать в посёлок не поедем. Ты, Слава, закажи обед сюда. Так быстрее будет. Пораньше закончим.
Едва вертолёт взлетел, Мыльников бросился к бутылке.
- Будешь? - спросил механика.
- Говорю же, что не болею, - отмахнулся тот.
Слава налил полный стакан и медленно высосал. Рука его заметно дрожала.
- Вчера лучше шла, - сказал он, закусывая  холодными слипшимися пельменями. - Ты пройдись по аэродрому проверь всё, а я посплю часок. Может, полегчает.
Ему стало легче, но сон не приходил. Пролежав минут десять, он встал и прошёлся по аэродромному домику, выглянул в окно. Механик возился около ёмкости с бензином, видимо готовил всё для заправки. Ему помогал водитель оперативной машины. Больше ничего заслуживающего его внимания на аэродроме не было. Зевнув, он отвернулся, и взгляд его упёрся в недопитую бутылку.  «А не принять ли ещё в честь праздника?» - подумал он, а рука сама уже тянулась к горлышку.
Он вспомнил, что ему наказал командир. Вот! Он сейчас и поедет за обедом. Не важно, что рано. Разогреет потом. Электроплитка есть. Зато закуска будет. Слава вышел на улицу и заорал:
- Ей, водила! Иди сюда, сейчас в посёлок поедем.
Через два часа после взлёта вертолёта он уже выгружал из машины судки и кастрюли. Голова его пришла в норму, он мурлыкал незатейливый придуманный самим мотивчик.
- Так, что тут у нас на второе? - открыл кастрюлю. – О-о! картошечка с котлеточками. Прелестно. Обожаю. Что-то жрать захотелось. Ну, как не выпить под такой прекрасный закусь? - повернулся к механику.
- И куда в тебя только лезет столько водки? - покачал тот головой.
  - Да что тут пить-то, - возмутился Слава, поднимая бутылку с остатками водки. - Мы же, её не сразу пьём голубушку, мы её по частям. Ну, с праздником!
Он выгреб из кастрюли ложку пюре и затолкал в рот. Потом подцепил котлету и отправил туда же. И в это время раздался гул вертолёта.
- Чего-то быстро вернулся, - сказал механик. - Обещал через три часа.
Слава судорожно проглотил всё, что напихал в рот, подбежал к окну и задрал голову. Вертолёт приземлялся, а лицо его стало вытягиваться. Оторвавшись от окна, заметался по домику, заглядывая под стол и стулья.
- Чего ищешь - то? - изумился механик.
- Бензин! Мне бензин нужен! Это не наш вертолёт.
- Зачем? - ещё больше изумился его неискушённый помощник.
- Чтобы запах водки перебить. Испытанный метод. Где бензин?
- Да нет тут никакого бензина.
А из вертолёта уже выходили какие-то люди.
- И спрятаться тут негде, - опустив плечи, произнёс Слава. - Это комиссия прилетела. Они всегда в праздники летают. Но ведь раньше об этом радисты с базы предупреждали. Приплыли мы с тобой, Олежка. Хотя ты-то сегодня не пил.
-------------------
Приказом начальника базы его отстранили от самостоятельного обслуживания вертолётов на год.
- Ну и что мне с тобой теперь делать? - орал на него начальник участка.  - Не раз тебя предупреждал: прекращай водить дружбу с Бахусом. Пьют все, но знают время и место. Ты же пока до свинского состояния не нажрёшься - не успокоишься.
Слава попытался что-то сказать, но шеф замахал руками и заорал ещё сильнее:
- Молчи лучше! Молчи, пока я тебя совсем не выгнал с аэропорта. Скажи сам, что мне с тобой теперь делать?
- Не знаю, - пожал плечами Слава.
- Он не знает. А я знаю? Знаю, что мне техники нужны. Других специальностей у меня нет. Так что можешь писать рапорт об увольнении по собственному желанию.
- Выгоняете? - уныло спросил Слава.
- Ты сам себя выгнал. Радуйся, что начальник базы по статье тебя не уволил. Ищи работу в других службах. Вон я слышал, дворники нужны аэропорту.
- Меня, специалиста и в дворники? - подскочил Мыльников.
- Бывшего специалиста. Пропил ты свою специальность, в водяре утопил. И помочь я тебе ничем не могу. У тебя есть две недели, чтобы найти другую работу. Не найдёшь - будешь уволен. Всё! Иди от меня!
- Не расстраивайся, - сказал аккумуляторщик Лёша. - Пошли к главному механику.
- Есть у меня одна свободная должность, - сказал главный механик. - Вот у него, - кивнул на Лёшу.
  - У него? - вытаращил глаза Слава.
- Да, у него. Он числится, как начальник участка обслуживания аккумуляторов и ему по штату рабочий положен. Но, предупреждаю, зарплата небольшая. Потому и вакантно место. Ты будешь получать в два раза меньше, чем раньше.  Согласен - пиши рапорт.
- Я подумаю, - уныло почесался Слава.
- Подумай, - согласился начальник. - До тебя многие думали. 
- Походи по службам, может быть, что-то лучше найдёшь, - согласился Лёша. - А ко мне всегда успеешь. Ты с этим делом завязал? - щёлкнул себя по кадыку. - Пока не пью, - хмуро ответил Слава.
Два дня он ходил по разным службам аэропорта, пытаясь найти какую-то приемлемую работу.
- Ты же в авиационных моторах разбираешься, а у нас их нет,- сказал ему начальник автобазы.  - Ну, куда я тебя возьму? А потом, - он поскрёб пальцем у горла, - у меня своих, извините, любителей выпить хватает.
- Я и в автомобильных двигателях разбираюсь, - возразил Слава.
- Не спорю. Но диплома-то у тебя нет.
В аэродромной службе ему сказали, что будут набирать рабочих осенью и только на зимний период для борьбы со снегом. В отделе материально-технического снабжения ему обрадовались и предложили должность грузчика. Но зарплата ещё меньше, чем в отделе главного механика. Обойдя безрезультатно ещё несколько служб, Слава махнул рукой и на третий день пришёл в ОГМ.
- Надумал? - спросил начальник.
- Согласен, - кивнул он.
- Бери бумагу, пиши рапорт. Но предупреждаю тебя, Мыльников. Я не ханжа и водку пью. И спирт пью. Даже на работе. Если я замечу, что ты слегка на взводе - промолчу. Но если нажрёшься - выгоню. Понял?
- Понял, - хмуро кивнул Слава.
Дома он ничего жене не сказал. Всю апрельскую зарплату отдал ей, не оставив себе даже заначки. В семье привыкли к тому, что иногда его месяцами не было дома, а иногда он месяц и больше мог работать на базе. И поэтому ни о чём никто не догадывался. Пока. Расходы пришлось урезать. На обед он брал то, что давала жена. В столовую кушать не ходил. Да туда мало кто ходил. Там всё было дорого и невкусно.
В июне Слава проводил семью в деревню и остался на всё лето один. К новой работе он привык быстро, тем более что ничего сложного в ней не было. Надо всего-то доливать воду в аккумуляторы,  следить за зарядкой и держать в исправности всю аппаратуру.
В конце месяца Лёша объявил, что уходит в отпуск.
- Останешься тут один, Слава. Работу ты знаешь, справишься. Учти, с вафой напряги, сам видишь. Не угощай тут всех подряд. Да и сам не увлекайся. 
Весь май Слава почти не пил, свободных денег не было, с ЭАФом стало плохо. Но отпуск они обмыли.
Через десять дней, деньги, оставленные перед отъездом женой, кончились, и он вспомнил про автостоянку. Там его встретили с радостью. За вечер он одному клиенту поменял цепь газораспределения, другому отрегулировал клапана. Оба расплатились деньгами, да ещё налили стакан водки. Домой пришёл уже темно.
На автостоянку он стал ходить каждый вечер. За свои услуги он брал меньше, чем в автосервисе, и поэтому был всегда востребован. Да вот только деньги ему давали не так уж часто, всё больше наливали. Так для клиентов выходило ещё дешевле. А некоторые угощали просто так, ведь такой безотказный специалист всегда пригодится. И Слава начал пить каждый вечер. Вернулась былая тяга к спиртному. Иногда он приходил домой на автопилоте. Но на работу ездил исправно, в каком бы состоянии не был. Главное, прибыть на работу. А опохмелиться тут всегда можно.
В июле получил зарплату и загрустил. Вышло даже не в два, а почти в три раза меньше, чем на старой работе. Если заплатить за квартиру и прочие услуги, то и одному-то тяжело дотянуть до следующей получки. Он вспомнил, как жена мечтала накопить за лето денег, и чуть не заплакал от обиды. Но обижаться было не на кого.
В этот день он, налив бутылку вафы, уехал домой на час раньше. Впереди были два выходных дня. На стоянку он не пошёл, хотя вчера обещал одному владельцу посмотреть двигатель. Настроение было подавленное. Он развёл спирт кипячёной водой и налил полный стакан. Выпив, ещё раз пересчитал деньги. Нет, до зарплаты не дотянуть. И решил пока не платить за квартиру. Ничего, не он один такой. Сейчас многие не платят.
Бутылку он выпил, закусывая салом с отварной картошкой. И, казалось, нисколько не опьянел. Настроение не поднялось, наоборот, на душе стало ещё паскуднее. Он достал сигареты, но курить не стал. Сидел за столом, безразлично глядя перед собой. Потом как-то порывисто вздохнул, всхлипнул, опустил голову на лежащие на столе руки  и замер.
-----------------------------
Когда-то, ещё, будучи старшеклассником,  Мыльников мечтал поступить в лётное училище. Ах, мечты, мечты сладость юности! У кого-то они сбываются быстро и без усилий. Кто-то идёт к своей мечте долго и тяжело, но всё-таки приходит к заветной цели. Но большинство людей с возрастом расстаются и с мечтой стать лётчиками, космонавтами, артистами… ну кем там ещё мечтали стать советские выпускники семидесятых годов?  Только не экономистами и банкирами, это уж точно.
Дорогу в небо ему перекрыл врач одним росчерком пера. Вопреки собственному ожиданию, он переживал не сильно. Большинству его одноклассников было безразлично, в какой ВУЗ или техникум поступать. Лишь бы где-то зацепиться и получить отсрочку от армии. Даже махровые троечники  бросились в ВУЗы и на удивление многие поступили. Но у него была мечта о небе, и он не стал ей изменять. Что ж, нельзя стать пилотом - он будет обслуживать самолёты на земле.  И подал документы в техническое училищё.
Знакомые говорили, что, поработав несколько лет техником, можно переучиться на бортового механика. Случаев таких много. Это когда ты салажонок, вчерашний школьник, врачи отбирают кандидатов строго и придирчиво, словно первого космонавта, а когда ты поработаешь несколько лет и в кармане у тебя рекомендация авиаотряда - другое дело. Да и требования к бортмеханикам не такие жёсткие, как к лётчикам. Главное - он будет член лётного экипажа.
В его школьном аттестате было всего несколько четвёрок, остальные пятёрки и он вполне мог поступить в какой-нибудь институт. Но Слава хотел быть поближе к своей школьной мечте.
Он закончил  училище, работал в аэропорту и получал неплохую зарплату. А его одноклассники, поступившие в ВУЗы, ещё почти два года грызли гранит наук. А потом получили распределения в разные концы и веси необъятной страны на оклады гораздо меньшие, чем был у него. Через несколько лет почти все, не выдержав экономических и житейских неурядиц, побросали работу и вернулись в родной город. Здесь хотя бы был родительский угол, где можно жить. А  на работу можно было устроиться без проблем. Безработицы не было. Всюду требовались, требовались специалисты. Что они там делали - вопрос другой. Но мало кто устраивался по институтской специальности.
К этому времени Слава уже носил красивую авиационную форму, ездил на отцовской «Волге» с оленем на капоте и слыл обеспеченным человеком, с уверенностью смотрящим в будущее. Ему бы жениться, но зачем, когда и так любая подруга не прочь запрыгнуть в его красивую белую машину. И он жил до двадцати восьми лет с родителями и младшей сестрой. Отец, бывший геолог, уже тогда болел, но надежды увидеть внука или внучку не терял. И потому разменял большую трёхкомнатную квартиру на двух и однокомнатную, которую хотел отдать сыну. Быть может, женится, если будет жить отдельно. Но Слава жениться не думал. И в однокомнатную квартиру ушла жить сестра. А через год родители умерли, и они остались с сестрой каждый в своих квартирах.   
Сестра Люба почти не бывала дома. Её жизнь проходила на колёсах. Раскатывая с севера на юг по необъятной стране, она где-то что-то покупала, привозила, перепродавала и по тем временам жила очень неплохо. Водились у неё и левые деньжата, так как желающих уехать на поезде всегда было больше, чем в кассах билетов.  Этим пользовались проводники.
Ну а Слава вёл весёлую холостяцкую жизнь. Редкий день проходил без гулянок в его квартире, а на кухне всегда стояла батарея пустых бутылок. Это было золотое время застоя. Казалось, так будет всегда.
Первый удар судьбы Слава получил, когда, будучи «под мухой», ехал с другом на отцовской «Волге» и умудрился столкнуться  с трактором марки «Белорусь» с прицепом. Тот вёз на мясокомбинат тощих колхозных коров. В прицеп Слава и въехал. ГАИ лишило его прав, а сестра Люба, узнав о происшествии, подняла страшный шум, справедливо считая, что машина - их общее наследство. Машину и гараж пришлось продать и разделить деньги с Любаней.
А через год Слава неожиданно женился на одной из подруг, которых часто приводили к нему друзья собутыльники. Она была родом из далёкой деревни, училась в кулинарном училище и жила в общежитии. И вдруг мужчина в расцвете лет предложил ей руку и сердце, а в придачу ещё и двухкомнатную квартиру со всей обстановкой. Мебель была старинная, а квартира давно требовала ремонта, но это же ерунда. Отказаться не было никакой возможности, да и не было желания отказываться, поскольку она уже не раз оставалась у него и жила по нескольку дней и, как оказалось, была уже беременна.
На радостях Слава купил подержанный  «Москвич-412» и они с женой поехали в свадебное путешествие в деревню к её родителям. В лётной форме за рулём автомобиля он смотрелся импозантно. Посмотреть на Зойкиного мужа-лётчика сбежалось полдеревни. А Слава с тестем, не старым ещё человеком, сидел во дворе за столом, пил отвратительно вонючий, но крепкий, словно спирт, самогон, и рассказывал ошалевшему родственнику, что облетал весь Советский Союз от китайской границы до Чукотки. На самом деле он несколько раз летал в Винницу на ремзавод для сдачи вертолёта в ремонт. Но это уже частности.
Вечером они с тестем топили баню и долго парились, прихлёбывая разливное пиво, привезённое Славой в двух десятилитровых канистрах. А потом ужинали во дворе при свете фонаря и комары от запаха самогона падали в штопор. Потом упал со стула зять, и Зоя кое-как довела его до кровати.
Через три дня пиво и самогон кончились, и Слава засобирался домой. Тёща бросилась перегонять новую флягу - домой гостинец. Помимо самогона им натолкали в машину полный багажник провизии: мяса, разносолов, варенья.
    - Мама, ну куда ты столько всего грузишь? - краснела Зоя. - Нам же вдвоём за полгода это не съесть.
    - Съешь, дочка, съешь. Тебе сейчас хорошо надо питаться, - бросала она взгляд на наметившийся уже животик. - Да и мужика хорошо кормить надо, чай у него работа трудная.
Слава был счастлив. Ну что бы, казалось, нужно ещё советскому человеку?  И от счастья, от радости обеспеченной жизни стал попивать ежедневно. Деньги водились, водка была дешёвой, продукты из деревни привозили два раза в месяц. В стране были стабильность и порядок. Все работали и не жаловались на маленькие зарплаты, которые выдавали с точностью хода щвейцарских часов.
Ах, золотые деньки брежневской эпохи! Где вы? Целовался бы ты, дорогой, и смешил нас ещё сто лет. Правда, сейчас есть много больше, над кем смеяться, но это грустный смех.
Через три года у них уже было два сына. В очередное лето уже начавшейся горбачёвской перестройки, он, как всегда, отправил на лето жену и детей отдыхать в деревню, а себя посвятил борьбе по добыванию водки в невероятно больших, похожих на демонстрации, очередях. В стране шла великая битва за трезвость, равной которой не было в истории человечества со времён основания Рима.
Весь мир с изумлением смотрел на эту битву, в результате которой безвинно пострадали виноградники и развелись, в дополнение старым, миллионы новых самогонщиков. Сколько человек было изуродовано в очередях - никто не знает.
В этой же битве пострадал и Слава. В один из дней, возвращаясь с работы,  пребывая в абсолютно трезвом состоянии, он лихо гнал свой  «Москвич», чтобы успеть купить бутылку горячительного. Она ему была просто необходима. А время шло  к закрытию магазинов. Вечером к нему должна была прийти знакомая подруга, а без горячительного напитка какая  любовь? Он торопился, лихо обгонял встречные машины, проскочил  несколько перекрёстков на мигающий свет светофора. А на следующем перекрёстке фортуна его покинула, вернее, повернулась к нему задом, приняв обличье  «Жигулёнка» шестой модели. В этот зад Слава и въехал. Надо отдать ему должное, он тормозил, но скорость была велика.
Мгновенно рухнули надежды на сладкую ночь с подругой. Да что там одна ночь, рухнуло гораздо большее. Чтобы расплатиться с владельцем за ущерб пришлось с молотка продать  «Москвич», к слову сказать, пострадавший намного меньше. Больше он уже машин не имел. После этого запил, проявляя в ликёроводочных очередях невиданную злобу и агрессивность. А в давке за пивом как-то со всего маху ахнул трёхлитровой банкой по голове особо настырного мужика, пытавшегося пролезть к заветному окошку вперёд него. Осколки со свистом брызнули в разные стороны, наглец свалился, обливаясь кровью, а Слава пошёл за другой банкой, благо жил рядом. На этот раз очередь перед ним расступилась.
-------------------
Денег хватило на две недели. Последние два дня он обходился без них. Проснувшись утром в очередной выходной, обнаружил, что дома нет никаких продуктов. Потоптавшись на кухне и выпив пустого чая, сел в кресло и тупо уставился в телевизор. Экран мельтешил взрывами, стрельбой, дикими гонками на машинах. Очередная американская мура.
Надо было где-то раздобыть денег. На стоянку идти бесполезно. Было воскресенье, и все укатили за город на дачи. Да и не давали ему последнее время денег, поняв его слабость. Всё больше расплачивались стаканом-другим  спиртного. 
Поразмыслив, решил сходить к сестре. Любаня подозрительно осмотрела его и ехидно спросила:
- Зачем тебе деньги? На бутылку не хватает? И когда ты только её напьёшься.
- Я же взаймы у тебя беру, - проигнорировал её вопросы Слава.  - До получки.
- Свои-то деньги куда дел, уже пропил?
- Куда, куда! Тебе хорошо одной, а у меня семья.
- Жене что ли отправил? - не успокаивалась Люба.
- Не любовнице же, - дипломатично ответил он. - Немного не рассчитал, цены-то каждый день растут. Я уже два дня без денег. Дай пожрать что-нибудь.
Они пообедали вместе, Слава поиграл с Любиной дочкой и засобирался домой, решив по пути зайти в магазин и купить необходимые продукты. Если жить экономно, то денег должно хватить до зарплаты.
У магазина, как всегда, топтались местные спившиеся колдыри, которых Слава в былые времена, бывало, угощал водкой. Почти все они учились когда-то в той же школе, где учился и он.
       - О, командир! - приветствовали они его. - Куда ты пропал? Тысячу лет тебя не видели.
Многие знали, что он работает в аэропорту, и не раз видели его в форме. Славе льстило, что к нему обращаются, как к командиру.
- Работа, мужики, работа, - важно отвечал он, здороваясь с каждым за руку. - Чего вы тут кучкуетесь?
- Да вот ждём, когда хороший человек подвернётся, - с улыбкой отвечал один из них с двухдневной щетиной на помятом лице. - Но, кажется, хорошие люди нынче перевелись. - Да, - поддакнул другой, - нас только командир и выручает. - И посмотрел с надеждой на Славу.
- На мели я нынче, мужики, - доверительно сообщил Слава.
- Не прибедняйся, командир, - вступил в разговор третий. - У нас вот и то деньги есть, правда не хватает немного. Добавляй. - И он вытащил из кармана несколько засаленных бумажек.
Слава молчал.
- Тут и не хватает-то всего пустяк. Сейчас бы в сквере посидели о жизни поговорили.
- А в вытрезвитель не хочешь? - улыбнулся Мыльников.
- Сквер у нас во дворе, там ментов не бывает. Ну, решайся, командир.
- Сколько там у тебя? - спросил, наконец, Слава и протянул руку, пересчитав деньги. - Одну на четверых? Тьфу, стоит связываться.
- Ну, давай две возьмём! - радостно воскликнул колдырь.    
  - Держи, - протянул деньги Слава. - И закусить возьми что-нибудь.
- Сей момент, -  засуетился мужик. - Вы вон туда, к гаражам идите. Я скоро буду.
Внутри квартала за небольшим сквером стояло десятка два железных гаражей. Там обычно и собирались местные алкаши. Перевёрнутая вверх дном старая бочка служила им столом. Не успели они покурить, как мужик вернулся.  Из карманов мятых брюк торчали два горлышка.
- А закусить чего не взял?
- Как не взял! Вот, - вытащил он из заднего кармана два помидора.
- И это всё?
- Да мы что же сюда жрать пришли? - захихикал один из собутыльников. - Давай, наливай!
Колдырь протянул руку, извлёк из-под крыши гаража грязный, с отбитой ручкой, чайный бокал  и поставил на бочку.
- Банкуй, командир!
Слава привычным движением сковырнул пробку, дунул в бокал - он был весь в пыли - и налил почти полный сосуд.    
- Ну, кто первый? - оглядел он прекрасную троицу.
- Нет, ты первый, командир.
- Будем торговаться? - повысил голос Слава. - Разводящий пьёт последний. Разрежьте помидоры.
Через две минуты бутылка была благополучно выпита. Себе он налил полный бокал.
- Своя рука владыка, - засмеялся один из алкашей. - Вот почему разводящий пьёт последний.
- Не рассчитал немного, - не смутился Слава. - Из другой не долью.
Закурили и сразу же оживлённо заговорили. Водка, выпитая без закуски, если ей не считать крохотный кусочек помидора, моментально ударила в голову. Солнце засветило ярче, и день стал светлее. Один из собутыльников рассказал, как он воровал водку, когда работал на спиртзаводе. Другой с юмором поведал, как его за пьянку выгнали с работы.
- Ничего, мужики, прорвёмся! - заверил бывший работник водочной промышленности и потёр ладони. - Ну что, между первой и второй - перерывчик небольшой?
- Наливай, пока не прокисла.
- Да, а то нагреется.
Вторую распили так же быстро, снова закурили, и опять пошёл беспредметный разговор. Одного из собутыльников  «повело». Он сел на корточки, прислонился к стенке гаража и заснул в таком положении.
- Чего это он? - удивился Слава.
- А он у нас застенчивый, - засмеялся бывший работник спиртзавода. - Ничего, скоро проснётся. А что же, у нас больше ничего нет? - сделал он удивлённое лицо. - Очень жаль, ещё бы одна не помешала.
- Где же взять? - вздохнул другой.
- Где? В магазине конечно. Но вот командир домой торопится. Дома жена, дети.
При упоминании о жене у него испортилось настроение. Хорошо им там, в деревне, на всём готовом. Живи - не хочу!
- Я домой не тороплюсь, - возразил он. - У меня семья в деревне. До сентября там будет. - И достал деньги. - Неси ещё одну.
Потом около них объявились ещё два каких-то ханыги. Они принесли с собой две здоровые бутылки портвейна, который пили без закуски под сигарету.
Домой Слава пришёл на автопилоте. Каким-то образом сразу же умудрился открыть дверь и, не раздеваясь, повалился на диван. Проснулся рано. В желудке неприятно жгло, с головой было ещё хуже.  «Неужели меня вчера раскрутили? - подумал он.- Ох, головушка моя! Это от смеси водки с портвейном. Сколько же мы выпили? А деньги? Где деньги?»
Он пошарил по карманам и в одном обнаружил пропуск и несколько помятых дензнаков. Половины того, что он взял у сестры, не было. Слава прошёл на кухню развёл варенье водой и жадно выпил. Потом закурил и задумался. Похмельные мысли шевелились с трудом. Похмелиться бы, но  скоро ехать на работу.
  Ничего, на работе есть два литра вафы. Только бы доехать. Рановато, правда, но чего сидеть. Быстрее приедет - быстрее похмелится. Он быстро побрился, разгладил ладонью помятые брюки, сунул в карман последнюю банку тушёнки и неуверенной походкой зашагал к автобусной остановке. Первым делом, войдя в аккумуляторную комнату, Слава включил рубильники подзарядки. Потом из железного ящика извлёк заветную банку с вафой. Оттуда же вытащил завёрнутый в полиэтиленовый пакет кусок хлеба. Самодельным ножом, сделанным из самолётной расчалки, открыл банку с тушёнкой. Стакан, который он стащил из рабочей столовой, стоял на столе. Тут же стоял и баллон с дистиллированной водой.
По понедельникам начальник базы со своими специалистами обычно делал обход территории, заглядывая в цеха, кладовки, раздевалки и прочие закутки и находя много беспорядка. Тут же, на месте вставлял нерадивым пистоны: объявлял выговоры и замечания, нещадно при этом ругаясь. Когда он вошёл в помещение аккумуляторного цеха, ему показалось, что здесь никого нет.  
  - Вот, - загрохотал он басом, - оставили дверь открытой и ушли. Бери, что хочешь и тащи! С тебя ведь спрошу, - повернулся к главному механику.
    И в этот момент все присутствующие услышали богатырский храп.
- Здесь кто-то есть, - сказал главный инженер, шагнув дальше в помещение за угол кладовки. Начальник базы проследовал за ним.
   Зажатый между столом и железным ящиком кладовки на стуле сидя спал человек. На столе лежал хлеб и наполовину пустая банка тушёнки.
- Никак с утра нажрался? - удивился начальник базы. - Это же Мыльников. - Он взял банку с жидкостью и сунул туда нос. - Вафа, твою мать! - Потом затряс Славу, схватив за рубашку.
- Пошли на х…, - замычал Слава, но не проснулся.
- Готов! - констатировал начальник. - Твой? - повернулся к главному механику.
- Мой, - кивнул тот.
- Выгнать к долбаной матери! У него тут всё под напряжением, а если, не дай бог, пожар?
    Но выгнать Славу не получилось. Оказалось, некому будет работать, так как Лёша был ещё в отпуске. В обеденный перерыв Мыльников, ещё не очухавшийся, стоял на  «ковре» главного механика. Тот минут пять крыл его всем известными эпитетами, а под конец поклялся выгнать  к этой самой матери, как только выйдет с отпуска его начальник.
   Слава стоял, опустив голову. Оправданий не было. Жалко вот только, что банку с вафой забрали.
- Уйди с глаз моих! - вскричал под конец начальник, и Слава быстро выскользнул из кабинета.
    Через неделю вышел на работу Лёша, но инцидент с Мыльниковым в повседневной текучке забылся, и он продолжал работать.
    -------------------
  Быстро прошло лето, и наступил конец августа. Из деревни должна была приехать семья.  А Слава, набравший денег у соседей  и  знакомых,  не знал, как будет расплачиваться. За квартиру и коммунальные услуги он не платил. Сестра денег больше не давала, требуя вернуть старый долг.
   А он продолжал пить. В основном это было на автостоянке. Денег за работу ему больше не давали, а просто наливали водки. А когда был пьян, отказывались от его услуг. Что-то он там в таком состоянии наделает в двигателе. А вот машины мыть предлагали. Иногда за вечер он мыл несколько машин. Сто грамм с каждого хозяина было обеспечено.
    Питался он, где попало и как попало. Но последнюю зарплату не истратил, а положил в шкаф среди белья. И не взял оттуда ни рубля. Но пил каждый день. Он уже вступил в ту стадию, когда человек хочет - пьёт, и не хочет - тоже пьёт.  Поразительно, но он всегда оказывался в нужное время в нужном месте. То есть там, где разливали и пили. Собственно по вечерам на автостоянке пили постоянно. А поскольку его знали почти все автовладельцы, как специалиста, многие наливали ему, даже ничего не требуя взамен. И он принимал это, как должное.  Да и отказаться был уже не в силах. Болото засасывало.
    За две недели до приезда семьи, предчувствуя финансовый скандал, он сунул в пакет старый магнитофон  «Электроника» воронежского автозавода  и приёмник  «ВЭФ» рижского завода и направился  к знакомым ханыгам, с которыми не раз пил.
- Вот, - сказал, - толкните где-нибудь. Я не умею продавать. За работу - бутылка.
- Две, - сказали ханыги, - пьём вместе.
    И схватив пакет, отправились на местную барахолку. Деньги они принесли ему домой, а вместе с ними… три бутылки.
- На две же договаривались, - урезонил их Слава.
- Мы две и принесли, - отвечали ханыги, - а третья - за наши деньги.   Должны же мы тебя угостить. Ты же нас угощал. А долг платежом красен.
    Без сомнений они купили водку на его деньги, но он спорить не стал, а пригласил их на кухню. Ханыги нисколько не удивились, что на закуску у него кроме хлеба, старого куска сала и твёрдого, словно титановая лопатка турбины, леща ничего не было. Они ко всему привыкли.
    По семье Мыльников не скучал. К жене и детям он давно стал относиться безразлично.  Сказалась, видимо, его прошлая бродячая командировочная жизнь, но ещё больше сказывалось неумеренное потребление спиртного. У него начался процесс деградации. Вместе с безразличием к семье возникло и безразличие к работе,  к себе самому и ко всему окружающему. В последнее время он даже ни разу не включал и не смотрел телевизор. К женщинам также стал относиться равнодушно. Когда-то любивший пофорсить в лётной форме, сейчас в одежде стал неаккуратен. Носил одни и те же помятые, в масляных пятнах, брюки и не менее мятую куртку-ветровку.  За всё лето он ни разу ничего не стирал, кроме носок. Его туфли за всё лето ни разу не видели крема и щётки и покрылись каким-то серым налётом из пыли и гари. Бриться он стал раз в три-четыре дня. С головы свисали чёрные лохмотья волос. По всем признакам, это был бомж, но, правда, ещё с определённым местом жительства.
  Семья приехала из деревни к вечеру, когда он уже пришёл с работы и, поужинав всухомятку, спал, как всегда, не раздеваясь, на диване. Сегодня ему повезло. Из командировки прилетели сразу два экипажа, отлетавшие санитарную норму. И Слава оказался в нужное время около них. Ему налили, как ветерану и бывшему члену коллектива. Но много не пили, быстро разъехались по домам. Уехал домой и он. Недостаток выпитой водки неприятно волновал, и Слава хотел уже извлечь немного денег из шкафа, чтобы приобрести бутылку. Но неожиданно заговорил внутренний голос.  «Подумай, - сказал он. - В любой момент могут приехать жена и дети. Как ты будешь выглядеть перед ними? Ты же всё лето их не видел. Что они подумают?»
И он согласился с ним, поскольку был ещё в состоянии  относительно трезво мыслить. Он прилёг на диван и незаметно заснул.
С детьми и женой поздоровался сухо и сдержанно. Помог занести сумки и пакеты с вещами и продуктами и снова устроился на диване, включив телевизор.
- Чем ты тут питался всё лето? - спросила жена. - В холодильнике пусто, в шкафах тоже ничего нет.
- А, в основном на работе кушал, - отмахнулся Слава.
- Но дома даже картошки нет. Ты же знал, что мы приехать должны.
- Закончилась. А по рынкам мне некогда ездить.
- А почему в квартире так грязно? Всё пылью покрылось. И на это времени не хватало?
- Несколько раз убирался. Только тараканов три раза морил, - соврал он. - Развелось их тут, гадов…
Зоя молча покачала головой, и удалилась на кухню готовить ужин из того, что привезли с собой. Минут через сорок позвала его кушать. На сковороде аппетитно шипело поджаренное свежее мясо с зелёным луком и яйцами. Дети поели и улеглись спать в своей комнате. Пятичасовая дорога в автобусе утомила их. А Слава сидел, нехотя ковыряясь вилкой в тарелке. Жена мыла посуду и говорила:
- Завтра нужно съездить на рынок купить немного картошки. А во второй половине сентября к нам приедет отец.
- Зачем? - дёрнулся Слава.
- Он приедет на склады сельхозтехники за какими - то товарами. На колхозной машине. А нам привезёт несколько мешков картошки, овощей, мяса.  Ну и ещё что-то, чем мама его нагрузит. В этом году небывалый урожай овощей, не знают куда девать. А ближе к зиме бычка зарежут. Так что будем с мясом. Здесь, на рынке-то оно дорогое?
- Не знаю, - помотал головой Слава, - не был я на рынке.
- А послезавтра нужно купить детям всё необходимое  к школе. Денег-то нам за лето накопил?
- Да, немного, - пробурчал он. - Там, в шкафу.
- И это всё? - вернулась  Зоя, держа в руках тощую пачку. - Раньше ты в месяц столько получал.
- То раньше было. А теперь работы мало. Я сейчас в командировки не летаю и за налёт не получаю.
- Но почему?
- Говорю же, работы мало. Да и зарплату нам срезали, - соврал он. - Хорошо ещё, что хоть такие деньги дают.
- Но как же нам жить? - опустилась на стул Зоя. - Ты, наверное, пил тут всё лето. От тебя и сейчас пахнет.
- Не пил я, - повысил голос Мыльников и вдруг неожиданно закричал: - Ты зачем приехала? Чтобы мне допросы устраивать? Можешь ехать обратно.
- Так ты нас встречаешь? - тихо сказала жена. - Дети по отцу соскучились, хоть бы приласкал их при встрече.
- Не маленькие уже, - проворчал Слава.
В эту ночь они впервые после длительной разлуки легли спать не вместе. А на второй день вечером, когда он пришёл с работы, Зоя спросила:
- Зачем ты занимал деньги у сестры и соседей? Из того, что ты мне оставил, я почти половину должна вернуть. Скажи, зачем ты это сделал?
- Не твоё дело, - вспылил Слава, - нужно было - вот и занимал.
- Нет, это моё дело. Мне детей поднимать нужно, а ты тут всё лето от водки не просыхал. Мне ведь всё рассказали.
 И снова прозвучало слово развод.
- Развод? - подпрыгнул Слава. - Ох, напугала! Да хоть сейчас.
- Тебе лечиться нужно, ты же алкоголиком стал.
- Выбирай выражения, дура! - рассвирепел Мыльников. - Не выводи меня из себя.
Соседям деньги она отдала, а сестру упросила подождать. Всё-таки надо же купить детям к школе книги, тетради и зимнюю обувь. А одежду как-нибудь проносят прошлогоднюю, хотя она уже им маловата. Растут ведь.
Несколько дней Слава не пил и приходил домой трезвый. На работе он попросил знакомого техника, умеющего подстригать, навести на его голове порядок, стал ежедневно бриться и даже почистил, наконец, свои брюки.
« Всё же хорошо, когда не пьёшь, - говорил ему внутренний голос. - Утром встаёшь, как человек, голова не болит, руки не дрожат, глаза не слезятся. А жена права, ты алкоголиком становишься. Но ещё не поздно остановиться. Надо просто напрячь свою волю. Ведь когда-то ты это мог делать. Да и сейчас сможешь, если захотеть».
И пока он был трезв, он прислушивался к внутреннему голосу.
Как-то в один из вечеров позвонили в дверь.  Открыв, он обнаружил одного из клиентов стоянки, владельца старого « Жигулёнка».
- Выручай, Слава, - взмолился он. - Сын регулировал клапана, да так отрегулировал, что рукояткой не провернёшь двигатель. Не пойму, в чём дело.
Ему понадобилась минута, чтобы определить, в чём дело.
- Сын- то кто у тебя? - Студент. Что он наделал?
- Наделал. Он пытался запускать двигатель стартёром?
- Говорит, пытался. Но что-то там застучало и заклинило.
- Хреново! Он сделал неправильную регулировку. Придётся разбирать двигатель. Работы много. Возможно, клапанную группу придётся менять. Это не дёшево.
- Твою мать! - ахнул хозяин. - Выручай, Слава. Машина позарез нужна. Урожай с дачи вывозить нужно.
- Говорю же, это не дёшево.
- Всё оплачу, только сделай поскорей.
- Вечера два придётся повозиться, - почесался он и приступил к разборке двигателя. Уже начало темнеть, когда он полностью разобрал клапанную группу.
- Завтра купи четыре клапана, - сказал, показывая их хозяину. - Эти деформированы. Заодно и прокладку под клапанную крышку купи. Ничего особо страшного сын не натворил. Но впредь, если чего не знает, пусть не суётся. Короче, завтра сделаем вечером.
       Хозяин засуетился, достал из машины бутылку.
  - Нет, - помахал рукой Слава, внутренне поражаясь своей решимости, - не надо. Я ещё ничего не сделал. Да и не пью я сейчас.
       Ещё дважды ему пытались наливать, но он отказался. Домой шёл гордый от осознания того, что одержал над собой хоть и маленькую, но всё же победу.
       На следующий день машину он сделал. Запустил, проверил на всех режимах. Двигатель работал безупречно.
- Золотые у тебя руки, Слава, - сказал хозяин, протягивая деньги. - Я бы ни за что это не смог сделать. Даже не пойму, отчего клапана погнулись.
- Э, не забивай себе этим голову, - улыбнулся Мыльников. - Я только в училище три года двигатели учил.
       На радостях они выпили. Прилично. А потом пошло. Славе ещё кто-то наливал, потом ещё кто-то.  Домой он пришёл на автопилоте и как всегда, не раздеваясь, повалился на кровать. Жена только вздохнула, глядя на него. Говорить ему что-либо в таком состоянии было бесполезно. Она обшарила его карманы и в одном нашла заработанные деньги. Снова вздохнула и положила их в карман халата.   
-----------------
Что такое собственно наша жизнь? Если отбросить пафос и философию и сказать, лукаво не мудрствуя - это борьба. Борьба за добывание денег. Без них человек - ничто. Человечество превратило деньги в культ, в нечто подобное идолу, которому поклоняются все без исключения. Без денег нет жизни. Без них ты будешь голоден, разут, раздет, а жизнь превратится в каторгу. Без денег нет свободы, которую так навязывали демократы этой стране. И навязали. Да, без денег свободы нет, в какой бы добропорядочной стране ты не жил. Без денег есть только свобода дышать. Пока. Без денег ты будешь медленно умирать и, в конце концов, превратишься в злобное животное, рычащее на всех и ненавидящее всё окружающее.
Если ты заболел - без денег тебя не будут лечить. В лучшем случае создадут видимость лечения. Человеческая жизнь без денег ничего не стоит. Всем нужны деньги, чтобы существовать на этой планете и выживать в этом мире. А чтобы выживать в мире денег, в мире больших денег, нужно иметь звериный оскал. Если его нет - погибнешь. Выживает сильнейший. В мире больших денег. А в мире малых?..
Иногда утверждают, что человек подобен зверю. Может быть. Но если коснуться справедливости, то в мире зверей её больше, чем в мире человеческом. Хотя бы потому, что мир зверей не знает денег - этого эквивалента бед и несчастий, горя и радости, зла и насилия, зависти и печали. Сколько ссор, убийств, инфарктов и разводов происходит из-за денег? Такой статистики нет. Да и нужна ли она?
Всё в этом мире крутится вокруг денег. Нет денег - этой специально придуманной бумаги - и простаивают заводы. Нет денег - и людей выбрасывают на улицы. Нет денег - и люди пьют отравленную ими же воду.  Нет денег - и…
Можно перечислять бесконечно. Трудно представить, какой бардак начался бы в нашем и без того не лучшем из миров, исчезни в нём сразу все деньги. А ведь это всего лишь бумага. Иногда кажется, что всё человечество не очень удачно, а больше бестолково играет в одну дурацкую   игру  название которой - деньги. Не очень удачно. Иначе откуда же на земле миллионы голодных при чудовищных богатствах отдельных людей? Вот тебе и бумага! Кто её придумал? Высший разум или исчадие ада? Почему их не хватает всем, чтобы жить по человечески и не разрываться между необходимостью и невозможностью?
Деньги, деньги, деньги! Они захватили все без исключения области жизни человека. И гонку за ними останавливает только смерть. Кто-то гонится за миллионами, кто-то, чтобы хватило на ужин и утром на завтрак. Нет, как ни крути, а в зверином мире справедливости больше. А всемирная игра в деньги никогда не закончится успешно, пока у каждого человека, независимо работает он или нет, не будет достаточно этой бумаги, чтобы жить не унизительно, а именно по человечески.
Экономисты говорят, что если это сделать каждому, начнётся небывалая инфляция. А что это такое? Это всего лишь степень цинизма общества в так называемой рыночной экономике,  где каждый желает въехать в рай на чужом горбу. Кто устоит от соблазна повысить цену для соседа? А завтра в ответ тебе повысит цену на свою продукцию сосед. И кто остановит этот бесконечный виток? Государство? Бог? Дьявол? Никто не спешит.
Ах, деньги, деньги кровь, пот, боль и отчаяние человечества! Но не мечтайте о равенстве и братстве. Ведь уже пробовали. И не выдержали испытания теми же деньгами. А впрочем, проживи Сталин лет двести, может, и умудрился бы построить нечто подобное коммунизму на одной шестой суши этой планеты, где у всех было бы поровну даже счастья. И равенства, и братства.  Но за колючей проволокой. А впрочем, кто знает, что лучше человеку, не имеющему денег. Ведь бывают же случаи, когда бывшие зеки, не выдержав испытания демократией и свободой  без денег, снова возвращаются обратно, специально совершив новое преступление. Просто так в тюрьму ведь не берут. Хотя за деньги можно всё. Некоторые тюрьмы  за деньги предоставляют камеры, где можно посидеть и почувствовать себя зеком.
Воистину весь мир свихнулся с тех пор, как появились деньги. Хотя люди не против них. Они против того, что у некоторых их незаслуженно много. А у некоторых, «пропахавших» за копейки всю жизнь, в старости не хватает порой на хлеб. Нет, не с маслом. Хотя бы с молоком. Таковы российские пенсионеры. Стыдно, господа! А впрочем, стыд, что это такое? 
         --------------------
Вся осень в семье Мыльниковых прошла во взаимных претензиях. Не помог даже приезд тестя, привезшего гору всяких продуктов и бутыль самогона. Зоя не представляла, что бы она делала без этой помощи. Денег не хватало катастрофически. Она обошла множество всевозможных частных контор и предприятий в поисках работы, но всюду требовались молодые и длинноногие  с высшим образованием и умением работать на компьютере. Да нужен ли он, чтобы делать котлеты?
А государственные предприятия стояли. Туда не брали ни молодых, ни старых. Наоборот сокращали.
Вскоре она узнала о причинах низкой зарплаты мужа. Оказывается уже больше полугода, как он не работает по своей специальности. Узнала, и почему это произошло.
Последний месяц они почти не разговаривали. Слава приходил с работы иногда трезвый, но чаще от него несло каким-то чудовищным запахом, раздевался и молча проходил на кухню. Зоя так же молча наливала ему борща, ставила перед ним тарелку и уходила. Он ел, потом выходил на балкон и долго курил. А потом заваливался на диван и лежал, глядя в потолок, пока не засыпал.
Дети стали сторониться его, да и сам он почти с ними не разговаривал. А у жены всё чаще возникали мысли о разводе. Муж спивается, но никого не хочет слушать. Ну, год ещё, два. А что дальше?  И что самое страшное - всё это происходит на глазах у детей. В глубине души она надеялась, что жизнь как-то образуется, хотя разумом понимала: болезнь зашла слишком далеко. Её, эту болезнь, надо лечить, но для этого нужны деньги. Да если бы они и были, он ни за что не согласился бы лечь в клинику. Ещё ни один алкоголик не рвался туда добровольно. Да и страшно было оставаться одной с двумя детьми. Всё-таки хоть какие-то деньги, но он приносит. Ах, если бы у ней была приличная работа!
А перед Новым годом позвонили с аэропорта и спросили, почему Слава уже третий день не приходит на работу?
- Не знаю, - честно призналась она, - я сама его видела последний раз два дня назад.
А Слава в это время валялся на полу, растянувшись на старом прожжённом матрасе у одного из колдырей, который жил один. У него не было семьи, так как ещё в советское время он, по пьяной лавочке, угодил в ту же советскую зону. Но с наступлением  «необузданной» демократии (повторилось холодное лето 53-го года) досрочно вышел, пополнив ряды российских безработных. Отец его умер от рака десять лет назад, а мать умерла за месяц до его освобождения. Из лагерей демократия освободила много недоносков и уродов. Спасибо за это демократам. Они  бросились убивать и грабить тех же, кто их освободил.  Но  вот этот парень ни убивать, ни грабить не умел.  И потому, нигде не устроившись на работу - кто же возьмёт - жил мелкими афёрами и мелким воровством. Но денег от такого занятия хватало на неделю.  Выпить же хотелось каждый день.
Колдырь этот совместно с дружками как раз провернул неплохую афёру, деньги пока были, и он их успешно пропивал.  А тут-то и подвернулся ему Слава, как всегда оказавшийся в нужное время в нужном месте. Лучше бы он с ним не встречался.
Афёра была простой, аки мык быка. Во всеобщем российском бардаке, который развёл с утра не просыхавший  от спиртного президент, (прости господи Россию) это было сущей ерундой. Рядом с домом афериста стол недостроенный дом. Стоял уже два года. Про него, казалось, забыли все. Оттуда растащили всё, что можно было растащить. Оказалось, не всё.   Увезти на машине можно было ещё многое.
Однажды там появилось объявление: «Ввиду отсутствия денег для продолжения строительства продаётся кирпич. По всем вопросам обращаться к сторожу».
Роль сторожа сыграл один из знакомых, которого когда-то выгнали за кражу водки. Парень был артист от природы. В итоге они продали несколько машин кирпича частным застройщикам. Ещё бы. Коттеджи росли, как на дрожжах.  Таким образом, они сплавили несколько машин,  деньги выплачивались  лжесторожу. Никаких документов не требовали. А прохожие думали, что это, наконец, возобновили работу строители.
Желающих купить кирпич было больше, но нигде не могли найти «сторожа». А он  был в загуле. Но когда кончались деньги, сторож  снова появлялся на стройке. Появлялся до тех пор, пока не распродал всё, что можно.
В квартире всюду валялись бутылки от вина, водки  и коньяка. Сам хозяин валялся тоже, но на диване. Убогость его квартиры поражала. Грязный затоптанный пол, чем-то заляпанные серые, кое-где рваные обои. На кухне - с отломанным углом стол, допотопный холодильник, обклеенный водочными этикетками и пара расшатанных стульев.
В зале - диван, тумбочка с чёрно - белым телевизором  « Горизонт» и массивный  дореволюционный  шкаф. Матрас, на котором валялся Слава, никогда с пола не убирался. Это было ложе для гостей. Вот здесь-то третий день и обитал Мыльников. Третий день они пропивали деньги, полученные за кирпич. Был выпит уже ящик водки. Но денег было ещё достаточно, а в холодильнике лежало достаточно закуски.
Утром приходили ещё двое друзей, участвовавших в операции «Кирпич». Садились похмеляться и играть в карты. Через пару часов карты начинали двоиться, их бросали и наливали ещё, чтобы прояснилось. Потом их тянуло ко сну и все падали, кроме хозяина, на пол. Кто на матрас, а кто на раскиданные старые газеты. Вечером просыпались от жажды. Но воду не пили, а снова собирались за кухонным столом и повторяли всё, что было с утра. Ночью двое друзей уходили домой. Спрашивается, зачем? Видимо, на полу спать всю ночь всё же неудобно.
Слава третий день не ходил на работу. Не ходил он и домой. Да и вряд ли ему были бы рады дома.
А утром снова приходили похмеляться собутыльники. Похмелье плавно переходило в пьянку.
На четвёртый день ему стало очень плохо, он минут десять стоял на коленях перед унитазом. На связь вышел внутренний голос и произнёс всего два слова: «Ты отравился». Слава понял, что отсюда нужно уходить.
А оставшаяся троица, опохмелившись, занялась разработкой нового плана «Кирпич». Неподалёку стоял ещё один недостроенный дом. Деньги были нужны для достойной встречи нового года. Впрочем, деньги были нужны всегда.
---------------   
- Или пиши добровольный перевод в дворники или я с треском выгоняю тебя по статье за прогул, - сказал главный механик Славе, когда он объявился на работе на пятый день и сказал, что болел гриппом. Но его быстро раскололи, он же не знал, что шеф дважды за эти дни звонил его жене. Да и больничного листа у него не было, и быть не могло.
Дрожащёй рукой он написал рапорт о переводе в дворники и уже на следующий день расчищал от снега дорожки около здания штаба. Первое время, завидев его с лопатой, коллеги удивлялись, но потом привыкли. Когда осадков не выпадало, ему особенно было нечего делать, и он часами просиживал в кладовке АХО, где хранились мётла, лопаты, рукавицы и прочий скарб. Сюда редко кто заходил, и он был предоставлен самому себе.
Без водки он уже не мог, поэтому ежедневно заходил в кафе на привокзальной площади и заказывал сто- сто пятьдесят грамм, выпивая их без закуски. На большее денег не хватало. Иногда его угощали бывшие коллеги, которые забегали сюда после смены. К себе за стол его не приглашали, просто наливали в стакан и давали понять,  чтобы уходил. Слава выпивал, вытирал губы рукавом засаленного синего халата, просил на закуску сигарету и покидал кафе. Ему было обидно, что с ним не разговаривают и не принимают его за равного. Не понимал и того, что виноват в этом сам.
В начале следующего года пришло извещение о погашении долга за квартиру, иначе  их грозились выселить решением суда.
- Ты вот это видел? - холодно спросила жена, сунув ему под нос бумагу. - Платить собираешься? Ведь и, правда, выселят.
- Не выселят, - пробормотал Слава. - Не имеют права среди зимы  выселять.   
                - Значит, весной выселят. Кстати, долг ещё больше будет.
- Ну и хрен с ним, с долгом, - повышал голос Слава. - Нечем мне платить. Я один работаю.
- Ты и раньше один работал, но ведь нам хватало, хотя и трудно было. Ты пропил свою профессию и докатился до дворника. Как нам теперь жить?
- Не нравится - не держу. Скатертью дорога.
- А ты о детях думаешь, мерзавец! - не выдерживала Зоя. - Или уже всю совесть пропил!  Кто их содержать и воспитывать должен?
- За мерзавца схлопотать можешь, - с угрозой в голосе отвечал Слава. - А дети, что? Если разойдёмся, они всё равно с тобой останутся. Кто мне их отдаст? Я же алкоголик, - кривился он в ехидной улыбке.
- Да дети сами с тобой не останутся. Они же видят, какой образ жизни ты ведёшь. Я подаю на развод, предупреждаю тебя. А потом будем менять квартиру.
- Делай, что хочешь, - равнодушно отвечал Слава.
Но развестись оказалось непросто. На это тоже требовались деньги. А их не было. Не просто оказалось и с разменом жилплощади. На две однокомнатные их двухкомнатную квартиру менять никто не хотел. А если кто и соглашался, то только с доплатой. Всё опять упиралось в деньги.
Всю зиму они прожили, питаясь в основном тем, что отец Зои привёз в конце прошлого года. Но мясо кончилось, на исходе была и картошка. На деньги, которые давал глава семьи, они кое-как сводили концы с концами. А Слава продолжал пить. Он незаметно  утащил из дома свои ещё почти новые унты и электродрель и продал их на ближайшей барахолке. Часть денег отдал жене, сказав, что дали премию на работе, остальные пропил.
С наступлением весны Мыльников почти перестал приходить домой. Он устроился в группу таких же пьяниц, которые занимались строительством дач в окрестностях аэропорта. Работу дворника забросил, и его уволили за прогулы.      
С хозяев строившихся дач они обычно  брали аванс. Работали плохо, больше пили и как только отрабатывали аванс, хозяева отказывались от их дальнейших услуг. Последний месяц Слава не принёс в семью ни рубля. Он опустился до настоящего бомжа. Перестал бриться, ходил в одной и той же грязной одежде, от постоянного пьянства глаза всегда были красные и начали слезиться. Последние две недели он не был дома и жил в небольшом летнем домике, сколоченном из тонких досок. Это была дача сестры Любани. Когда-то ей, как матери одиночке, выделили земельный участок, но не в состоянии строиться, она приезжала сюда очень редко, и участок весь зарос сорной растительностью. Доски домика рассохлись и насквозь продувались ветром. Внутри ничего не было, ни стола, ни стульев, ни кровати, ни посуды. Домик даже не закрывался на ключ.
В конце месяца он решил съездить домой, чтобы взять кое-какие личные вещи и одежду. Открыв дверь в квартиру, обнаружил, что нет многих вещей. Исчезли все вещи жены и детей, а также спальные принадлежности. Из кухни исчезла вся хорошая посуда, которую когда-то покупали вместе. В шкафу почти не осталось белья. С окон исчезли шторы. Соседка тётя Катя объяснила: неделю назад на машине приехал отец Зои. Она загрузила всё необходимое и сказала, что уезжает на лето жить в деревню. По количеству увезённых вещей Слава понял, что уехали они навсегда. Так он остался один. 
Этот удар судьбы он принял равнодушно и даже обрадовался, что теперь не нужно думать, где брать деньги на содержание семьи. В деревне они не пропадут. И всё-таки ему стало печально. Он вдруг понял, что может уже никогда их больше не увидеть. Слава хотел позвонить сестре, но телефон не работал. Его отключили за неуплату.
И тогда он напился. Два дня пил, не выходя из дома, пока не обнаружил, что денег больше нет. На третий день проснулся с ощущением голода и тяжести в голове. Организм требовал похмелья. И тогда Слава направился к своему знакомому руководителю операции «Кирпич». Тот был дома, сидел на кухне и пил самогон.
- У меня тоже денег нет, - сказал дружок, - зато есть резина. Вот, - кивнул на две автомобильные покрышки. - Пойдём на рынок продадим - будут деньги. Одному-то мне тяжело тащить.
- Где же ты её взял? - удивился Слава. - Совсем новая.
- Где взял - там её уже нет, - шмыгнул носом хозяин. - Была, да сплыла.
- Ну, ты даёшь, Боря! Так пошли, продадим.
На барахолке они не пробыли и полчаса. За бросовую цену покупатели нашлись быстро. На вырученные деньги они купили полтора литра самогона и закуски. А Слава взял ещё у Бориса денег взаймы. Но домой он не пошёл, так как не в стоянии был передвигаться. Да и какая теперь разница, где ему лежать. Свалился на знакомый прожжённый матрас.
Утром встали поздно, торопиться некуда. Похмелились оставшимся самогоном. Пить больше не хотелось, организм требовал отдыха. И Слава заспешил домой с некоторой суммой денег в кармане. О том, как он будет отдавать Борису долг, не думалось. Придя домой, он включил телевизор, лёг на диван и задумался. Дума была одна: где раздобыть деньги. За квартиру не уплачено почти за целый год, ведь и правда могут выселить. А за телефон? Чёрт с ним, с телефоном, он ему не нужен.
Он встал и обошёл квартиру, проведя генеральную ревизию того, что осталось после отъезда семьи. Осталась вся мебель и бытовая техника. Удивительно, но жена не взяла стиральную машину. Впрочем, в деревне всё есть. А вот швейной машины не было.  «Что бы продать? - размышлял он. - Холодильник, стиральную машину, телевизор? Нет, телевизор нельзя. Хотя там и смотреть нечего. Холодильник тоже жалко. Пожалуй, стиральную машину. Зачем она мне? Постирать я могу и руками».
Но, протрезвев, Слава изменил решение. Зачем продавать стиральную машину, когда в зале стоит абсолютно не нужная мебельная стенка?  Она почти пустая.   
И он принялся за работу. Бельё из стенки перенёс в бельевой шкаф, стоящий в детской комнате. Стаканчики и рюмочки из серванта сложил в большую вазу и положил на кухне. Вот и всё. Можно продавать.
Через неделю стенка была продана. Половину денег он перечислил за квартиру за шесть месяцев, отдал долг Борису и навестил сестру, предварительно купив её дочери подарок. Люба ещё не знала, что семья уехала от него и встретила Славу довольно благосклонно. Тем более, что он был чисто выбрит, одет в форменный костюм и на бомжа не походил. Не знала Люба и то, что он безработный.
- Я поживу на твоей даче летом? - попросил он сестру. - У нас там шабашки по вечерам, работаем до темноты. А в город ездить далеко и много времени поездки отнимают.
- Живи, - ответила сестра. - Я там всё равно не бываю. Но как там жить? Там же ничего нет, даже электричества. И пищу не на чем готовить.
- Ничего, что-нибудь придумаю.  - И он в этот же день укатил в аэропорт.
На даче, распаковав привезённый с собой баул, вытащил и расставил на прибитой к стене доске кое-какие вещи и посуду, одежду развесил на вбитых в стену гвоздях.
Кроватью ему служил кусок фанеры, постельными принадлежностями - старые фуфайки и куртки, которые он насобирал у знакомых ему работников аэропорта. Кое - чего подобрал на свалке, расположенной неподалёку.  Ещё когда работал  в АХО, он утащил оттуда кусок какой-то толстой грубой ткани, которую настилают в коридорах вместо ковровых дорожек. Это служило ему одеялом.
Закончив разборку, он с чувством удовлетворения заспешил в поселковый магазин. Нужно было купить чай, мыло для бритья, что-нибудь на ужин, ну и конечно водки. Вернувшись обратно, сложил продукты в полиэтиленовый пакет, чтобы не сожрали мыши, и пошёл навещать  подельников, с которыми расстался неделю назад. Все трое жили в бане. Они строили хозяину дачи дом.
- Ты куда пропал? - встретили они его. - Нам как раз четвёртого не хватает.
- А-а! - махнул рукой Слава, - дома неприятности были. Но всё кончилось. Наливайте.
Шабашники тут же бросили работу, и один из них вытащил ещё бутылку.  Потом ещё два раза ходили к сторожу соседних садов Виктору за самогоном. Домой Слава шёл, спотыкаясь о кусочки гравия, которым были посыпаны садовые проезды. Его качало из стороны в сторону, словно в шторм шаланду, потерявшую управление. Иногда он останавливался, хватался руками за забор и стоял несколько минут, отдыхая.
Автопилот безошибочно вывел его на Любин участок. Не раздеваясь, повалился на свою импровизированную кровать и забылся тяжёлым пьяным сном. Храп его был слышен на улице.
Стояла тёплая, тихая, июньская ночь, ярко светила луна. При её свете, казалось, можно было читать газету.
-----------------
Лето прошло. Прошло быстро, незаметно, в ежедневном пьяном угаре. Слава и не заметил, как наступил октябрь.  В его домике температура по ночам была такой же, какая и на улице. По утрам он просыпался, лязгая зубами. То ли от сохранившегося ещё летнего загара, но, скорее всего потому, что давно не мылся, он выглядел каким-то чёрно-серым. Он даже не умывался по утрам. Брился один раз в неделю, а стригся последний раз ещё в начале лета. Одежда на нём была неряшлива и грязна, но и на это он давно перестал обращать внимание.  В конце октября температура воздуха была близка к нулю, шёл попеременно то дождь, то мокрый снег. Все работы в садах и дачах были закончены, делать здесь было нечего, да и жить в летнем домике невозможно и Слава решил перебираться на зимнюю квартиру. Сложил в баул все свои немногочисленные пожитки, выбросил из домика с полсотни пустых бутылок (весной он их сдаст), забил дверь гвоздями и направился к остановке автобуса.
За всё лето он в город ни разу не приезжал. В квартире всё было покрыто толстым слоем пыли. Первым делом он отсчитал и отложил в тумбочку часть заработанных за лето денег. Сумма, несмотря на то, что прилично пропивал, была довольно внушительной, и если жить экономно, то можно протянуть до весны. 
Слава включил в сеть пустой холодильник и наметил план дальнейших действий. Сначала горячая ванна. Отмыться и побриться. Потом сходить в магазин и купить какие-нибудь продукты, а заодно и навестить друга Бориса. О том, чтобы прибраться в квартире, даже не подумал.
В магазине купил бутылку водки и бутылку вина.
- О, Слава! Дорогой! - вскричал Борис, открыв дверь.  - А мы тебя потеряли. Да куда же ты пропал? Думали, что умер или в тюрягу загремел. Проходи.
Мыльников обратил внимание, что в квартире была чистота. В зале стояли две кровати, грязного матраса на полу не было. На тумбочке стоял японский телевизор. На кухне полно коробок с фруктами и прочими продуктами. Холодильник тоже забит всякими пакетами.
- Ты чё, наследство получил? - удивился Слава. - Или женился?
- Ага, женился, - расплылся в улыбке Борис, - на двоих сразу. И оба с Кавказа. Я живу теперь, как у Христа за пазухой. Сдал жилплощадь двум торговцам с рынка. Они мне и деньги дают и продуктами снабжают. Вот видишь, сколько всего натащили.
- Кучеряво устроился, - вздохнул Слава, - мне бы так.
- А не надо всё лето было в аэропорту торчать, и тебе бы нашли квартирантов. Не жизнь, а малина. Ничего не делаешь, а деньги идут. Жалко, не пьют гады. И водку не приносят, приходится самому покупать. Да жаль, через месяц они домой уедут. Ну, давай, давай, наливай. Вот гранаты есть, апельсины.
- Красиво живёшь, - ещё раз позавидовал он. - С чего начнём? С вина?
Потом они ещё раз сходили в магазин. Домой он пришёл как всегда на автопилоте.  И так продолжалось несколько дней. Деньги из тумбочки убывали быстрее, чем ему хотелось.
А потом наступило насыщение. После очередного перебора он почувствовал, что не может пить не только водку, но даже пиво. Организм взбунтовался. Стоило ему выпить пару глотков, как  начиналась долгая мучительная икота. Иногда приходилось срочно бежать к унитазу. А если пробовал пить вино, то через несколько минут во всём теле начинался такой зуд, словно его отхлестали крапивой, а лицо и уши начинали гореть и становились пунцово-красными.
 Как-то к нему зашли техники с бывшей его работы, но он пить отказался, чем привёл их в неописуемое удивление. Слава пил чай.
- Ты закодировался что ли? - спросил один из них.
Слава молча схватил бутылку, налил полный стакан и залпом выпил.
  - Кто закодировался? - спросил он, выдыхая и начиная икать. - Кто закодировался?
  - Сдаюсь, сдаюсь, - поднял руки техник.
А Слава уже готов был бежать в туалет, но икать вдруг перестал, и никакой реакции больше не последовало. За неделю, когда он ничего не мог пить, организм справился с последствиями отравления. И тогда Слава снова начал пить каждый день.
К Новому году он обнаружил, что заработанные им за лето деньги кончаются, и это повергло его в унылое состояние. В минуты просветления он мечтал выплатить долги по квартплате, но мечты эти улетучивались с первым глотком водки. А потом уже не мог остановиться. Но странное дело, если раньше он выпивал бутылку и был способен держаться на  ногах и что-то ещё соображать, то в последнее время вырубался уже с двух стаканов.
И ещё одна неприятность навалилась на него. Всё чаще во время пьяного сна он стал мочиться под себя. Весь его диван провонял, и от него несло, как из общественного туалета. Он купил одеколон и обильно полил им диван, но это мало помогло. Два запаха, смешавшись,  образовали ещё более острый запах.
Новогодние праздники Слава провёл в пьяном угаре, а в середине января обнаружил, что деньги кончились. Не на что было купить не только водки, но даже хлеба и сигарет.
Зимой волки собираются в стаи, чтобы выжить. Так легче охотиться и добывать пищу. Так иногда поступают и люди.  Интуиция подсказала, что ему нужно навестить Бориса, у которого не был с прошлого года. От былого изобилия друга не осталось и следа. В квартире уже не стояли ящики с фруктами, а на полу снова валялся грязный матрас. Борис угостил его вонючим самогоном и сказал:
- Деньги, которые оставили кавказцы, кончились, а их кровати я продал. Хотя они и сказали, что летом снова приедут. Да ладно, другие купят. У них денег много. А больше у меня и продать нечего.
- А где же телевизор?
- Вернули. Они его напрокат брали.
- Как же раздобыть денег? - вздохнул Слава.
- Не знаю. Думать надо, - ответил Борис, разливая по стаканам остатки  жидкости. - Всё, больше нет.
- Может быть, мне продать стиральную машину, - предложил Слава, - она в хорошем состоянии. Но кто купит? Сейчас новых полно.
- Смотря, за сколько продать, - оживился Борис. - Действительно, зачем тебе стиральная машина. За приемлемую цену всё купят.
Барахолка, где торговали всем, чем угодно, была неподалёку и уже через три часа машина была продана. Продажу крепко обмыли у Славы дома. Борис заночевал у него. Спать было где. Пустыми стояли три кровати.
Денег от продажи стирального аппарата хватило на неделю. Основная их часть ушла на покупку водки. И снова на повестку дня встал проклятый финансовый вопрос.
«Зачем мне нужны две кровати, которые стоят во второй комнате? - как-то подумал Слава. - На них спали сыновья, а теперь они ни к чему. Вот что нужно продать». И он дал объявление в газету, благо они принимались бесплатно. Кровати купили только через неделю, но денег за них дали мало. И они тоже скоро кончились.
Как-то Борис пригласил его съездить на дачу, оставшуюся от родителей. Он решил её продать ближе к весне, когда цены будут выше, а перед этим забрать оттуда все нужные вещи. Обратно они вернулись, загруженные до предела. На следующий день отнесли на рынок электрообогреватель, электроплитку, электрочайник и старый медный самовар, из которого пил чай ещё прадед Бориса. В магазине эти вещи стоили очень дорого, они же продали их, не торгуясь, по меньшей цене. Но ведь и вещи были уже не новые. А вот за самовар им неожиданно предложили больше, чем за три первые вещи, чему они несказанно удивились.
- Вот придурок! - обозвал Борис покупателя. - За кусок меди такие деньги отвалил.
С рынка возвратились с сетками, набитыми водкой, продуктами и пивом. Уже позже они узнали, что их самовар - раритет - и стоит раз в сто дороже, чем им за него дали. Потом они наведались на дачу ещё раз и увезли оттуда все инструменты: пилы, топор, молотки, ящик гвоздей, тиски и прочие слесарно-ремонтные атрибуты, которые натаскал когда-то с завода отец Бориса. Всё это они отнесли на рынок.
Так они просуществовали до середины февраля, а потом снова оказались без денег. И Слава решил продать диван-кровать, на которой когда-то спал вместе с женой. Покупатель оказался дотошным, долго торговался и ощутимо сбил цену. Заодно он купил и два мягких кресла. Из спальной мебели у него остался  теперь только старый, когда-то им прожжённый и насквозь провонявший диван. Его, конечно, никто не купит.
Денег, вырученных за мебель, ему бы хватило на пару месяцев, но они кончились через две недели. Зато в лоджии прибавился целый мешок бутылок и баллонов из-под пива.
 К нему часто стали приходить знакомые колдыри, прознавшие, что он живёт один. Иногда они приносили самогон, а потом пили на его деньги. Он, выпив рюмку, уже не мог остановиться, пока не напивался до полного отключения.
Как-то он сидел в очередном раздумье, что бы ещё продать для опохмелки. 
«Продай вон своё зимнее пальто, - неожиданно подсказал внутренний голос, - всё равно ты его не носишь. Его же моль попортит». 
Оказалось, что моль там уже поработала. Но повреждения, слава богу, были почти незаметны. В начале марта он продал тумбочку  от телевизора и журнальный столик. Телевизор поставил на табуретку.
А в один из дней наступило очередное отравление. Организм снова отказывался принимать водку. Тогда он купил коньяк, но и тот выплёскивался из желудка через несколько минут после приёма. Два дня Слава находился в состоянии полной апатии и не выходил из дома. Пил только чай и почти ничего не ел. На третий день пришёл в себя и оглядел  квартиру трезвыми глазами. Из мебели  у него остался кухонный стол, два настенных кухонных шкафа и несколько табуреток. А в зале - старый диван и телевизор.
------------------ 
Тёплый март обещал скорую весну. Днём в городе звонко звенела капель, а по ночам стояли лёгкие бодрящие морозы. Слава болел. Накануне, возвращаясь на автопилоте от Бориса, где они обмывали продажу его холодильника, он упал и больше часа пролежал на мокром снегу, лёжа на спине. Лицо его всё было красным, так как мартовское солнце ощутимо припекало. У него поднялась температура, болели поясница и почки, а грудь разрывал острый сухой кашель. К сигаретам он не прикасался уже второй день. Никаких лекарств у него не было и пил Слава только горячий чай.     
  В один из дней, когда болезнь уже отступала, в дверь позвонили. Открыв, он увидел перед собой двух элегантно одетых незнакомцев. На вид им было лет по тридцать пять-сорок. Один держал в руках дипломат. Незнакомцы вежливо поздоровались и представились агентами бюро недвижимости.
- Ну и что? - спросил их Слава.
- Мы занимаемся разменом и продажей квартир заинтересованным лицам, Вячеслав Иванович. Быть может, вы пригласите нас войти?
- Я не собираюсь ничего менять, - довольно грубо ответил он. Но обращение по имени отчеству ему льстило. Его уже давно никто так не называл. И он впустил их. - Проходите на кухню.
- Видите ли, - продолжал один из гостей, - так многие говорят, пока мы не объясняем преимущества и выгоды подобных сделок. Вот, например, взять вас, Вячеслав Иванович. Вы живёте один в двухкомнатной квартире…
- Откуда вы знаете? - перебил его Слава.
- У каждого агента есть свои маленькие секреты, - лучезарно улыбнулся гость и продолжал: - Вы живёте один и платите за лишние метры жилой площади.
- Я ни за что не плачу, - пробормотал Слава.
- Тем более, поскольку испытываете временные финансовые трудности. Мы могли бы разменять вам вашу квартиру, ну, скажем, на две однокомнатные. В одну квартиру вселяетесь вы, другую мы продаём и деньги возвращаем вам. За вычетом, разумеется определённых затрат за услуги. А заодно оплачиваем все ваши долги вот за эту вашу квартиру. Хорошо и вам, и нам, и тем, кто сюда въедет.
- Ага, все довольны, все смеются и хлопают в ладоши, - скривился в улыбке Слава. - Но мою квартиру не разменяешь без доплаты на две однокомнатные.
- Такие проблемы наша фирма берёт на себя. У вас не будет болеть голова, как это сделать. А у нас большая база данных и есть множество вариантов. В любом случае мы подберём вам приемлемую для вас квартиру и вернём деньги за продажу другой. Возможно, это будет не полнометражная квартира, а типа гостиничной. Но в любом случае вы получите большую сумму и можете безбедно существовать несколько лет. Например, живя на проценты. Что вы на это скажете?
Слава задумался. Чёрт, заманчивое предложение. Живёт же Борис в однокомнатной квартире.
- Мы подыскиваем вам приемлемый район проживания, помогаем переехать, - продолжал гость. - От вас требуется только паспорт и необходимые подписи в договоре. Если вы даёте принципиальное согласие, мы готовы выплатить аванс, не дожидаясь продажи второй половины. Это исключение, но иногда мы идём навстречу клиентам, не дожидаясь оформления всех формальностей.
«А на самом деле, зачем мне эта квартира, где всё напоминает о прошлой жизни? - думал Слава. - Зачем платить за лишнюю жилплощадь? Сколько я уже не плачу? Выселить могут. А несколько лет беспечного существования - это заманчиво. Да ещё и об авансе что-то говорят. Я же сейчас на полном нуле».
- Вы что же, вот так прямо и выдаёте аванс?
- Не так прямо. А только в том случае, если вы даёте согласие на размен. Напишете расписку и возьмёте деньги. Остальную сумму отдаём вам после реализации.
Славе и в голову не пришло спросить у них какие-нибудь документы. Хотя, они у них наверняка были. Не насторожило его и то, что они о нём многое знают.  Тем более ему не могло прийти в голову, что они несколько дней пристально его изучали, выяснили все его пристрастия и изъяны.
Он думал. И чем больше он думал, тем больше склонялся к мысли, что это заманчиво. Как он сам до этого не догадался. Главное, ничем заниматься не нужно, они всё сами делают. Слава слышал, что подобных фирм в городе существует уже не одна.
-Подумайте, - мягко продолжал ворковать посетитель. - Мы не просим немедленного ответа. Вы можете позвонить нам в любое время. Вот моя визитка.   
- Вероятно, я соглашусь, - почесался Слава. - Но мне нужно посоветоваться с сестрой.
- Почему только с сестрой? - переглянулись гости.
- А у меня больше никого нет.
- А где ваша сестра?
- Тут неподалёку живёт.
- Конечно, посоветуйтесь. И всё же это уже кое-что.
Второй посетитель щелкнул дипломатом и вдруг вытащил красивую бутылку водки емкостью 0,75 литра. Слава видел такие в магазине. Это очень дорогая водка.
- Вы не против? - спросил.  - Такие дела по русскому обычаю положено обмывать.
Ещё бы Слава был против. Вежливые гости выпили по рюмке и засобирались уходить.
- Водку-то возьмите, - сказал им Мыльников.
- Пусть это останется у вас, - махнул рукой посетитель. - Посидите, подумаете и примете решение. И не забудьте посоветоваться с сестрой. Всего доброго. Мы ждём вашего звонка. Да, если откажетесь - тоже нам сообщите. Всего доброго, Вячеслав Иванович. - И посетители исчезли за дверью.
Едва за ними закрылась дверь, он смахнул со стола 50-грамовые рюмки,  налил себе полный стакан и залпом выпил. Пошла, как по маслу. Такую и закусывать не нужно. Слава закурил и задумался. Заманчиво, чёрт возьми, очень заманчиво. Да на такие деньги он до конца дней может пить вот такую вкусную водку. А захочет - купит себе машину. И ещё больше половины останется. От подобных размышлений он даже вспотел и налил себе ещё стакан. Ах, какая вкусная водка! А как идёт! Не то, что самогон поганый.
После третьего стакана, Слава, уставший от размышлений и мечтаний, порядком опьяневший добрался до дивана, повалился на него и тут же заснул.
А гости Славы вышли из подъезда и уселись в машину, стоявшую почему-то за углом соседнего дома.
- Необходимо срочно навести справки о его сестре, - сказал тот, что был с дипломатом. - Как же мы её не нашли? Если она ввяжется в это дело - может быть прокол.
- Никому нельзя верить, - выругался второй. - Все соседи говорили, что кроме жены и детей, которые с ним не живут, у него никого нет.
- Вероятно, соседи просто забыли про неё. Иначе бы сказали. Надо сделать так, чтобы сестра в этот процесс не вмешалась.
- Как? Мочить её что ли? А если она не одна живёт? Скорее всего, у ней мужик есть.
- Тебе только мочить. Ни в коем случае. На всякий случай нужно узнать в домоуправлении адрес и всё остальное: что, кто, где и с кем? Понимаешь?
Напарник согласно кивнул головой.
 Утром, похмелившись остатками вкусной водки и с сожалением посмотрев на опустевшую бутылку, Слава оделся и отправился к сестре.
- Любаня, - сказал ей, - я хочу продать квартиру.
- Сдурел что ли? - возмутилась та. - А где жить будешь?
Он  рассказал ей о предложении агентов. Сестра долго не думала.
- Конечно, одному тебе двухкомнатная квартира ни к чему, вон цены-то как растут. У нас на работе одна знакомая так же разменяла.  Очень удачно получилось. Но она два месяца вариант искала.
- Мне тоже не сразу обещают. Но вот где жить это время?
- Можешь у меня пожить.
Сказанная братом сумма загипнотизировала Любаню. В глубине души она надеялась, что и ей перепадёт энная сумма от такой  сделки. Поэтому без колебаний предложила пожить у неё.
Уже на третий день Слава набрал номер, записанный на визитке. Агенты явились в этот же день.
- На вашу квартиру мы уже нашли покупателя, - сказали они. - Он на Севере  работает. Обещал через несколько дней прилететь, посмотреть её. А потом выплатит деньги. Соответственно мы вам выплатим аванс. И будем подыскивать жилплощадь для вас. Возможно, это займёт две-три недели. Вы согласны на эти условия?
- Да я могу пока пожить у сестры.
-Великолепно. Это упрощает дело. У ней есть телефон? Нам же нужно держать с вами связь. А сейчас мы оформим все документы, чтобы потом не терять время. Вот, протянул агент лист бумаги, - пишите. Это расписка. Сумму и подпись пока не ставьте. Это мы сделаем, когда получим деньги от нового хозяина. А завтра вам необходимо перевезти к сестре все вещи.
- Сделаем, - ответил Слава и подумал, что вещей-то у него уже не осталось. Завтра нужно будет продать телевизор, денег-то пока нет. Потом новый купит, последней модели. 
- А это договор, - продолжал агент. - Подпишите вот здесь и здесь. Но прочитайте сначала.
- Чего читать, всё ясно.
- Тогда будем считать, что с формальностями покончено. - Агент вдруг подмигнул Славе и жестом фокусника извлёк из дипломата такую же бутылку, как и в прошлый раз. - Это дело необходимо обмыть.
 - В прошлый раз обмывали, - неуверенно возразил он, глядя на красивый сосуд.          
- В прошлый раз был предварительный разговор, а сейчас, можно сказать, сделка совершена. Это в знак благодарности. Вы же нам заработать даёте.
Агенты выпили по рюмке и засобирались.
- Извините нас, Вячеслав Иванович. Нам нужно побывать ещё по двум адресам. Работа. Волка, как говорят, ноги кормят.
Водку они оставили, как и в прошлый раз. Её Славе хватило, чтобы напиться до отключения. Как ни пытался больше половины не пить - ничего не вышло. Рука сама тянулась к стакану. Хорошая водка.
Утром всё бы было хорошо, если бы не мокрые штаны. Вот напасть! А  голова не болела. Хорошая водка. Похмелившись остатком, подумал, что неплохо бы было выпить и ещё. Но денег не было. Переодевшись, позвонил сестре. Она была дома - болел ребёнок. Тогда начал собирать свой скарб в большую хозяйственную сумку, чтобы отнести к Любане. С неудовольствием обнаружил, что придётся делать не одну ходку. До обеда управился.
- А куда же будешь девать мебель и всё остальное? - спросила сестра. - У меня ставить некуда.
- Я уже всё продал, - ответил Слава. - Вот только барахло осталось.
- Когда же успел? - раскрыла рот Люба. - А деньги где?
- Где, где? Не носить же мне их в кармане.
- А когда получишь деньги за квартиру?
- Сказали, что послезавтра.
- Не обманут?
- Это солидная фирма. Вот, - достал визитку, - адреса, телефоны, фамилии.
Люба была, как и большинство населения, не искушена в вопросах купли-продажи недвижимости. И даже не слышала такого слова - кидалы. Она пребывала под действием наркоза от невероятной суммы денег, которую получит брат. И не стала вдаваться в подробности сделки.
К вечеру Слава с помощью Бориса продал телевизор. Как всегда купили самогона. У друга сидел один из знакомых забулдыг. Выпив по второй, он рассказал им о продаже квартиры. После этого веселье разгорелось с новой силой.
- Пей, Слава! - хлопал его по плечу Борис.  - Скоро миллионером будешь. Надеюсь, не забудешь старых друзей?
- Не забуду, - счастливо улыбался Слава от предвкушения будущего богатства. - Наливай, не жалей отравы. Скоро будем элитную водку пить.  Я уже несколько раз пробовал. Мои агенты оставляли. Вещь! А это, - кивнул на самогон, - тьфу!..
Утром он проснулся и сполз с мокрого дивана. Вот чёрт, опять! Как он дошёл домой? Голова гудела. Он закурил сигарету и тупым взглядом уставился в окно, за которым занимался мутный рассвет. Опохмелиться бы. Но кроме чая дома ничего не было. Тогда он выпил два бокала воды и вспомнил, что сегодня должны придти его агенты для окончательного оформления документов. Чёрт, да он уже сегодня будет богат! Это приободрило Мыльникова и даже голова стала болеть меньше. Но всё равно общее состояние было отвратительным. Ничего, скоро он не будет пить всякую гадость типа самогона и вафы. Но от последней, правда, голова не болит, зато бывает, как свинцом залита.
Успокоенный мыслью о предстоящем богатстве, он накрыл мокрый диван старым стёганым одеялом, улёгся сверху и тут же заснул. Во сне ему приснилась громадная сумма денег, но он не знал, на что и как её потратить. В этот день он проспал до обеда, а, проснувшись, долго не мог сообразить, какой сегодня день.
Агенты приехали  к нему поздно вечером, когда он уже перестал их ждать. После обеда он, вяло поковырявшись вилкой в банке тушёнки и запив пищу чаем, бесцельно ходил по пустым комнатам, смоля сигареты. Когда он кашлял, по квартире разносилось эхо, от которого разбегались обнаглевшие последнее время тараканы. Наверно потому, что в квартире редко было что-то съестное, они, словно полчища татаромонголов, штурмовали пропахший диван - единственную оставшуюся в квартире мебель. Чем-то привлекал их этот непонятный запах.
Слава пытался читать какую-то оставшуюся здесь книгу, но смысл написанного не доходил до сознания. Тогда он вставал, выходил в лоджию, курил, а потом снова, словно лунатик, бродил по комнатам. Похмельный синдром не давал покоя. В который уже раз он заходил на кухню, и всякий раз в мозгу возникала какая-то неясная мысль, которой он, как не напрягался, не мог придать чёткие формы. Помог внутренний голос. «Да вот же, - сказал он, - продай стол и шкафы соседу. Он же просил, не помнишь? Чего им тут зря оставаться? Всё равно новый хозяин выбросит».
 Шкафы утащил сосед с пятого этажа. - В мае увезу их в сад, - сказал он. - Вот тебе за них. - И сунул Славе бутылку водки. Жмот!
А стол он просто так отдал соседке тёте Кате, сказав, что переезжает на новую квартиру. Растроганная старушка поведала ему, что не так давно к ней позвонили двое в штатском и минут десять расспрашивали её о нём и родственниках.
- Смекаю, из милиции они, - сделала вывод соседка.
- Почему вы так думаете?
-Потому и думаю, что молчать они мне велели и ничего не говорить про их к тебе интерес.
«Неужели выплыла наверх пропажа кирпича с соседних строек? - подумал он. - Вовремя я отсюда слиняю. Надо Бориса предупредить». А соседке сказал:
- Спасибо, тётя Катя. Но видимо это были не менты.
- Не кто, кто? - переспросила старушка.
- Не милиционеры. Меня им не за что разыскивать.
- Может и не они, - легко согласилась соседка.
Он уже был в состоянии средней тяжести, когда в дверь позвонили.
- Ого! Вы, Вячеслав Иванович, уже обмываете продажу! Почему один? Надо было нас дождаться.
На этот раз вместо дипломата в руках одного была хозяйственная сумка.
- Ну вот, вы избавились от последней мебели? Ничего, можно и на табуретке разместиться. Мы привезли вам всё, что обещали. Вот ваш договор. А это ваша расписка. А вот это, - смотрите сюда, - ваши деньги. Все в банковской упаковке. Ровно пятьдесят пачек. Давайте посчитаем вместе. А ты пока, - кивнул напарнику, - наливай. Надо же отметить. Традиции нельзя забывать.
- Сначала мою водку допьём, - ткнул Слава пальцем в бутылку.
- Обижаете, Вячеслав Иванович. Мы это не пьём. Это же палёнка. Давайте стаканы.
- Э, стакан-то только один, - завертел головой Слава. - Я уже всё перевёз.
- Ничего, мы и из одного можем, - весело улыбнулся второй и приказал своему спутнику: - Вылей-ка эту гадость в раковину.
Слава едва успел сделать протестующий жест, как содержимое стакана оказалось в раковине. А вместо дерьмовой водки ему уже протягивали почти полный стакан хорошей.
- Ну, за удачную сделку.
- А вы? - пробормотал Слава, принимая стакан.
- Так ведь посуда-то только одна. Мы - потом. Ну!
Он тянул водку долго, и это стало беспокоить гостей. Откуда им знать, что он всё и всегда допивает до конца. Если даже потом ему становится плохо. А в это время один из гостей положил в сумку с деньгами его расписку и договор купли-продажи.
- Вы хорошо запомнили, Вячеслав Иванович, что тут ровно пятьдесят пачек? Запомните, чтобы потом претензий не было.
- Ага, запомнил, - вяло проговорил Слава, достал сигарету, хотел прикурить, но в ногах появилась какая-то слабость, и он присел на корточки.
- Вы, кажется, перебрали? - услышал он последние слова и повалился на пол.
- Готов! Констатировал старший из гостей. Чиж, быстро шприц! И закатай ему рукав.
- Я думал, это делается в задницу, - хихикнул Чиж.
- Можно и туда, но эффект слабее. Обшмонай его. В кармане должен быть ключ от квартиры. Да, ещё визитку ищи.
- На кой чёрт она нужна нам, Клим?
- Ищи, сказал. На ней же номер телефона. Между прочим, настоящий. Неужели не ясно?  И он звонил по нему. 
Ключи и визитку нашли в кармане куртки.
- Водку - в раковину, шприц - в мусоропровод, - распоряжался Клим.
- Да кому это нужно?
- Делай, что говорю! - повысил голос старший.
Прибравшись, они закурили. Слава похрапывал в углу.
- Где ты так навострился делать уколы, Клим?
- На зоне многому можно научиться, если не лениться. Сам видишь, как пригодилось. Продавать квартиры  лучше, чем их грабить, - улыбнулся он.
- По мне так лучше ограбить. Там всё быстро. А с этим возни сколько было. Он не проснётся?
- Нет. И будет спать часов пятнадцать. Может больше. А когда очухается - ничего не вспомнит.
- И то, что мы были здесь?
- С твоими мозгами, Чижик, тебе бы не квартиры взламывать, а престарелым бабкам целки ломать.
- Не хами, Клим.
- Ладно. Он будет помнить всё, что было до укола. Что после - забудет.
- И не вспомнит?
- Вряд ли. Этот препарат в совокупности с водкой и снотворным начисто отшибает память. Но поскольку мы довезём его вместе с этой макулатурой, - кивнул на сумку, - до дверей квартиры сестры, он сделает вывод, что был сильно пьян, но каким-то образом всё же дошёл до дверей. Последним усилием воли нажал кнопку звонка и отключился. А о нас у него останется только память.
- Ну, ты даёшь, Клим! А какого же чёрта мы эти куклы делали?
- Надеяться нужно было на самый тяжёлый исход. У нас получился самый лёгкий.
- А сто бумаг теперь ему подарим? Они же настоящие.
- Не жмись, Чижик. Нельзя же человека совсем без денег оставлять.
Потом они долго натягивали на Славу куртку, подняли, взяли под мышки и поволокли к лифту, захлопнув входную дверь. Никто из соседей их не видел. Было уже около десяти часов, для обывателей время позднее. Тем более, что по телевизору шёл какой-то мыльный сериал, так любимый россиянами. Особенно женщинами. Они изрядно попотели, пока затащили его на заднее сиденье машины и уже собирались запускать двигатель.
- А куклы? Где куклы, Чиж?
- Твою мать! - выругался тот. - Остались в квартире.
- Быстро за ними.
Через несколько минут Чиж вернулся. А ещё через десять минут они подъехали к дому Любани. 
- Слушай, Чиж. Если вдруг случайно его сестра нас увидит, скажем, что едва не сбили машиной пьяного мужика, а за это решили довезти его до дома. Адрес он нам назвал.
- Усёк, - кивнул Чиж. - Выносим тело.
Под видом, что волокут пьяного, затащили его на второй этаж, аккуратно опустили на корточки у дверей квартиры. В руки сунули ручку хозяйственной сумки. Клим знаками показал Чижу: уходи вниз. После этого нажал кнопку звонка и бесшумно побежал вниз. У выхода остановился. Он слышал, как щёлкнул замок двери. Затем услышал приглушённое непристойное ругательство. Всё ясно. Можно уходить.
- Тело принято, - улыбнулся, садясь за руль. - Сдали, можно сказать, из рук в руки. Дальнейший ход событий нам неинтересен. Завтра утром на двери его бывшей квартиры должна стоять мощная металлическая дверь с двумя, нет, лучше с тремя замками. А её новый хозяин работает где-то на Севере. Где точно - никто не знает. Так ты и объяснишь рабочим. Ведь соседи наверняка  будут интересоваться. Сам там не светись, могут узнать. Ещё скажешь, чтобы двери закрыли на все замки и ключи взяли с собой. Потом заедем заберём. С завтрашнего дня фирма «Купи-продай» для Вячеслава Ивановича не существует. Его ордер и паспорт у нас.
- А рабочие?
- Что рабочие?
- Что им сказать? Кто я?
- Скажи, что брат покупателя. Того, который на Севере работает.
- Ага, брат не знает, где его брат работает.
- Ну, говори просто: на Севере. И всё.
- Усёк, - кивнул агент по продаже недвижимости.
-----------------
Увидев на полу сидящего брата, Любаня негромко выругалась. Ясно, накушался, как свинья. Её внимание привлекла чёрная хозяйственная сумка. Она раскрыла её и заглянула внутрь. Мамочки! Деньги. Много денег. И с такой суммой этот идиот нажрался до бесчувственного состояния! Она закрыла сумку, швырнула её в коридор и стала тормошить брата. Бесполезно. Тогда схватила его за воротник куртки и втащила  в прихожую. Потом закрыла дверь. Куда же его положить? В комнате уже спала дочь, и она боялась её разбудить. Да чёрт с ним, пусть лежит здесь, быстрее проспится.
Люба взяла сумку и прошла на кухню. Она не видела столько денег за всю свою жизнь. Торопливо пересчитала пачки. Ровно пятьдесят. Все в плотной банковской упаковке. Мелькнула вороватая мысль припрятать несколько пачек. Он такой пьяный, что ничего не вспомнит. Ага, тут ещё какие-то бумаги. Расписка в получении. Ясно. А в ней указана сумма. Припрятать несколько пачек не получится. А если выбросить расписку? Быть может он и не вспомнит про неё. А потом сказать, что его пьяного где-то ограбили.
Нет, не логично. Что это за вор, который не взял всех денег. Любаня вышла в прихожую и снова стала тормошить Славу.
- Проснись! Проснись, скотина!  - Она хлестала его по щекам, потом принесла воды и плеснула в лицо. Бесполезно. Снова вернулась на кухню, собрала пачки со стола,  сложила в сумку и задумалась. Искушение грызло всё сильнее. Нужно порвать и выкинуть эти бумаги. Зачем они ему? И тогда можно пять пачек припрятать, даже десять. А потом сказать, что так и было. С пьяного какой спрос? Мол, облапошили тебя, дурака.
Ещё с минуту она размышляла, потом схватила расписку и ещё какую-то бумагу, порвала их и затолкала на дно мусорного ведра. Мусор тут же спустила в мусоропровод.  Потом отсчитала из сумки десять пачек. Куда же спрятать? Ага, под диваном лежит коробка с её сапогами. В сапоги и спрячем. Не будет же он учинять тут обыск. Одну пачку положила к себе в сумку, с которой всегда ходила на работу. А сумку с оставшимися деньгами положила рядом с храпящим на полу братом. Потом постелила себе на диване, быстро разделась и улеглась. Но сон не приходил. Не давали покоя мысли о деньгах. Ведь она совершила по сути дела воровство, ограбила родного брата. И пыталась найти этому оправдание. А зачем, ну зачем ему, одному, столько денег?  А ей нужно растить и учить дочь, одевать её, кормить. Цены-то растут с каждым днём.
В конце концов, он сам бы должен с ней поделиться. Ведь квартира - это их общее наследство от родителей. И успокоенная этой мыслью, она заснула. Было уже два часа ночи. Слава по прежнему храпел на полу в коридоре.    
Утром Люба встала рано. Не включая света, прошла на кухню готовить завтрак. Сегодня нужно купить больше продуктов, помнится, брат раньше был любитель поесть. Она вспомнила о лежащей в сумочке пачке денег. Не стоит таскать с собой такие суммы. Нужно отсчитать, сколько необходимо.
Она достала пачку, ножом срезала банковскую упаковку, и деньги рассыпались по столу. Но… что это? Что это такое? Это не деньги. Это какие-то цветные бумажки. Деньги были только сверху и снизу пачки. Не может быть! Не веря глазам, но, уже предчувствуя непоправимое, она торопливо притащила из сумки ещё одну пачку и полоснула ножом по упаковке. Здесь было то же самое. Веером разлетелась и третья пачка, четвёртая…
И тут Любаня поняла всё. Из рук её выпал нож, она медленно опустилась на пол и тихонько завыла, словно раненая волчица. Пришла в себя она минут через десять. Встала, подошла к брату, схватила за ворот и стала яростно трясти.
- Вставай! Проснись, скотина! Да проснись же, урод несчастный!
Она яростно хлестала его по щекам, била по голове, но всё бесполезно. В исступлении начала царапать ногтями его лицо. От боли он, наконец, проснулся, оттолкнул от себя озверевшую сестру и, размазывая по лицу кровь, сел на полу, дико озираясь по сторонам, не соображая, где находится.
- Это что? - схватила Люба несколько бумажек и швырнула ему в лицо. Потом взяла ещё пачку и затрясла у него под носом. - Это что я тебя спрашиваю, недоносок?
Ничего не соображающий Слава тупо смотрел на неё. Всё лицо его было в крови. А с Любаней случилась истерика.
- Тебя же обманули, придурок! - кричала она. - Ты продал квартиру вот за эти цветные бумажки, козёл недоделанный, алкоголик грёбаный!  - И бросилась на Славу, пытаясь снова расцарапать лицо.
Слава от боли пришёл в себя и резко отбросил озверевшую сестру в сторону так, что она отлетела в противоположный конец коридора.
- Ты что, озверела, стерва? Придушу, зараза! Что я тебе сделал?
Истерика так же быстро закончилась, как и началась. Любаня села на полу и заплакала. А Слава сидел напротив и пытался сообразить, как он оказался у сестры и утро сейчас или вечер. В памяти смутно всплыли вчерашние события. Кажется, вчера ему принесли его агенты деньги. Потом они выпили. Сколько? И что было потом?  Наверно выпили много. Но как он добрался сюда? Полный провал в памяти. А где деньги?
 - Любань, ну чего ты ревёшь-то? И за что на меня набросилась? Лучше скажи, где мои деньги?   
- Да вот твои деньги, вот! - швырнула она кучу бумажек. - Любуйся на них.
-Это не деньги,- возразил Слава. - Я вчера сам видел пачки денег.
- Плохо смотрел, пьянь несчастная.
- Они были в сумке.
- Вот твоя сумка. Но в ней бумага.
- Не может быть! - побледнел Слава. - Не может быть! Чего ты несёшь?
- Возьми сумку и сам убедись, скотина.
Слава раскрыл сумку.
- Да вот же они, деньги. Тут ещё договор должен быть, расписка и паспорт.
- Не было ничего. А в пачках - бумага. Тебя облапошили, мудака! Допился?
Он ногтями разодрал одну пачку, вторую, третью. И понял всё. Его кинули. Кинули жестоко и безжалостно. Вдруг резко вздохнув, он судорожно дёрнулся, откинулся назад и сильно ударился головой об стену. Глаза его закатились. В горле что-то захрипело. Любаня бросилась за нашатырным спиртом.
Так Слава воспринял очередной удар судьбы.
-----------------------
  Очнулся он быстро и огляделся вокруг, сидя на полу и снова не понимая, где находится. Но через несколько мгновений всё вспомнил.
- Любань, а как я оказался у тебя? - спросил бесцветным голосом.
- Ты лыка не вязал, - устало ответила сестра. - Я затащила тебя бесчувственного.
- Откуда?
- Оттуда, - кивнула она на дверь.
Слава молчал. Как ни напрягал память, ничего не мог вспомнить. Он встал, отряхнулся, проверил все карманы. Кроме помятой пачки сигарет в них ничего не было. Ни ключей от квартиры, ни паспорта, ни визитки его агентов. Ничего.
- Пошли пить чай, - устало сказала Люба. - Мне на работу скоро. А ты иди и разбирайся со своими делами. Знаешь хотя бы, где их фирма?
- На визитке был адрес и телефон. Но я её, кажется, потерял. Телефон не помню, но адрес запомнил.
- Так вот езжай туда и разбирайся. Ты представляешь теперь, кто ты? Ты - бомж. Без паспорта и без прописки. Ты - никто.
На улицу они вышли вместе.
- Вот тебе запасной ключ, - сказала Люба. - Но учти, если будешь приходить пьяный я тебя не пущу.
Через полчаса Слава стоял у дверей своей квартиры и не узнавал её. Вместо хлипкой, сделанной наполовину из спрессованного картона двери теперь стояла железная дверь с несколькими замками. Её можно вскрыть только с помощью электросварки. Он долго давил кнопку звонка, но внутри, видимо, никого не было. Тогда он позвонил соседке. Вышла тётя Катя и рассказала, что с раннего утра тут стоял грохот.
- Рабочие говорили, что новый хозяин распорядился дверь поставить. Сам-то он где-то на Севере работает. А больше они ничего не знают. Уехали они с полчаса назад. Откуда рабочие? Да кто ж  их знает.
Больше старушка рассказать ничего не смогла. И Слава поехал искать фирму по торговле недвижимостью по адресу, который запомнил. Но оказалось, что дома под таким номером не существует. Есть дом № - 17, а вот дома  № - 17/1 - нет. Это подтвердила и приёмщица стеклотары.
- Я и живу вот в этом доме № - 17 сказала она. - А с дробями домов тут нет, и не было никогда.
Слава понял: круг замкнулся.
Мартовское солнце припекало, по асфальту струились ручьи. Он сел на скамейку у остановки троллейбуса и задумался. Что же делать? Пойти заявить в милицию? Но что он им представит в доказательство? Расписка и договор исчезли, хотя он помнил, как один из агентов положил их в сумку. Но договор наверняка липовый, с несуществующими данными. А значит, скажут, и расписка твоя - липа. К тому же и паспорта нет.
Ничего не понятно. Он даже не помнил, сколько там выпил. Бутылку дал ему сосед. Но когда они пришли, сосуд был наполовину полон. А потом агенты вытащили свою бутылку. А потом?
Так ничего и не вспомнив, он направился к магазину. Из тех денег, что набрал сверху и снизу каждой пачки, купил водки и направился к Борису.  Тот встретил его в изрядном подпитии. Не раз бывавший на зоне, он многое знал о кидалах.
- Кинули тебя, Слава, - подтвердил дружок. - И теперь ты ничего не сделаешь. А попробуешь выломать дверь - тебя просто уроют. И никакая ментовка не найдёт. Жизнь, она брат, дороже. Вопрос другой: где теперь жить будешь?
- Пока у сестры поживу, - уныло ответил Слава.
- До мая можешь у меня пожить, - покосился на, лежащий на полу, грязный матрас Борис. - За жильё не возьму. А в мае опять квартиранты приедут. Вот, - показал письмо, - вчера прислали, место забронировали. Так что лето переживём.
Потом они, пошатываясь, сходили за самогоном в соседний дом. Пили до вечера. Много курили и говорили, перескакивая с одной темы на другую. Когда опустела вторая посудина, говорить они уже не могли. Борис упал на свой диван, Слава свалился на грязный матрас.
Утром он поднялся с мокрого матраса и обнаружил, что в квартире один. От температуры тела брюки почти что высохли, но были ещё влажными. Слава разгладил образовавшиеся складки ладонью, прошёл на кухню и закурил. От первой же затяжки его начал сотрясать мучительный кашель. В глазах закружились белые мухи.
- Курить натощак вредно, - услышал он голос Бориса. - Воды надо было выпить сначала. Вот, - брякнул он бутылкой об стол, - пока ты спал я за опохмелкой сходил. Вошёл, так сказать, в положение, поскольку ты лицо, невинно пострадавшее.   Наливай, поправим головы.
Хозяин нарезал прямо на стол неряшливые куски сала, и большие куски хлеба. Из стоящей на полу коробки вытащил луковицу.
- Эх, жизнь копейка! - вздохнул он, когда выпили по первой. - Так и живём от похмелья до похмелья.
- Один знакомый говорил: от вытрезвителя до вытрезвителя, - грустно улыбнулся Мыльников.
- А сейчас бы забуриться куда-нибудь на Багамы, где вечное лето, - мечтательно продолжал Борис.
- Ага, у тебя денег много?
- С деньгами хреново, - потускнел хозяин и вдруг заржал, словно конь. - Зато у тебя денег много. Ты же квартиру продал. Ладно, не обижайся, теперь ничего не исправишь. Ушёл поезд. Наливай! У меня мысль есть, как найти деньги.
- Как же? - спросил Слава, давясь салом. Он почти два дня  ничего не ел. - Они что же, на дороге валяются?
- Почти. Но сначала выпьем.
  И Борис поведал другу, что у одной из дач, когда они ездили забирать инструменты, он приметил несколько кубометров досок. Вагонка. Хорошая доска, дорогая, полиэтиленовой плёнкой накрыта сверху. Вероятно, хозяин всё к весне приготовил. А, судя по тому, что у дома никаких следов нет, он там не появится до весны. А рядом - дорога. На той дороге всегда какие-нибудь строительные материалы продают: брёвна, срубы, доски, брусья, печки для бань и прочее.
- Так вот, если ночью перетаскать эти доски на дорогу и продать - получим большой навар, Слава, - закончил мысль хозяин.
- Сегодня у нас какой день? - почесался Слава.
- Четверг. Если завтра поедем туда - за ночь управимся. В субботу с утра всё продадим и…
-Да, но ведь там сторож.
- Его дом далеко, да и спит он ночью, как сурок. На свежем воздухе, на лоне природы крепко спится, - улыбнулся Борис.
На следующий день к вечеру они прибыли в дачный посёлок, имея при себе три бутылки водки, хлеб и три банки тушёнки. Растопили печку, и уже через два часа в доме стало жарко.
- На дело идти ещё рано, - посмотрел на часы Борис. - Наливай пока. Ещё светло. Пойдём, когда луна выйдет. Как раз и сторож уснёт, он рано спать ложится.
В половине двенадцатого они вышли из дома. Ярко светила луна. Было тихо, бодрящий ночной морозец приятно освежал. Из недалёкой деревни слышен лай собак. Да от автострады, проходящей рядом с посёлком, то и дело слышался гул проезжающих на большой скорости машин.
Через три часа три кубических метра досок перекочевало на обочину дороги. Пот лил с них градом. Торопились, перекуривали на ходу.
- А ты говорил, мёрзнуть будем, - тихонько хихикал Борис, - бутылку с собой взяли. А стакан забыли.
- Из горлышка хлебнём, - успокоил Слава. - Где она?  Ага, вот!
- До рассвета успеем ещё поспать, - посмотрел на часы Борис, поднеся к циферблату сигарету. - Ночью тут никто ничего не возьмёт.
Глотнув ещё из горлышка и закусив снегом, отправились спать. Половина дела было сделано.
С восходом солнца они, распив по сто грамм, уже сидели на досках у дороги, покуривая сигареты. Неподалёку остановилась полная машина с досками. Приехал ещё один продавец.
- Конкурент появился, - пробормотал Слава.
- Он нам не конкурент, у него доски другие, - возразил Борис.
Торговля не шла. В конце марта по утрам были ещё приличные морозы и хозяева дач не спешили сюда. Останавливались только транзитники, подходили, спрашивали цену и уходили. Часов в одиннадцать, когда они уже отчаялись продать свой товар, около них остановился  «Москвич». Он сначала проехал мимо них до следующей линии, но потом дал задний ход.
- Откуда дровишки, мужики? - осведомился хозяин машины.
- Не всё ли равно, откуда они, - ответил Борис. - Покупай, дёшево отдадим.
- А гнилых-то много?
- Ты что! - подскочил Слава. - Гнильём не торгуем. Сам убедись.
Мужчина долго ходил вокруг штабеля, приподнимал верхние доски, переворачивал. Особенно долго он изучал торцы досок, чего-то там высматривая.
- Да чего ты их обнюхиваешь? - не выдержал Борис. - Хочешь - бери, не хочешь - катись дальше. Найдём покупателя.
- А то и обнюхиваю, что они с торцов гнить начинают. Но эти хорошие. Сколько, говорите, просите?
Борис назвал цену.
- Приемлемо, - почесался мужик. - Я бы взял, но таких денег с собой нет. Если подождёте, я быстро за деньгами сгоняю. Через полчаса буду.
- Гони, подождём.
- Да, вот ещё неувязка, - снова почесался мужик. - На чём же я их увезу к себе? Да и грузить-разгружать одному тяжело.
- Ну, даёшь! Тебе разжуй, да ещё в рот положи, - засмеялся Борис. - Это уже твои проблемы.
- А если я вас попрошу помочь? Хорошо заплачу, ребята.
- Вот чёрт! - крякнул Слава. - Везти-то далеко?
- Да нет, рядом. У меня же в этом саду дача. Пока я за деньгами поеду, вы бы машину остановили - вон их, сколько проходит - и загрузили бы. Я и шофёру оплачу всё.
- Ладно, гони за деньгами, - согласился Борис.  - Только быстрее, не тяни резину.
Мужик сел в машину и уехал.
- Давай, Слава, на дорогу. Тормози что-нибудь подходящее.
Водители останавливались, но, ссылаясь на нехватку времени, уезжали. С пятой попытки уговорили водителя КАМАЗа.
- Тут рядом, - втолковывали ему. - На полчаса работы. У тебя что, много денег?
Пока они загружали машину, вернулся покупатель. С ним был какой-то мужчина.
- Это мой брат, - пояснил покупатель. - Помочь его попросил.
- Чего тут помогать, сами справились, - ответил Борис, вытирая пот. - Показывай, куда везти?
- Недалеко. Прямо, потом налево. Садитесь в машину, а то простынете. А грузовик за нами поедет.
«Москвич» поехал. Прямо, потом налево. На ту самую линию, откуда они три часа ночью таскали доски. И остановился…  у того самого дома. Грузовик остановился рядом.
- Я так и знал, - сказал хозяин дачи. - Мы, когда доски отбирали, помечали торцы синей краской. Метки-то сохранились. Вот и поехал к тебе за помощью.
- Выходите, - сказал второй мужчина и достал удостоверение. - Капитан милиции Малосемейкин. - Из внутреннего кармана куртки извлёк пистолет и помахал им перед носом опешивших продавцов. - Убегать не советую. Вам всё ясно? Приступайте. Уложите, как было.
У водителя грузовика полезли на лоб глаза. Он ничего не понимал. Потоптавшись, приятели молча начали разгрузку.
- Жена говорит, чего, мол, ты туда поедешь? Ведь снег ещё, холодно, - говорил хозяин водителю грузовика. - А я как чувствовал. Была бы погода плохая - не поехал бы. Но днём-то тепло,  солнце светит. Дай, думаю, прокачусь, посмотрю, что там делается. Вовремя приехал. А когда убедился, что доски мои, поехал к брату за помощью. Он тут, в посёлке геологов, в отделении работает.
Тем временем доски были уложены на прежнее место. Вспотевшие друзья молча закурили и уставились на капитана.
- А теперь расплатитесь с водителем грузовика, - приказал он.
- Да идите вы со своими деньгами, - выругался шофёр, сел в машину, дал газ и укатил.
- Документов у вас, конечно, нет?
- Нет, - сказал Борис. Слава молча помотал головой.
- Откуда вы? Бомжы что ли?
- Ага, бомжы. Из города мы. Жить-то надо, - попытался разжалобить капитана Борис.
- Жить надо? Пить меньше надо. Что теперь с вами делать? В кутузку отправить?
- За что? - удивился Борис, подкованный зоновской юриспруденцией. - Состава преступления нет. Вот же ваши доски, на месте. Отпускайте нас.
- Пускай они тут дорожки от снега расчистят, - предложил брат капитана.
- Тоже верно. Слышали? За работу.
Через полчаса дорожки были расчищены.
- А теперь, уважаемые, ходу отсюда. И поскорей. И не дай бог, если он или я вас тут снова увидим. Поняли?
- Поняли, - кивнул Слава.
- Чего ж не понять, - ответил Борис.
- Всего вам доброго, господа бомжы, - не удержался от улыбки капитан. Уж очень обескураженными выглядели друзья.
Так бесславно закончилась операция под кодовым названием «Доска».
Приехав в город, они вышли из автобуса и, не сговариваясь, словно это было давно решённым делом, направились к магазину.
- Сколько возьмём, Слава?
- Две хватит.
- Три, - решил Борис. - На утро ведь тоже надо. Чем похмеляться-то? Ты ведь ночевать у меня будешь?
- А где же? Поддатого меня сестра не пустит, предупредила уже.
На ужин они отварили макароны и густо залили их подсолнечным маслом. Больше ничего съестного в квартире не было.
- Ну, Слава, давай выпьем за наше провалившееся мероприятие, - поднял Борис стакан. - Вёсла на воду!
После второй они уже заразительно смеялись над неудавшейся афёрой.
- Вот продам в мае свою дачу, - говорил Борис, - гульнём, Слава, на всю катушку. Гадом буду! Ты мне веришь?
- Верю. Но смотри, чтобы как у меня не вышло.
- Дача - не квартира. Их напрямую продают, без всяких контор и посредников. А бумаги оформляет бухгалтер прямо на месте. В общем, сначала деньги - потом стулья.
- Какие стулья? - не понял уже порядком окосевший Слава. - Откуда у тебя стулья?
- Это поговорка есть такая. А стульев у меня нет. Да ты наливай, наливай! Что же зря-то сидеть? Сидеть надо с пользой.
Слава вырубился, когда они допивали вторую. А Борис ещё что-то соображал. Он даже попытался отволочить уснувшего за столом друга на его матрас. Но попытка закончилась неудачно. Он уронил его на пол. К тому же почувствовал, что сам тоже скоро отключится.
- Спи здесь, - сказал  и, держась за стенку руками, направился к своему дивану. Шлёпнулся на него и сразу же уснул. Подушка оказалась под ногами.
А Слава проснулся ночью от колотившего его озноба. Окно кухни было открыто, и в него задувал холодный  ветерок. Он поднялся, шатаясь, подошёл к окну и закрыл его. Чёрт, где же он находится? Похоже на его кухню. Тот же стол, та же раковина, та же газовая плита. Но как он открыл железную дверь?  Нащупал выключатель. При свете увидел, что на столе стоят две пустые бутылки и одна полная. Рядом - сковорода с макаронами. И тут же всё вспомнил. Да ведь он же у Бориса. Но почему спал на кухне? Ах, да…
Не понимая, зачем это делает, протянул руку к полной бутылке, сорвал с неё пробку и налил треть стакана. Поднёс ко рту, но вдруг содрогнулся всем телом и вернул стакан на стол. Не пойдёт. Минуту переждал и снова поднял. Так, нормально. Главное сделать первый глоток. Он медленно выцедил водку, но на последнем глотке закашлялся, и выпитое зелье едва снова не вылилось в стакан.
Водка, попавшая на старые дрожжи, сделала своё дело. Слава снова вырубился.
Борис, поднявшийся по малой нужде, увидел друга спящим за столом перед наполовину пустой бутылкой. Одна ладонь его сжимала пустой стакан, вторая лежала в сковороде с макаронами. Внизу под Славой была лужа.
- Ни себе хрена! - удивился хозяин. - Вот это заявки! Мы так не договаривались. И пароходы здесь не причём.
Он вытащил из руки Славы пустой стакан, вторую руку извлёк из сковородки. Потом плеснул в стакан водки и быстро, словно боясь, что друг проснётся и отберёт, выплеснул её в рот. Схватил пальцами несколько макаронин и тоже отправил в рот. Бутылку с оставшейся водкой спрятал за газовой плитой. Выйдя из туалета, уставился на Славу, решая, что с ним делать. Затем махнул рукой, выключил свет и завалился на свой диван. На этот раз голова оказалась на подушке. Через минуту раздался мощный, словно рычание тигра, храп. Не менее мощный храп раздавался с кухни. И почему пьяные так сильно храпят?
Новый день не предвещал друзьям ничего хорошего. Ещё прекрасная с вечера, утром погода резко испортилась. Надвинулась низкая облачность, пошёл густой липкий снег, задул пронизывающий ветер. Настроение было соответственно погоде. Похмелиться было нечем, за ночь всё выпили. Можно было бы сходить за самогоном, какие-то деньги ещё были, но были и неотложные дела.
- Ты как хочешь, Слава, но у меня дела, - сказал Борис. - Мне нужно зайти в один магазин.
- В магазин? - дёрнулся Слава. - Хорошее дело!
- А вшивый всё о бане мечтает, - захохотал Борис и схватился за голову. - Болит, зараза. В магазин не за водкой иду. Мне там обещали работу. Буду за товаром ездить, загружать, выгружать и всё такое. А ещё нужно зайти дать объявление о продаже дачи.
Славе ничего не оставалось, как выйти вслед за хозяином в неуютную атмосферу последнего дня марта. Интуитивно он направился знакомой дорогой к своему, теперь уже бывшему, дому. На свежем воздухе ему стало хуже. Похмельный синдром не давал покоя. К тому же не просохшие брюки неприятно холодили снизу. Он подошёл к киоску и купил бутылку пива. Зацепив пробку за железный угол киоска, ударом кулака сбил ёё и жадно присосался к горлышку. Выпил, не отрываясь, только один раз сделал короткий вдох.  Купил ещё одну, открыл таким же способом, и не спеша, шаркающей походкой пошёл дальше, иногда останавливаясь и отхлёбывая из бутылки. Вид помятого, небритого и неряшливо одетого мужчины с бутылкой в руках во встречных женщинах вызывал то ли омерзение, то ли ещё какое-то чувство, но они все оглядывались ему вслед. Выглядел Слава как заправский бомж со стажем, только что вылезший из подвала. Правда, до подвала дело пока не дошло.
Пиво, попавшее на благодатную почву, сделало своё дело, и он «поплыл». Ноги сами привели его к родному подъезду. Сколько раз он приходил сюда на автопилоте, ничего не соображая!  Он поднялся на свой бывший этаж. Железная дверь не оставляла никаких надежд войти.
Сам не зная, зачем и что скажет, если вдруг откроют, долго звонил. Никто не открыл. Тогда он закурил и сел на ступеньку лестницы. Долго и мучительно кашлял и не заметил, как задремал, привалившись к стене. Разбудила его всё та же соседка тётя Катя, вышедшая к мусоропроводу.
- Батюшки, Слава! Да что же ты тут делаешь? Ведь холодно на бетоне-то сидеть. Господи, какой ты чёрный весь и небритый.
- Ничего, тётя Катя, всё нормально. Я тут паспорт забыл, а теперь вот войти не могу. Новый хозяин не появлялся?
- Никого не было. Как дверь поставили, так никто и не приходил. Тишина стоит.
Слава вышел из подъезда. Резкий порыв ветра бросил в лицо пригоршню мокрого снега. Куда теперь идти? Люба придёт с работы не скоро. Чтобы как-то убить время он сел в автобус, идущий до центрального рынка. В рыночной толчее он не чувствовал себя таким одиноким. Около часа он толкался по торговым рядам и даже в одном месте приценился к летним туфлям.
- Иди отсюда, алкаш! - подскочила торговка. - Много вас тут ходят, таких! Небось, и на бутылку денег нет, а эти туфли знаешь, сколько стоят?
- У меня денег нет? - оскорбился Слава и сунул руку в карман, где лежали деньги от «кукол». - А это  не деньги?
- Ну, тогда примеривай, - сменила тон женщина. - Чего ж не бритый  ходишь?
- Не буду примеривать. Не нравятся мне твои штиблеты. И ты не нравишься. - И Слава пошёл дальше.
- Подумаешь! - бросила вслед женщина. - Алкаш!
За это слово ему хотелось вернуться и набить наглой торговке морду, но он пересилил себя. Разорётся ведь, шалава, на весь рынок.
Минут десять он стоял с группой ханыг, торгующих крадеными свёрлами, розетками и другими слесарными инструментами. Короче, кто, что смог утащить с завода. Тут же пили и водку. Со Славой они разговаривали, как бы признавая в нём своего, но выпить не предлагали. А один сказал:
- Давай, мужик, отваливай отсюда. Много вас тут ходит, бомжей. Всех не перепоишь.
- Я не бомж, - возразил Слава, но поспешил отойти. Это не торговка, ребята тёртые, сами могут морду набить.
Через пару часов толкаться по рядам он устал, да и ощутимо замёрз. Зашёл погреться в третьеразрядное кафе, где продавали на разлив пиво и водку и где сидели в основном такие же хмурые помятые и небритые личности, как Слава. Он заказал сто грамм водки,  кружку пива, несколько копчёных килек и уселся за столик возле батареи отопления. За другими столиками громко шумели поддатые колдыри, но за его столик никто не садился. Уж очень хмур, чёрен и страшен был сидевший за столиком человек. Дрожащей рукой он поднёс стакан ко рту, зубы лязгнули о стекло. Мучительно долго он цедил палёную водку, так долго, что сидящие за соседними столиками стали на него смотреть. Пойдёт или не пойдёт? Пошла и прошла, хотя и с трудом. Он закусил килькой и отхлебнул пива. По телу растеклось блаженное тепло. И Слава заказал ещё сто грамм. Стало ещё теплее, он привалился к батарее отопления и задремал.
 - Вставай! - услышал он над собой голос. - Вставай, алкаш! Дома спать нужно, здесь тебе не гостиница.
Он открыл глаза. Перед ним стояла неряшливо одетая то ли официантка, то ли уборщица.
- Вон отсюда, пока милицию не вызвала, - продолжала орать мымра. - И откуда вы  только такие берётесь? Давай, давай, шевели ногами!
- Тебе что места жалко? - огрызнулся Слава
- Он ещё возникает! Вон отсюда! - мымра дёрнула его за рукав.
Словно собака, которой незаслуженно дали пинка, он встал и вышел на улицу. Снег прекратился, но усилился холодный пронизывающий ветер. Он стоял, покачиваясь, и тщетно пытался прикурить сигарету. И не заметил, как подошли два милиционера.
- Напился? - спросил сержант Славу. - А ну-ка, пройдёмся.
- Куда? - тупо спросил он.
- Туда, - ответил сержант и дёрнул резко за руку. - Пройдём, говорю!
- Да брось ты его, - вмешался  второй, - на хрен он нужен? Не видишь - бомж. Один раз такого привели, так он весь вытрезвитель вшами наградил.
- Давай, топай отсюда, - сказал сержант и они пошли искать более подходящую жертву.
Слава сел в автобус и поехал к сестре. Было уже начало четвёртого.
  ------------------
Возвращаясь  с работы, Люба увидела брата сидящим на ступеньках пролёта. Подумала, что опять напился. Но, увидев её, он неуверенно встал и как-то виновато улыбнулся.
- Господи, на кого ты похож? - вздохнула она и открыла дверь. - Заходи.
Слава вошёл, шатаясь, и встал в прихожей.
- Так и будешь стоять? Проходи. Ты в зеркало на себя давно смотрел? На кого ты похож?
- Чего туда смотреть? - пробормотал Слава, раздеваясь.
- Ну конечно, чего в зеркало смотреть? А то ведь испугаешься. Где ты был два дня?  Про квартиру  узнал  что-нибудь?
- Я в милиции был, - соврал он. - Обещали разобраться.
- Обещали? Ничего они не найдут. Фу-у! Давай-ка быстро в душ. От тебя воняет хуже, чем от свиньи. Допился ты, братец! Одежду свою в ванной брось, её стирать нужно. Что-то сменное есть у тебя?
- Там, - кивнул он на свои сумки.
Через час, Слава, отмытый и переодетый, сидел на кухне и со скрытым блаженством пил густой ароматный чай. Такой же чай заваривала когда-то и Зоя. А какие она готовила ужины! Чёрт, ведь не ценили. А почему? Кто виноват-то?  Нет, сестра так готовить не умеет. У ней всё получается, как в плохой забегаловке. 
А потом они сидели и смотрели телевизор, почти не разговаривая. Только когда кончилось кино, сестра спросила:
-  Ты семьёй-то своей интересовался? Как они там живут?
- А чего интересоваться? - пробормотал Слава. - Живут не хуже нас.
- Эх, непутёвый! - тихо вздохнула Люба. - Как дальше жить думаешь? - И не дождавшись ответа, стала стелить ему постель. - На полу спать будешь, больше негде.
Слава забыл, когда спал, как спят все нормальные люди. Оказывается, для этого нужно раздеться. От прохлады и запаха чистых простыней ему стало плохо. Но, тем не менее, какой приятный запах. Вроде бы когда-то такое было в его жизни. Или это просто сон?  Да нет, было же, было!
Он давно привык засыпать в пьяном угаре. Мозг (разум) отключался, а бренному телу было всё равно, как и где лежать. А сегодня, довольно ещё трезвый, улегшись на чистой свежей постели, не мог уснуть. Всё ворочался с боку на бок, хотелось курить, но тишина чужой квартиры его пугала. Он боялся  встать, боялся произвести своими движениями какой-то шум. Приступы кашля от неумеренного курения давил, закрывшись подушкой.
Ночью ему приснился сон. Как будто на вертолёте он привёз свою жену и детей из деревни, а в квартиру они попасть не могут. Кто-то в их отсутствие поставил мрачную железную дверь с кодовым замком. И никто кода не знает. Потом соседка тётя Катя дверь каким-то образом открыла, но дальше оказалась точно такая же дверь. А эту дверь уже никто открыть не смог.
Утром сестра, вручая ему ключ, сказала:
 - Сходишь в магазин, купишь хлеба, вермишель, масла. Да, молока не забудь. Имей в виду: кормить я тебя долго не смогу. Так что ищи, братец, работу. И жильё тоже.
- Ладно, - пробурчал Слава. Ах, как спалось на свежей постели. Он проспал до десяти часов.
Проснувшись, первые мгновения соображал: да что это такое? Лежит раздетый, чистое одеяло и пахнущие белизной простыни. Куда он попал? Сориентировавшись, встал, оделся, прошёлся по квартире. Всюду чисто, аккуратно. На кухне стоял бокал с уже остывшим чаем. Его не захотела пить Любина дочь, но Слава решил, что чай для него приготовила сестра. Что ж, похмелимся!
Неожиданно свежий бокал чая приятно освежил. Слава закурил, высунув в открытое окно голову. И поймал себя на мысли, что так хорошо по утрам ему не было давно. Ассоциативно в голове промелькнула ещё какая-то мысль. Чёрт, ведь это уже было. Но где и когда? Так и не вспомнив, где и когда это было, он швырнул недокуренную сигарету в окно, сел и на мгновение задумался. Ах, да! По утрам Зоя всегда готовила ему крепкий чай. Это было ещё тогда, когда родился первый сын. Впрочем, она всегда заваривала чай. А потом и кофе, если его где-то умудрялись доставать. Нет, не покупать, а именно доставать. Кофе в магазинах не было даже в лучшие (застойные) годы. Его не покупали - доставали. И всё же, как бы хотелось вернуться туда. Эх, жизнь! А кофе он тогда доставал.
Усилием воли, отбросив терзавшие его мысли, он всё же сосредоточился на другом аспекте.  Вон, течёт, чёрт возьми, кран. Это горячая вода.  А что это там шипит? Ага, тот же клапан, извините, в бачке унитаза. И льётся вода день и ночь. И шипит этот клапан, действуя на нервы. Это же ночью он слышал это змеиное шипение.
Через час вода не текла, клапан не шипел. Но прошёл всего лишь час. Слава оделся, сходил в магазин и купил всё, что просила сестра. Долго и мучительно боролся с искушением взять водки, но, зная нелюбовь сестры к спиртному, взял только бутылку пива. К приходу сестры он побрился, долго стоял под горячим душем, и это снова напомнило ему о чём-то, давно ушедшем, но так волнующем  душу.
Следующие два дня Слава не выходил из дома, и они показались ему вечностью. Сестра,  обрадовавшись, показала ему ещё несколько неполадок в квартире. Вон рама окна всю зиму не закрывалась и в неё дуло. Замок входной двери давно требует ремонта, его кулаком можно выбить. Диван раскладывается с трудом (господи, там ещё пачки фальшивок под ним), а у дочери на новой ещё куртке  никак не хочет смыкаться замок. В прихожей на весь дом скрипят половые доски. Как это надоело!
Он устранил все неполадки без особого труда. И на третий день заскучал. Выпить хотелось страшно. Порой казалось, что остановится сердце, если не выпьет. Но сердце не останавливалось. Оно молотило, как работает вхолостую насос, в который не залили воду. Слава окончательно решил прекратить эти муки и сходить в магазин, но открылась дверь и вошла сестра вместе с дочкой.
- Дядя Слава! - воскликнула дочь. - Я хочу с тобой гулять. Но, мама сказала, отпустит, если ты трезвый. А ты трезвый? На улице так тепло.
Чёрт возьми! Да неужели всё повторяется в этой жизни? Ведь когда-то он слышал такой же детский голос, полной доверчивости и непосредственности. Слышал и не раз. Или это было в какой-то другой жизни?
- Трезвый я, - смутился Слава. - Трезвый. А почему я должен быть пьян?
- Мама так говорит. Все дяди, говорит, пьют. И ты тоже, говорит, пьёшь. А я тоже пью, - улыбнулся ребёнок, - но только минеральную воду. Она мне нравится.
- Мы все с неё начинали, - ответно улыбнулся дядя. - Не раздевайся, пойдём гулять.
 Гуляли они недолго. Слава купил племяннице так любимую ей минеральную воду  - это была пепси, а себе бутылку пива.
- Это тоже минеральная вода, - сказал племяннице, - но для таких испорченных людей, как я. Короче, для взрослых. Пей, и не задавай лишних вопросов.
Но ребёнок, выпив воду, начал их задавать. Дитя интересовалось, почему «испорченную» воду могут пить только взрослые. Тогда Слава купил ещё бутылку пива и дал вкусить ребёнку. Ребёнок сделал гримасу отвращения и сплюнул.
- Поняла, почему это плохая вода?
- Как же ты её пьёшь, дядя Слава? Купи мне другой. Только не ПЕ-И-Ва, - прочитала она по слогам.
- Ого! - удивился Слава. - Ты читать умеешь?
- Я же уже учусь! - не менее удивлённо ответило дитя.
Они вернулись домой, когда уже был готов ужин. После ужина дитя улеглось в кровать и уснуло, Люба мыла на кухне посуду, а Слава вышел на балкон покурить. И желание выпить разгорелось вдруг с невиданной силой. Ну почему он не может пойти в кафе (вот же оно, перед домом, где брали пиво) и взять себе сто грамм? Всего сто! Не больше. Ну, максимум - сто пятьдесят. Почему он должен слушаться Любу? Кто она ему? Жена? Нет. Он взрослый человек и имеет право сам принимать решения. Так что, извините, сестричка. Слава закрыл дверь на балкон и начал одеваться.
- Куда это мы? - спросила Люба.
- Прогуляюсь немного, воздухом подышу. Весна всё же на улице.
- Учти, напьёшься - домой не пущу. Я тебя предупреждала.
- Да не собираюсь я пить! Просто подышать хочу.
В кафе гремела музыка. Он заказал 150 грамм водки и бутылку пива.  Водку выпил залпом, в один приём, хотя минуту назад рассчитывал принять её в три приёма. Ну не получилось, что ж теперь! Отхлебнул пива, ощущая, как внутри организма волной прокатилось приятное тепло. Достал сигарету, но услышал голос бармена:
- Извините, но здесь не курят.
- А где же? - удивился Мыльников.
- Там, - кивнул бармен на улицу.
Пришлось подчиниться. Выкурив сигарету, он постоял в раздумье. Хотелось выпить ещё, но перспектива ночевать на лестничной клетке его не устраивала. Да, сестра вполне могла выполнить своё предупреждение.  И Слава зашагал обратно.
Ключом, который ему дала Люба, открыл тихонько дверь, разделся и на цыпочках прокрался в комнату. Все уже спали. А может быть, сестра делала вид, что спит.  Стараясь не производить шума, Слава снял с себя одежду и улёгся на своё место на полу.
Долго не мог уснуть. Привычка отключаться от выпитой водки сказывалась. Ну, как же уснуть почти трезвому человеку? Он тихо ворочался с боку на бок, пытаясь заставить себя уснуть. И, наконец, заставил. Всё-таки хорошо спать без одежды и в чистой постели.
Так продолжалось несколько дней. Под видом вечерних прогулок он уходил в кафе, выпивал там стакан водки, затем, не спеша, прогуливался и возвращался. Однажды вечером Люба спросила:
- Ты мне деньги на продукты думаешь давать? Я, кажется, говорила, что кормить тебя не смогу. Да и не собираюсь. Ты здоровый мужчина, ищи работу и зарабатывай себе на жизнь.
Она не знала, что денег у него почти не было. Когда-то он сказал ей, будто бы распродал все вещи, и считала, что у него имеется приличная сумма.  На самом деле денег у Славы оставалось на несколько дней.
И вот наступил день, когда они закончились. А как назло установилась тёплая погода, совсем весенняя и так хотелось выпить. Он порылся в своих вещах - чего бы продать, но ничего заслуживающего внимания не нашёл.  Кто купит старые ботинки? Кому нужны потрёпанные рубашки, старые куртки?  Но, чёрт возьми, как же хочется выпить! Хотя бы сто грамм.
Гонимый этим желанием и своей неопределённостью, он оделся и вышел на улицу.  Ноги сами привели его к какой-то грязной забегаловке, где разливали водку, пиво и даже самогон. Разворованная страна переживала начало дикого капитализма. Каждый сколачивал себе капитал, как мог. Открылось много всяких подпольных и полулегальных шинков, где стали собираться любители выпить и похмелиться.
Слава открыл дверь и шагнул внутрь помещения. Забегаловка удивила даже его, ко многому привычному. Это было что-то! Единственная комната была перегорожена пополам.  В первой половине прилавок, за которым стояла неряшливо одетая женщина. Во второй половине вдоль стен были прибиты плохо оструганные доски, составляющие единый, длинный стол. Грязный заплёванный пол, на котором валялись окурки и рыбьи скелеты, пробки от пивных бутылок и пустые пачки от сигарет. Хватало и другого хлама. На окнах - мощные не крашенные решётки. Синий, едкий дым от дешёвых сигарет стоял клубами, не успевая улетучиваться через открытую форточку. Вдоль стола толпились клиенты. Слышен был, смех, громкий говор и постоянная матерная ругань. Были здесь и несколько спившихся женщин, на которых без чувства омерзения смотреть было нельзя. 
Перед посетителями стояли заляпанные одноразовые пластиковые стаканы. Кто пил водку, принесённую с собой, кто самогон или пиво, кто всё вместе. Все громко разговаривали, почти не слушая друг друга. Особенно громко говорили и смеялись женщины.
Сам не зная зачем, он нашёл свободное место и устроился рядом с весёлой троицей. Они как раз провозгласили очередной тост. Слава судорожно сглотнул слюну, наблюдая за выпивающими мужчинами. Один из них перехватил его взгляд.
- Тебе чего, мужик? - спросил он. - Шланги горят?  А похмелиться не на что? Понимаю. Выпить хочешь?
- Кто же откажется, - жалко улыбнулся Слава.
- Держи, - протянули ему полстакана водки.
- Спасибо!
- Было бы за что.
Ещё не веря в такую удачу, он схватил стакан и жадно выпил. В этот же стакан ему плеснули пива. Уже через пару минут забегаловка не казалась такой мрачной, а посетители так вообще были приятнейшие люди. Он попросил у соседей сигарету и даже попытался вступить в их разговор, но один из них грубо произнёс:
- Послушай, ты, хмырь. Тебе налили? Выпил? Вот и вали отсюда!
Слава попытался что-то ответить на грубость, но мужик оказался к тому же и агрессивен и поднял кулаки. От дальнейших действий его удержали собутыльники, а Слава отошёл в дальний угол и остановился у такой же компании, не обращавшей на него внимания. Они как раз разлили оставшуюся водку. Быстро выпили, запили пивом и ушли. Один из них своё пиво не допил, осталось половина стакана. Слава, прикуривая сигарету, воровато огляделся. Никто не обращал на него внимания. Он протянул руку к стакану и подвинул к себе, делая вид, что стакан его и он, отхлебнув, поставил его, чтобы покурить.       
 В два приёма пиво было выпито. Ого! Да в одном из стаканов осталось немного водки, грамм тридцать, не больше. Он снова огляделся. Никто на него не смотрел. Каждый был занят своим делом. И Слава спокойно допил оставшуюся водку.
В это время на освободившееся место подошли два молодых парня. У каждого было по стакану водки и по открытой бутылке пива. Они о чём-то оживлённо разговаривали и смеялись. 
- Ребята, плесните немного пива, а то закусить нечем, - обратился к ним Слава, внутренне удивляясь своему нахальству.
- Что, дед, с хрустами напряжёнка? - спросил один. - На баб и на водку есть, а на закуску нет?
- Какие бабы! - махнул рукой Слава.
- Да, плохи твои дела, дед, если тебе бабы не нужны, - засмеялся второй. - Давай стакан.
Через два часа он вышел из прокуренной забегаловки, нетвёрдо держась на ногах. Очень нетвёрдо. Пришлось, что называется, включить автопилот, который и довёл его до Любашиного дома.
Солидарность выпивох - это не солидарность партии и народа. Пропасть человеку не дадут. Славу накачали спиртным, и больше ему уже ничего не надо.
Он открыл дверь квартиры с помощью детской металлической линейки, сбросил ботинки и куртку, прошёл в комнату и по привычке повалился на диван, служащий сестре кроватью.
Люба с дочкой пришли в этот день домой раньше обычного и обнаружили Славу храпящим на диване. Сначала сестра подумала, что он весь день не выходил из дома, но сивушный запах, пропитавший атмосферу квартиры, заставил её в этом усомниться. Люба подошла, перевернула брата на спину и похлопала по щекам. Пьян мертвецки. Значит, куда-то уходил. Но как вошёл обратно? Она же отобрала у него ключ. Откуда ей знать, что такие замки способен открыть любой школьник.
Она захлопала Славу по щекам.
- Проснись! Да проснись же, алкоголик! Зачем ты улёгся на моё место? У тебя своё есть.
Слава замычал и оттолкнул сестру. В этот момент она заметила, что брюки его мокрые. Сунула под него ладонь. Сомнений нет, диван был мокрый. Это привело Любаню в бешенство, придавшее ей силу. Она схватила его за руку и резко дёрнула. Слава с грохотом свалился с дивана и, повозившись, продолжал спать на полу. За ноги она отволокла его к стене.
 - Валяйся здесь, - сказала с ненавистью в голосе.
Затем включила утюг и стала сушить диван. В квартире к запаху перегара добавился запах выпариваемой мочи.
Проснулся он ночью от холода. Мокрые брюки неприятно холодили. На ощупь, не включая света, пробрался в туалет. Потом включил на кухне свет и долго пил холодную воду. Вернувшись, снял брюки и трусы и повесил сушиться на батарею отопления. Затем лёг на своё ложе на полу, укрылся одеялом и затих. Ни Люба, ни её дочь не проснулись. Они крепко спали. Часы показывали начало пятого.
---------------
Апрель в этом году выдался небывало тёплым. 12-го числа, как раз в день космонавтики, днём было плюс 20. Ночью температура не падала ниже 10 градусов.
Уже два дня Слава жил в Любином домике в районе аэропорта. Она сама предложила ему переселиться туда. Всё это ей было сказано через дверь, когда он в очередной раз пришёл на автопилоте из той же забегаловки, где проводил иногда по половине дня и больше. Он научился собирать со столов недопитое пиво и водку с ловкостью акробата.
Две сумки со своим скарбом Слава обнаружил у стены. А на дверях стоял новый добротный замок. Такой линейкой не откроешь.
Ту ночь он провёл в подвале на трубах теплопровода. Люк в подвал никогда не закрывался, и вездесущие мальчишки натащили сюда всякого хлама, из которого он и сделал себе ложе. А утром уехал в аэропорт.
За зиму домик промёрз насквозь, а метели сквозь трещины в стенах забили его снегом. Но снег уже растаял, водой просочившись под доски пола, отчего оттуда несло затхлой сыростью. Весь день он сушил на солнце старые фуфайки, куртки и ужасно провонявший матрас и к вечеру соорудил себе ложе на том же листе фанеры. Потом начал разбирать содержимое своих сумок и в одной обнаружил деньги. В изумлении сидел несколько минут. Сумма была не так уж малая. Откуда они взялись?  Мистика!
Он не мог знать, что деньги эти ему положила сестра. Те самые, которые когда-то спрятала в своих сапогах. Не все положила, а только половину. Остальные оставила себе, как компенсацию за моральный и материальный ущерб. Она ещё не знала тогда, что не досчитается в шкафу двух своих лучших кофточек.
Вечером Слава нанёс визит сторожу Виктору, у которого они распили бутылку самогона. За открытие, так сказать, летнего сезона. Угощал сторож. После этого он направился в посёлок аэропорта к своим старым знакомым. Но одного зимой посадили в тюрьму за кражу, другого не было дома.   
Славу в посёлке знали многие как бывшего вертолётчика и специалиста по автомобилям, человека весёлого и общительного. Но то было раньше, а сейчас с ним, опустившимся бомжом, вряд ли бы кто стал контактировать. Это он понимал, но, тем не менее, иногда становилось очень обидно. С ним здоровались, но руки подавали уже не многие.
Потолкавшись у подъезда двухэтажного дома и понаблюдав за взлетающими самолётами, он направился к магазину. В посёлке все пути ведут сюда. У его дверей почти всегда топтались какие-то помятые небритые личности из окрестных деревень. Но они Славу не интересовали, сам такой. Да он их и не знал. В магазин он шёл с определённой целью: купить хлеба, водки и что-то пожрать. Но не зря бытует пословица, что благими намерениями вымощена дорога в ад.
Дорога в магазин была вымощена асфальтом, и на ней появился идущий навстречу местный пройдоха и воришка Сеня с бутылкой самогона в руке.
- О, кого я вижу!  - вскричал он громогласно.  - Слава! Последний раз я тебя видел ещё до новой эры. Как жизнь? Где ты пропадал? Куда путь держишь? Ага, ясно. Не торопись пока. У меня, видишь, бутылка. Пошли. Тут рядом есть гараж, кафе «Железное» называется. Сейчас туда Бобр придёт.
- Кто это? Я такого не знаю, - сказал Слава.
- Это мент. Бобров его фамилия.
- Мент? - дёрнулся Слава. - Но я не люблю ментов.
- А ты возлюби. Это хороший мент, потому что бывший. Его свои же выгнали. Сволочи, правда?
Слава промолчал. От ментов он никогда и ничего хорошего не ждал. Даже от бывших. Но за Сеней пошёл. Бобр пришёл позже. Это был мужчина лет сорока, одетый в старые милицейские брюки и в такую же старую милицейскую рубашку. Он жил в расположенном рядом посёлке геофизиков и когда-то был капитаном милиции. А теперь одиноким спивающимся холостяком, от которого, как и от Славы, ушла семья.
В гараже стояла банка с огурцами. Сеня быстро разлил зелье по грязным, скорее чёрным, стаканам.
- Ну, Христос воскрес! - поднял свой стакан Бобр.
- Не богохульствуй, - предупредил Сеня.
- Так ведь скоро же Пасха, - захихикал бывший мент.
Бутылка на троих пьётся пару-тройку минут. Покурили, поговорили и обнаружили, что бутылка-то пуста.
- Вот теперь, Слава, настал тот торжественный момент, когда ты должен задуматься о том, чтобы нас угостить, - сказал Сеня. - Ибо сказано: долг платежом красен. Мы же тебя угостили. Ступай в магазин. Деньги есть? Впрочем, вопрос излишен. Не шёл же ты туда с пустыми карманами. Логично?
- Угу, - кивнул Слава. - Очень логично.
- Я всегда поражался своей логике.
- Я тоже, - икнул Бобр.
От гаража до магазина пять минут ходьбы. Уже через 12 минут бутылка была в гараже, а ещё через пять минут опустела. Поговорили, покурили. Но скоро Сене это надоело.
- Всё, мужики, соловья баснями не кормят. Или я закрываю кафе, или…
- У меня нет денег, - развёл руками бывший мент.
- Как будто они у меня есть, - вздохнул Сеня и посмотрел на порядком окосевшего Славу. - А у него, чует моё сердце, они есть.
- И моё сердце чует, - подтвердил Бобр.
- Слава, на тебя, можно сказать, смотрит вся Россия, - бросил намёк Сеня. Но Слава был уже слишком пьян, чтобы понимать намёки.
- Не надо, - отмахнулся он. - Не смотрите на меня. Я не баба. - И пристроился на четвереньки у стенки гаража. - Я хочу спать.
- Э, чур, не здесь. У тебя есть свой особняк. Зачем же спать в этой железяке. Вставай.
Собутыльники Славы были не так пьяны. А он-то выпил ещё у сторожа.
- Вставай, Слава! - теребил его Сеня. - Возьми пару  огурчиков и топай в свой особняк.
Шатаясь и спотыкаясь, Мыльников побрёл в сторону садов. Автопилот включился автоматически. Рано или поздно он выведет Славу в нужное место. Останется открыть дверь и повалиться на своё импровизированное ложе, на котором ему предстояло спать целых семь месяцев.
Так Слава открыл летний сезон.
Тяжело описывать жизнь бомжей-алкоголиков. Уж слишком она у них однообразна и всё в ней подчинено одному желанию - желанию выпить или опохмелиться. И в достижении этой цели они иногда показывают чудеса изобретательности.
Он проснулся  утром под кучей тряпья с одним желанием. Выполз из под барахла и обнаружил, что довольно прохладно. Как жаль, что к домику не подключено электричество.  Можно было бы приготовить чай. Старую плитку ему предлагал сторож, а чайник, подобранный им на свалке мусора ещё прошлым летом, у него был. Правда, он без ручки, но это ерунда.
Довольно прохладно - это было его субъективное ощущение. А вот объективно была минусовая температура. Тёплый воздух, так неожиданно принесший летнюю погоду, ушёл на восток. В его чайнике вода подёрнулась тонким ледком. Он сделал из него несколько судорожных  глотков и почувствовал, как заломили зубы, а по телу пробежал озноб. Так и заболеть можно.
Он выглянул в окошко. Новый день обещал быть ясным, но холодным. Слава снова глотнул из чайника, и снова резко заломили зубы. Закурил. От первой же затяжки его сотряс жуткий кашель. Нет, так дело не пойдёт. Сколько сейчас времени? Судя по солнцу, нет ещё и восьми.
Когда-то у него были хорошие часы, которые он купил взамен снятых с него на кладбище. Но Слава их давно пропил. А зачем ему магазин? Вот же, недалеко дом сторожа. У него самогон есть.
Мыльников порылся в карманах и нашёл там несколько купюр. Накинув куртку, нетвёрдой походкой направился к дому сторожа. Хозяйская собака встретила его отчаянным лаем. Открылась дверь, и появился сторож в трико и тельняшке.
- Чего тебе? - грубо спросил он.
- Виктор, выручай, - лязгая зубами, произнёс Слава. - Замерзаю. Бутылку надо.
- Ты на часы смотрел? С утра пить начинаешь.
- У меня нет часов. Выручай, Виктор. Деньги есть.
Через 10 минут он сидел у себя в «особняке» перед стаканом самогона. Рядом лежали два раздавленных огурца, которые ему вчера сунул в карман Сеня, и чайник с водой. Это всё, что у него было на завтрак.
Выпить Слава смог только половину бутылки и его неодолимо потянуло в сон. Не мудрено. Вчера за целый день он ничего не ел, кроме нескольких огурцов в гараже. Слава разворошил свои спальные принадлежности, лёг и кое-как закрыл ими себя с головой. На первый взгляд казалось, что в углу просто лежит куча всякого старого тряпья. Но если присмотреться, то она приподнимается и опускается от дыхания. И только по этому можно определить, что там кто-то лежит. Кто? Человек? А может какой-то зверь? Но вот из-под этого хлама раздался храп. Вроде бы человеческий.
--------------------
Прошла неделя. Слава уже третий день был трезвый, и это его мучительно беспокоило. Он почти беспрерывно думал о выпивке. Но денег не было. И как назло никто из знакомых не пил и не угощал его. Ах, как плохо, что нет здесь забегаловок.
Последние деньги он истратил, купив несколько пачек вермишели. Но варить её было не на чем и не в чем, и он ел её просто так, запивая водой из чайника. За водой он ходил с единственным ведром к дому сторожа. А тут ещё как назло похолодало и пошли затяжные, словно осенние, дожди. И Слава не выдержал, пошёл к сторожу.
- Виктор! - вибрирующим голосом попросил он. - Войди в положение, дай бутылку в долг.
- Бичам и бомжам в долг не даю, - отрезал сторож.
- Как будут деньги - отдам, - умолял Слава. - Вот, диплом в залог возьми.
Сторож порылся в столе и вытащил несколько паспортов, военных билетов, ручных часов, банковских карточек и даже водительских прав.
- Вот! - потряс ими, - в залог отдали. Кто год назад, кто больше. И не думают выкупать. Хочешь выпить - вот лопата. А вон четыре сотки земли, которые нужно перекопать. И будет тебе бутылка.
- Две! - попытался торговаться Мыльников.
- До свидания, - повернулся от него сторож.
- Ну, хорошо, согласен. Только с закуской.
От физической работы он отвык и четыре сотки с перекурами и отдыхом копал половину дня.
- Хреново вскопал, - пришёл проверить Виктор. - Ну да ладно, получай. - Он дал ему кроме бутылки самогона шматок сала, булку хлеба и несколько больших луковиц.
И Слава устроил праздник чревоугодия. Но пить теперь он стал экономно, так, чтобы постоянно быть на взводе. Бутылку ему хватало на целый день. Кроме этого у него появился и чай. Из расположенной рядом лесополосы он приволок пару старых автомобильных покрышек, поджёг их и грел чай. Сажа летела большими чёрными хлопьями и, поднимаясь, гонимая ветром, оседала на соседние участки. Да к тому же в воздухе стоял отвратительный запах жжёной резины.
- Какая сволочь второй час жжёт эту резину? - орал кто-то на противоположной стороне улицы.
- Это бич чай кипятит, - отвечал сосед.
- Да как же его пить, ведь вонь страшная от этой резины?
- А ты посмотри.
И подходили, и смотрели. На какой-то чудовищной конструкции, сделанной из проволоки, стоял до невозможности закопченный чайник с водой. Под ним, потрескивая, горел протектор. Тепла он давал мало, но дыма и сажи - предостаточно.
- Слава, да что же ты делаешь? - в отчаянии вопрошал сосед, который здесь жил постоянно. - Погаси это исчадие, дышать же нечем. 
- Я никому не мешаю, - пожимал он плечами. - На своём участке что хочу, то и делаю.
- Вот, урод! - отходил сосед. - Ну что с ним, драться что ли?
А Слава крючком вытаскивал из огня и дыма чайник за сделанную им из проволоки самодельную ручку, наливал в стакан провонявшего кипятка, бросал туда щепотку прошлогоднего чая и, обжигаясь, пил. Сахара у него не было.
Наутро была Пасха. Мыльников встал, как всегда рано, почти не болея с похмелья. А с чего болеть? Вчера за целый день была выпита только бутылка самогона. Вчера же он выкопал небольшую грядку и посадил редиску. А вот петрушка сама проросла. Так что закуска будет. Посадить бы ещё и картошку, но где её взять?
В честь праздника он побрился старой бритвой, намылив лицо чёрным хозяйственным мылом, валявшимся в домике с прошлого года. Бреясь, гляделся в большой кусок разбитого зеркала с сохранившейся надписью: «Другие не лучше».  Его он подобрал три дня назад, роясь на мусорной свалке.
Закончив туалет, оделся и направился в сторону посёлка показать себя и посмотреть на других. А как же, всё же праздник. В голове теплилась мысль, что в честь праздника его обязательно кто-то должен угостить. Но вместо спиртного бывшая кладовщица, давно знавшая Славу, дала кусок кулича и два крашеных яйца.
 - А выпить? - не выдержал он.
 - Не держу, Слава. Муж не пьёт, я тоже.
- Плохо, - констатировал он.
Как ни странно, но в этот праздничный пасхальный день ни в магазине, ни около него народа не было. Не топтались здесь и местные завсегдатаи с опухшими рожами. Он зашёл в магазин и присел на батарею отопления.
- Ты чего там расселся? - прикрикнула на него старая продавщица.  - Уходи отсюда, нас шеф ругает из-за вас.
- Что погреться нельзя? - огрызнулся Слава. - Как машину разгружать - так я нужен. Могли бы и угостить в честь Пасхи.
- На вот, - протянула бутылку пива женщина, - и уходи, пока шеф не приехал.
Он схватил бутылку и вышел. Праздник не складывался. Ему не повстречался даже ни один знакомый, у кого бы можно выпросить несколько рублей. И тогда он направился к сторожу. Неужели не нальёт в честь праздника? Православный всё же он. Собака встретила его лаем.
- Что, бич? - спросил сторож, уже немного принявший в честь праздника. - Деньги завелись?
- Нет, - уныло ответил Слава. - Налей в честь праздника. У меня вот пиво есть.  - Он жадно тянул носом запах мясного бульона, который сторож готовил собаке.
- Эх, бич, ты, бич! - покачал головой сторож. - До чего ж ты докатился. Когда мылся последний раз?
- А чего? - спросил Слава. Последний раз он мылся, когда жил ещё у сестры.
- Воняешь чем-то кислым. Поэтому на тебя и собака бросается. Держи, - протянул ему стакан самогона. - И уходи отсюда, не мельтеши.
Слава в один приём выпил самогон, запил пивом.
- Может, какая помощь нужна, Виктор? - с надеждой в голосе спросил он.
- Какая помощь? Сегодня работать нельзя. Уходи, бич, не порть мне праздник.
Слава вышел на улицу. Куда идти? Сидеть в сыром провонявшем домике ему не хотелось. Он жаждал общения, но общаться было не с кем.
Слегка взбодрившись от самогона и пива, шаркающей походкой направился снова к магазину. И снова никого не встретил. Ну и день сегодня. В огородах никто не работает, все по тёплым углам сидят, праздник отмечают. И только он, никому не нужный Слава Мыльников, ходит, как неприкаянный. От такой мысли ему стало жалко себя, и он едва не заплакал. Но навернувшиеся слёзы скоро высохли сами собой, жалость к себе прошла.
А не сходить ли ему на близлежащее озеро, где обычно сидят рыбаки. Там точно сейчас разливают.
Вдоль берега действительно сидело много рыбаков с удочками. Почти все уже отчаялись что-то поймать, клёва не было, и поэтому многие предались более прозаическому занятию - распитию спиртных напитков. Для этого собирались в компании по три-четыре человека. Слышались хохот, анекдоты, весёлые прибаутки.
- Здорово, рыбаки! - подошёл Слава к одной компании.
- Здоровее видели, - отвечали ему.
- Как улов?
Его не удостоили ответом. По кругу ходил один стакан, в который разводящий наливал водку. Закусывали колбасой, крупно нарезанной и лежащей на земле, на газете.
Слава подошёл ближе и немигающим взглядом уставился на стакан. Его как раз наполнили и протянули очередному жаждущему, который стоял рядом с Мыльниковым. Получилось так, что стакан с протянутой рукой оказался между ними. И Слава бессознательно потянулся за стаканом.
- Куда? - рявкнул разливающий. - Ты кто такой? - Он отдёрнул руку.
- Да это Мыльников, - сказал один из рыбаков. - Я его знаю. Он когда-то в аэропорту работал. А теперь каждое  лето тут отирается. Что, выпить хочешь?
- Кто же не хочет, - пробормотал Слава.
- Ну а если хочешь, - захихикал рыбак, - магазин недалеко.
Он понял, что здесь ему делать нечего. Компания оказалась негостеприимной. И он зашагал дальше вдоль берега.
Во второй компании Славе тоже не повезло. Всё уже было выпито. А вот  третьей как раз спорили, кому идти в магазин. Выпить хотелось всем, но никто не хотел идти за водкой.
- Да вот же гонец идёт, - указал кто-то на Славу. - Бич, привет! Дело есть.
Ему дали денег и отправили в магазин. Было ясно, что за работу нальют. И обычно медлительный, Слава проворно двинулся к магазину. Там он взял колбасы меньше, чем заказывали, и тем самым сэкономил себе на пачку «Примы».
В стакан ему не налили. Разливающий оставил ему водку прямо в бутылке.
- Держи, пей из горлышка, - сказал он. - Так кайфа больше.
Слава не возражал. Получив кусок колбасы, жадно проглотил его. А вот из второй бутылки ему ничего не обломилось. Он с грустью смотрел, как она опустела и, кувыркаясь, полетела в кусты. Ловить тут было больше нечего. Слава, пробурчав что-то для приличия, двинулся дальше.
Он обошёл озеро и вернулся обратно. Никто ему больше не наливал, никто не посылал в магазин. Миновал уже полдень и все, кто хотел отметить праздник, его уже отметили. Рыбаки стали расходиться. К тому же заморосил мелкий дождик, усилился  ветер,  подняв на озере волну.
Слава в одиночестве покурил на берегу и зашагал к себе. Холодный ветер и дождь разогнали всех по домам. Никто не попался ему навстречу. От дачи соседа ветер доносил приятный запах борща. Видимо там его жена готовила праздничный обед.
«Обжираются, гады, в честь праздника, - с неприязнью подумал он. - А тут даже чая нет». Чай он мог бы вскипятить, но мешали ветер и дождь.
Справив нужду прямо у порога, открыл дверь и вошёл в сырую тёмную хибару, по которой гуляли сквозняки. Сожрав две горсти вермишели и запив водой, закурил. Какая-то дикая первобытная тоска навалилась на него. А ещё вдруг появилась обида жгучая, всепоглощающая. Но на кого обида он и сам не мог бы сказать. На всех, на весь этот проклятый мир. В этот момент ему не хотелось жить, и он огляделся вокруг. Чёрт, в хибаре даже повеситься нет места. А леденящая тоска всё сильнее сжимала сердце, и Слава никак не мог определить её причину.
Тоска и обида. Раньше он никогда не испытывал этого. По крайней мере, в такой резкой форме. Он готов был повеситься, но не было верёвки, прыгнул бы вниз со скалы, но тут не было скал. Лечь бы на рельсы, но тут нет железной дороги. Схватиться бы за оголённые провода, но дом не подключён к электросети. Нет рядом даже осколка стекла, чтобы с размаху полосонуть себе по венам. Даже уйти из жизни в этом мире проблема.   
Он затушил сигарету в консервной банке, вздохнул, ещё раз пытаясь уяснить причину неожиданно нахлынувших чувств, но, так и не разобравшись, упал на своё холодное ложе и страшно завыл. Эмоциональный разряд был настолько силён, что отобрал у него последние силы и Слава погрузился в глубокий сон.
В хибаре было всего плюс десять, но он не ощущал холода. К холоду он давно привык.
----------------
Ельцинский дефолт больно ударил по всем слоям населения. Но если богатые стали менее богатыми, то бедные стали практически нищими. Казалось бы, бомжам, нищим и бичам дефолт этот должен быть до лампочки, но пострадали и они. Нищим стали меньше подавать. Ведь подавали им отнюдь не богатые люди, разъезжающие в «Мерседесах», «Вольво» и «БМВ». Эти не ездили на общественном транспорте, не ходили по блошиным рынкам и подземным переходам, где обычно сидят нищие. Подавали простые люди, которые до дефолта если и не считались зажиточными, то хотя бы более или менее сносно жили. После дефолта они сами оказались почти что нищими. А что подаст нищий нищему?
Пострадали бичи и бомжы, которые перебивались случайными заработками. До дефолта в районе аэропорта полным ходом шло строительство садов, дач и коттеджей. Там нужны были дешёвые рабочие руки. На бомжей и прочих шаромыг появился спрос. Они копали ямы под погреба, рыли котлованы под фундаменты, строили небольшие дачные домики, устанавливали изгороди. На серьёзные работы их, конечно, не приглашали или брали в качестве подсобных рабочих.
После дефолта стройки почти прекратились. Цены на строительные материалы взлетели катастрофически. И денег стало хватать только на жизнь.
Всё лето Слава перебивался случайными заработками и мелкими кражами личного и государственного имущества. Что-то продавал, что-то обменивал на водку и самогон. А самогоноварение после дефолта разгорелось с невиданным размахом. В магазине посёлка на полках стол не один десяток сортов водки и пива. Но бутылка пива стала стоить столько, сколько до дефолта стоила бутылка водки. И местные алкаши, бродяги, шаромыжники и прочие колдыри только горько вздыхали, глядя на это изобилие. Зато продавцы самогона не знали от клиентов отбоя. Они продавали своё зелье намного дешевле, и, тем не менее, имели хорошую прибыль. Часто у сторожа Виктора можно было услышать такие диалоги:
- Виктор, электромотор нужен? За две бутылки отдам.
- За две не возьму.
- Ну, чёрт с ним, за одну… давай бутылку.   
С окрестных полей тащили ворованную пшеницу:
- Сторож, возьми для своих кур. Задарма отдам.
И мешок пшеницы обменивался на две бутылки самогона. К нему днём и ночью ехали на грузовиках, легковых машинах, велосипедах, мотоциклах и, даже, тракторах. Кто не в состоянии сидеть за рулём - приходил пешком. Задавали один вопрос:
- Есть?
- Есть, есть. У нас всегда есть.
- А в долг не дашь? - и совали в залог ордена и медали, ручные часы и паспорта, пустые банковские карточки и прочие документы.
- Тут вам не залоговая контора, - орал на них сторож. - Денег нет - нечего сюда ходить.
- Войди в положение, Виктор! Душа горит.
- Мне наплевать на ваши души, алкаши.
Слава притащил сторожу косу. Литовку.
- Налей, Виктор.
- Где стащил? - осмотрел сторож косу. - Я возьму, а завтра хозяин придёт за ней.
- Не придёт. Я её в поле нашёл.
- Брешешь?
-Клянусь! Налей, Виктор.
- Сколько ты за неё хочешь?
- Коса  новая. Две…
- Иди со своей косой обратно.
- Ну, одну.
- Я сказал, иди отсюда.
- Давай полбутылки. Чёрт с ней, с косой. Наливай.
Однажды какой-то бродяга притащил надувную резиновую рыбацкую лодку.
- Сколько ты хочешь за неё?
- Триста.
- За триста я новую лодку возьму.
- Давай за двести.
- Нет.
- Сто пятьдесят и бутылку.
Через два дня сто пятьдесят рублей вернулись к сторожу. Бродяга запил. И так здесь было каждый день.
Слава, выпив стакан, успокоиться уже не мог. Через пару часов он возвращался обратно с канистрой бензина.
- Виктор, налей.
- Где взял, бич?
- Там, - кивал Мыльников в сторону складов сельхозтехники. - Наливай…
Он наловчился сливать бензин из баков приезжающих на склады машин. Но однажды был пойман в тот момент, когда совал шланг в бак машины, и нещадно был избит тем же самым шлангом. Ему рассекли ухо, бровь и нижнюю губу, отчего она отвисла, словно у верблюда. Сторож, сжалившись, налил ему стакан.
- Вот, держи, бич. Примочки делай.
Слава тут же вылакал самогон и сказал:
- Примочки лучше мочой делать.
- Да у тебя уже не моча течёт, а одна сивуха. Если попадёт на твои галоши - они расплавятся.
- Не расплавятся, - неуверенно возразил Слава.
Всё лето он ходил в галошах. Не в галошах даже, а в обрезанных сапогах, которые кто-то по причине их старости выбросил на свалку. Слава обрезал голенища, и получилась всепогодная обувь. А единственные стоптанные ботинки он берег и одевал их только тогда, когда ездил в город или ходил в аэропорт. От постоянного ношения такой обуви в жаркую погоду ноги сильно потели, а поскольку он редко их мыл, они воняли так, что около бича в тихую погоду невозможно было стоять.
С тех пор, как в садах появились овощи, он перестал тратить деньги, когда они были, на какую-то другую пищу. Слава, не спеша, шаркающей походкой, ходил по улицам и присматривался, что у кого растёт. Если хозяев не было дома, не стесняясь, как на собственное подворье заходил и собирал урожай. В домике на полу у него лежали огурцы, помидоры и ранние, ещё малосъедобные яблоки, а также морковь и свекла. Всё это он ел без хлеба. А все деньги от случайных заработков уходили на сигареты и самогон.
В августе появилась молодая картошка, и Слава зажил на широкую ногу. Копал он её ночью на чужих огородах, варил в алюминиевой кастрюле, которую стащил на соседней линии. Костёр разжигал уже не из резины, а из сучьев. Их он таскал из соседней лесополосы. Короче, закуски было много, а вот выпить…
Иногда к нему приходили жители дач с просьбой о мелких услугах.
- Слава, выручай. Жук колорадский одолел. А у меня к яду аллергия.
- Какой нежный народ пошёл! - важно отвечал он. - Сколько дашь?
- Не обижу. Могу и водкой.
- Водкой лучше, валюта твёрдая. Но деньги… э, бутылку вперёд.
Прежде чем опрыскивать картофель, он выпивал стакан водки. Сделав работу, остальное содержимое допивал уже дома. И падал, отключаясь, на вонючее полуистлевшее тряпьё. Часто просыпался мокрый. Снимал брюки и одевал другие. Такие же грязные, но сухие.
Гудящая голова требовала похмелья. Выпив воды и съев огурец или помидор, он уходил искать деньги для похмелья.  Кому-то разгружал кирпич, кому-то - песок или доски.
Сделав работу, тут же подступал к хозяину:
- Наливай!
Ему наливали, и он просил ещё. Если давали деньги - шёл к сторожу. Так проходил день за днём.
Стоял жаркий август, последний день лета.
-----------------------
В начале сентября к Славе в хибару неожиданно нагрянул сторож. Бич сидел и лопал картошку с огурцами без хлеба, масла и соли. Перед ним стояла бутылка дерьмового вина.
- Ну и запах у тебя! В конюшне лучше пахнет. Пируешь?
- А чего же нам холостякам, - хихикнул Слава. - Будешь? - поднял он бутылку.
- Такую дрянь не пью, - скривился сторож. - А пришёл я вот зачем. Как дальше жить думаешь?
- А чего, живу, - пожал плечами Слава.
- Пока живёшь. А что зимой делать будешь? Ты же тут от холода окочуришься.
Слава молчал. Об этом он как-то не задумывался. А ведь действительно, как быть зимой?
- Есть место сторожа, - продолжал Виктор. - Тут неподалёку. Склады коммерческие охранять. Пойдёшь?
- А сколько платить будут?
- Он ещё о деньгах спрашивает. Сколько-нибудь будут платить. Главное, там есть тёплая сторожевая будка. Кирпичная. В ней зимой жить можно. Есть электричество, стол, кровать. Пойдёшь, спрашиваю.
- Пойду.
- Пошли. Но сначала побрейся и приведи себя в порядок. С начальником беседовать будешь.
Начальник скептически осмотрел Славу и спросил:
- Трудовая книжка есть?
- Есть, - ответил Слава. Это был единственный документ, который он не пропил.
Начальник полистал потрёпанную книжку и вернул обратно.
- Паспорта конечно нет?
- Потерял.
- Ясно. Мы возьмём тебя на работу, только без оформления. Устраивает тебя такой вариант?
- А зачем мне оформление? - пожал плечами Слава.
- Ну и хорошо. Мне сказали, что тебе жить негде. Жильё будет. Бесплатное. А сейчас иди, бригадир тебе всё расскажет и покажет.
- Смотри сюда, бич, - сказал бригадир. - Вот будка. В ней будешь жить. А вот ворота. Твоя задача закрывать их вечером на замок, а утром открывать вовремя. На ночь склады опечатываются и подключаются к сигнализации. Твоё дело - внешний осмотр. Ночью - обход территории. А ещё, бывает, тут остаются на ночёвку машины. Они тоже закрыты, но их легко открыть. В них бывают всякие грузы. Вот их и надо ночью охранять. Понял?
 - Понял, - кивнул Слава.
- Если пропадёт груз - тебя хозяева закопают, как собаку. Понял?
- Понял, - снова кивнул он.
- Тогда к делу. С завтрашнего дня приступай. И учти, тут не государственная лавочка, а частные склады.
- Учту.
Ему дали машину и через час он привёз всё своё барахло на новое место жительства. В кирпичной будке размером три на четыре метра стояла кровать, сколоченная из досок, стол и две табуретки. На кровати матрас, застеленный армейским одеялом. На столе - несколько тарелок, пара стаканов, алюминиевая кастрюля и чайник. На стене - большое мутное, невесть откуда тут взявшееся, зеркало в громоздкой деревянной оправе. Но главное - это электроплитка  и ещё электрическая печь для отопления. После гнилой и продуваемой насквозь хибары это показалось ему раем.
И он принялся за дело. Притащил воды и вымыл грязный пол. Вытащил матрас и одеяло и выколотил из них громадное количество пыли. В коробке, стоящей в углу, нашёл несколько старых простыней и радиоприёмник с разбитым корпусом. Включил его в розетку и, о, чудо! Приёмник работал. Хотя и с изрядным треском.
В конце  сентября и в октябре Слава пил довольно мало. По крайней мере, ни разу не просыпался  в мокрой одежде. Во первых, был замечен начальником в состоянии нетвёрдого стояния, за что получил предупреждение. Во вторых, поздними вечерами занимался зимними заготовками. В окрестных огородах накопал два мешка картошки и высыпал её в большую коробку от телевизора. Таким же образом разжился капустой и морковью. На чердаке сторожки нашёл несколько трёхлитровых банок, в которых капусту и засолил. Ну а в третьих…
В третьих, всё та же тривиальная причина - не хватало денег. На дачах все работы были закончены, дома законсервированы на зиму. Естественно и подработки прекратились. Но он иногда ещё заглядывал на своё старое место жительства.  «Ну, Любаня, - думал Слава, - построила же домик. Собачья будка у сторожа лучше. И как я в ней только жил?».
По пути он всегда заглядывал в поселковые мусорные баки и иногда что-нибудь оттуда вытаскивал. Вот, например, тёплые зимние ботинки. Их ещё носить можно. А то, что замки сломаны - ерунда. А вот перчатки. Кожаные. Слегка только порваны. Кто-то выбросил синие форменные брюки. Совсем ещё хорошие, только на коленях потёрты. Его намного хуже. Тут же он собирал и бутылки. Когда набирался полный ящик - тащил в магазин и получал за это  полтора литра разливного пива.
Как-то к нему в сторожку забежал бригадир.
- Ого! - воскликнул, заметив банки с капустой и картошку. - Вижу, освоился. Как служба идёт?
- Нормально. Я за ночь три раза обход делаю, - вдохновенно врал он.
- Ну, ну, продолжай в том же духе. Главное, чтобы ночью всё нормально было. А днём ты не нужен, мы сами здесь.
- Мне бы холодильник сюда.
- Что? - обалдел бригадир. - Может тебе и бабу ещё вместе с видеомагнитофоном? Тебе тут не гостиница «Националь». Впрочем, за свои деньги хоть что можешь покупать. И бабу тоже, - заржал он.
- На что покупать, если зарплату не платите? Я уже месяц отработал.
- Заплатим. За вычетом квартплаты и коммунальных услуг. - И бригадир удалился.
Как-то у него ночевали два водителя трейлеров, приехавшие с партией груза поздно ночью из другого города. В город в гостиницу они ехать не захотели, а расположились у Славы на полу, принеся из машин спальные принадлежности. Он включил печку, и в домике стало жарко. У ребят были всевозможные пакеты быстрого приготовления пищи, и кофе. А ещё водка, которую они и привезли. Они плотно поужинали, выпили и угостили Славу. А бутылку оставили в качестве платы за ночлег. Тогда-то ему и сказал один из шофёров:
- Потому сюда и приняли, что тебе жить негде. И поэтому вряд ли зарплату платить будут. Радуйся, что живёшь бесплатно.
И Слава приуныл. Прошёл октябрь, ноябрь, а ему так и не думали платить. Про него словно забыли. Где искать деньги? Бригадир его избегал, а к начальнику не пускала секретарша. Он жил только за счёт бутылок, которые днём ходил собирать в аэропорт. На хлеб и сигареты хватало. Случалось, что его в аэропорту встречали бывшие коллеги и угощали водкой или пивом. Но общения с ним уже не желали. Уж очень он был жалок.
В декабре ударили небывалые морозы. Столбик термометра опустился ниже отметки в тридцать градусов. Да ещё дул и ветерок. В лёгкой болоньевой куртке Славу продувало так, словно он был в одной майке. Он натягивал на себя двое имевшихся у него грязных, пропитавшихся мочой, брюк, снизу одевал такое же грязное трико. Но всё равно было жутко холодно. Хорошо ещё, сторож Виктор дал ему старую армейского образца шапку.
Однажды Славу увидела бывшая их кладовщица, живущая в посёлке. Он как раз тащил в магазин сумку с бутылками. С усилением морозов бутылок тоже стало немного. В такой холод никому не хотелось пить пиво и выбрасывать бутылки, где попало.
- Ой, ой, ой, Славик! - заохала женщина. - Да как же ты ходишь в такой курточке? Ведь холодно. Так и простыть можно.
- Я привык к холоду, - отвечал он, сотрясаясь всем телом. - Не простыну.
- А ну, пошли со мной.
Женщина привела его к своему дому и заставила ждать на веранде. В дом впустить побоялась. Муж заругает. Уж очень грязен был Слава. Ещё вшей занесёт.
- Вот, - вытащила она полинялую, чёрную женскую доху.  - Ты худенький, как раз подойдёт.  Дочка её почитай лет десять не носит. Говорит, не модно это нынче. Так чего же ей теперь зря в шкафу висеть? Одевай, носи.
Изрядно подпорченная молью шуба на Славе сидела так, как будто для него была и сшита. Но выглядел он комично. При взгляде на него появлялась какое-то непонятное чувство то ли сожаления, то ли отвращения. Господи, неужели так может опуститься человек? Да и человек ли уже это? На ногах - потёртые с боков, грязные со сломанными замками ботинки. Даже цвет их определить невозможно. Синие брюки с какими-то грязно - белыми разводами и чёрными пятнами машинного масла, отвисшие на коленях. Изъеденная молью, с проплешинами женская доха. На голове - серая шапка армейского образца с отпечатком пятиконечной звёздочки.
И внутри этого одеяния находится подобие человека, чёрного и  небритого, с безобразно торчащими из-под шапки клочьями грязных нестриженых волос, с воспалёнными красными глазами.
- Эх, бич, ты, бич! - До чего же ты себя довёл! - качал головой сторож.
- Всё нормально, Виктор. Налей сто грамм. Вот деньги. Бутылки сдал.
-----------------
Ближе к Новому году морозы резко ослабли, а порою были оттепели. Западный ветер гнал с далёкой Атлантики тёплый и влажный воздух. И Слава сбросил с себя ненавистную женскую шубу.
Неделю назад он получил повышение по службе. В одном из ангаров какая-то коммерческая фирма организовала ремонт отечественных и зарубежных автомобилей, и ему предложили заодно охранять и этот ангар, который все называли просто гаражом. Въезд в гараж был в одни ворота, и его это особенно не утруждало. Зато ночью он оставался тут полновластным хозяином. Особенно радовало то, что на ночь все ключи оставляли ему. Они всегда висели на стене.
Поздно вечером, когда все уходили, он открывал малые двери для прохода людей и входил в гараж. Что тут только не было: лаки, краски, грунтовки, запасные части. Но сначала это его мало интересовало. Главное, там был душ. Вечерами, когда не был пьян, он долго стоял, блаженствуя, под горячей водой. Потом закрывал дверь и возвращался. В домике всегда было жарко, и он сидел в одной майке. После расслабляющего душа  особенно хотелось выпить, но и после повышения он сидел без денег. Авторемонтники тоже не торопились ему платить. Приходилось пить чай.
Но однажды, блуждая по гаражу, он подумал, что все эти автолаки, автокраски и автошпаклёвки стоят очень дорого. Их тут много и если взять несколько баночек - никто не заметит. А что же ему на Новый год без денег сидеть?  Он сходил за сумкой и сложил в неё несколько различных баночек. Заодно прихватил несколько шаровых опор и наконечников рулевых тяг. Всё это спрятал в домике под кроватью.
Утром, когда все пришли на работу, и на него никто не обращал внимания, он взял одну банку и направился к сторожу. Собака встретила его лаем, а сторож матерными словами. Наругавшись, спросил:
- Зачем, бич, пожаловал?
- Вещь одна есть, - покосившись на собаку, ответил Слава. - Вот, взгляни.
Сторож взглянул и равнодушно отвернулся.
- Зачем она мне нужна? Это же шпаклёвка.
- Чтобы машины, это самое, шпаклевать, - растеряно ответил Слава. Худо-бедно, но бутылку самогона он получить за это рассчитывал. Ведь импортная же. Неужели облом?
- Моя машина в шпаклёвке не нуждается. Ну да ладно, налью я тебе за неё стакан.
- Стакан? - поразился Слава. - Но она же дорогая.
- Вот иди и продавай её, если дорогая. А чего же ты ко мне с ней пришёл? Говорю же, не нужна она мне.
Сторож не был большим психологом, но натуру бича давно понял. Конечно же, он отдаст эту шпаклёвку и за стакан. Бич растерянно потоптался ещё несколько минут.
- Ладно, наливай стакан.
- Держи.
Слава выпил, закусил водой и его сразу же «повело».
- У меня таких банок много, - сказал он.
- Много банок - много стаканов, - улыбнулся сторож. - Но они мне ни к чему.
Вздохнув, Слава ушёл. В обед, съев несколько картофелин с капустой, положил в сумку две банки краски и поехал в аэропорт. Больше часа крутился около аэровокзала, предлагая краску за бесценок, но никто не брал. Боялись подделок.
А самогон, выпитый утром, перестал оказывать своё волшебное действие. Требовалась подпитка. И он снова зашагал к сторожу.
- Виктор, - произнёс жалобно, - вот ещё две банки. Это краска. Импортная.
- Ох, и надоел ты мне, бич! Брось её вон туда… и вот, держи. Только здесь не пей. К себе иди.
Сторож дал ему почти целую бутылку. Слава, загребая мокрый снег сползающими при каждом шаге ботинками, зашагал прочь. Два раза останавливался и прикладывался к бутылке. Через полчаса он уже храпел на своей кровати. В домике было жарко. Никто к нему не заходил и не беспокоил.
А поздно вечером он снова пришёл к сторожу.
- Виктор, тебе шаровые опоры нужны?
- Бич, я спущу на тебя собаку! Ты уже достал меня со своими товарами. Где ты их взял?
- В гараже. Там всего много.
- Воруешь? Смотри, залетишь. Выгонят - куда жить пойдёшь?
- Это в счёт зарплаты. У меня и наконечники тяг есть. Налей…
Обратно Слава шёл с бутылкой, закупоренной старой газетой. Спал он,  этой ночью не раздеваясь и не разбирая постели. А утром снова пришлось менять штаны. Но главное - мокрой была вся постель вместе с одеялом. Ну что за напасть!.. Ведь не было раньше такого, сколько бы ни пил. Ах, как голова трещит! Он долго перебирал в углу пустые бутылки. Ему казалось, что в одной непременно должно быть хоть с полстакана самогона.
Напрасно Слава думал, что пропажу не обнаружат. Обнаружили. Мастер долго препирался с рабочими, думая, что всё это украли они. Как же, уходить с пустыми руками с работы в России не принято. Но рабочие наотрез отказывались.
- Мы ключ-то сторожу оставляем, - сказал один из них. - Вот с него и надо спросить.
Пришли к мучавшемуся с похмелья Славе, перевернули всё, но ничего не нашли. Поздно пришли, поскольку свою добычу Слава успел пропить. А мастера уверял, что ни разу не открывал и не заходил в гараж. И тогда решили, что всё спёрли нечистые на руку клиенты, которых днём бывает довольно много. Но ключ мастер стал забирать с собой. 
   Краску и шпаклёвку сторож через несколько дней продал хозяину белой «Волги», который по субботам приезжал на дачу топить баню. Шаровые тоже продаст, но позже. Сумма выручки превысит его месячный заработок.
А самогон у него хороший. Горит, словно спирт. Вонюч, правда, но народ привык. Без запаха и пить не будут, подумают, что вода.
-------------------
В самый канун Нового года Слава от нечего делать шлялся по складам. Его уже все знали, и никто не пытался выгонять, всё-таки лицо должностное. Иногда он помогал разгружать машины, за что получал вознаграждение в виде чекушки водки или банки консервов. Но это было редко.
В этот день он зашёл на продовольственный склад в надежде что-нибудь выпросить на обед. Но в предновогодней суете никто не обращал на него внимание. Шли интенсивные отгрузки в магазины. Бросив случайный взгляд на потолок склада, под которым летали воробьи и даже несколько голубей, он заинтересовался, каким это образом они сюда залетают? Неужели в дверь? И не боятся людей? Голуби - ладно, но вот пугливые и осторожные воробьи? Присмотревшись, он заметил на потолке остатки вентиляционной шахты. Когда-то в этом помещении был сварочный цех с мощной вытяжной вентиляцией. Ведь эти склады - территория бывшего  завода. Когда в России начался великий бардак - завод закрыли, а потом его площади стали сдавать в аренду всевозможным коммерческим структурам. Завод долго растаскивали и разворовывали, но сами корпуса остались.
Вентиляционную шахту и вентиляторы сняли, а ту часть, которая проходила через потолок и Г-образно загибалась на крыше - оставили. Через неё-то и залетали сюда птицы. И вылетали.  «Интересно, - подумал Слава. - Шахта такова по размерам, что через неё не только воробей пролетит, но и доисторический птеродактиль. Очень интересно!».
Какая-то неосознанная мысль мелькнула в голове, и он напрягся, чтобы она приняла чёткую форму. Прикинул расстояние до потолка. Максимум шесть метров. И в этот момент мысль сформировалась. Ну конечно! Ведь если через этот остаток шахты пролетит доисторический ящер, то…
Слава пошёл прочь из склада. Вышел на улицу и осмотрел стены. Так и есть. Металлические лестницы были на стенах всех цехов. До самой крыши.
Он зашёл в сторожку, выбрал из пепельницы окурок покрупнее, прикурил. С минуту на его лице отражалась напряжённая работа мысли. Затем, принял какое-то решение, встал и направился в сторону посёлка. Сеня был дома и смотрел телевизор.
- Рад видеть тебя в моём чертоге, - приветствовал его ханыга, - но сразу предупреждаю: выпить нет, сижу на мели и жду прилива.
- Да подожди ты, не тарахти, - перебил его Слава. - Дело есть.
- Говори, - разрешил хозяин.
- Склады, где я работаю, знаешь?
- Ну!
- Есть возможность халяву зашибить.
- На складе?
- На складе.
- Ты, брат, сегодня похмелялся? Видно, что нет. Да там такая сигнализация, как заверещит - все покойники на окрестных кладбищах из своих нор повылезают. А на окнах решётки толще твоей талии. Нет, это не есть дело.
- Сигнализация на дверях, а на крыше её нет.
- Ты собираешься автогеном крышу взрезать? Она сильно металлическая, а сверху гудроном залита.
- Не надо ничего вырезать, там всё уже вырезано.
- Ты там уже с лобзиком поработал? - искривился в ехидной усмешке Сеня.
- Смеяться потом будешь. - И Слава поведал про свой план.
Сеня внимательно выслушал и сказал:
- Повтори.
Слава повторил. Сеня поскрёб ногтями грудь и план одобрил:
- Гениально! На Новый год, когда все пьют шампанское, под покровом ночи,  и так далее…  но, - поднял он палец, - только в том случае, если эта дыра не заварена на крыше.
- Птицы же пролетают.
- Логично. Но аргумент твой требует проверки. А если там решётка? Птицы ведь через неё пролезут, а вот человек, даже такой доходяга, как ты - не пролезет.
Слава нахмурился. Об этом он не подумал.
- Да ты не расстраивайся, - успокоил Сеня. - Всё равно твой план гениален. Сегодня же и проверим, что там, на крыше. И назовём эту операцию «Большой прыжок». Кстати, как ты собираешься прыгать с шестиметровой высоты? С парашютом?
- Верёвки нужны. Лестницу сделаем.
- Потрясающе! Верёвки найдём.
- Ещё вопрос, - Слава яростно почесал себя в паху, - где товар хранить?
- В гараже. Мой добрый сосед, работающий на Севере, машину продал, а ключ у меня. Да ты же там бывал. А справимся ли мы вдвоём? Может Бобра позвать?
- Он мент, - подпрыгнул Слава.
- Бывший же, сколько тебе говорить.
- Нет, лучше не надо. Потом всё на троих делить придётся.
- Гениально! - поднял палец Сеня. - Итак, сегодня идём на рекогносцировку. Нам нужен фонарик.
- Есть. Мне его дали, чтобы ночью обходы делать.
- Великолепно! Сверим часы. Сейчас три ноль-ноль. Ровно через шесть часов я материализуюсь в твоём чертоге.
- У меня нет часов.
- У меня тоже. Зато есть чувство здорового русского юмора. А часы вон, - кивнул на стену, - маятниковые. Раритет. Хорошо бы вспрыснуть это дело, но ввиду чрезвычайного обстоятельства, каковым является отсутствие денежных знаков, придётся воспользоваться чифиром. Ты пил когда-нибудь чифир? Нет? Тогда до вечера.
Вечером Сеня явился ровно в девять. Слава лежал на кровати, уставившись в потолок, и слушал новости. Судя по тому, что говорили, в стране был сплошной бардак и воровство. Кто и у кого воровал - непонятно. Ясно одно: обворовывали народ, которому, якобы, по конституции принадлежит всё.
- Вот он и я, - сказал Сеня. - Кстати, я свободно мог бы пройти на тщательно охраняемую тобой территорию, и не одна сволочь меня бы не остановила. Ты готов? А я уже и верёвки нашёл. Может зря?
Слава надел куртку, сунул ноги в рваные ботинки, взял фонарь.
- Пошли.
- Пошли. Да поможет нам бог!
По стальной лестнице забрались на крышу, подошли к вытяжной шахте. Слава ощупал её руками. Крышки никакой нет. Ощущалась протяжка воздуха.
- Ничего тут не заварено.
- А ну, отойди.
Сеня лёг животом на Г-образный край шахты и руками втянул себя внутрь. Заглянул вниз.
- Темно, как у негра в…  Дай фонарь.
Луч высветил лежащие штабелями ящики, коробки, упаковки и ёмкости. Ясно были видны ящики с водкой. Много ящиков. Всё ясно. Сеня задёргал ногами и выполз из шахты.
- Фонарь выключи, - зашипел Слава. - Уходим.
В домике закурили и обсудили план дальнейших действий.
- Завтра вяжем лестницу, - сказал Сеня, - а на следующий день, вернее, ночь, можно приступать к операции «Большой прыжок». Кстати, начальство ночью не приезжает?
- Сколько живу - ни разу не видел.
- Это хорошо. Рукавицы у тебя есть?
- Вон, - кивнул Слава в угол. - Но все старые.
- Сгодятся. Нам в них не на бал-маскарад идти. А чтобы нечаянно пальчики где-нибудь не оставить.
- Чего?
- Отпечатки пальцев, вот чего. Мои лично давно в картотеке лежат.
-А, понял.
Весь следующий день они делали верёвочную лестницу. К одному концу привязали крючки, сделанные из толстой проволоки, чтобы можно было зацепить лестницу за край шахты. Здесь же, в гараже, её и испытали. При этом Сеня, запутавшись в ней ногой, едва не упал.
- Вот… в лестницу мать! - выругался он. -  Не так-то просто по ней карабкаться. И как это раньше моряки-парусники по ним, словно макаки, бегали? А теперь ты попробуй.
Слава кое-как одолел полтора метра и, повиснув, нелепо раскачивался.
- Всё ясно, - подвёл итог Сеня. - Как дерьмо в проруби. Слазь. Придётся мне с крыши спускаться. Но ведь ты там расположение лучше знаешь.
- Чего там знать. Больше водки бери - и всё.
Сеня снял лестницу, смотал и положил в старый рюкзак. От рулона толстой  ленты отрезал кусок в 10 метров и на конце закрепил крючок.
- А это зачем? - удивился Слава.
- Отгадай с трёх попыток.
Слава не отгадал и с четырёх и только недоуменно пожимал плечами, таращась на Сеню.
- Ты будешь работать лебёдкой, - пояснил друг. - За этот крюк я буду прицеплять груз, а ты его наверх вытаскивать. Да и с крыши его нужно спускать. Или будем сбрасывать?
- Ты что? - испугался Слава. - Всё переколем.
- Рюкзак сейчас утащишь к себе. Завтра в девять приступим к операции. До Нового года три часа останется. Думаю, управимся в этом году. А сейчас выпьем за удачу. - Сеня порылся в углу и извлёк бутылку чего-то мутного.
- О, - обрадовался Слава. - Где взял?
- Ты же видел, в углу.
Из погреба достали дежурную банку огурцов. Бутылку распили быстро.
- В твоём углу больше ничего нет?
- Всё, - потёр руки Сеня. - Бери рюкзак, кафе закрывается. Смотри, завтра не напейся. На дело трезвыми идти надо. Понял?
Последние два дня Слава не пил по причине отсутствия денег. Выпитый самогон показался ему слабым, каковым он видимо и был. И он подумал, что этот напиток у сторожа гораздо лучше и крепче. Мысль эта заставила завернуть его к Виктору. Собака, как всегда, встретила его лаем.
- Замолчи, собака! - гавкнул на неё Слава, отчего та залаяла ещё громче. На лай вышел хозяин.
- Чего надо тебе, бич? - вопросил он.
Слава сбросил рюкзак с плеча.
- Виктор, налей стаканчик в долг. Завтра расплачусь.
- Я тебе сколько раз говорил, что в долг не наливаю, - и сторож повернулся, чтобы уйти.
- Честное слово расплачусь, - канючил Слава. - Завтра у меня будет тушёнка. Хорошая. Много.
- Ты что же, частное предприятие открыл? - остановился сторож. - Пошла! - рявкнул он на собаку. - Заходи.
Выпив полный стакан самогона, Слава заклевал носом. Ослабленный вечным недоеданием организм не справлялся с такими дозами спиртного. Проводив шатающегося Славу через дорогу, Виктор возвратился обратно и заметил рюкзак. Открыл его и заглянул внутрь. Какие-то верёвки. Стащил где-нибудь, чтобы пропить? Вероятно. Но кто их возьмёт? Они же все на куски порезаны. А то, что из кусков связана лестница, он не понял и, закрыв, отбросил его в сторону. Если бич про него вспомнит - завтра придёт.
Слава пришёл за рюкзаком после обеда. Почему-то к сторожу за самогоном в этот предновогодний день никто не приходил. А ему захотелось выпить по случаю Нового года. Но пить один он не любил. Ему нужен был собеседник. И он пригласил Славу в дом.
- Заходи, бич. Угощаю в честь Нового года.
- Не, - замотал головой Мыльников, - я за рюкзаком пришёл. Нельзя мне пить.
Сторож меньше удивился, если бы  вдруг увидел перед своим домом корабль инопланетян.
- Тебе?! Нельзя? Да ты не на вылет ли собрался?
- Нет. Но до вечера мне пить нельзя.
Сторож растерянно оглянулся вокруг.
- Бич! Сейчас растает весь снег, и зазеленеют деревья. Ты отказываешься от халявной выпивки?
- Ну, если только немного, - не выдержал Слава.
Он выпил стакан самогона в четыре приёма и от дальнейших возлияний отказался. Схватил рюкзак и шаркающей походкой засеменил к себе, чем привёл сторожа в неописуемое удивление.
Сеня пришёл к девяти часам и как всегда застал его лежащим на кровати.
- Всё спишь? Пролежней ещё нет? Собирайся на дело.
- Я готов! - вскочил Слава.
- Бери рюкзак, и фонарь не забудь.
По лестнице они взобрались на крышу. Ночь была тёмная, и приходилось работать почти на ощупь. Фонарь не включали, боясь себя демаскировать. Прицепили лестницу к краю шахты и Сеня, изогнувшись, полез в неё вперёд ногами. Бич, просунув руку в шахту, подсвечивал ему фонарём.
Благополучно приземлившись, Сеня огляделся. Склад был велик, и всё было завалено коробками, ящиками и мешками.
- Привяжи фонарь к верёвке и опусти мне вместе с крюком, - услышал Слава.
Несколько минут Сеня ходил между штабелями ящиков. На многих были надписи на иностранных языках, и он не мог ничего прочитать.
Не долго мудрствуя, он решил брать только те коробки, где надписи на русском языке. И правильно сделал. Иначе бы они натаскали коробок с детским питанием. Ага, вот шоколад самарской фабрики. Схватив коробку, обвязал её верёвкой и крикнул:
- Вира!
- Чего? - не понял Слава.
- Тащи, говорю, хрен глухой.
Таким же образом он отправил наверх  два ящика водки и три коробки тушёнки. Затем обследовал другое крыло склада. Там были всевозможные коробки с напитками и консервированными фруктами. Дальше лежали мешки с сахаром. Неплохо бы было прихватить мешок, но не поднять - слишком тяжёл. Жаль. Больше ничего заслуживающего внимания он не нашёл и решил прихватить ещё две упаковки баночного пива. На первый раз достаточно. Иначе могут хватиться. Если брать понемногу - долго не заметят. Вон тут сколько всего. Через недельку можно повторить операцию. И Сеня начал выбираться назад, подсвечивая себе фонариком.
Отцепили лестницу, сложили в рюкзак. Потом спустили добычу на землю. Всё уложили на принесённые с собой санки. У ворот остановились. Всё вокруг было тихо и спокойно.
- Тащи какое-нибудь покрывало.
- Зачем?
- Чтобы груз закрыть. Нам же до гаража его везти нужно. А если кто встретится?
Слава вытащил одеяло. Через пятнадцать минут они были уже в гараже. Выгрузили груз, закрыли его старыми мешками. Сверху набросали всякое барахло в изобилии валявшееся в гараже. По две бутылки водки и по четыре банки тушёнки взяли с собой. Рассовали по карманам плитки с шоколадом. Бутылку водки и банку тушёнки открыли тут же.
- Ну, Слава, с Новым годом! И за успешный итог операции.
Быстро выпили бутылку, наскоро закусив тушёнкой. Сеня засобирался домой.
- Ещё одну? - спросил Слава.
- Нет, нет и нет! Дома жена, дети. Новый год всё-таки. Это тебе хорошо одному. Ну, по коням. Я закрываю кафе.
К себе он возвращался в приподнятом настроении, слегка пошатываясь. Время без четверти двенадцать. И поэтому на улице никого не было. Все уже сидели за праздничными столами. В далёкой деревне за праздничным столом сидела его семья, о которой он уже давно не вспоминал. В городе сестра Люба, уложив спать дочь, в одиночестве открыла шампанское и уселась перед телевизором, приглушив звук.
Войдя в сторожку, он первым делом открыл бутылку и налил себе полный стакан холодной водки. Хлеба не оказалось. На столе лежало лишь несколько сухарей. Пришлось закусывать одной лишь тушёнкой и шоколадом. Когда по радио ударили куранты, он налил второй стакан и выпил залпом. Скушал пол плитки шоколада и закурил. Однако, кайф!
Водка быстро делала своё дело.
Уже не соображая, что делает, сунул окурок в банку с тушёнкой, встал, уронив табуретку, сделал несколько неуверенных шагов до кровати и упал, даже не выключив света.
По радио президент Ельцин нетвёрдым голосом поздравлял свою верную паству с Новым годом.
-------------------
В начале года у него закончились все основные припасы: картошка и квашеная капуста. Но он этого, кажется, не заметил. Всю новогоднюю неделю он пил ежедневно. Когда-то он мог выпивать бутылку и больше и держался на ногах. И даже был в состоянии чего-то соображать. И этим очень гордился. Сейчас для отключения ему хватало стакана. Истощённый вечным недоеданием организм, насквозь пропитанный  и отравленный сивухой, не выдерживал больших доз и отключался. Это была степень самозащиты организма. Иначе бы он не выдержал. Но тот же организм, переваривший стакан спиртного через некоторое время снова требовал свою дозу. Слава выпивал ещё стакан и снова отключался на несколько часов.
За последнее время у него сильно начались трястись руки. Когда он наливал водку, бутылка звякала о стакан, а если подносил стакан ко рту, тот звякал об остатки раскрошившихся зубов. Но стоило выпить несколько глотков, как тряска прекращалась.
Всю неделю он питался исключительно тушёнкой и шоколадом. Несколько банок они с Сеней продали, на вырученные деньги купили сигарет. Через две недели, когда водка была благополучно выпита (угощали всех своих знакомых), Слава принёс десять оставшихся банок сторожу. Тот повертел банки в руках и сказал:
- С учётом прежних долгов дам я тебе за это бутылку самогона.
- Это грабёж! - возмутился Слава. - Три и не меньше.
- Хорошо, дам две.
- К ним булку хлеба и пачку чая, - не сдавался Слава.
Для сторожа каждая банка обходилась дешевле в три раза, и он отдал бичу всё, что тот просил.
Ко всему прочему Слава стащил лежащие на веранде свиные уши, которые Виктор забыл выбросить. Он покупал головы зарезанных животных для своей собаки и кошек. Но животные уши не ели, и сторож их выбрасывал на помойку. А Слава, случалось, подбирал. Он палил их на электроплитке, запахом наводя ужас даже на мышей, затем долго варил в кастрюле, но уши не разваривались. Но, тем не менее, получалось нечто, отдалённо похожее на мясной бульон. Воровал он и кости с остатками мяса, которые, случалось, не догрызала собака. Из них тоже варил бульоны. В такие моменты он насыщался до основания, и чувство постоянного голода отступало. Но такие моменты были не частыми. Тем более, что однажды, когда Виктора не было дома, а Слава был очень настойчив в желании отобрать у собаки кость, она его укусила. Приходилось ждать, пока зверь насытится и станет добрее. В такие моменты собака позволяла взять у неё остатки. Но, тем не менее, злобно рычала. И он научился придвигать себе остатки собачьего пиршества длинной палкой.
К концу января Слава оказался на небывалой мели. Денег не было, курева не было, пищи, если не считать таковой пол пачки чая, тоже не было. Попытки что-то урвать у собаки сторожа тоже успеха не имели. Стояли сильные морозы, и это вызывало повышенный аппетит у животного. Около её будки ваялись только до блеска отшлифованные кости. Пора было делать очередной набег на склады, но куда-то запропастился Сеня.
Однажды, когда он, поневоле трезвый, а посему пребывающий в состоянии повышенной раздражительности, лежал на провонявшей кровати, обиженный на весь свет, вдруг заговорил давно не выходивший на связь внутренний голос.
« Тебе не стоит обижаться на всё общество, - сказал он, - хотя общество по большому счёту и сделало тебя алкоголиком. Но всё же обижаться тебе нужно на самого себя. Тебе все наливали, когда ты был им нужен и интересен. Но ты бы тогда мог обходиться без водки. А теперь, когда ты уже не можешь без неё обходиться - тебе не наливают, потому что ты никому не нужен. С тобой не здороваются,  тебя презирают. Таков закон жизни, жизни, которую ты ведёшь».
«Но ведь есть же какой-то выход, - возразил Слава. - Я устал, я очень устал. У меня болит сердце. И… оно не болит только, когда я выпью».
«У тебя уже нет выхода, - ответил внутренний голос. - Ты опустился на самое дно, и ты уже не человек. Но и не животное. Ты - хуже, потому что пропил то, что не дано животному. Ты пропил разум. Тебе уже поздно лечиться. Да и денег у тебя для этого нет. Ищи сам выход, если сможешь. Но я уже не вижу смысла в твоей жизни».
«Что же мне делать?» - спросил Слава. Ответа не было.
- Что же мне делать, чёрт возьми?
Он и сам не заметил, как закричал во весь голос. Ответа опять не было. И тогда он, голодный, обросший так, что больше был похож на пещерного человека, не мывшийся уже больше двух месяцев, паршиво одетый, засунул голову под подушку, чтобы не слышать собственного голоса, и тоскливо и протяжно завыл.
Да может ли так выть человек? Он вдыхал прокисший воздух грязной подушки и снова выл, кусая её  чёрными зубами и царапая давно не стриженными ногтями, которые он, когда начинали мешать, просто отгрызал.
Минуты полторы в домике стоял вой.
Кризис кончился так же быстро, как и начался. Он встал, вытер набежавшие слёзы и порылся в пепельнице с окурками. Выбрав несколько, распотрошил их и сделал самокрутку. Прикурив от электрической плитки, жадно затянулся.  Надо было искать выход из создавшейся ситуации. И он нашёл.
Был выходной день, рабочих на складах не было. Он надел свою женскую шубу, взял валявшийся в углу гвоздодёр и направился в сторону близлежащих дач, туда, где не проходило никаких дорог, и где было больше снега. Там встреча с людьми была исключена. Не на те дачи, которые охранял Виктор, на другие. Там, кажется, и сторожа не было.
Он перелез через забор и, утопая по колено в снегу, направился к ближайшему дому. Два внутренних замка не оставляли никакой надежды открыть их с помощью гвоздодёра. Тогда он обошёл дом с противоположной стороны и осмотрел окно. Изнутри - обычная защёлка. Решёток нет. Наивные люди! Ставят на двери такие мощные замки, а в окно можно залезть без проблем.
Ударом гвоздодёра он разбил стекло, открыл защёлку и проник внутрь дома. Ничего особенного в нём не было. На столе стоял старый ламповый телевизор. Его не унести. Холодильник - тоже.  А вот лежащий на полке старый транзисторный приёмник перекочевал в прихваченную тут же сумку. Больше ничего заслуживающего внимания тут не было. Старый диван, да пара железных кроватей, застеленных потрёпанными одеялами.
На кухне тоже ничего не нашёл, кроме газового баллона да старых тарелок и кастрюль. Открыл небольшую кладовку под лестницей на второй этаж. Здесь лежала дрель, рубанок и совсем ещё новая электроплитка. Эх, хозяин! Поленился на зиму домой увезти. Ну что ж, извини. Всё это перекочевало в сумку. Оглядевшись, пришёл к выводу, что делать тут больше нечего. Тем же путём покинул дом, едва не поранившись о торчащий из рамы кусок стекла.
«В следующий раз нужно брать с собой стамеску, - подумал он, - чтобы отгибать штапики, и не колоть стёкла».
Соседний дом оказался для него неприступен. Натоптанный вокруг снег говорил о том, что сюда часто приезжают. Но время было вечернее, сегодня вряд ли приедут. Вероятно, были вчера, приезжали топить баню. Из любопытства он прошёл к добротной бане и заглянул в окошко. Чёрт, что это там? На подоконнике лежала… золотая цепочка. Видимо её сняли с шеи, когда парились и забыли потом взять. А может она не золотая? Нет, судя по постройкам, хозяин отнюдь не бедный, вряд ли будет таскать на себе дешёвые подделки.
Он разбил стекло, просунул внутрь руку и сгрёб цепочку. Ого, тяжёлая! Третий, небольшой по размерам домик, он открыл без труда с помощью гвоздодёра. Да его можно было открыть и ударом кулака. Но, чёрт возьми, зато на окнах стояли решётки. Ну, народ! О чём только думает?
В домике он не нашёл ничего. К нему не было подключено даже электричество. Слава уже хотел его покинуть, но заметил люк погреба, прикрытый половиком. Там оказались соленья, морковь, свёкла и даже редька.  Но наиболее интересное, от чего Слава удовлетворённо хмыкнул, стояло в углу. В свете спички он увидел двадцатилитровую бутыль с вином. Прямо здесь он сначала попробовал - вино ли? - а потом и отпил изрядную дозу. Затем, кряхтя и потея, вытащил сосуд наверх. Но как его унести?
Под столом нашёл с десяток полуторалитровых пластиковых баллонов. То, что надо. В шкафу среди посуды нашёл лейку и быстро перелил вино в баллоны. Не уместилось около бутылки, и он остаток выпил. Полные баллоны сложил в полиэтиленовый пакет, найденный тут же. Потом забрался в погреб ещё раз и в другой пакет набрал немного картошки. «Всё, - решил, - больше не унести. За картошкой можно придти и завтра».
Закрыв погреб, вытащил добычу на улицу. Дверь закрыл с помощью того же гвоздодёра. По своим следам вернулся к забору.
 Обратно Слава вернулся, насквозь промокший от пота. Снял шубу, шапку и дырявый свитер, взятый напрокат из гаража Сени. От него валил пар, как от взмыленной лошади, и он сам ощущал тлетворный запах давно не мытого тела.
Отдохнув, поставил варить картошку. Вино возбудило  в нём аппетит. А ещё приятно кружило голову. Ни о чём плохом уже не думалось и хотелось выпить ещё. Что он и сделал. Пока варился картофель, он опустошил половину баллона. Затем слил воду  и стал, обжигаясь, есть картофель без хлеба и соли, просто запивая его вином. Когда вино было выпито и съеден почти весь картофель, он почувствовал насыщение.
Действие вина коварно. Когда пьёшь его довольно много, но быстро, кажется, что не пьянеешь. Так показалось и ему. И потому он открыл второй баллон. Но выпить всё уже не смог. Отключение было почти внезапным. Всё-таки перед этим он не ел больше суток, а пил только тёплую воду.
На следующий день, он, выпив два стакана вина, сел в автобус и поехал в город на барахолку сбывать дрель, плитку и рубанок. Некоторые кондукторши его знали и давали возможность ездить бесплатно. Но некоторые высаживали. Тогда он садился во второй автобус, в третий, и таким образом добирался до места назначения. На этот раз ему повезло, и до рынка он доехал без пересадок. Уже через час вся добыча была продана.   Покупатели нашлись быстро, ибо Слава всё предлагал по бросовым ценам. В магазине такие вещи стоили в два раза дороже. На вырученные деньги приобрёл пачку бритвенных лезвий, сигарет, бутылку подсолнечного масла, пачку чая, пакет сахара, которого не пробовал несколько месяцев, булку хлеба и (красиво жить не запретишь) две бутылки дорогого немецкого пива. Водку брать не стал, посчитав, что у него достаточно вина.
Назад возвращался в приподнятом настроении, но его едва не испортила вредная кондукторша. Завидев Славу, сидящего на заднем сидении, она заорала на весь автобус:
- Опять этот бичара залез к нам! Юра, останови, - крикнула водителю, - я его сейчас вышвырну, безбилетника.
- Чего орёшь, шалава? - остановил её Слава. - На, вот, держи… подавись. - И протянул ей ассигнацию. - Сдачу не забудь.
Кондукторша, недовольно сопя, отсчитала сдачу и бросила ему на колени.
- Допился, алкоголик! Что ж ты женскую шубу-то на себя нацепил?
- А у нас демократия, - огрызнулся он. - Что хочу - то и ношу.
- Тьфу! - сплюнула женщина и удалилась на своё кресло. - Тьфу, - ещё раз сплюнула в сторону Мыльникова. - Собрать бы вас всех да на необитаемый остров отправить.
- Только вместе с тобой, церберша старая, - осклабился Слава. А, выходя, оставил ей страшное пожелание: - Чтоб ты чесалась день и ночь, ведьма.
Уже на улице он услышал визгливый ответ. Слов не разобрал.
 Перепалка с кондуктором настроение ему не испортила, наоборот. День выдался удачный. Деньги есть, пища - есть, вино - тоже. За картошкой сходит вечером в знакомое уже место.  Что больше надо? А если бы ещё  лето было, живи - не хочу!
Ночью, намешав пиво с вином, Слава храпел так, что под полом не находило себе покоя семейство мышей.
После полуночи пошёл снег, заметая следы его похождений.
-------------------
Общеизвестно, что человек - существо стадное. Объединяются люди в силу каких-то общих интересов, порой возвышенных и добрых, иногда откровенно шкурных и эгоистичных. Примером объединений могут служить политические партии все без исключения, борющиеся за блага народа, не забывая при этом бороться и за свои блага. Последнее у них получается намного продуктивней.
Бомжы, как звери, объединяются в стаи, чтобы выжить. Тоже своего рода единство интересов. Ни на одной городской свалке вы не найдёте одинокого бомжа. Там обязательно стая, в которой есть свой вожак. И чужому очень нелегко прибиться к этой стае. В ней есть свои законы, свои порядки и, как ни странно, своя дисциплина. Существуют и наказания. Могут даже изгнать из стаи, а одиночке выживать гораздо труднее.
Слава был типичным бомжем-одиночкой. Он категорически не принимал никакой дисциплины, со временем отвыкнув подчиняться, кому бы то ни было, привык делать только то, что ему хотелось. Любое указание или приказ, от кого бы он ни исходил, воспринимал, как насилие над личностью.  Его можно было о чём-нибудь только вежливо попросить. Но и просьбы он выполнял с единственным условием. С каким? И телеграфному столбу ясно, который, как утверждают, только один и не пьёт.
Когда-то, в лучшие свои молодые годы он где-то читал, что всё на земле подвержено энтропии. Рано или поздно всё распадается. Время распада разное. У человека - десятилетия, у земли - миллионы лет. А всё распадающееся - это состояние хаоса. Сама природа стремится к этому. Но она же  породила и существо мыслящее - человека. Зачем? Чтобы упорядочить состояние распада и хаоса? Или вообще остановить распад? Возможно ли это? Кто же знает…
Но в стремлении  к упорядочению человек так разогнался, что, скорее всего, погубит свою праматерь - природу. А потом погибнет и сам. Нет, пожалуй, всё на этой планете стремится к распаду, а человек - быстрее всего. Однако, всё это философская бодяга. Слава в минуты просветления мыслил проще и прозаичнее: как не прыгай - выше полового члена не прыгнешь. Так зачем же тогда прыгать? Зачем куда-то стремиться и искать смысл в жизни? Да ведь сама природа, создав человека, дала ответ: смысл жизни  -  просто в самой жизни. А уж кто и как живёт - это дело каждого, и никому не дано в это вмешиваться.
В жизнь Славы никто и не вмешивался, даже государство, которое обычно суёт нос всюду. Оно ничего ему не давало и не брало у него. Без паспорта он для государства перестал существовать. Он, Вячеслав Иванович Мыльников, не гражданин этой страны, ни какой-то другой. Он не принадлежит ни к какому обществу, а существует как бы в параллельном мире. Пусть ему порой очень плохо, неуютно и одиноко в этом мире, но у него уже остыло стремление выбраться обратно туда, где он когда-то жил и был даже счастлив. В этом параллельном мире он дошёл до крайнего состояния хаоса и последним состоянием его будет только смерть. Но он никогда об этом не думал. И не жалел. Стоит ли? Да ведь он самый свободный человек на земле, ибо не принадлежит ни к каким объединениям, партиям и стаям, где только и возможно насилие над себе подобными. И, кому какое дело, где, сколько, с кем и когда он пьёт?
Да пошли они все…
---------------------------
В феврале они с Сеней совершили два удачных рейда через вытяжную шахту. Взяли гораздо больше, чем в первый раз. Ждали только, когда хорошо укатается снег вдоль стены склада, чтобы не оставлять следов. А следы, оставленные на крыше склада, их не волновали. Кому придёт в голову лазить зимой на шестиметровую высоту? Да и зачем?
Забраться на крышу в голову пришло пожарному инспектору. Ничего угрожающего возгоранием он там не нашёл, но у него оказались ярко выраженные наклонности сыщика, которым мог бы позавидовать и Шерлок Холмс. Он обратил внимание на следы и осмотрел шахту. Сунул голову внутрь, прополз около метра и… увидел весь склад, как на ладони. Выбравшись обратно, обратил внимание на странные потёртости нижней кромки шахты. И подумал то же самое, что когда-то пришло в голову Славе. Он даже предположил, от чего возникли потёртости, и попал в самую точку.
- По моей части у меня к вам претензий нет, - сказал он директору, - но я особо не удивлюсь, если узнаю, что ваш склад навещали незваные гости.
- Это невозможно, у нас всюду сигнализация, - улыбнулся директор. - На окнах видели, какие решётки?
- Зато в крыше дыра, в которую пролезет корова.
Директор лично не поленился взобраться на крышу и, осмотрев всё, пришёл к аналогичному выводу. После этого дал указание провести на складе тщательную ревизию.
О ней Слава узнал на второй день. Всё стало ясно, когда увидел протянутые наверх провода электросварки. Покрутившись там ещё немного, он заспешил к Сене. Тот был в гараже и распивал бутылку на пару с Бобром.
- О, Слава! - приветствовал его Сеня. - Наше вам с кисточкой! Присоединяйся к нам.
- По фене ботаешь? - хмуро спросил Мыльников. - Ботай, ботай! Странный тут у вас консорциум: бывший мент и бывший уголовник.
- Слияние интересов, - пожал плечами Сеня. - Срастание криминала с органами. Гы-гы-гы!
- Потом посмеёшься. Наше дело накрылось.
- Откуда знаешь? - вытянул Сеня лицо. - Понты гонишь?
- Без понтов. Шахту заваривают, а на складе - ревизия.
- И воздастся нам за деяния наши! - почесался Сеня.
- Воздастся.
- Ничего. Собака след не возьмёт - неделя прошла. А ты всё отрицай.
- Ежу понятно. Но меня выгнать могут.
- А причём тут ты? Может, что-то кладовщики напутали.
- Так-то оно так, - яростно почесался Слава. В последнее время его начали сильно донимать вши. 
- Главное - стой на своём, - поучал Бобр. - Обходы делал вовремя,  ничего подозрительного не заметил. Наливай! - повернулся к Сене.
От бурных возлияний в этот день Слава отказался. А на следующий день, перетряхнув весь склад и переворошив всю документацию, недостачу нашли.
В обед, когда Слава сидел за столом, переваривая только что съеденную тушёнку, запитую стаканом водки, вошёл бригадир.
- Здорово! Трапезничаешь? - оглядел он стол, где стояла недопитая бутылка водки. - На какие шиши пьёшь?
- На свои, - пробурчал Слава. - В аэропорту дворником подрабатываю, снег расчищаю. Вы же мне зарплату не платите.
- Ты же живёшь на всём готовом.
- Ага. И продуктами вы меня снабжаете? Жрать-то я что-то должен.
- Жрёшь же. Да ещё вон и пьёшь, - кивнул бригадир на бутылку. - Ты мне скажи, как ночью охраной занимаешься?
- Как всегда. Два раза ночью всё осматриваю. А когда не спится, то и все три. Ну а уж когда машины с товаром приезжают…
- И ничего подозрительного никогда не замечал?
- Нет.
- В город часто ездишь?
- Что мне там делать?
- Да вот, смотрю, тушёнку ешь. Её только в городе можно купить.
- В посёлке магазин есть, - хмыкнул Слава, пожав плечами.
Бригадир ушёл и уже минут через сорок был в кабинете директора базы.
- За домиком нашего сторожа в снегу, - докладывал он, - не один десяток банок из-под тушёнки. Все одинаковые. Как раз те, которые есть у нас на складе. Говорит, покупает в поселковом магазине. Я сейчас туда ездил, проверил. Такую тушёнку они не получали с прошлого года. В город он не ездит, сам сказал. Вопрос: откуда берёт? Это первое. Второе. У наших соседей, которых он тоже охраняет, пропадали дорогие краски и шпаклёвки, пока они оставляли на ночь ключи в его домике. Ну и третье - брешет, как сивый мерин. Ничего он, конечно, ночью не осматривает, потому что пьян почти ежедневно. Кстати, бутылок за домиком ещё больше, чем консервных банок. На что пьёт?
- Интересно, - потёр подбородок директор. - Возможно, что это его работа. Доказать мы это сможем?
Бригадир только плечами пожал.
- Не пора ли нам принять двоих нормальных сторожей? Ночных. Днём они нам не нужны.
- Сразу надо было это делать.
- Сэкономить хотели.
- На бомжах много не сэкономишь. Дороже обойдётся. Пусть одного сторожа автомобилисты берут, одного мы. У них ведь там сигнализации даже нет.
- Займись этим, - сказал директор. - Как найдёшь людей - гони этого бомжа к чёртовой матери.
Сторожей нашли быстро. Как раз в аэропорту шли очередные сокращения в службах внешней охраны. Они приехали, посмотрели объекты и поставили одно условие: сделать в домике ремонт и поставить туда телевизор, чтобы не так ночью спать хотелось.
Через два дня к нему снова вошёл бригадир.
- Вот что, Слава. Завтра ты должен освободить помещение. Здесь будет ремонт. А потом будут другие сторожа. Тобой администрация недовольна. Кражи происходят. Тебя, кажется, на этот счёт предупреждали.
Он, хотя и был внутренне готов к такому повороту дела, однако же, чуть не заплакал. Губы его затряслись.
- А… а я куда?
- Да хоть куда. Где-то же ты раньше жил.
- Там зимой жить нельзя.
- Это твои проблемы. Вот тебе выходное пособие, - протянул бригадир ассигнацию, - и чтобы завтра утром освободил помещение. Иначе, - поднял он устрашающего вида кулак, - будет хуже.
--------------------------
Морозец был градусов двадцать, не меньше. Слава, одетый в женскую шубу, шёл тихонько, шаркая по обледенелому асфальту разбитыми ботинками. По лицу его катились и замерзали на подбородке слёзы. Он их не вытирал, так как в обеих руках его были сумки с пожитками. Шёл посередине дороги, не обращая внимания на сигналящие машины, которые, сбавляя скорость, объезжали его, а водители из кабин покрывали матом.
Торопиться ему было некуда. Разве что в аэропорт, в аэровокзал. Но тамошним ментам он давно знаком и они быстро выведут его под белы рученьки. Тем более, сейчас все боятся террористов. Даже там, где ими и не пахнет. Какой-то водитель остановился и заорал:
 - Ты, гандон в шубе! Жить надоело? Чего среди дороги растопырился?  - Но, увидев слёзы на чёрном небритом лице бича, сменил тон. - Тебе куда нужно? Может подвезти?
- Куда мне нужно - туда не ездят, - сдавленным голосом ответил Слава.
- Тогда садись до остановки довезу.
- Мне на тот свет нужно.
- …твою мать! - удивился водила. - Туда действительно не ездят. Чокнутый! - Машина взревела и укатила прочь.
Слава остановился, поставил сумки на обочину и дрожащими руками начал прикуривать сигарету. Прикурив, извлёк из бездонного кармана шубы недопитую бутылку и сделал несколько глотков. Затянувшись сигаретой, приложился ещё. На душе стало легче.
- На морозе пить кайфа больше? - услышал он и повернулся.
Рядом с собой увидел добротно одетого мужика. Это был рабочий с рядом расположенной пилорамы, принадлежащей аэропорту. Там круглый год в небольшой будке жили два горемыки. Они числились рабочими и сторожами одновременно. Но в отличие от Славы бомжами не были, хотя от одинокой жизни порядком одичали. Где-то у них были квартиры и семьи, но безработица загнала их сюда. Здесь они неплохо получали и имели прекрасную возможность для так называемых калымов. Кто-то привозил распилить брёвна на доски или брус, кто-то обстрогать. Без работы не сидели, особенно летом. Подзаработав, отвозили деньги семьям, и снова возвращались.
- Я говорю, на морозе-то водка слаще? - пояснил собеседник, заметив Славин недоумевающий взгляд.
- Ноги замёрзли, - погремел он ботинками об асфальт. - Два часа на морозе стою.
- Чего же так?
 - Чего? Выгнали меня на мороз мои начальники. Сволочи.
 Слава немного знал обоих рабочих, знали и они его. Знали и то, что он считался там охранником и жил в сторожевой будке.
- За что тебя так среди зимы-то? Не по людски это.
- Каких-то блатных взяли вместо меня.
- Понятно. И куда же ты теперь?
- А хрен знает, - пожал плечами Слава и отпил ещё глоток. - Будешь?
- Своя есть. Я из магазина иду. Ну, пошли к нам греться. У нас жарко. Меня Володя зовут.
Пилорама была в двухстах метрах от того места, где они стояли. Тоже около дороги, как и теперь уже бывшее место Славиного жительства. В будке горела раскалённая буржуйка. Дров тут не жалели. На буржуйке стояла кастрюля, из которой исходил такой приятный аромат, что Славе стало дурно.
- Тебя только за смертью посылать, - проворчал напарник Володи. - Обед давно готов. А это кто с тобой?
- Да вот, выгнали человека среди зимы на улицу. Это сторож, который склады охранял. Тут недалеко.
- А, помню. Так пусть домой едет.
- А действительно, чего ж домой не едешь? - спросил Володя.
- Нет у меня дома, - ответил Слава и поведал свою историю, но в другой интерпретации.
- Н-да, дела! - почесался напарник Володи. - Ну что же, снимай свою шубу, обедать будем. Ох, и вид у тебя… да и запах…
Бутылку на троих разделили по братски. Наваристый шулюм ели прямо из кастрюли, чтобы не мыть тарелки. Экономили воду, так как за ней приходилось ходить в посёлок. Потом дружно закурили, открыв небольшое оконце для вытяжки дыма.
Напарника Володи звали Рахимом. Они были примерно одинаковых лет, но Слава выглядел намного старше.
- Так ты говоришь, раньше на вертолётах летал? - допытывался Рахим. - А зачем теперь не летаешь?
- Списали по здоровью, - соврал он.
- Пенсия есть?
- Нам он в 55 лет полагается.
- А тебе сколько?
- Пятьдесят два.
- А выглядишь старше, однако. Помотала видать тебя жизнь. Как дальше существовать думаешь?
- Не знаю, - вздохнул Слава. - Может в петлю… или за бутылкой сходить. Деньги есть.
Он знал, что в гараже  есть ещё ящик водки и несколько упаковок тушёнки и шоколада.
- За бутылкой, говоришь? Наверно, пьёшь много? Насчёт петли плохо сказал. Ну что, Володя, берём на квартиру человека?
- Где ж ему спать? - развёл тот руками. - Разве вот на полу у буржуйки. Но тут Банкир спит.
- Банкир? У вас? На полу?
- Это наша собака. Весь день где-то бегает, но на ночь сюда приходит. Приблудная. Да, спать действительно негде.
- Да я и на полу могу. Здесь же тепло.
Хитрый татарин Рахим ждал такого ответа. Он понял, что перед ним горький пропойца, забывший всё, кроме водки. А им нужны дешёвые рабочие руки. Топить буржуйку, колоть дрова, ходить за водой и в магазин. Да мало ли чего ещё.
- Ну, если на полу согласен спать - оставайся. Матрас у нас тут есть. А вот подушек и одеял нет.
- Ничего, вместо подушки вот сумку положу. А одеяло шуба заменит.
Вечером он навестил Сеню. Они по братски разделили тушёнку и шоколад. Водку договорились оставить здесь, прихватив с собой по две бутылки. Слава поведал другу о своём новом месте жительства.
- Всё же вытурили? Гады.
- Сволочи.
- Ну, тогда давай, Слава, выпьем по поводу твоего новоселья.
- Наливай.
Они выпили бутылку и сожрали по две плитки шоколада. После сытного обеда и калорийного шоколада Слава не чувствовал себя пьяным.
- Что-то не берёт, - признался он Сене.
Открыли ещё одну бутылку. Выпили. Взяло. Крепко. Слава был на грани отключения. Но автопилот ещё не включился. А Сеня держался молодцом. Он закрыл гараж и пожелал другу приятных сновидений.
Слава схватил сумку с тушёнкой, шоколадом и двумя бутылками и, сильно шатаясь, направился к новому жилищу. Автопилот заработал и по курсу вёл его точно, а вот по тангажу - не справлялся и Слава несколько раз переходил в пикирование, пока дошёл до пилорамы. Его встретила звонким заливистым лаем небольшая собачонка.
- Пшла, сучара! - зашипел на неё Слава и толкнул дверь в будку.
- Ого! Наш квартирант явился! - привстал с лежанки Рахим. - Зачем такой пьяный?
- А пошли они все, с-суки, - невнятно произнёс Слава. - Вот вам! - бухнул сумку на пол, и сам бухнулся рядом. Так в шубе и заснул.
- Ничего себе! - поскрёб репу Володя. - Может, мы зря его взяли?
- Поживём, посмотрим, - ответил Рахим. - Посмотрим… что у него в сумке.
Володя заглянул в неё.
- Не хило бомж живёт. Шоколад, дорогая тушёнка. Ещё водка. Хорошая.
- Стащил где-нибудь, - решил Рахим. - Ладно, завтра разберёмся. Впусти Банкира и гаси свет.
Собачонка, увидев, что её место занято, забилась под лежанку. Слава всхрапнул, словно лошадь, перевернулся на спину и захрапел ещё сильнее. Рахим некстати помянул Аллаха, а Володя мысленно выругался и засунул голову под подушку. Под полом будки шуршали и скреблись мыши.
Не зря говорят, что жизнь человека, словно тельняшка, состоит из чёрных и белых полос. Ещё вчера Слава не знал, как проведёт вечер, и где будет спать. А проснулся сегодня - тепло и даже жарко. Непонятно только, где находится. Ну да ладно, главное, что в тепле. Ну а что мокрый… к этому он привык. Но всё же, чёрт возьми, где это он?  На улице ещё темно.
Хотелось опохмелиться или хотя бы воды выпить, но где тут и что? Разве найдёшь. Какие-то люди, слышно в темноте, сопят и похрапывают. Вытрезвитель что ли? Да нет, там раздевают.  В мучительных попытках вспомнить, куда он вчера забрёл, Слава снова незаметно задремал.
С рассветом пинок в бок помог ему восстановить ориентировку.
- Чего развалился, как  у тёщи на перине? - спросил Рахим. - Не человек вчера был. Зачем так пьёшь?
- Чего дерёшься? - огрызнулся Слава. - Я тебе собака?
- Сабак лучше, - пояснил Рахим. - Сабак не пьёт, как свинья. - Ступай дров неси. Печь совсем остыл.
Потом его послали за водой. Пока ходил, вспомнил, как оказался на пилораме. Теперь придётся ему там жить. Хотя бы до конца апреля. Да ему же повезло вчера, что встретил этого Володю. Где бы он ночевал в такой мороз?
Сели завтракать. По утрам Слава есть отвык. В лучшем случае пил чай или воду. Или водку, когда была. Запах разогретого вчерашнего шулюма возбуждал аппетит. Мыльников судорожно проглотил слюну и вспомнил про вчерашнюю сумку, озираясь по сторонам.
- Да вон она, твоя сумка, - сказал Володя, - под лежанкой.
- Опохмелимся, - брякнул бич бутылкой об стол.
- С утра и лошади не пьют, - косо посмотрел Рахим. - Нада работать с утра.
- А я приму… для аппетита.
- Прими, прими, - неодобрительно сказал Володя.
Для аппетита Слава осушил пол бутылки и сразу осоловел. Отвалился на лежанке к стенке и захрапел.
- Где ты его подобрал вчера? - зло спросил Рахим. - Это же алкаша.
- На дороге встретил, жалко его стало, когда сказал, что выгнали. Он водку на морозе пил и плакал.
- Водку на морозе? Говорю же - алкаша. Может, будем его выгонять?
- Куда ж теперь? До весны доживёт, немного осталось. А потом попросим.
Слава проспал до обеда. Дважды хозяева заходили греться и пить чай, но он даже не просыпался. Когда зашли в третий раз, обнаружили, что бутылка опустела полностью, а квартирант уже лежал на другой лежанке. На столе стояла открытая банка не тронутой тушёнки.
Рахим выругался на двух языках и сказал  с выраженным сильнее обычного акцентом:
- Боюсь до весна эта алкаша тут не доживёт. - И с удовольствием почесался.
Почесался и Володя.  Пока просто почесались. А через месяц будут чесаться непрерывно.
- День - чешусь, ночь - чешусь, - стонал Рахим. - Зачем? Видать, аллергия на стружку. Никогда не было.
- А у меня на что? - вопрошал Володя.
А Слава, сожрав, тушёнку и шоколад, перешёл на их довольствие.  Справедливости ради нужно сказать: жаден он никогда не был и делился последним, что у него было. Тушёнку и шоколад ели все. Ему вменили в обязанность выполнять все хозяйственные работы: мыть, убирать, топить печь, ходить за водой и в магазин. Пил он мало, ибо кончились и водка и деньги.
Однажды его хозяева в выходной день уехали в город, а Слава, томимый непреодолимым желанием выпить, ходил, почёсываясь, по территории пилорамы, словно начальник. Подъехал грузовик.
- Кто тут хозяин? - спросил водитель.
- Ну, я, - ответил Слава. - Чего надо?
Шофёр огляделся вокруг и с сомнением посмотрел на Славу - уж больно чёрен и лохмат - но больше тут никого не было.
- Брус нужен. Вот на выходной машину выпросил. Дачу нужно достраивать.
- Где она у тебя?
- Тут, недалеко.
- Сколько нужно?
- Немного, на стропила, на косяки.
- Куба хватит?
- Пожалуй.
- Вон туда подъезжай, - кивнул в сторону штабеля. - Да быстрей.
 «Никто не заметит, что стало немного меньше, - рассуждал Слава, - Их тут сотни лежат».
- Быстрее, быстрее! - торопил водителя. - Сегодня выходной.
Спустя полчаса, он стал обладателем приличной суммы денег, и от этого желание выпить разгорелось ещё сильнее. Скорее в магазин. Или лучше к Виктору? У него дешевле. Спустя ещё полчаса он уже стоял в километре от пилорамы. Ворота на замок закрыть забыл. Заезжай и бери, что хочешь.
- Чего припёрся, бич? - спросил сторож
- Бутылку давай, - протянул Слава деньги с достоинством и повелительной интонацией в голосе.
- Ух, ты! Никак, на дочери турецкого султана женился? - ухмыльнулся сторож. - Держи свою бутылку и проваливай. Ну и грязен же ты, брат! Совсем опустился. - И сторож ушёл в дом. Собака, завидев уход хозяина, яростно рвалась с цепи.
- У, собака! - цыкнул на неё Слава и нагнулся, имитируя, что поднял камень. Та с визгом забилась в конуру. - Прибью, зараза!
Он открыл бутылку и сделал несколько глотков. Потом закрыл, закурил и, не спеша, пошёл обратно.
Вернувшиеся хозяева обнаружили Славу в состоянии полного безразличия к этому миру. Он лежал на лежанке ничком. На столе - кости обглоданной рыбы. Рахим перевернул Славу на спину и треснул по голове.
- Вставай, вошь поганый! Дом не топил, кушать не готовил, вода не ходил. Вставай! - треснул ещё раз по морде.
Слава только захрапел, но не проснулся.
- Сильно много пил, урод, - почесался Рахим, и стащил Славу с лежанки на пол. - Тут лежи. Печка не топил - мёрзни.
Пришлось им самим заняться хозяйственными делами. Двигались они по тесному домику, перешагивая через храпящего Славу, как через порог. Потом задвинули его под лежанку, чтобы не спотыкаться.
На холодном полу он быстро протрезвел и выбрался на свет божий, держась за скулу. Хозяева как раз заканчивали ужин под традиционную бутылку водки по выходным. Слава уселся на полу, грязной ладонью протёр глаза и снова потрогал скулу.
- Болит. Кто к личности прикасался?
- Кому ты нужен? - ответил Володя. - Сам где-нибудь прикоснулся. Вспомни?
- М-м, - промычал, - если вспомню - убью!
- Где деньги на пойло взял? Ты же был без денег?
- Цепочку золотую продал, - соврал Слава.  - Она у меня давно лежала.
От цепочки, которую он утащил из бани, давно осталось только воспоминание.
 А деньги за проданные брусья лежали в кармане брюк. Клиент должен был оплатить брус в кассе аэропорта. Ну да какая ему разница, кому платить. Так даже проще, без волокиты.
------------------
В апреле резко пригрело солнце и клиентов на пилораме сразу прибавилось. А у Славы работы поубавилось. Не надо было целыми днями топить ненавистную прожорливую буржуйку.
Он подолгу сидел в домике, с наслаждением почёсываясь. Вши донимали всё сильнее. Однажды, когда он был трезв по причине отсутствия денег, в голову его пришла оригинальная мысль: а почему бы этих поганых насекомых, причиняющих столько неудобств, не передавить? Он стащил не стиранную с прошлого года, провонявшую потом и ещё чем-то кисло-тухлым рубашку, вывернул её и не без успеха стал заниматься истреблением мерзких тварей. За этим занятием и застали его вошедшие выпить чаю хозяева.
- Это ты что делаешь? - глянул Рахим на голого по пояс Славу.
- Не видишь что ли, вшей давлю. Довели, падлы! - под грязными ногтями бича раздался характерный хруст обожравшегося насекомого.
Хозяева молча переглянулись. Они-то всё думали, отчего вдруг так стали чесаться?
- Ты в бане давно был? - спросил его Володя.
- Причём тут баня? Они и в банях живут, сволочи, - возразил Слава, давя очередную гниду. - Получай, падла!
- Вот что, бич, - хмуро произнёс Рахим, - давай-ка собирай свои монатки и чеши отсюда.
Слава замер, упустив очередную вошь.
- Да куда же я пойду-то? Ты чё?
- Куда хочешь. Приютили тебя на время - и хватит. Ты и нас, гад, вшами наградил.
- Не, никуда я не почешу, - бич с хрустом раздавил очередную гниду, и Володю едва не вырвало. - На дворе ещё холодно. И идти мне некуда.
- А я сказал, чеши, собака! - заорал Рахим. - Зарежу, как паршивый свинья! На свалке твой место. Чтобы через десять минут ты тут не был.
Слава знал, что Рахим страшен в гневе, может зарезать. Татарин всё же. Он прекратил поиски насекомых и натянул на себя рубаху. Как поётся в песне: «Были сборы не долги…». Через десять минут он стоял уже одетый в воротах лесопилки. Женскую шубу, подаренную ему сердобольной кладовщицей, не взял: было уже довольно тепло для апреля.
- Барахло своё забери! - шуба вылетела из дверей вслед за Славой.
Он огляделся. Ярко светило солнце, вовсю звенели ручьи. Температура плюс десять казалась тропическим зноем после тридцатиградусных февральских морозов. На какой чёрт ему нужна эта грязная, словно шерсть больной овцы, шуба?  Тьфу! Подавитесь! И он зашагал в сторону автобусной остановки.
Городской автобус был почти пустой, и кондукторша сразу узнала его.
- А, это ты? Плати, или сейчас высажу.
Слава сунул ей измятую бумажку, и она успокоилась. Вопросом, зачем он приехал в город, слава озаботился, когда по давней привычке вышел на той же остановке, где когда-то выходил не один год. Куда же дальше?
В городе было теплее, чем в порту, даже жарко и снега совсем не осталось. Разве что только во дворах и парках. А кое-где ветер поднимал первую пыль. Грязный, небритый, в расхристанных зимних ботинках и в испачканной  болоньевой куртке он в такой ясный день выглядел нелепо.
А мимо него проходили женщины одетые почти в летние одежды, и он невольно оглядывался им вслед. На него тоже оглядывались, но с совершенно другим выражением на лице.
Итак, куда же дальше? А ноги сами несли его по знакомому переулку. Вот сейчас поворот за угол и… знакомый подъезд.  Ворохнулось что-то в груди. Знакомый лифт. А вот и дверь. Не осознавая себя, он нажал кнопку звонка. Дверь открылась почти сразу, будто за ней уже кого-то ждали. Мужчина оглядел Славу с ног до головы и присвистнул:
 - Тебе чего?
А Слава стоял и молча смотрел через плечо мужчины в глубь квартиры. Красивые обои, красивая мебель. Слышен звук работающего телевизора. Потянуло вкусным запахом поджаривающегося лука.  «Кажется, сегодня суббота, - с тоской подумал он. - Выходной день».
- Папа, это не ко мне? - раздался из глубины квартиры  детский голос.
- Нет, это ко мне, - ответил мужчина. - Так чего тебе надо, мужик? Ты побираешься что ли?
Слава едва не заплакал от такого вопроса.
- Я… я, это моя квартира, - промямлил он.
- Чего-о-о? Ты спятил, мужик? Нажрался и ориентировку потерял? А ну, вали отсюда! - и мужчина попытался закрыть дверь.
Но слава подставил ногу.
-Это моя квартира… была, - чуть не плача произнёс он.
Бац! Удар по уху оглушил его. Сумка со скарбом вылетела из рук, сам он отлетел к противоположной стене. Когда очухался - дверь была закрыта.
- Какой-то сумасшедший говорит, что это его квартира, - услышал он сквозь звон в ушах.
Удар по уху был для него как похмелье и привёл Славу в состояние реальности. И тут заговорил внутренний голос.
«А ты чего хотел? Зачем ты сюда припёрся? Предъявить претензии на квартиру? Но чем ты докажешь, что она твоя? У тебя нет ни ордера, ни паспорта. Кто тебя будет слушать? Да и вообще тебя давно нет. Тебе только кажется, что ты живёшь. Люди так не живут. Не живут…».
Выше этажом щёлкнула дверь, и женщина с ведром направилась к мусоропроводу. Увидев бомжа, она испуганно остановилась и спросила:
- Ты… вы чего тут делаете? К кому пришли?
 Слава отвернулся к шахте лифта. Он узнал свою бывшую соседку, она его - нет.
- Да я вот сюда, - ткнув пальцем в сторону чёрной двери, пробормотал он. - К Мыльниковым.
- К Мыльниковым? - удивилась женщина. - Да они давно тут не живут.
-Это мне уже объяснили, - пробурчал Слава и нажал кнопку лифта.
В ушах звенело. Особенно в левом. Знакомой дорогой он шагал к другу Борису, которого не видел с прошлого года.
- Кто там? - раздался женский голос за дверью.
Было заметно, что его рассматривают сквозь смотровое отверстие.
- Борис Дома?
- Нет его, - испуганно ответил голос, чуть помедлив.
- А где же он?
- Сказала же нет его!
- А когда будет?
- Его не будет.
- Так он что же не живёт здесь? - разозлился Слава и ударил кулаком в дверь. - Сказать толком не можете?
Дверь неожиданно открылась, и показалось злое лицо женщины.
- Он уже четвёртый месяц, как живёт в другом месте. А вы всё ходите, ходите…
- А вам трудно сказать, где он?
- Не трудно. Он сейчас на южном кладбище. Перепил на Новый год, и сердце остановилось. Всех бы вас, алкашей, туда…
Дверь закрылась. У Славы открылся рот. Он вспомнил, что у Бориса, кажется, есть тётка. Вероятно это она.
К Любе он не пошёл. И от стыда и от гордости и… нет, таким грязным, вшивым и жалким его туда не пустят. К тому же, ему говорили, что у ней, наконец, появился свой законный хахаль. Ещё тоже по уху схлопочешь. Он критически осмотрел своё отражение в витрине супермаркета, и оно ему очень не понравилось. Да он ли это?
«А ты хотел увидеть себя в лётной форме в белой рубашке и с чёрным галстуком? - ехидно осведомился внутренний голос. - Нет, брат, ты теперь бомж. Сам избрал эту дорогу. И каждый теперь может плюнуть в тебя».
Слава плюнул в своё отражение и шагнул в магазин.
- Куда? - вежливо остановил его охранник. К нам в такой одежде не положено. Выйдите, пожалуйста.
Он развернулся молча, спорить не стал. Хорошо, что по роже не дали. Во дворе супермаркета за гаражами справил мелкую нужду и, выходя, увидел, как двое рабочих магазина выбросили в мусорный контейнер какой-то тюк. Проходя мимо, увидел: колбаса. Зажрались, сволочи. Молниеносно запустил туда руку и вытащил целую связку. Колбаса, как колбаса, на ливерную похожа. Он быстро схватил всю упаковку и с трудом запихал в свою грязную сумку. Вот, гады, чего делают! Да где это видано, чтобы продукты выбрасывать? Правда, заталкивая упаковку, успел прочитать: «Для домашних животных». А какая разница?
Ему, выросшему в суровой советской действительности, и в голову не могло прийти, что из-за какого-то просроченного срока годности можно выбрасывать на помойку продукты. Даже если они и для животных. И он решил, что грузчики это утащили для себя и в контейнере припрятали, чтобы вечером забрать. Ничего, ещё стащат. И Слава поспешно удалился оттуда.
На ночь он облюбовал подъезд девятиэтажного дома. Из почтовых ящиков вынул газеты (не спать же на голом полу) и поднялся выше. Знал, что для ночёвки нужно выбирать подъезды с лифтом. Тут по лестницам люди не ходят, и отдыхать не мешают.
Но ему помешали.
Едва он устроился, открылся лифт, и из кабины его вышло четверо юнцов лет по семнадцати с банками пива в руках. Они оказались весьма агрессивны.
- Ты, отход жизни, гуляй отсюда. Это наше место.
- Я вам мешаю? - огрызнулся Слава.
- Гляди, он ещё выступает!
Один шмякнул по его сумке ногой, второй, тоже ногой, шмякнул по Славе.
- Тебе сказано, убирайся отсюда. Пошёл!
Пришлось подчиниться силе. Юнцы нынче, что шакалы. Могут разукрасить лучше, чем бог черепаху.
Он заходил в подъезды и искал открытые подвалы. Но всюду были замки. Один открытый он всё-таки нашёл, но там сидела целая свора таких же юнцов. Тоже пили пиво, курили, орали матом и пели под гитару идиотские песни. Были там и девушки. Нет, сюда лучше не соваться.
Ближе к полуночи он нашёл подходящий подъезд с подвалом. Крышка люка открыта, лампочка в подъезде - разбита. Свет со второго этажа сюда едва доходил. Как раз то, что надо. Открыл крышку, ногой нащупал лестницу. Ступенька, другая, третья. Чёрт, что это? Нога погрузилась в воду. Весь подвал затоплен водой. Пришлось выбираться обратно.
Спать он устроился на восьмом этаже за люком мусоропровода. Лампочки здесь, как и всюду, были варварски разбиты. Уснул абсолютно трезвый, всеми забытый и никому на свете не нужный. В темноте какая-то кошка, поднимаясь по лестнице, услышала зверский храп. Она остановилась, шерсть её вздыбилась, спина выгнулась, хвост, словно палка, упёрся вверх. Кошка прекрасно знала, что люди здесь не спят, но храп  походил на человеческий. Так, случалось, храпел её хозяин. Но он всегда спал дома. На всякий случай зверь мяукнул раз - коротко, а второй раз - протяжно и угрожающе. И зашипел.
Храп не прекратился.
---------------------------------------
Город Славу не принимал. Город прихорашивался, причёсывался, отряхивался от зимней спячки. Он готовился к первому мая - празднику весны.  Готовился по старой советской привычке, чем по велению и желанию теперешних руководителей. Каждый собственник наводил порядок на своей территории самостоятельно. Там, где собственника не было оставался бардак. И туда посылали школьников. Но демонстраций уже не было, как раньше. Слава помнил, какой бардак оставался на улицах после демонстраций. Загаженные лужайки, скверы и подъезды. В подъезды валили толпами пьяные мужчины и женщины. Не стесняясь, снимали, и…  Мужчинам было проще. Потом пару недель в подъездах нельзя было дышать. А на улицах потом долго подбирали бутылки, пакеты и прочий мусор.
Славу подобрала патрульная машина, едва он расположился на прилавке какого-то закрытого киоска выпить купленный на последние деньги чекмарик и закусить вчерашней колбаской.
- За что забираете? - вопросил он стражей порядка. - Я же не пьяный.
- Ты оскверняешь глаз обывателей, - ответили ему. - Садись, там разберутся.
Недопитая бутылка полетела в урну, и это больше всего расстроило Славу. Ах, как некстати подкатила коляска.
Вытрезвитель был ему знаком.
- Я - бомж, - заявил он там, яростно скребя себя одной рукой под рубахой, а другой в паху. Не видите  - чешусь? Хотите - покажу вшей? - И шагнул к начальнику.
Начальник попятился от него и заорал на подчинённых:
- Сколько раз говорил, чтобы всякую шваль не собирали, чёрт вас возьми! Вы кого сюда привезли? Это же бомж!
- Так у него же на лбу не написано, - оправдывался сержант. - А порядок он нарушал - употреблял в неположенном месте.
- Ты когда-нибудь видел бомжа в ресторане? - бушевал начальник. - Они все на улице пьют. В следующий раз, если он будет пить даже на пороге мэрии - сюда не тащите. Одни расходы с ними. А кто платить будет? Пшёл отсюда! - повернулся он к бичу.
- Понял, - с достоинством кивнул Слава. - А кто мне за чекушку заплатит? Они её в урну выбросили.
- Вася, заплати ему, - приказал начальник верзиле шофёру. Тот с готовностью схватился за дубинку.
- Не надо! Не надо платить, - сказал Слава. - Деньги не всегда главное в этой жизни. И везти обратно меня не надо. Сам дойду.
- А бомж-то с юмором, - захохотал вслед верзила и спрятал дубинку.
Нет, определённо город Славу не принимал. Из кафе его выгнали, в двух магазинах не дали водки, а просто (хорошо вежливо) выпроводили. И тогда Слава прибегнул к старому методу. Обошёл магазин и вошёл во двор. Грузчика долго ждать не пришлось. Он-то и вынес ему заветную чекушечку.
Слава тут же её и выпил. Предложил грузчику, но тот отказался.
- Сейчас же опять везде капиталисты, - пояснил он. - А эти мироеды сразу выгоняют, если заметят, что пьяный.
Он вышел на проспект и сразу же нарвался на милицейскую коляску. И опять едва не загремел в вытрезвитель. И только когда пояснил, что его оттуда выгнали два часа назад, от него отстали.
Нет, не принимал его город, определённо не принимал. На улице от него шарахались прохожие, на рынке продавцы отгоняли от своих лотков. Едва он зашёл в знакомое кафе, где, как всегда, похмелялись пивом и вином помятые личности, как уборщица заорала:
- Куда! Куда прёшься в такой одежде, бомж вонючий! Пошёл отсюда. Милицию сейчас вызову.
- Я уже там был, - отмахнулся Слава. - Почему другим можно, а мне  - нет?
- Он ещё спрашивает! Ты посмотри на себя в зеркало.
Конечно, от былой интеллигентности и импозантности не осталось и следа, но ведь он, в конце концов, тоже человек. Или уже нет?
Не драться же с этой расходившейся бабой. И он направился к выходу. К ужину в какой-то забегаловке он купил хлеба, бутылку водки и банку пива. Сегодня он устроит душе праздник. За целый день хождений ноги устали, ломило в суставах, особенно в коленях. Истрёпанный пьянками организм нуждался в отдыхе. Слава зашёл в ближайший дом и поднялся на предпоследний этаж. За трубой мусоропровода расстелил газеты, взятые в почтовых ящиках, сковырнул пробку с бутылки и с наслаждением сделал несколько глотков. В груди приятно затеплело. Грязными пальцами отломал кусок хлеба и колбасы для животных и стал жевать. Утолив первый голод, снова присосался к горлышку. После водки хлеб и колбаса показались необыкновенно вкусными. За десять минут он высосал половину бутылки. И сразу все вчерашние передряги и проблемы забылись, перестала болеть голова за завтрашний день. Есть только настоящее. Ему сейчас хорошо, всё тело охвачено приятной, вязкой истомой. Никуда не надо идти, ни о чём не надо думать. А водка, вот она, ещё половина бутылки.
Он удобнее вытянул ноги, привалился к стене и снова приложился к сосуду. Хорошая водка досталась ему, пьётся, как вода. И закусывать не надо. Но он закусил колбаской. А чего ж, вон её сколько! Затем закурил и прикрыл глаза. Ах, как приятен дым сигареты! В голове, словно в калейдоскопе, крутились обрывки каких-то мыслей, ноги перестали гудеть, потянуло на сон. Но… ведь не всё допито. Уже почти не соображая, скорее инстинктивно, потянулся к бутылке, но она, выпав из руки, звонко ударилась о бетонный пол и опрокинулась. Оставшаяся водка вылилась на пол. Но немного осталось.
  Слава уже не слышал этого звука. Организм отключился от внешнего мира. Он не слышал, как к нему подходили какие-то молодые люди, рассматривали его и смеялись. Не слышал, как возмущались две соседки. Они даже позвонили в милицию.
- Тут у нас бомж какой-то пьяный спит. Приезжайте.
- Спит? - переспросил дежурный. - Он же не хулиганит, а спать никому не возбраняется.
Проснулся он ночью от холода. Под ним была лужа. Бетон не матрас и влагу не впитывает. Её впитали газеты и его одежда. Дрожь колотила всё тело. Всё-таки ночами ещё холодно даже в подъездах. Сейчас бы прислониться к тёплой батарее, но в таких домах их на этажах нет. Впрочем, на первом этаже есть. Туда он и спустился, не вызывая лифта. Вот она, батарея. Слава сел на неё, закурил и вскоре почувствовал запах испаряющейся  мочи. Вот напасть-то!
Когда первые жильцы пошли на работу, Слава уже обсох. Они, зевая, проходили мимо, не обращая на него никакого внимания. Позже пошли в школу дети. Но и они не обращали на него внимание. А потом в подъезд с веником и совком вошла уборщица. Эта сразу же обратила внимание.
- А ну быстро отсюда на улицу, - махнула веником перед лицом. - Убирай тут за вами! Погибели на вас нет, алкоголики. Все подъезды загадили.
На улицу выходить не хотелось, но женщина не отставала.
Желание опохмелиться пересилило, и он шагнул в утреннюю свежесть апрельского утра. Купив пузырёк водки, выпил половину и зажевал колбасой. Во дворе между гаражами посидел на четвереньках, как горный орёл. Затем натянул штаны и подсчитал свои финансы. Деньги ещё были. После продажи брусьев он умудрился продать потом два кубометра досок. Никто об этом не знал. При хозяевах Слава деньги тратить боялся и сложил их в укромный угол сумки с барахлом. На чёрный день. Вот и пригодились.
Ну что ж, раз город не принимает его, он покинет этот город. В аэропорту у него есть хижина сестры. Он поедет туда. Он принял решение, и нет этому решению альтернативы.
По закону пакости в автобусе оказалась та самая вредная кондукторша.
- Куда? - заорала она. - Куда, голодранец! О, господи! Ты мне всех пассажиров распугаешь. Выходи!
- Не имеешь права, - окрысился Слава. - Я деньги плачу.
------------------
Нет, это не Рио-Де-Жанейро.
Около халупы сестры кое-где ещё лежал снег. Он открыл забитую гвоздем дверь и шагнул внутрь. Пахнуло сыростью, плесенью, мышами. Расконсервация длилась недолго. Всё барахло он вытащил и повесил сушиться на заборе. Раскрыл настеж двери, чтобы выветрился затхлый запах тления. Зимой в щели надуло снега, сейчас он растаял, вымочив всё, что тут лежало. Приподняв не прибитую доску пола, он пошуровал там палкой и мыши с писком разбежались.
Ну, вот и всё. Слава огляделся. Да, ночью тут будет неуютно. Вот когда бы пригодилась брошенная им шуба. Ну да что ж теперь. Не идти же за ней к этим двум идиотам. И Слава пошёл к сторожу.
- Ну что, бич, дожил до весны? - приветствовал его Виктор. - Заработать хочешь?
- Смотря как, - яростно почесался Слава.
- Вон кошка окотилась. Целых пять котят. Куда мне их девать? А выбросить рука не поднимается.
- Наливай, - сказал Слава. - Для храбрости.
Выпив стакан, собрал слепых котят, завернул в газету и ушёл. Минут через десять вернулся.
- Ну? - спросил сторож.
- Выбросил в лесополосе. Налей ещё, помянем.
- Ох, бич, бич! Дал бы я тебе по роже. Пять жизней загубил и ещё смеёшься.
- Сам же велел, - удивился Слава. - Могу назад принести, они ещё живые.
- Гад ты, бич! - сторож плеснул ему полстакана, налил и себе. – Ну, давай помянем что ли…
Помянули раз, другой, третий. Всё-таки сторожу было жалко котят. Но куда их девать? И без них у него несколько кошек. А иначе мыши одолеют. А коты, сволочи, ленивы. Только жрут, да спят. Да ещё по кошкам бегают. Никакого от них толку.
Помянули в четвёртый раз, и голова Славы свесилась на грудь.
- Всё, бич, иди домой. А то уснёшь тут…
- А где у меня дом? - поднял мутные глаза Слава. - Где?
- Откуда я знаю. Где-то же ты живёшь. Сам говорил, на пилораме.
Он шёл, шатаясь, по автодороге, ведущей в аэропорт. Чтобы дойти до своей халупы, ему нужно пройти по дороге метров триста и потом свернуть в свои сады. Можно идти и по лесополосе, но там ещё грязно.
Ах, бич, ты, бич! Доходишься ты по дороге пьяным, доходишься.
Водители, притормаживая и матерясь, объезжали Славу.
В халупе он сел на единственную табуретку, стоящую в углу и заснул. Проснулся от грохота падения. Вставать не хотелось, но на полу было холодно. Поднялся, вышел на улицу, бессмысленным взглядом окинул окрестности. Заходящее солнце золотило верхушки берёз в соседней лесополосе. Было тихо и довольно тепло.
Он затащил сушившееся тряпьё в домик. Полностью просохнуть оно не успело, и было влажным и холодным. Улёгся на грязный, с разводами, матрас и закрылся дерюгой, из какой делают половики. Но скоро даже через куртку почувствовал холод. И тогда вспомнил, что в сумке осталась ещё водка, привезённая из города. Немного, грамм сто пятьдесят. Выпил, пожевал колбасы. Хотел закурить, но никак не загорались отсыревшие спички. Так и повалился на своё ложе. Теперь уже холодно не было.
Утром проснулся от холода, пронизывающего всё тело. Его буквально трясло. Влажное тряпьё при такой температуре не грело, а наоборот, отбирало тепло тела. Он встал и вышел на улицу. Рассвет только едва намечался. Как же согреться? Магазин откроется не скоро. Придётся идти к сторожу.
Собака встретила Славу гневным лаем.
- Ты, какого хрена… - закричал вышедший на лай сторож, но, увидев трясущегося Славу, спросил: - Бич, что с тобой?
- З-зам-мёрз.
- Где же ты шлялся?
- Я с-спал. В х-хиж-жине. Там холл-лодно.
- Ты же говорил, что у тебя жарко.
- Я т-там уже не ж-живу. Я здесь.
- У сестры? Да как же там жить? Твою мать! Ну, заходи. Выпьешь?
- В-выпью.
- Как же ты там спишь в такой холод. От него на тебе наверно все вши передохли.
- Не, ч-чешусь.
- Эх, бич, бич! Вон кровать, ложись, отогревайся. Хотя подожди, постель я уберу. А то ещё вшами наградишь. Тогда убью!
Сторож убрал бельё и матрас, а вместо него положил кусок войлока.
- Ложись. Это лучше, чем в хибаре. У меня жарко.
Через полчаса Слава согрелся и забылся тяжёлым сном.
Он прожил у сторожа до первого мая. Накануне праздника сторож сказал:
- Всё, бич. Завтра приезжает семья. Освобождай помещение. На улице уже тепло, не замёрзнешь. И сходи, постирай на озере свои вещи. Да и сам помойся. От тебя же воняет - тьфу! - хуже, чем в сортире.
Конечно, если не мыться всю зиму.
-----------------
Месяц май пролетает быстро. Потому, что много праздников. Гуляй, да гуляй. И Слава, не обременённый хозяйственными проблемами, гулял. Деньги были, подрабатывал перекопкой участков. Давали немного, но он привык обходиться малым. А если наливали - совсем хорошо.
Накануне дня Победы он получил подарок. Ребята из поселкового общежития, с которыми когда-то работал, принесли ему целую кучу одежды. В основном форменные брюки, куртки, рубашки. Не новые, конечно. Но носить можно. Притащили даже галстук. Выпили с ним бутылку водки, подивились его неприхотливому скотскому быту и ушли с твёрдым мнением: человеку так жить нельзя. Ну да что ж теперь.
День Победы Слава начал отмечать с утра.  Обрядился в подаренные ему одежды, предварительно отмывшись под струёй водопроводной воды, и если бы не неряшливые космы волос и дырявые туфли его можно было бы принять за почти нормального человека. Никто не заподозрил бы в нём бомжа. Правда, его ежедневные возлияния были заметны на лице, да сколько таких лиц в России.
В десять часов утра он уже стоял у дома сторожа. К нему на праздники приехала семья, но торговля шла бесперебойно.
-Ого! - удивился Виктор. - Бич, ты наследство получил? Элегантный, как рояль.
- Ладно, - отмахнулся Слава. - С праздником тебя. Давай бутылку.
- Без проблем, если у тебя нет проблем с деньгами.
- Нет, держи.
Заполучив сосуд, как всегда заткнутый газетной пробкой, он задумался. Пить одному в такой праздничный день не хотелось. Пойти к Сене? Но сегодня выходной и дома его кобра - жена, которая считает, что Слава спаивает её мужа.
И он направился к магазину. А там уже стоят страждущие завсегдатаи с красными воспалёнными глазами. Похмелиться бы, да нечем. Обидно, чёрт возьми, всё же праздник. А вот и Бобр катит на велосипеде. Левая штанина завёрнута почти до колена. Завидев оттопыренный карман Славиных брюк, он резко тормознул и облизнулся.
- Здорово!
- Привет!
- С праздником!
- И тебя.
- Чего несёшь?
- Да вот взял одну в честь праздника, а выпить не с кем. Все пашут на своих участках, словно лошади. А такой день…
- Да денёк хороший, не мешало бы…
- Вот и я говорю…
Бобр намекнул Славе, что он не против составить компанию, но тот  «тянул резину», продляя удовольствие. Пускай мент понервничает.
 - Анекдот рассказать? - спросил Бобр. - Укатаешься.
«Ага, подлизывается, - решил Слава. - Оно, конечно, денег нет - будешь подлизываться. Выпить-то хочется».
- Ну, расскажи, - разрешил Слава.
- Учёные изобрели спирт крепостью пятьсот градусов…
- Сколько? - обалдел Слава.
- Пятьсот.
- Не бреши!
- Это же анекдот. Слушай. Поставили целое ведро и стали испытывать, кто сколько выпьет. Первым француза пустили. Тот подошёл к ведру на два метра, вдохнул и… готов. Затем англичанина пустили. Тот успел к ведру вплотную подойти и тоже в осадок выпал. Настала очередь русского. Тот подошёл, зачерпнул кружку, выпил и говорит: «Вот гады, не успели изобрести, как уже разбавили». Гы-гы-гы!
- Хи-хи-хи! - вторил Слава. - Хороший анекдот. Пошли в лесополосу. На травке посидим, друг на друга поглядим.
- А закусить-то что есть? - забеспокоился Бобр.
- Сейчас колбаски купим, чтобы всё, как у людей было.
На лоне природы самогон шёл хорошо. Но, известно, всё хорошее быстро кончается. Слава Бобра недолюбливал за его прошлое, и как тот не намекал, что для полноты счастья не хватает ещё одной, он воспротивился. Бобр сел на велосипед и, вихляясь, укатил в неизвестном направлении.
«А не взять ли пивка, - подумал Слава. - Жарко становится. Вон как солнце припекает».
Пиво, смешанное с самогоном, настроило его на лирический лад. Захотелось спеть какую-нибудь песню, но как петь одному? И он снова направился к Виктору. Нужно взять ещё одну, праздник  всё-таки. Да и весь день ещё впереди. Вторая была благополучно выпита с двумя знакомыми Сениными колдырями. Потом один из них пригасил к себе на участок помочь вскопать грядки.
- Вознаграждение гарантирую, - сказал он. - На это дело жена деньги выделила.
Слово сдержал. Принёс две бутылки самогона,  пиво и закуску.   
Потом Слава очнулся в какой-то грядке. Весь он был в сырой и липкой земле. Его собутыльники пропали. Ещё утром «элегантный, как рояль» сейчас он выглядел убого. Вероятно, он куда-то шёл, но вошёл в пике и заснул. Сколько же времени он провалялся на этой грядке? Судя по солнцу, день клонился к вечеру.
До хибары он добрался на автопилоте, неоднократно падая. Встречные, кто с интересом (цирк, да и только), кто с отвращением смотрели на шагающего, словно матрос на палубе в десятибалльный шторм, Славу, с которого падали куски чёрного жирного чернозёма.
- Мужик, тебя в землю не закапывали? - спросил кто-то.
- А пошли вы…
До хибары он дошёл и с минуту стоял, упершись в стену руками. Отдыхал. Набравшись сил, сделал несколько шагов до порога, но в дверь сразу войти не смог. Автопилот плохо держал по курсу, его шатало, и в дверь Слава попал только с третьей попытки.
Дальнейшее, читатель, описывать не стоит. Что там было и ежу понятно.
  ------------------------
Утром, когда Слава отчищался от вчерашней грязи, мечтая опохмелиться, неожиданно прикатила  сестра на шикарной машине с каким-то мужчиной. Сначала он подумал, что это её хахаль.
- Мне говорили, что ты здесь живёшь, - сказала она, с отвращением глядя на Славу. - Докатился ты до точки, братец. Это покупатель, - показала на мужчину. - Я продаю участок. А он здесь строиться будет. Так что освобождай хоромы. Несколько дней у тебя ещё есть.
Хозяин бегло осмотрел участок и согласился с предложенной ценой. Со Славой он даже не разговаривал. Они сели в машину и так же быстро укатили. Слава зачесал репу. Что делать? Желание опохмелиться усилилось и стало почти нестерпимым. И тогда он вспомнил, что совсем недавно знакомый электрик предлагал ему лето жить у него на даче в качестве сторожа. До тех пор, пока он не достроит дом.
- Спать будешь в бане, - сказал знакомый, - она тоже не достроена. Там печки нет. Да и зачем она тебе, сейчас лето.
Баня была маленькая, на полке, приспособленной под лежанку, во весь рост не вытянуться. Но выхода не было.
- Переберусь на днях, - сказал он. - Наливай, обмоем сделку. Конечно, у меня-то условия лучше, но ведь ты мне платить будешь за охрану?
- Питание за мой счёт. Можешь пользоваться тем, что растёт в огороде.
- А это…
- А это, извини, нет.
- Нет, я так не согласен, - попытался набить цену Слава.
- Нет, так нет, - встал хозяин и сгрёб со стола бутылку. - Сделка не состоится.
- Да ладно, чёрт с тобой! - махнул Слава рукой. - Наливай. Но на этой неделе не смогу перебраться, дела на старом месте есть.
- Хорошо, - согласился электрик.
Новый хозяин участка через два дня начал завозить строительные материалы. Хибару пока не трогал и Славу не выгонял. Так даже лучше, какой-никакой, а сторож.
Знал бы он этого сторожа. Слава, не задумываясь, продал пятьсот кирпичей одному знакомому с соседних дач, сказав, что кирпич лишний и хозяин - его родственник - разрешил его продать. А тому не хватало как раз пятьсот штук, чтобы достроить погреб. Удивительное дело, но хозяин не заметил пропажи. Да из десяти тысяч возможно пятьсот штук и не заметны. Соседи ничего не поняли. Кто-то привозит, затем увозит среди белого дня. Значит, так надо.
А Слава загудел. Как-то сосед попытался поговорить с ним о пагубности такого пития.
- А ты чё лезешь ко мне? - спросил его Слава.  - Я пью на свои деньги, а не на твои. И не надо меня Марксом пугать.
Удивительное дело! Раньше, если он сильно пил в течение 4-5 дней, то в дальнейшем организм спиртное принимать отказывался, и нужна была передышка. Его выворачивало при малейшей попытке выпить. Сейчас этого не происходило. То ли  организм адаптировался, то ли дозы стали меньше, но пить мог теперь ежедневно без особых последствий. Правда, иногда бывала изжога, но тогда выручало похмелье, или просто жрал мел.
Два дня он гудел у Сени в гараже. Там же и спал на старых самолётных чехлах. За самогоном и закуской ходил Сеня. Спонсор, естественно, был Слава. На третий день у него начались глюки.
- Эта сволочь сегодня ночью приходила меня душить, - сказал он Сене, когда тот с двумя дружками пришёл его опохмелять.
- Какая сволочь? - удивился Сеня.
- Ну, эта, продавщица из магазина. Та, что всегда орёт на нас. Зараза! Я сплю, а она набросилась…
- Прелюбодеянием тут занимались, - переглянулся с дружками Сеня. - Нехорошо. Вот, похмелись и не пей до вечера. Кстати, черти ночью не приходили?
- Нет, чертей не было, а эта сволочь…
- Ясно, ясно. Ложись и отсыпайся. А то и черти могут явиться. Да, ссуди деньжат. Вечером принесу. Сколько взять?
- Пару штук.
- Понял, три. Ну, пока. Отдыхай.  Не забудь: все удобства за гаражом, а не в гараже.
Вечером пришли Сеня с Бобром и застали Славу возлежащим на чехлах с наполовину пустым баллоном пива в руках.
- Сколько вас можно ждать? - громко и протяжно рыгнув, спросил он. Эхо в пустом гараже усилило этот звук до рычания медведя. - Я уже на сутки вперёд выспался. Чего принесли? Я жрать захотел.
- Ваша мамка пришла, молочка принесла, - ворковал друг, извлекая из сетки бутылки и закуску.
- А молочко от бешеной коровки, - пояснил Бобр. - В карты сегодня поиграем?
- Так, господа присяжные. Две пьём, одну на завтра. Кто против?  Единогласно. Бобров, банкуйте.
Тот извлёк из кармана карты.
- Фу, - поморщился Сеня. - Непонятливый. Карты потом.
- А-а! - Бобр бросил карты и схватился за бутылку.
Расселись вокруг перевёрнутого кверху дном ящика, накрытого газетой. Бобр разлил самогон в пластиковые стаканы.
- Ну, хайль литр! Вперед на Сингапур, - произнёс тост Сеня. - За нас красивых!
- Душа подвинься, - сказал Бобр.
Слава выпил молча, без всяких тостов. Под карточную игру бутылки хватило минут на сорок.
- Ну, чего сидим-то? - яростно почесался Слава.  - Наливай.
- Не торопитесь, пить надо с расстановкой, чтобы удовольствие продлить, - сказал Сеня. - А ты закусывай, - кивнул Славе. - Дома-то, небось, жрать нечего. Или опять здесь останешься? Да, может быть, и особняк твой уже снесли.
- Нет, домой пойду. Тут эта сволочь опять душить придёт.
- К нему ночью подруга приходит, - пояснил Сеня Бобру. - Продавщица из магазина.
- Иди ты! - удивился Бобр. -  Что он с ней сделает пьяный?
- Не он с ней, а она с ним. Она его душит.
- Иди ты!! - ещё больше удивился Бобр. - Мазохистка что ли?
- Ещё один с приветом! - рассмеялся Сеня. - Да глюки у него. По латыни - горячикус.
- Иди ты!!! - страшно удивился Бобр и подозрительно осмотрел Славу. - Правда, что ли?
- Говорю же, душила меня, падла, - подтвердил Слава.
- Ха, ни хрена себе! Допился ты, Слава. Тебе в психушку надо.
- Сам туда иди. Где третья-то?
- Договорились же на завтра оставить.
- До завтра дожить надо. Будет день - будет пища. Наливай!
Скоро карты начали двоиться и их забросили. Сидели, курили, вели пьяный разговор ни о чём. Слава, как всегда, стал потихоньку вырубаться.
- Ого! - взглянул на солнце Сеня. - Светило заходит, детям спать пора. Кстати, Бобр, взгляни, сколько их там?
- Кого?
- Светил.
- Одно. Сколько же их может быть?
- А я два вижу. Глаз закрою - всего одно. Чудеса! Ну а он, - кивнул на Славу, - или два ряда видит, или ничего не видит.
- Я вижу, - оторвал голову от груди Слава. - Убью, суку! Лучше не приходи… 
- Вот видишь, Бобр, он видит. Ложись, Слава, на своё ложе. Дверь не закрываю на ключ. Мы тоже пошли бай-бай.
Сеня, пошатываясь, но довольно уверенно, направился домой. Бобр три раза пытался оседлать свой велосипед и три раза велосипед оказывался на нём. Тогда он повёл его, держась за руль. Но и так умудрился дважды упасть.
А слава спал. Со стороны казалось, что в гараже рычит какой-то диковинный зверь. Продавщица к нему ещё не приходила. Проснулся он ночью и, удивительное дело, сухой. Но хотелось помочиться. Он встал и направился к двери. С грохотом опрокинул самодельный стол с остатками трапезы. В дверях долго не мог расстегнуть ширинку. Потом стоял и тупо глядел на луну, пытаясь поймать какую-то ускользающую мысль. В соседней лесополосе звонко заливались соловьи. По дороге со свистом шин проносились машины. Чёрт, какая-то мысль не даёт покоя.
 Ах, да!
«Надо идти к себе домой, пока эта стерва снова не пришла, - промелькнуло в пьяном мозгу. - И чего привязалась, собака? Но меня не проведёшь. Пускай приходит, а меня-то и нет».
Он прикрыл дверь гаража и, пройдя посёлок, полез напрямую, через заросли лесополосы на дорогу. Так ближе. Перейдёт дорогу около дома сторожа Виктора и через другую лесополосу на той стороне выйдет к своим садам. А там и халупа рядом. Автопилот выведет.
Ах, Слава, Слава! Лучше бы ты остался в гараже. Но эта чёртова продавщица! Чего она к нему привязалась?
Всего несколько шагов осталось ему до предпоследнего этапа своей непутёвой жизни.
Он услышал отчаянный скрип тормозов, ещё не осознавая, что это тормозит машина, чтобы избежать лобового столкновения. Всё-таки водитель избежал прямого удара, отвернув вправо на обочину. Левым бортом машина ударила Славу, отбросив его на середину дороги. Он пролетел несколько метров и упал на спину, раскинув руки. Кажется, эта дама нашла меня и душит, душит, душит, мелькнуло в угасающем сознании.
 Уже через несколько минут на месте происшествия образовалась пробка. Водитель, сбивший Славу,  дрожащим голосом пояснял происшедшее.
- В ГАИ надо сообщить и вызвать скорую, - сказал кто-то. - У мужика крови, кажется, нет почти. Дышит, но без сознания.
- Где тут телефон?
- Да вон фонарь горит. Это дом сторожа. Там и телефон.
Сначала сторож подумал, что приехали за самогоном. Поняв, в чём дело, сам позвонил, куда надо. Не первый раз тут, на перекрёстке дорог, происходит такое. Один пьяный как-то на иномарке в лесополосу улетел. Да так, что машина на тополе, как мясо на шампуре, повисла. В апреле грузовик с шестой моделью столкнулся. Да и ещё были происшествия. Однажды так ударились две машины, что когда их увёз эвакуатор, он ещё два дня вокруг запчасти подбирал.
Влекомый любопытством, он вышел на дорогу и подошёл к лежащему человеку. Нагнулся. Что-то знакомое показалось в обострившихся чертах лица.
- Включите свет, - попросил он водителя стоящей напротив машины. Присмотрелся. - Да это же бич, мать твою! Догулялся.
- От него водярой прёт за версту, - сказал один из водителей.
Сверкая мигалкой, подъехала скорая помощь. За ней, мигая и завывая, подкатила машина ГАИ. Врач осмотрел бича.
- Открытых ран нет. Вероятно, переломы. У него болевой шок. А… может спит. Он пьян и вероятно сильно.
Потом его обшарил гаишник.
- Документов нет. Но прёт от него! Везите в больницу. Кто его сбил? Вы? Останьтесь. Остальные освобождайте дорогу.
Славу погрузили на машину и она, взревев сиреной, развернулась и укатила в город.
Очнулся он утром на больничной койке. Голова гудела так, как будто по ней проехал асфальтовый каток. Потрогал голову - цела. А чего же она…
По привычке хотел перевернуться на бок, но резкая боль пронзила всё тело, и Слава непроизвольно вскрикнул. Не рискуя больше двигаться, осторожно повернул голову в сторону. Да что за ерунда! Кровать, на ней какой-то мужик с загипсованной ногой, а нога задрана вверх, к потолку. Повернул голову в другую сторону. Такая же кровать. Лежит мужик в гипсовом корсете. А одна нога тоже задрана в потолок. Ничего себе! Да куда это он попал? Слава протяжно застонал не от боли, а оттого, что не мог определить, где находится. Боли не ощущалось.
- Что, больно? - спросил мужик с задранной вверх ногой, оторвавшись от газеты.
- Больно, когда двигаешься, - ответил Слава. - Мы где?
- Не в санатории, - ответил сосед. - Машина-то цела, не сильно побил?
- Какая машина?
- Твоя, какая же ещё.
- Чего городишь? - дёрнулся Слава и застонал, - я никакой машины не знаю.
- Ну и  брешут сёстры. Сказали, что ты в доску пьяный за рулём сидел.
- Да нет у меня никакой машины. Лучше скажи, где мы?
- В больнице. Сам бы мог догадаться. Тебя ночью с переломом тазобедренной кости привезли. Хреновый перелом. Лежи и не двигайся. Пока не двигаешься - боли нет.
- Курить хочется, - сказал Слава.
- Забудь. Тут не курят. Если только ночью, когда сёстры спят. Да и то, если что курить есть.
Вошла медсестра. Вытащила из кармана белого халата бумагу и ручку.
- Больной, скажите вашу фамилию?
- Ну, Мыльников, - промычал Слава.
- Имя и отчество?
- Ну, Вячеслав Иваныч.
- Ваш адрес?
- А там, в аэропорту, - дёрнул головой Слава.
- Адрес назовите.
Слава назвал свой бывший адрес. Другого он не знал. Сказал и свой бывший телефон. Сестра удалилась.
Потом был обход врачей. И Слава узнал, что лежит в травматологическом отделении.
- Ему, - указал лечащий врач, -  корсет не нужен.  - У него только трещина. Ему покой нужен. Ты меня понял? - обратился к бичу. - Не двигаться. Ясно?
- Нет, - ответил Слава, - а как же в туалет?
- А этому вот она тебя научит, - кивнул доктор на сестру. - Тут ума много не надо.                - А когда меня выпишут?
- Через месяц спросишь, - ответил доктор.- Шустрый какой.
- Покурить бы?
- Ни женщин, ни сигарет не предоставляем, здесь больница, а не… вертеп.  Всем понятно?
- Понятно, - угрюмо проговорил Славин сосед.
- Ничего себе, - возмутился Мыльников, - так и будем лежать?
- А ты встань, побегай, - предложил ему кто-то из дальнего угла палаты. - Если получится - за водкой сбегаешь. И за сигаретами.
- И за женщиной, - добавил кто-то, смеясь.
А через час в палату вошёл сторож Виктор. Завидев его, Слава улыбнулся.
- Жив? - спросил сторож. Эх, ты…
- Чего теперь, - скривился Слава. - Как я сюда попал?
Виктор рассказал Славе о вчерашнем происшествии.
- Вот сволочь!
- Кто?
- Да эта б… продавщица.
- Что-о?
- Из-за неё всё. Да ладно. Курить есть? Ох, болит, зараза!
 Сторож вытащил бутылку самогона и початую пачку сигарет. В этот момент в палату вошёл хозяин авто, сбившего Славу. Он осмотрел палату и спросил:
- Мужики, я вчера кого сбил?
- Да вот он, - кивнул на бича Виктор. - Его ты сбил.
- А-а, - улыбнулся вошедший мужчина, узнав Виктора. - Здравствуйте. Ну, как самочувствие? - посмотрел он на Славу.
- Это ты меня? - вместо ответа спросил Слава. - Ты чего же, по ровной дороге ездить не можешь? Водила…
- Вина твоя, - ответил посетитель, - куда же бежал под машину прямо из леса?  Я тебя в десяти метрах увидел. Хорошо, что отвернуть успел. 
- Хорошо, лучше некуда, - скривился Слава. - Чего в сетке принёс?
Посетитель вытащил яблоки, апельсины, бутылку водки, белый хлеб, копчёную колбасу. А потом достал ещё бутылку коньяка.
- Ну, бич, теперь будешь жить, как в раю, - улыбнулся Виктор. - Где бы ещё такую жратву увидел?
- Наливай! - дёрнулся Слава и опять охнул. - Болит, зараза.
- Нет, ты уж тут один пей, я пошёл, - сказал Виктор.
За сторожем вслед поднялся и виновник а, вернее, участник происшествия. Виновным в этом как раз и признали Славу, о чём ему и сказал водитель. Мыльников отнёсся к этому безразлично, он и сам понимал, что в происшествии его вина. Ведь он выскочил в десяти-пятнадцати метрах от машины. И водитель просто молодец, что смог избежать лобового удара. Иначе Слава лежал бы не тут, а в морге.
- Ну, будь здоров, не кашляй, - шагнул сторож к двери.
- Виктор, в следующий раз курить не забудь привезти.
- А это вот он пусть тебе носит, - кивнул Виктор на водителя.
Говорят, что везёт дуракам и пьяницам. Но мало ли что говорят. В данном случае можно сказать: не было бы счастья, да несчастье помогло. Правда, сам Слава не считал происшедшее с ним везением. Но с другой стороны он никогда бы так не питался, как в больнице. Его тумбочка ломилась от овощей, фруктов и других деликатесов. Вино, коньяк и пиво  стояли в ней всегда. Хотя водителя и не признали напрямую виновным, но он всё же боялся, что Слава подаст на него в суд. А суд может посмотреть на происшедшее иначе. Хотя и маловероятно. И поэтому водитель задабривал Славу. Он приезжал к нему ежедневно до тех пор, пока не узнал, что человек, которого он сбил - бомж, не имеющий даже паспорта. И тогда тумбочка Славы стала пустеть. А вскоре перестал приходить и водитель.
А Мыльников за две недели отъелся, пополнел и посвежел. Пребывание в больнице для него было, что в санатории. Если бы ещё ходить можно было. Кость срасталась нормально, и через пару недель его обещали выписать. Но, как сказал врач, ходить он сможет только через пару месяцев. Это в лучшем случае. Но вот вопрос: кто за ним будет ухаживать? Об этом Слава старался не думать.
    --------------------
Спустя три недели заведующий травматологическим отделением принёс главному врачу списки больных, подлежащих выписке.
- Здоровье всех удовлетворительное, - сказал он. - Правда, некоторые сами передвигаться ещё не могут, но их заберут родственники. А вот с одним пациентом даже не знаю, что делать.
- Поясните?
- Его фамилия Мыльников. Попал к нам в пьяном виде, попав под машину. Он бомж. Не имеет ни паспорта, ни прописки, естественно, ни жилья. Бродяжничает, живёт, где попало. Родственников, кроме сестры нет. Мы её нашли, но она категорически отказывается от него, мотивируя отказ тем, что он законченный алкоголик.
- Сам он передвигаться не может?
- В том-то и дело. И в лучшем случае очень осторожно может ходить через пару месяцев.  Несколько шагов конечно.
- Да, ситуация. Не можем же мы его держать у нас полгода. А если его оформить в приют?
- Мы думали об этом. Но у него нет ни единого документа. А во вторых, у него трудоспособный возраст и таких в приют не берут.
- А что он сам-то говорит?
- Просит, чтобы отвезли его в аэропорт.
- В аэропорт? Зачем?
- Там есть дача какая-то, где он жил до происшествия.
- Он действительно алкоголик?
- Всё бомжы практически алкоголики. У него когда-то была семья, квартира, работа. Всё сломала водка.
- Значит, даже сестра от него отказалась.
- Категорически. Она даже ни разу не приходила к нему.
- Ну и отвезите его в аэропорт. У нас больница, а не приют для бомжей.
- А дальше?
- Дальше - не наше дело. То, что от нас зависело, мы сделали.
На следующий день ему принесли его одежду.
- Мыльников, собирайся.
- Зачем?
- Тебя ещё вчера выписали. Поедешь в аэропорт, туда, куда ты хочешь. Больше мы тебя тут держать не можем.
Две санитарки держали его под руки. На одной ноге он допрыгал до лифта, внизу ждала машина скорой помощи. Через тридцать минут они были в аэропорту у места, которое показал Слава. Хибары на участке не было, здесь уже стояли стены намечавшегося особняка.
- Я не знаю этого человека, - сказал прораб, возглавлявший стройку. - А наш хозяин только что уехал.
- Ты чего нам голову морочишь? - вскричал водитель машины. - Где твоя дача?
- Была… здесь. Пока я лежал в больнице - её продали.
- Он ещё издевается! - хлопнул водитель дверцей. - Поехали обратно.
- Нет, - сказал санитар, - его обратно не примут.
Машина как раз выехала на дорогу в аэропорт.
- Высадите меня здесь, - простонал Слава.
- Где это здесь? Ты же ходить не можешь.
- Не ваше дело. Вам приказали от меня избавиться, вот и избавляйтесь. Меня как раз вот на этом месте сбили.
Водитель и санитар отвели его на десять метров от дороги и прислонили к берёзе.  Слава обнял её руками, стоя на одной ноге.
- Ну и что же ты тут делать будешь? - спросил санитар.
- Не ваше дело. Уезжайте.
Санитар вернулся к машине, а водитель задержался.
- Ты, мужик, не обижайся. Я всего лишь шофёр, куда прикажут - туда и еду.  - Ему было жаль оставлять одного беспомощного человека. - Подожди, я сейчас.
Водитель вернулся к машине и притащил старую фуфайку, которую он стелил на землю, если возникала необходимость заглянуть под машину.
- Вот. Чтобы на голой земле не сидел. Ну, бывай!
Машина уехала. А Слава стоял на одной ноге, крепко обняв небольшую берёзку. По лицу его катились слёзы. Так он простоял несколько минут, пока не почувствовал, что атрофированные мышцы левой ноги перестают держать, и он сейчас упадёт. Попробовал наступить на больную ногу, но резкая боль мгновенно пронзила всё тело, словно электрическим током. Тогда он, вытянув вперёд больную ногу, держась за ствол дерева, опустился на землю. Затем лёг и, перекатываясь с бока на бок, добрался до фуфайки и затих. Боль почти сразу прекратилась.
Ах, сейчас покурить бы! Но у него не было сигарет. Хотя до происшествия были. Вероятно, спёрли в больнице.
Так Слава пролежал несколько часов, пока  на него, наконец, не начали обращать внимание садоводы.
К вечеру у него были сигареты, пища и даже бутылка пива.
Июньское солнце закатилось за горизонт, жара спала, и из своих укрытий повылезали комары. Славе предстояла ночёвка под открытым небом.
Заснул он только под утро, когда атаковавшие его комары, наконец, успокоились. Но проспал не больше трёх часов и проснулся от естественных позывов. С трудом, откатившись на несколько метров, лёжа на боку, в рыхлом грунте выкопал руками ямку. Затем, упираясь в землю плечами и здоровой ногой, завис над выкопанным углублением. После откатился в сторону  и закопал ямку здоровой ногой. Это потом, когда ямки копать будет уже негде, вокруг него расплодятся большие зелёные мухи.
Через неделю все дачники знали о бомже, валяющемся около дороги. Многие приходили специально на него посмотреть.
Теперь у него не было никаких личных вещей. Всё, что было, новый хозяин вывез на свалку вместе с халупой. Даже бритвы у него не было, и он оброс чёрной густой растительностью. Валяясь у дороги, быстро покрылся пылью и копотью выхлопных газов. Вши расплодились на нём неимоверно, и Слава постоянно чесался.
Пару раз его навещали бывшие коллеги. Они подъезжали на машине, подходили, скрывая отвращение и задерживая дыхание от царящего рядом с ним смрада отбросов и фекалий. Поговорив, уезжали. Оставляли водку и пищу. С ними Слава разговаривал односложно. И не потому, что стеснялся. Стесняться своего положения он давно перестал. Просто было полное равнодушие к себе и всему окружающему. Оживлялся он лишь тогда, когда кто-нибудь приносил ему спиртное. С ним, конечно, никто не пил. Просто клали рядом бутылки и пищу и, перекинувшись парой фраз, уходили. Многие давали и деньги. А поскольку в его положении они ему были практически не нужны - со временем скопилась приличная сумма. И только когда у него кончалось спиртное, он посылал гонца к сторожу. В этом ему почти никто не отказывал. Сторож жил в ста метрах от него.
В июле жаркая сухая погода сменилась прохладными и частыми дождями. Первая гроза началась ночью. Ливень был непродолжительным, но очень сильным и он вымок до нитки. В эту ночь он так и не уснул, а забылся тяжёлым сном только после восхода солнца.
Если ночью донимали комары, днём стали донимать муравьи. Они выползали на запах его припасов, лежащих в рукаве фуфайки. Как он не заворачивал их в полиэтиленовый мешок, эти мерзкие твари всё равно до них добирались. Во время сна они забирались под одежду, бегали по лицу. Ночью и днём около него крутились несколько бродячих шавок, привлечённых запахом продуктов из фуфайки. Они обнаглели настолько, что во время сна несколько раз утаскивали его провизию, после чего он и стал прятать всё в рукав.
Как-то про его состояние узнала бывшая кладовщица. Та, которая зимой подарила ему шубу дочери. Она долго стояла около Славы, ахала, охала и вздыхала.
- Как же ты не боишься один тут ночью спать?
- А кому я нужен? - печально, но с достоинством отвечал он и улыбался, показывая гнилые зубы. - Зато круглые сутки на свежем воздухе.
- Какой же тут свежий воздух, когда дорога рядом? А если дождь? Простынешь ведь.
- Не простыну, я закалённый.
Женщина эта организовала в посёлке сбор ненужных вещей, и, благодаря ей, у него появилось ватное одеяло, несколько различных курток и даже зимняя шапка. Но самое главное, что ему принесли - это большой кусок полиэтиленовой плёнки, которой укрывали грядки. В него, как в кукон, Слава закутывался во время дождя, и скоро ему становилось жарко.
Во второй половине июля снова наступила жара. От неё он страдал не меньше, чем от холода. В жару давно не мытое тело чесалось неимоверно, зудело и кое-где начало покрываться какими-то струпьями. Да и не мудрено, ведь он, лёжа тут второй месяц, даже не умывался. Удивительное дело, но ему могли принести водку или пиво, но про воду забывали. И  тогда он просил принести воды.
В начале августа он сделал первую попытку наступить на повреждённую ногу. Подкатился к берёзе, руками подтянулся по стволу и встал на здоровую ногу. Осторожно опустил повреждённую ногу на землю и перенёс на неё часть тяжести тела. Ничего, никакой боли. Осмелев, попытался шагнуть, потерял равновесие и непроизвольно перенёс всю тяжесть тела на повреждённую конечность. И тут же со стоном рухнул на землю от пронизавшей его боли.  На лице выступил липкий холодный пот, а сердце колотилось так, словно бегом поднимался на десятый этаж.
И он заплакал от бессилья и охватившей безнадёжности. Проплакав пару минут, грязной ладонью вытер слёзы и подкатился к своему ложу. Достал недопитую бутылку самогона. Налив в валявшийся рядом, со следами грязных отпечатков, стакан, дрожащей рукой поднёс его ко рту и, не отрываясь, выпил. Скоро утраченное душевное равновесие установилось, он закурил, перевернулся на спину и стал наблюдать за чертившими небо самолётами, белые следы которых долго не пропадали.
О неудачной попытке встать на ноги уже не думал.
-------------------
Во второй половине августа похолодало, и Слава целыми днями лежал, закутавшись в плёнку. Выбирался из неё только по необходимости. На мокрой земле на трёх конечностях передвигаться было неудобно, они скользили. К тому же всё вокруг было сильно загажено, и он с трудом выбирал место, чтобы не вляпаться в собственное дерьмо. В такую погоду к нему никто не подходил, и Слава стал испытывать перебои с продовольствием и спиртным. А выпить в такую погоду хотелось ещё сильней. Иногда это желание казалось непереносимым. И тогда он, ему казалось, кричал, а на самом деле сипел, пытаясь докричаться до сторожа. Там иногда лаяла собака, играла музыка, подъезжали и отъезжали машины, ходили люди. Там был самогон. В любое время. Но сторож не слышал или делал вид, что не слышит.
Эх, ты, судьба, злодейка!
Пару недель назад Виктор принёс ему транзисторный приёмник, чтобы он мог хоть чем-то отвлечься от своего безрадостного существования. А Слава его обменял на бутылку водки. А потом сказал, что приёмник у него украли. Но что можно скрыть от человека, к которому за самогоном приходили со всей округи? Уже через три дня сторож знал, кому и за сколько бич продал его приёмник.
- Эх, бич, ты, бич! - подошёл он к Славе. - Мало того, что ты в скотину превратился, так ты ещё и обманщик.
- Чего? - приподнялся Слава. - Кого я обманул?
- Меня. Где мой приёмник?
- Говорю же, что украли, когда я спал. Сволочи. Убью!
- Ты пропил его бич. И я знаю, кому. Неблагодарный ты человек. Вернее, скотина. И после этого хочешь, чтобы к тебе нормально относились. Больше от меня ничего не жди. Ты понял? Подыхать тут будешь, но я к тебе не подойду.
Он так и не признался, что приёмник пропил, и Виктор, разъяренный, ушёл. С того раза он к нему ни разу не подходил и запретил подходить своим родственникам. Жена и дети летом жили у него.
В конце августа погода перестроилась на осенний лад. Днём было ещё тепло, но ночами начали отмечаться заморозки. Но Слава пока не испытывал холода. Помогала всё та же полиэтиленовая плёнка. На ночь он закутывался в неё с головой и там быстро возникал парниковый эффект.
 А через несколько дней задул холодный и порывистый северный ветер и на него дождём посыпались жёлтые листья. И всё чаще возникали мысли, что ему делать дальше? Казалось, его ничем уже нельзя было испугать. Но один страх он всё же испытывал. Это страх приближения зимы.
От людей ничего хорошего он не ждал, надежда была только на самого себя. И Слава наметил будущий план зимовки. Он знал, что в отличие от города, в посёлке подвалы домов никогда не закрываются. Но для этого нужно научиться ходить. Ведь не попрыгает же он туда на одной ноге.
В один из дней начала хмурого сентября, когда желание курить, выпить и поесть стало нестерпимым, он, допрыгав на трёх точках до ближайшего дерева, разогнулся и подтянул к себе толстый сук. С большим трудом  отломав его, сделал рогатину, нечто похожее на костыль. Уперев  под  мышку, сделал шаг, другой, третий, не наступая на больную ногу. Потом правой ногой стал слегка опираться на землю. Боли не ощущалось. Осмелев, двинулся в сторону дома сторожа. Сделав две передышки, оказался у ворот дома. Собака, лязгая цепью, стала рваться в его сторону. Ей показалось, что подошёл какой-то чёрный двуногий, невиданный зверь, от которого исходил неприятный запах.
- Чего припёрся, бич? - встретил его Виктор. - Я же тебе сказал, чтобы ты больше сюда не приходил.
Сторож закурил и от запаха табака Слава чуть не потерял сознание.
- Виктор, налей сто грамм? - едва не заплакал Слава. - У меня деньги есть.
- Нет, не налью. Вышел ты из доверия. И деньги мне твои не нужны.
- Ну, дай хоть сигарету? - взмолился Слава.
- Магазин в посёлке. Там всё есть.
- Я туда не дойду.
- А мне-то что? Не можешь идти - можешь ползать.  - Сторож швырнул в сторону окурок и скрылся за дверью.
Собака с новой силой залаяла на Славу. Но он на неё не обращал внимания. Он смотрел на дымящийся окурок. Дохромав до него, нагнулся, схватил и жадно затянулся раз, другой, третий. Обожгло губы, и закружилась голова. Чтобы не упасть прислонился к забору. Собака продолжала лаять и рвать цепь.
- Пошла! - замахнулся на неё Слава импровизированным костылём. - Оборзела тут, от жиру бесишься.
Собака начала лаять ещё сильней. Снова вышел сторож.
- Бич, я тебе чего сказал? Вали отсюда, пока я не отцепил зверя.
- Виктор…
- Что, Виктор. Вали отсюда, я сказал.
- Виктор, прости.
- Я не люблю, бич, когда мне врут наглым образом. Думаю, и ты не любишь. Уходи!
- Виктор…
- Я бы понял тебя, если бы ты признался, что пропил эту музыку. Но ты мерзко меня обманул. Да ещё и признаваться не хочешь, когда я тебя к стенке припёр. Уходи, не возбуждай собаку.
- Прости, Виктор, бес попутал.
- Не бес тебя попутал, а твоя жизнь непутёвая.
То, что сторож вступил с ним в диалог, внушало надежду. Сейчас он выговорится и отмякнет. Инстинкт подсказывал Славе, что сторожу нужно польстить. Мало кто устоит перед лестью.
- Виктор, ты добрый. Прости! Ну, ударь меня!
- Чего тебя бить и так еле ходишь, придурок… давай деньги.
- Вот! - засуетился бич. - Давай сразу бутылку.
- Не дойдёшь до своего лежбища.
- Я же не буду всё сразу. Виктор, и… сигарет.
- А закусить не надо? А женщину?
- Ну, если есть что - дай.
Сторож вытащил ему самогон, пачку сигарет и несколько больших огурцов с краюхой хлеба. Дрожащей рукой Слава открыл бутылку и сделал несколько глотков. Почти мгновенно по телу прокатилась волна блаженства. Закурил сигарету и почувствовал, что мир опрокидывается. Такого кайфа он уже давно не испытывал. Да ведь он не пил, не курил и почти не ел всю эту последнюю неделю. Но чувство голода притупилось, а вот выпить и покурить с каждым днём хотелось всё сильнее.
Посмотрев на его чёрное заросшее, с воспалёнными глазами, лицо, на котором от принятой дозы отразился отпечаток неимоверного блаженства, сторож содрогнулся. А Слава достал бутылку и снова с благоговением присосался к горлышку.
- Эх, бич, бич! До чего ты докатился! Ковыляй к себе, пока не напился. Пошла в конуру! - рявкнул на собаку.
- Я тут посижу немного. - Бич присел на ящик. - Давно не сидел. 
- Ну, смотри. Напьёшься - собаку с привязи спущу. Я кино пошёл смотреть. 
А Слава, покурив, отпил ещё несколько глотков и направился к своему лежбищу. Дохромав до места, лёг и, теперь уже в стакан, налил самогона. Рука уже не дрожала. Выпил, сжевал без соли целый огурец и снова налил. И съел ещё один огурец. Хотел закурить, но опьянение было настолько быстрым, что сигарета выпала из рук, а голова свалилась на ватное одеяло. Бутылка с недопитой жидкостью упала и разлилась, но он уже этого не видел.
Проснулся ночью от холода. Брюки и всё, что под ним было мокрым. Ах, как холодно! Пошарил рукой в поисках бутылки и страшно расстроился, обнаружив её пустой. Пару глотков там ещё было, и он выпил остатки, задрав голову вверх. От одеяла остро пахло мочой и самогоном. Эх, сейчас бы ещё самогонки для прогрева. Но ночью ему до сторожа не дойти.
Бич изловчился и залез под одеяло, укрывшись его сухим краем. Сверху натянул полиэтилен, и через десять минут ему стало тепло. Но зато ещё сильнее запахло самогоном и мочой.  Парниковый эффект.
Утром моросил по осеннему нудный и мелкий обложной дождь. Под плёнкой Славе было тепло, даже жарко, но сыро. Вставать не хотелось. Да и куда и зачем надо было вставать? Разве только, чтобы добраться до Виктора. Деньги у него ещё были.
С ухудшением погоды почти все садоводы, собрав урожай, перебрались на зимние квартиры, и к нему редко кто подходил. Слава пролежал под тихий шёпот дождя до обеда. Вода, стекая с плёнки, образовала вокруг него лужицы. Он курил и вспоминал прошлое, тихо грустя. Всё прошедшее, казалось сейчас, было не с ним, а с кем-то другим. Этот другой когда-то летал и был неплохим специалистом. У него была семья: хорошая, умеющая прощать, жена и вежливые скромные дети. Как-то они сейчас живут? Господи, как давно это было, как давно! В какой-то другой жизни, когда ему был кто-то нужен, и он был нужен другим. Оказывается, так тяжело переживать одиночество, тяжело ощущать свою ненужность никому на свете.
Он приподнял край плёнки и вдохнул сырой, пахнущий прелыми листьями, воздух. По прежнему шёл дождь моросящий, затяжной. Прямо на него двигалась небольшая лягушка. Не прыгала, а шагала, перебирая лапками. Почувствовав опасность, остановилась. С минуту посидела, глядя на Славу застывшим взглядом. «Не веришь, что тут может лежать человек? - мысленно обратился к ней Слава. - Думаешь, это какой-то зверь? А я не зверь. Я человек, только невезучий. И мне хочется есть. Вот сейчас поймаю тебя и съем. Едят же вас французы».
Лягушка, словно прочитав его мысли, развернулась на сто восемьдесят градусов и сиганула в пожухлую траву. 
Из кустарника вылезли две мокрые облезлые шавки и, виляя куцыми хвостами, уселись в паре метров, уставившись на него голодными глазами.  Они знали,  что люди иногда подбрасывали им что-то съестное. Но это же люди. Они все ходили на двух ногах. А этот не ходил, он ползал на трёх ногах. Или прыгал. И всегда на них рычал. Правда, иногда манил к себе одного из них и гладил по спине, отчего шерсть вставала у этого зверя дыбом. Желание съесть протянутый им кусок иногда было настолько велико, что перебарывало извечный  страх перед двуногими. Да и какой это двуногий? Он же не ходит, как все остальные. Он всегда лежит. А, значит, не так страшен. Тем более, что  кое-как прыгает всего на трёх лапах.
Сейчас он им ничего не даёт, а ведь летом всегда что-то подбрасывал. Они, случалось, чего-нибудь у него даже воровали, когда он спал. А его храпа не боялись потому, что он не двигался. Просто не в состоянии был двигаться.
- Чего уставились, твари? – спросил их Слава. – Пшли отсюда! - И зарычал для устрашения.
Но шавки с места не сдвинулись. Они знали, что существо это не в состоянии их обидеть. По крайней мере, так было раньше. Но они ошиблись. Около Славы лежал его импровизированный костыль. Он протянул руку, схватил его и швырнул в сторону собак. Одной досталась вся мощь удара. Собака с визгом отскочила в сторону. Отпрыгнули и две другие, поняв, что существо это похожее на человека не так уж безобидно.
И вдруг это существо выбралось из-под плёнки, встало на четвереньки, медленно разогнулось и зарычало. Оно было черно и страшно. И собаки, поджав хвосты, скрылись в кустарнике.
На самом деле Слава не рычал, а просто стонал от боли. Но она, эта боль, была довольно терпима. Он сделал шаг, другой, третий… поднял костыль, слегка упёршись им в землю.  Шагать можно. Ощущение того, что он может двигаться вертикально довольно уверенно, придало ему силы.
- У-у, сволочи! – замахнулся на выглядывающих из кустов собак. – Убью, падлы!
Он закрыл своё лежбище плёнкой, закурил остаток вчерашней сигареты и задумался, глядя на облака. Посветлело, дождь прекратился, сквозь разрывы облачности проглядывало солнце, обещая хороший вечер.
Что же делать? Так хотелось есть. Однако усилием воли он прогнал это чувство, не впервой.  Но вот, чёрт возьми, неужели он не дойдёт до дома сторожа без этой долбанной палки?  А ну-ка! Шаг, другой, третий…
Ой, ой, бля! Как больно! Но идти-то надо. Скрипя зубами от боли, Слава направился к дому сторожа. Чёрт, почему так больно? Но ничего, идти можно. Но сторожа дома не оказалось. На лай собаки вышла его жена.
- Господи! – вздохнула она. - Надо же так опуститься! На тебя ведь смотреть страшно. Совсем себя не уважаешь, а к себе, наверное, требуешь уважения?
- Требую, - подтвердил Слава. – Налей сто грамм, пока хозяина нет. Ты же не такая жадина, как твой мужик. 
- Я нищим подаю, а алкоголикам нет.
- Я деньги дам, у меня есть.
- Плевать я хотела на твои деньги.
- Ирина! – захныкал Слава. – Ты женщина или кто? Замёрз я, всю ночь на земле лежал. Войди в положение, будь человеком.
Женщины сердобольны. Она вынесла ему стакан самогона, тарелку с отварной картошкой и огурец.
- Пей, ешь и уходи. Муж придёт – ругаться будет.
Слава выпил самогон, жадно, словно изголодавшаяся собака, проглотил огурец и картошку. И подобострастно уставился на хозяйку.
- Всё, уходи, больше ничего не дам. Виктор придёт – нам обоим достанется.
В крутом нраве сторожа бич имел возможность убедиться не однажды. За надоедливость, случалось, получал оплеухи. И Слава решил дохромать до дома электрика, который предлагал пожить ему в бане. Сейчас бы он был не против там поселиться.
       Дом, уже достроенный, был закрыт. Баня тоже. Ключей в когда-то указанном ему месте не было. Он заглянул в окошко. Фляги, вёдра, тазики, веники. Ясно, баня тоже достроена и не раз опробована. Придётся хромать обратно. На грядках росли последние несозревшие помидоры. Слава сорвал их и положил в карман, пригодятся. Затем доковылял до яблони и нарвал жёстких, словно кирпич, яблок. На ужин ему хватит. На не застеклённой ещё веранде  - о, счастье! – обнаружил забытую пачку сигарет. Но их в ней было мало, всего четыре штуки.
Слава вышел к воротам, постоял, отдыхая, покурил, и прыгающей походкой поковылял к своему лежбищу.
С каждым днём география его походов увеличивалась.
--------------------
В октябре полетели первые белые мухи. Но снег выпадал и таял. Из принесённых ему вещей Слава выбрал серое полупальто с куцым выщипанным воротником. Электрик Юра отдал ему старое трико и зимние ботинки, которые всё недосуг было выбросить. Пригодились. В общем, бич экипировался. Брюки были у него, правда, только одни. Пропитанные мочой и ещё чёрт знает чем, отполированные до блеска, в пятнах грязи и машинного масла они похожи были на камуфляжную ткань.
Передвигался Слава уже без костыля, но медленно и очень сильно хромал. Постоянная  боль в ноге не давала покоя. Ему бы меньше двигаться, но сейчас как раз двигаться приходилось больше, чтобы найти себе пропитание. А добывать его с наступлением холодов становилось всё труднее. Почти весь урожай с огородов хозяева уже собрали. До середины октября он бродил по садам и перебивался морковью и капустой. Что такое хлеб Слава почти забыл. А немногие деньги, если появлялись, тратил на спиртное. Сигареты давно не покупал, а просто ходил по привокзальной площади и по посёлку и побирался. Спрашивал у знакомых и незнакомых. У знакомых брал несколько штук сразу. Редко кто отказывал. Случалось, что некоторые брезгливо протягивали всю пачку. А некоторые посылали в известные в России места.
В конце месяца, сделав очередной обход садов, он ничего съестного не обнаружил. Последний урожай был собран. Слава вернулся к своему лежбищу, поужинал  остатками капусты и завалился спать, завернувшись в одеяло и накрывшись с головой полиэтиленом.
В конце октября темнеет рано и ночи давно уже длиннее дня. А на трезвую голову не спится. О времени он представления не имел и определял его только по гулу взлетающих самолётов. Болтаясь целыми днями в аэропорту, неплохо изучил расписание вылетов. Ночью пошёл густой снег, белый и пушистый. И уже не таял. Слава спал, свернувшись клубком. Холодно ему не было. Всё-таки хорошая штука полиэтилен.
Утром, когда рассвело, жена сторожа выглянула в окно.
- Вот и зима пришла, - сказала, зевая. – Интересно, где сейчас бич? Неужели всё в своей конуре? Замёрзнет ведь.
- Уж не хочешь ли ты пригласить его перезимовать у нас? – спросил Виктор. – Да он тут таких вшей разведёт. Его же месяц отмывать нужно.
       - Жалко, - снова зевнула женщина, - человек всё-таки.
       - Чего его жалеть, если он сам себя не жалеет.
Через некоторое время сторож вышел кормить собаку и любопытства ради прошёл к лежбищу Славы. Никого нет, только снежный холм на плёнке и никаких следов. Он подошёл ближе и толкнул снежный ком ногой. Чёрт возьми, ком… зашевелился и приподнялся.
              - Чего надо? – раздался голос из-под груды тряпья. – Пошли на х…
       - Бич, ты ещё здесь? – удивился сторож. – Ведь дуба дашь.
      - А, это ты, Виктор? – холм приподнялся выше и из него, словно медведь из берлоги, вылез Слава. – Дуба не дам, тут тепло. – И он зашёлся в надрывном затяжном кашле. Прокашлявшись, попросил: - Дай сигаретку?
- Яйца будут в клетку, - ответил сторож.  – Магазин знаешь где?
       - Денег нет.
       - Ещё получку не дали? Эх, бич, бич! Чем так жить – лучше бы ты концы отдал.
       - Отдам, - пообещал Слава. – Ну, дай сигарету. Жалко, что ли?
       - Держи, - сторож протянул всю пачку. – Как думаешь зимовать?
       - Не знаю, - пожал плечами Слава.
       - Тьфу! – сплюнул сторож и зашагал обратно.
 А Слава, пожевав снега, направился в сторону остановки автобуса. До аэропорта  расстояние меньше километра и кондукторы не успевали его высаживать.
Сегодня ему повезло. Холод выморозил на дорогах вчерашнюю грязь, и всем хотелось вымыть свои машины. Слава, стащив в привокзальном туалете ведро и тряпку, предлагал свои услуги. Вымыл шесть машин. Можно бы было и больше, но уж слишком вода холодна. Руки от неё стали красными, а ногти потеряли чувствительность.
Вернув на место моечные принадлежности, зашёл в кафе.
- Куда тебя несёт? – закричала официантка, но, увидев постоянного клиента, сменила тон. – Господи, ну и вид! Чего тебе?
       - Сейчас выберу, - ответил Слава.
    Он долго разглядывал ценники, выбрал самые дешёвые бутерброды с капустой и   морковью.
- И сто пятьдесят водки, - сказал официантке. Та с брезгливой миной на лице приняла от него деньги.
В один приём проглотил водку и бутерброды. Теплота вернулась к рукам, пригрело и внутренности.
После переохлаждения, если принять спиртное, человека сильно клонит ко сну.  Славе стало так хорошо и спокойно, что он не заметил, как уснул за столом. За его столик никто не садился и никто к нему не подходил. Но вредная официантка его растормошила и указала на дверь. Спорить было бесполезно, и он покинул заведение. Пройти бы на режимную территорию. Там есть рабочая столовая, очень дешёвая, но без пропуска туда не пустят. И он зашагал к аэровокзалу. На втором этаже работал телевизор и игровые автоматы. Поглазев на играющих пассажиров, устроился ближе к телевизору. Как всегда, шёл американский боевик с погонями, стрельбой и взрывами. Чушь, которую устали смотреть даже дети. Уже всю страну тошнит от этих боевиков. Интересно, а смотрят ли это сами американцы? Вряд ли. 
К концу фильма, он, откинувшись на спинку дивана, задремал и ему даже снился какой-то сон. Но чёртовы менты не дали его досмотреть.
- Вставай! – услышал он над собой. – Быстро!
- Зачем? – сквозь сон спросил он, не открывая глаз.
- Он ещё спрашивает! А ну, пошли! – его резко тряхнули за воротник.
Привели на первый этаж и водворили за решётку.
- Сиди тут, пока начальник не придёт. Можешь спать.
Ну что же, тут даже лучше. В кутузке он был один, а поэтому развалился на скамейке, не стесняясь. Только успел заснуть, как раздался стук открываемой двери.
- Вы кого привели? – спросил начальник подчинённых, взглянув на Славу. – Какой это на хрен террорист? Это же бомж Мыльников. Здорово, Слава! Здесь тебе не место. Выметайся.
- Место, - возразил Слава. – Я пьяный. А таких положено забирать.
- Ты всегда пьяный. Что же теперь жить тут будешь? Освобождай помещение.
Начальник этот работал в аэропорту давно и знал Славу ещё с тех времён, когда он работал на вертолётах.
- Выгоняешь? Ну, дай хоть закурить?
 Ему дали сигарет и выпроводили на улицу. Диктор объявил посадку на Москву и бич понял, что наступает вечер. Пора отправляться  к своей берлоге. Неплохо бы ещё выпить, но здесь очень дорогая водка.
В последний момент он впрыгнул в автобус и без проблем доехал до следующей остановки. В толпе пассажиров кондуктор его не успела заметить. От остановки направился к сторожу.
  - Виктор, налей двести грамм вот в этот сосуд, - вытащил он банку из-под кофе. – И пару кусочков хлеба дай, если не жалко.
  - А сигарету почему не спрашиваешь?
  - Ну, давай и сигарету.
Получив желаемое, бич тут же всё выпил, закурил и вышел на веранду. На столе заметил в большом эмалированном зелёном тазу старые заплесневелые куски хлеба. Их сторож приготовил, чтобы залить тёплой водой и скормить поросёнку. Слава воровато оглянулся на дверь, не выбирая, схватил несколько сухарей и быстро спрятал под курткой. Сторож в доме гремел вёдрами, собираясь за водой. И он запустил  в тазик руку ещё раз. Затем шагнул во двор. Собака проводила его пронзительным лаем.
---------------------
В начале ноября, когда этого уже никто не ждал, снег неожиданно растаял. Могучий циклон, приползший с Атлантики, принёс тёплый и влажный воздух. С неба полились муторные серые дожди вперемешку с мокрым снегом. Температура воздуха даже ночью не опускалась ниже нуля. Снег растаял, обнажив вокруг Славиной берлоги множество нечистот и окурков.
А он радовался такой погоде. Тепло и вполне возможно спать, не замерзая. Плёнка хорошо сохраняла температуру. Ну и работа была. Желающих видеть свои машины чистыми хватало. Он поднял таксу и обнаружил, что никто не отказывается. На автомойке за это нужно платить в несколько раз дороже.
Дождливая погода стояла до 10 ноября. Ещё вечером шёл дождь, а утром, проснувшись, люди не верили глазам: термометр показывал минус пятнадцать. В эту ночь парниковый эффект Славу не выручил. К утру он почувствовал, что замерзает. Попытался встать, но не тут-то было. Мокрую плёнку морозом прихватило к сырой земле, словно электросваркой. Кое-где он её всё-таки оторвал, кое-где пробил ударом кулака и, трясясь, выбрался на воздух. Хорошо хоть, что мочевой пузырь в эту ночь не подвёл. Больше ночевать тут было нельзя. Он собрал тряпьё в кучу и закрыл сверху остатками плёнки. Предстояло подумать о ночлеге.
Но ночлег ночлегом, а пока необходимо согреться. Хромая, направился к Виктору, купил стакан самогона и залпом осушил его. Было больно глотать, видимо воспалились гланды. Оказалось, и говорить было также больно. Вместо звуков из горла выходило какое-то сипение. Сторож сжалился и плеснул ему ещё полстакана.
- Держи, бич, - протянул, - это за счёт заведения. – Прогревай горло. Значит, говоришь, берлогу свою законсервировал? Куда же теперь?
- Д-да, з-зак-консервировал, - лязгнул зубами Слава. – Надо место искать.
- Езжай в Сочи, там тепло, можно на улице жить.
- Уехал бы, да на какие шиши? – просипел Слава. – Сейчас не те времена.
Сторож жарил макароны с мясом, и от ошеломляющего запаха Славе сделалось дурно. Он едва не захлебнулся слюной. Тягуче засосало под ложечкой.
- Со вчерашнего дня ничего не ел, - не выдержал он.
- Я тоже, - ответил сторож.
- Но ты-то, наверное, ужинал. А я – нет.
- И я  - нет. Не хотелось.
- Как это можно не хотеть ужинать. Я вот всегда хочу.
- Раз хочешь – ужинай. Кто же не даёт? – продолжал издеваться сторож.
Слава обиженно замолчал. Оно и понятно, сытый голодному не товарищ. Но Виктор неожиданно усадил бича за стол.
- Садись, отметим твою последнюю ночёвку в берлоге.
Они выпили по стакану самогона и хорошо закусили жареными макаронами и солёными огурчиками. Насытившись, покурили. 
- Ну, всё бич, уходи. Скоро жена приедет, она не любит, когда ты в дом заходишь. Да и я не люблю. Уж больно ты запаршивел, хуже собаки стал. И жалко тебя, но ты ведь сам такой жизни искал. Вот и нашёл.
Так не хотелось выходить на мороз из тёплого дома. Сейчас бы прилечь у горячей трубы отопления да поспать пару часиков. Но сторож крут во гневе, два раза не повторяет, сразу за шкирку берёт. А чего ж ему, он тут хозяин. Ещё и собаку может спустить.
Слава встал и, спросив ещё сигарету, вышел на улицу. Мороз непривычно обжигал жгучим ветерком. Даже собака, отвыкшая от холодов, не вылезала из конуры. Плохой признак. Значит, мороз к ночи усилится.
Он плотно натянул шапку, сунул руки в рваные карманы и направился в сторону посёлка. По пути обследовал мусорные баки, но ничего стоящего не обнаружил. Только несколько грязных пивных бутылок. К посёлку Слава шёл не просто так. Там в трёхэтажных домах открытые подвалы. Это в городе боятся террористов. Но в первом же подъезде неприятно огорчился. Люк подвала был на замке.  Во втором подъезде – тоже. В третьем замка не было, но петли люка были закручены проволокой, толщиной в палец. Без монтировки или ломика не обойтись. Да где их взять?  И только в четвёртом подъезде люк был не то, чтобы не закрыт, его там просто не было. То  есть люк-то был, конечно, но не было крышки люка. Неизвестно какая варварская сила сорвала его с петель. Хорошо ещё, что лестница сохранилась. По ней он и спустился вниз. В подвале было тепло, но абсолютно темно. Хорошо, что в кармане был почти полный коробок спичек, а в кармане – старая газета, которую так и не прочитал. Сделав из неё небольшой факел, он сориентировался. Вот они, две трубы рядом. Но лежать на них невозможно, слишком горячие. Пошарив по закоулкам подвала, нашёл старую дверь. Вот и ложе. Но это потом. Сначала нужно обеспечить освещение. Вокруг валялись какие-то огрызки досок, куски рубероида и прочий строительный хлам. Из них Слава и развёл маленький костёр. Затем положил дверь на трубы. Кровать с подогревом готова.
Затем, покурив, стал исследовать все дальние закутки подвала. В одном обнаружил полки, а на них – мать честная – столько закуски!  Десятки банок с солёными огурцами и помидорами, не меньше – с вареньем. Конечно, это оборудовал кто-то из жильцов дома, а, значит, за ними иногда будут приходить. И обнаружат тут Славу. Но что же теперь делать?
До конца ноября он прожил в этом подвале. Поскольку света тут не было, он полностью терял ориентировку во времени. Иногда просыпался в обед, а ему казалось, что ещё раннее утро. Вылезал из своей конуры и шёл в аэропорт на заработки. В основном помогал разгружать товары в кафе и выполнял подсобные работы. Но они были не всегда.
Хозяин брал его потому, что оплачивать работу бича не требовалось. Он давал Славе десяток пельменей в день и сто грамм водки.
- Мне бы это, водочки-то побольше, - как-то заявил Слава.
- Бутылки хватит? – издевательским тоном спросил хозяин. – Могу и женщину предложить. Да ты и этого не отрабатываешь. Приходишь – когда пожелаешь. У тебя свободный график. Не нравится – не приходи, без тебя обойдёмся.
И Слава замолчал. Что же, он бесправный пролетариат. Но злобу на хозяина затаил. А мстил он ему, воруя продукты. То умыкнёт пачку печенья, то банку шпрот, то пачку-другую сигарет. Но в подвале в абсолютной темноте есть можно было только расфасованные продукты. Тут и банку-то нечем открыть. А постоянно жечь костёр он боялся. Заметят выходящий из люка дым и поднимут шум. И поэтому банки с консервами он обменивал у сторожа на самогон. Сто грамм в день – это издевательство, мёртвому припарка.
Так и прожил бы возможно Слава в этом подвале до весны, если бы не его безалаберность. Дело в том, что продукты своей жизнедеятельности он рассеивал по всему подвалу, не утруждая себя тем, что обязательно делают коты. Кучки он оставлял всюду, словно противопехотные мины. Не раз и сам же в них попадался.
И вот однажды, когда его не было, хозяин банок спустился вниз, подсвечивая себе фонариком. И наступил на одну из мин. Сначала он решил, что сюда забираются дети. Но, обследовав весь подвал, обнаружил ложе. Бич успел натаскать сюда всякого тряпья. Рядом, на земле была гора окурков. Тогда он понял, что здесь кто-то обитает. На полке он не обнаружил двух банок, и это его возмутило ещё сильнее.
Выбравшись на свет божий, он рассказал об этом соседу, тоже жившему на первом этаже.
- Надо же! – удивился сосед. – А я иногда чувствую – костром пахнет. Думал, с улицы в форточку задувает с соседней стройки. Там всегда что-то горит.
- Люк нужно сделать, - сказал хозяин банок. – Там крышка сорвана.
- В чём же дело? – ответил сосед. – Я ведь сварщик. И аппарат в гараже имеется.
Уже через два часа люк был закрыт на замок. Слава вернулся в этот вечер позднее обычного, так как повстречал друга Сеню, устроившегося работать на пост ГАИ уборщиком.
- Вот ведь какая паскудная штука – жизнь! – жаловался Сеня. – Ментов терпеть не могу, а приходится на них работать. И где? Не на зоне, а на воле. В кошмарном сне бы не приснилось. Давай, Слава, выпьем с горя, у меня вот бутылка есть.
Бутылку они выпили в подъезде соседнего дома и разошлись.
Вернувшись в свой подъезд и обнаружив люк закрытым, бич пришёл в отчаяние. Делать тут больше было нечего. Постояв несколько минут, вышел на улицу. Было уже темно, мороз крепчал с каждым часом. Что ж, придётся искать другой подвал.
Жаль, что там остались вещи: старая бритва, тарелки, два стакана и ещё постельное «бельё». Ну да чёрт с ними. Бриться вот, правда, теперь нечем. Проходя мимо свалки, заглянул в контейнеры, но ничего, кроме старой сумки, не обнаружил. Сумку взял, пригодится.
В соседнем доме он нашёл то, что искал. Люк был с крышкой, но без замка. Спички у него были. Была даже зажигалка, которую он умыкнул из привокзального киоска. Но ничего не понадобилось. Удивительно, но в подвале горела никем не разбитая лампочка. А трубы, вот они, точно такие же. Но не было двери, и на трубы пришлось набросать куски старого рубероида, брошенного строителями.  Ложе готово. Но рубероид, разогревшись, начал испускать жуткую вонь. Но что делать, не на полу же спать. Да и мыши покоя не дадут.
Но мыши мышами. Какие-то насекомые облепили его. Подвал буквально кишел ими. Это были блохи.
---------------------
Любому человеку хоть раз в жизни, но как-то везёт. Повезло и Славе. В один из ясных морозных дней он болтался по привокзальной территории в поисках пустых бутылок, но их не было. Проходя мимо гостиницы, обратил внимание на зелёную бумажку, валявшуюся на обочине. Чем-то она напоминала деньги. Или лотерейный билет. Слава не поленился нагнуться и поднял её, разочарованный. Нет, не деньги. Но цифру 100 разобрал. Слово «доллар» тоже смог прочитать. Он никогда не видел американских денег и даже не обрадовался находке. Не знал он и рублёвого курса. Видимо, подделка. У кого бы узнать? Показать ментам в аэровокзале? Так ведь отберут, да ещё и «дело» пришьют. Нет, к ним нельзя. Пойти в обменный пункт? Ах, чёрт, там же нужен паспорт. Он даже вспотел, размышляя, но ничего придумать не мог. И решил пойти с ней в магазин. Если там не возьмут – значит, подделка. Продавцы – они народ тёртый, всё знают.
- Где ты её взял? – спросили его в магазине.
- Нашёл в аэропорту, - пожал Слава плечами.
Две продавщицы переглянулись между собой. Одна из них взяла бумажку и скрылась с ней в кабинете директора. Через пару минут вышла обратно.
- Мы на валюту товар не отпускаем, - сказала она. – Ты хоть знаешь курс доллара?
- А зачем он мне? – снова пожал плечами Слава. – Вон же написано – сто рублей, то есть, этих…
- Поскольку ты нам помогаешь иногда, - продолжала женщина, - директор разрешил тебе в качестве исключения продать что-нибудь.
- Правда? – обрадовался Слава. – Так продайте!
- Чего ты хочешь?
- Сколько это в рублях-то будет? – задрал он в потолок глаза.
- Достаточно. Говори быстрее, что надо.
- Водки,
- Сколько? Одну, две?
- Три! – брякнул он. – Хватит денег?
- Хватит.
Продавщица, кстати, которая ему снилась по ночам, поставила перед ним три бутылки.
- Ещё чего?
- А пива можно? – Перед ним возник баллон пива.
- Всё?
- Колбасы бы…
- Какой?
- Вон ту, - ткнул пальцем Слава в самую дорогую, не веря происходящему.
- Сколько?
- Ну, палку… или две.
- Одной хватит, куда ж тебе зараз столько. – Палка салями перекочевала в пакет.
- Всё?
- Ещё курить. Вот этих, - ткнул в первый попавшийся образец. Попал в «Кент».
Пять пачек сигарет также перекочевали в пакет.
- Всё?
- Не знаю даже. Много ещё денег-то осталось?
- Есть… немного.
- Тогда давай ещё бутылку.
Слава обалдел, получив ещё и какую-то сдачу. Не веря в такую удачу, схватил пакет и выскочил на улицу. То, что сдачу ему дали ещё по  до дефолтовскому курсу, он понятия не имел. Терроризировавшая его в пьяных снах продавщица «наварила» более двух тысяч рублей. В месяц она получала три.
Мелкой рысцой, прихрамывая, Слава потрусил к Сене. Сейчас он должен быть дома, поскольку работал в так нелюбимой им автоинспекции только утром и вечером. А жена должна быть на работе.
У Сени сидел Бобр и ещё какой-то незнакомый ему мужик. Они курили и молча смотрели на только что выпитую бутылку самогона.
- О, какие люди! – воскликнул Сеня, открыв дверь.  – Почему без охраны?  - он подозрительно посмотрел на пакет в руках гостя.
- Балдеете тут… нищета! – важно молвил Слава. – И выпить у вас ничего нет? 
- Нет, дорогуша, - не отрывал взгляда от пакета Сеня. – Может быть, ты  нас порадуешь?
- Вот! – брякнул Слава пакет на стол и начал извлекать содержимое. Все молча наблюдали за ним, словно за факиром.
- Сын мой! – обрёл дар речи Сеня. – Ты получил наследство? Или тебе приходится родственником недавно умерший от любви к своим жёнам султан Брунея Содом ибн Гоморра? Я потрясён до глубины души.
- Хватит болтать, наливай!
- Уно моменто! – засуетился Сеня. – Бобр, настругай колбаски, не скупись. А мы-то тут лучком с хлебушком закусывали. Ай-ай-ай!  Ну, с праздником тебя, Слава!
Когда выпили бутылку и закусили, Сеня сказал:
- А теперь поведай нам о, Слава, почему сегодня так щедр? Быть может, ты ограбил национальный банк? Или нашёл слиток золота на… поселковой мусорке?
- Нашёл, - важно улыбнулся Слава. – Какая вам разница. Наливайте!
- Не хочешь говорить – не говори. Пусть это останется для нас тайной.
Выпивка превратилась в пьянку, пьянка – в гульбище. Время летело. Никто и не заметил, как открылась дверь и вошла жена Сени. Собутыльники плохо соображали, что она говорила, а, вернее, кричала. Но отдельные, известные всей России слова, с помощью которых она всех послала, разобрали. Правда, Бобр не понял, зачем в ответном слове Сеня сказал жене: «Дай денег на езду?». Куда это он собрался ехать?
Как попал Слава к себе «домой», утром вспомнить не смог. В кармане обнаружил пачку сигарет «Кент» и кусок салями. Ныла нога, почему-то болело правое плечо, а на левой щеке и на переносице красовался запекшейся кровью шрам. Он не помнил, как дошёл до подвала. Не помнил, как свалился с лестницы, зацепившись «мордой лица» за перила и уснул тут же, на полу.
Ах, чёрт, какая тяжёлая голова! А сердце? Чего оно колотится, как сумасшедшее?  Раньше так не было. Нужно срочно, нет, архисрочно опохмелиться. Говорят, бывали случаи, когда люди, не опохмелившись вовремя, отдавали концы. Кажется, сегодня опять приходила эта продавщица, которая вчера взяла у него американскую денежку. Постой, но как она нашла, где он?  Вот зараза! Надо зайти в магазин и сказать, чтобы завязывала с этими делами.
Слава порылся в кармане и обнаружил деньги. Откуда? Ах, да, это вчерашняя сдача. Пожалуй, нужно сходить к Виктору, В магазине-то дороже. А деньги беречь нужно, Новый год скоро.
Он стряхнул с себя налипшие кусочки земли. Чёрт, почему мокрые брюки? Ах, да…
Слава снял их и повесил на горячую трубу. В ожидании, когда высохнут, ходил в одной верхней части одежды, покуривая «Кент». Сигареты ему не нравились, слишком слабые. И за что только деньги такие берут? То ли дело, «Прима».
Плеснув в ладонь воды из пивного баллона, смыл с лица запёкшуюся кровь. А уже через полчаса он стоял в дверях дома сторожа. Собака яростно лаяла, норовя высвободиться из душившего её ошейника.
- У, тварь! – зашипел Слава и нагнулся, якобы поднять камень. Собака с воем скрылась в конуре.
- Бич, ты на себя в зеркало давно смотрел? – спросил его сторож.
- Чего смотреть-то? – пробормотал Слава. – Вот, налей. Умираю.
- А ты посмотри! – поднёс зеркало Виктор. – Посмотри! Ты же оскорбление человечеству. Да чего человечеству, обезьяньему миру оскорбление, мать твою…
- Вид, как вид, - мельком глянул в зеркало Слава. – Похож на меня, но не я. Налей!
- Эх, бич, бич! Куда же ты катишься? Постой, а что это на тебе прыгает? Мандавошки какие-то!
- Мушки, - отмахнулся Слава. – Они не кусаются.
- Постой, постой! Это подвальные блохи! – присмотрелся сторож. Он  схватил бутылку и налил ему. – Пей и быстро сматывайся отсюда, пока эта гадость у меня тут не расплодилась. И чтобы больше в дом не заходил. 
- Они же людей не кусают, Виктор. Вот вши или гниды, эти…
- Я кому сказал, бич! – заорал сторож. – Вон отсюда… твою мать!
Слава выскочил на улицу.
- Виктор, налей с собой мне, - попросил с порога, - деньги есть.
Возвращаясь в посёлок, он дважды прикладывался к горлышку и скоро почувствовал, что сердце угомонилось, а противная сухость во рту исчезла.
Нет, не зря люди выдумали похмелье, не зря.
-----------------------
Новый год Слава провёл в подвале. До одинокого, вконец опустившегося бомжа никому не было дела. Снизу он слышал, как смеются и бегают по лестнице подвыпившие жители, а во дворе шипят взлетающие ракеты и хлопают петарды. А Слава был совершенно трезвый по простой и понятной любому алкоголику причине. Как ни пытался он на чём-нибудь сэкономить и отложить деньги на Новый год, ничего не вышло. В кафе хозяин отказался от его услуг, поймав на банальном воровстве. Машины зимой мыть никто не желал. В магазине посёлка его тоже начали избегать после того, как однажды возмущённые покупатели увидели его за разгрузкой хлеба. Они устроили директору скандал.
- Посмотрите на него? – кричала какая-то возмущённая покупательница, указывая на бича. -  Он же пять лет не мылся.
- Сама ты не мылась, - огрызался Слава.
- А если он больной какой-нибудь заразой?
- Ты сама больная!
- У меня грузчиков не хватает, - оправдывался директор.
- Сам разгружай, это твой магазин. Но свинство тут нечего разводить.
И у Славы началась цепь неприятностей финансового характера. Ещё никогда ему не было так плохо. Если с куревом он как-то перебивался, собирая по урнам окурки, то с пищей было хуже. Впору, как зайцу, на веточный корм переходить.
Вечером, когда темнело, и мороз загонял всех в тёплые квартиры, Слава обходил помойки. Но кроме мусора почти ничего не находил. Это не лето, когда, случается, выбрасывают скоропортящиеся продукты. А ходить по безлюдным дачам, как раньше, он уже не мог. С больной ногой передвигаться по сугробам он не мог. По ровной-то местности передвигался с трудом. Боль в ноге не проходила. И даже становилась сильнее, чем раньше. После ночного сна он с трудом передвигался, нога отекала.
Шум во дворе и в доме усиливался. Народ, посидев за столами и отметив встречу Нового года, повалил на улицу. Слава пытался заснуть, но мешало чувство постоянного голода и какая-то непонятная обида. Он не выдержал и стал выбираться наверх.
По лестнице спускалась группа детей.  Увидев его, они завизжали.
- А-а, бабай! Мама! – и с криком рванули обратно.
Он прошёл мимо магазина к общежитию, около которого веселилась молодёжь. Здесь же распивали водку и шампанское. Слышался девичий смех вперемешку с российским матом. Слава подошёл к одной группе и попросил закурить. Сигарету ему дали. Он прикурил и остался стоять рядом. Один из парней, кривляясь, разливал водку в пластиковые стаканы.
- Плесни немного? – тронул его за локоть Слава.
- Чего-о? – повернулся парень. – Ты откуда такой Дед Мороз взялся?
Окружающие весело заржали шутке. Дед, конечно, уникальный.
- Плесни немного? – бич как загипнотизированный смотрел на бутылку. – Плесни!
- Да это же местный бомж, - сказал кто-то. – Он в подвале живёт. Тоже Новый год вышел встречать. – Окружающие снова захохотали.
- Ну, плесни немного? – продолжал канючить бич. – Жалко, что ли?
- Да дай ты ему немного, пускай отстанет, - сказала одна из подруг.
- Сейчас дам, - ответил парень, передал бутылку соседу и повернулся к Славе.
Бац! Зазвенело в ухе. Бац! Лязгнули зубы. Бац! Звон появился в обеих ушах.
- Ты чего, гад? – попятился Слава. – Попишу! – он сунул руку в карман и вытащил сломанный перочинный ножик, подобранный на свалке. Из всех лезвий там было только одно. Завизжали подруги.
- Дед, если ты сейчас не исчезнешь, мы тебя уроем, - предупредили его. – Иди лучше спать.      
Слава понял, уроют. И не поможет этот ножичек. Но отступать надо достойно.
- Я тебя ещё встречу, - пообещал он парню и шагнул в сторону.
Весёлая компания тут же про него забыла. Побродив с полчаса по посёлку, он походкой сломленного жизнью человека, направился к своему подъезду.  В ушах звенеть перестало, а вот челюсть болела. Вот, сволочь! За что?
Заснул он только под утро, ещё не зная, что через день его попросят освободить «помещение». Родители испуганных детей обратятся к коменданту посёлка, и тот вплотную займётся подвалами.
Он спал, когда к нему пришли. В последнее время его постоянно клонило в сон. То ли от недоедания, то ли началась своеобразная ломка: он не пил уже целую неделю и ни о чём, кроме спиртного, думать не мог. Это снилось ему даже во сне. Ко всему остальному возникла твёрдая устойчивая апатия.
Иногда его охватывало отчаяние, даже паника. Первый раз он почувствовал полное бессилие. Тело отказывалось ему повиноваться. Оно слабело с каждым днём, теряло былую силу. Тело требовало алкоголя. А его не было.
Так уж устроено большинство людей: они помогают человеку, попавшему в беду. Жалко, беда ведь с каждым может случиться. Но бывает и так, что человек, попавший в беду, сам переступает незримую грань общечеловеческих отношений и общественного уклада жизни. И ничего не делает для того, чтобы выбраться из постигшей его беды, скатываясь по наклонной всё глубже и глубже в пропасть. И тогда в какой-то момент такому человеку перестают помогать. И к нему пропадает жалость и появляется одно только холодное презрение. Такой вот рубеж перешагнул Слава Мыльников в своей непутёвой жизни. Да и жизнь ли это? Его перестали считать человеком. Даже знавшие его раньше и вместе работавшие когда-то презрительно отворачивались, делая вид, что не узнают. А некоторые и не узнавали.
По имени его уже никто не называл. Да и он привык отзываться только на кличку бич. Никто больше не хотел иметь с ним никаких дел. Ему перестали давать даже сигареты. Слава понимал, что никто и ничем ему не обязан, но всё равно было обидно ощущать изменившееся к нему отношение.
- Эй, бомж! – тормошили его. – Просыпайся. Ты живой?
Слава сполз со своего ложа, жутко пахнущего разогретым битумом, и уставился на пришедших воспалённым мутным взглядом.
- Чего вам? – прохрипел он. – В последнее время у него стал садиться голос.
- Освобождай подвал, мы его сейчас закроем, - сказал комендант и, вглядевшись в Славу, вдруг спросил: - Мыльников, ты ли это?
- Ну, если и я, то, что тогда?
- Боже, никогда бы не подумал! А мне говорят, бомж, бомж. Да мало ли их. А это, оказывается, ты. Что ты с собой сделал?
Слава тоже узнал коменданта. Он когда-то работал инженером на вертолётном участке.  До ухода на пенсию.
- Дайте закурить, - попросил он.
Но курящих среди пришедших людей не оказалось.
- Куда же мне теперь? – нервно спросил он. – Может, здесь и закопаете?
- Придёт время – закопаем, - пообещали ему. – А сейчас вылезай отсюда. Вещи не забудь, - кивнули на тряпки.
- Они мне не нужны.
Он взял только сумку и, выбравшись из подвала, направился к остановке автобуса. Кроме, как в аэропорт, идти ему было некуда.
Через 20 минут Слава уже заходил в знакомое кафе. Как раз произвёл посадку самолёт, привезший северную вахту, и соскучившиеся по спиртному ребята дружно повалили сюда. За каждым столиком вместо четырёх уселось по пять-шесть человек. Все смеялись и оживлённо разговаривали. Перед каждым стоял стакан с водкой или пивом. Не скупились они и на закуску.
Слава подошёл к ближайшему столику и молча уставился на смеющихся ребят.
- Тебе чего? – спросили они.
- Водки плесните немного? – попросил Слава.
- Немного – это сколько?
- Сколько не жалко.
- А пупок не рязвяжется?
- Ты, бант на заднице, гуляй отсюда, - сказал один из ребят. – Не успели домой прилететь, как бомжа встретили.
- На Севере-то их не увидишь, - посмеялись остальные. – А этот наш, родной. Налейте земляку.
Ему налили почти полный стакан. Дрожащей рукой он поднёс его ко рту. Звякнули о стекло зубы. Заходил кадык: вверх-вниз, вверх-вниз. Стакан опустел. Вытер губы рукой и выдохнул:
- Спасибо, мужики.
- Не за что, дерьма не жалко. Всё, бомж, гуляй. Да возьми закусить-то. А что это из тебя сыпется? Ни хрена себе! Мошкара среди зимы! Первый раз вижу такое.
                --------------------------------
До вечера он болтался по аэропорту. Все, с кем пытался заговорить, удивлённо и брезгливо смотрели на него и отходили. Вечером, когда дневная смена авиабазы закончила работу и люди вышли на остановку автобуса, он встретил несколько своих бывших сослуживцев. У каждого просил денег. Кто-то давал, кто-то разводил руками, ссылаясь на их отсутствие. Но никто не здоровался с ним за руку.
После того, как все уехали, он снова зашёл в кафе взял сто грамм водки и бутерброд. Но долго засиживаться тут ему не дали. Официантки помнили наказ шефа гнать его в три шеи. Потолкавшись с полчаса по площади, он сильно замёрз, мороз был около двадцати градусов. Зашёл на платную автостоянку, где была тёплая будка.
- Мужики, - просипел, - пустите погреться.
Сторожа его знали, но пустили с неохотой.
- Грейся вот тут, в предбаннике, - сказали ему. – Чего шляешься в такой мороз?
- Я не шляюсь, мне ночевать негде.
- А до этого ты на улице ночевал?
- В подвале. Но их все позакрывали.
- Так иди в вокзал.
- Туда менты не пускают.
- А гостиница?
- Да кто ж его туда пустит? – сказал второй сторож. – Ты глянь на него?
- Да, видок у тебя, брат, ещё тот. Что же ты так довёл себя?
- Дайте закурить? – вместо ответа попросил он.
Ему дали сигарету и налили в какой-то грязный, валявшийся у порога стакан, чаю.
- Согрелся? Тогда уходи, брат. Начальство ругается, когда тут посторонние.
- Да, здесь же не ночлежка, - подтвердил второй сторож.
Слава пытался пройти в аэровокзал, но, как он и предполагал, дежуривший в дверях милиционер не пустил его.
- Мне только погреться, - просил он.
- Погреться? – улыбнулся страж порядка. – Здесь не сауна. Иди отсюда, не пугай пассажиров.
Он вернулся в переходный отсек и прижался к прорезям решётки тепловой завесы. Но скоро блюститель порядка выгнал его и отсюда.
- Я тебе мешаю? – спросил его Слава.
- Ты, может, и не мешаешь, - ответил блюститель, - но вот моё начальство мне втык сделает за тебя. А вдруг ты тут что-то взорвёшь? Давай, выходи.
- А вот тут, за дверью, я ведь тоже могу что-то взорвать.
- А это уже не моя территория. Моя - вот тут, в вокзале. Выходи!
Слава вышел на улицу и задумался. Предстояло решить, где и как провести ночь. Ах, как жаль, что сейчас не лето. Завалился бы в сквере на скамейке – и все дела. Правда, и со скамеек иногда менты сгоняют, вернее, проверяют документы. А у него нет паспорта.
Что же делать? А ведь там, на служебной территории, столько хороших и тёплых местечек. Он-то их все знает. Спи – не хочу. Но как туда пройти? Нет, туда не пропустят. Вот чёрт, и в туалет приспичило.
Он хотел пристроиться где-нибудь у стенки вокзала, но всюду ходили люди. Ему, конечно, на это наплевать, но вдруг прибегут менты. У них молодые сержанты на расправу скоры. И не заберут к себе, где тепло, но физиономию могут попортить. Пришлось пересекать площадь и хромать к автопавильону, где был туалет.
Слава вошёл туда и приятно удивился. Здесь не так давно сделали шикарный ремонт. Европа! Голубой кафель на стенах, на полу – шикарная плитка, какой и в квартирах-то не найдёшь, на уровне – писсуары, стоимостью тысяча рублей каждый. А над каждым ещё и краник, чтобы вода зря не лилась.  Тут же и руки вымыть можно, и просушить. Во, бля, ни хрена себе! С ума сойти! Точно, Европа!  Ну, бля-я!  Правда, два писсуара уже расколошматили пустыми бутылками. Вон и осколки валяются. И вода теперь течёт на пол. И кран не завернуть – свинтили.  Вот сволочи! Ну а там, где сидят – тьфу! И как это в такое большое очко можно не попасть? Тьфу! Тут же и окурки на полу разбросаны. А урна, вот она, у входа. А за ней – ещё с десяток пустых бутылок  с различными наклейками. В основном с водочными. А в бутылках – тоже окурки. Во, бля! Их вместо пепельниц использовали.  А у входа кто-то нарыгал. И продукты-то совсем свежие. Сволочи, зажрались! Переводят добро. Пить не умеют.
На всё это Слава посмотрел равнодушным взглядом. Чего ж, менталитет известный. Да тут из этих «Европ» через неделю свинарник будет. Не европейский, российский. Вот пока тут всё не превратят в свинарник – не успокоятся. А потом сами же будут заходить сюда и воротить морды и орать, что это не страна, а сплошной сортир.
На всё это Слава не обратил особого внимания, всё это привычно. Но вот на двух толстых трубах отопления взгляд его задержался. Ни хрена себе! Где это видано, чтобы в России сортиры отапливали?
Тем не менее, в помещении была комнатная температура. Какой-то перебравший мужичок сидел на горячей трубе у стены, осоловело глядя перед собой. Шапка его сползла на правое ухо, на губе повисла не прикуренная сигарета, под ногами валялся шарф.
- Мужик, зачем свой шарф топчешь, подними, -  сказал ему Слава.
- Это ты кому? – повёл мужик мутным взглядом.
- Тебе.
- Да пошёл ты на… - послал мужик Славу. – Лучше за бутылкой сходи, к-козёл.
За козла Слава обиделся и решил ответить грубостью, но при упоминании  бутылки  изменил формулировку. Вернее, добавил дипломатический нюанс.
- Пошёл сам туда, - ответил он. – Деньги дашь – схожу.
- Вот, козёл! – мужик дёрнулся и едва не упал.  – У меня автобус на… этот, как его…  на Салават. Через полчаса, между прочим. А хочешь выпить - давай  выпьем. Пошли.
- Пошли, - согласился Слава и поднял шарф.
Покачиваясь, незнакомец вошёл в кафе. Бич за ним. Подошли к стойке.
- Сто, нет, сто пятьдесят мне, - сказал мужик официантке, - и столько же моему другу. Налей!
Слава заметил, что кошелёк неожиданного собутыльника прилично набит деньгами.
- А закусить? – спросил он.
- Закусить? А на хрена нам закусывать. Ты есть хочешь?
- Хочу, - дёрнулся Слава.
-Ну, тогда и ешь.
- Две порции пельменей, - махнул он официантке, - с этим, как его… со сметаной. Побольше сметаны.
Клиент расплатился, и Слава увлёк его за столик.
- Ну, давай! – поднял он стакан.
- А ты кто? – поднял стакан мужик. – Я тебя не знаю. – И залпом выпил свою водку.
- Как будто я тебя знаю, - ответил Слава, проглатывая горячие пельмени.
Через минуту мужик уже лежал головой на столе. Мыльников, давясь, сожрал свою порцию и плотоядно уставился на тарелку незнакомца.  Подумал и съел его порцию. Всё равно спит. Запил проглоченное водой из стоящего на столе стакана, вытер ладонью губы и решил уже отвалить, но подумал: у мужика же билет. Проспит ведь свой автобус.
- Эй, брат! – затормошил он его. – Твой автобус подъехал. Вставай! Ты едешь в Салават, или нет?
- Еду! – дёрнулся мужик и снова уронил голову на стол.
Всё же Слава заставил его подняться и пройти к автобусу. Мужик, хотя и был здорово пьян, но на ногах держался довольно уверенно. Он долго рылся в поисках билета по карманам, забыв про своего собутыльника. Слава уже подумал, что никакого билета у него нет. Но билет нашёлся. Проводив автобус, Слава закурил сигарету, ту, которую уронил в туалете мужик из своих губ, и снова задумался. А, чёрт, как всё чешется! Он запустил руку под пальто и обнаружил на шее шарф. Надо же, он его машинально повесил к себе на шею. Тот мохеровый шарф, поднятый им с пола в туалете. Ну что ж теперь, пригодится ему.
Он плотнее обмотал им свою шею и снова задумался над проблемой ночёвки.  Может быть, пойти в фойе гостиницы? Нет, там тоже сидит мент. Развели их, гадов. Эх, сейчас бы ещё выпить! Слава порылся в карманах. Деньги ещё есть.
В кафе в этот час посетителей было мало.
- И бутерброд? – спросила официантка.
- Нет, ответил Слава, - я сто грамм не закусываю.
- Ну, тогда пей и уходи.
- А почему я посидеть тут не могу? Вы, между прочим, всю ночь работаете.
- Не можешь. Скажи спасибо, что вообще пускаем. Нам шеф наказал тебя гнать в шею.
- Сволочь ваш шеф. Это заведение для всех. Хочу – и сижу.
- Я милицию вызову.
- Ладно, ухожу. Дай пару сигарет?
Получив три американских сигареты, бомж вышел из кафе, покачиваясь. Его не развезло, благодаря двум порциям проглоченных пельменей. Чувство голода отступило, и даже перспектива ночевать неизвестно где тоже отступила на второй план. Его снова потянуло в туалет. Кстати, там можно спокойно посидеть на тёплой трубе и покурить, как это сделал его неожиданный незнакомец из города Салавата.
На тёплой трубе его разморило. Всё-таки водка делала своё дело. Да и ещё какая-то слабость одолела последнее время. А сердце колотится, нет, бухает, словно церковный колокол. Бух, бух – а потом тишина. А потом снова толкается в груди так, будто хочет выпрыгнуть. Почему-то вспомнился умерший друг Борис. Хороший был парень. Ничего-то теперь ему не надо. Ах, поспать бы сейчас.
Слава огляделся. В углу, около хозяйственного шкафчика, валялась большая коробка из картона. А что, если…
А чего, тут вполне тепло. Вот, около трубы и можно пристроиться. Коробку он сложил вдвое  и бросил у трубы отопления. Лёг на бок, подтянул ноги, свернувшись «калачиком», и прижался спиной к горячей трубе. Как хорошо, тепло. Но, чёрт возьми, почему опять приступила какая-то слабость? Он хотел закурить, но передумал. Нужно немного успокоить сердце. Ничего, это сейчас пройдёт. Если бы ещё не яркий, словно в операционной, свет…
В два часа ночи прибыл самолёт из Москвы. Несколько забежавших в туалет пассажиров с удивлением смотрели на грязного, небритого, неряшливо одетого и страшно храпящего мужика, валявшегося у стены.
- О, бомжы уже и в туалетах живут! – удивился  один из посетителей.
- Это тебе не Москва, - захихикал кто-то. – Столичные бомжы выглядят сейчас, как в советское время профессоры.
- Ага, всю Россию ограбили, теперь можно себе позволить так выглядеть, - возразили ему. – Что-то в восьмидесятых годах так не чирикали. Терпеть не могу столичного лоска. Зажралась Москва.
- А это вот любишь? – спросили его, кивнув на Славу.
- Тьфу! – сплюнул мужик. – Их и в Москве хватает.
Слава этих реплик не слышал. Ему снова снилась проклятая продавщица. Душит его, душит, даже тяжело дышать. И как только она его находит?
Утром его растолкала уборщица.
- Эй, вставай, человек! Нажрался уже с утра пораньше? Да что же это такое?
- Нет, - ответил Слава, - я не нажрался, мне плохо. Слабость какая-то.
- И поэтому ты тут валяешься. От слабости? Если болен - к врачу иди.
-Как я могу к нему идти, если меня нет?
- Чего-о? А говоришь, трезвый. А ну, пошёл отсюда! Несёшь какую-то ахинею. Вставай, говорю, мне пол мыть нужно.
- У меня нет паспорта, а без него врачи не лечат. Вот я и говорю, что меня нет.
- А куда же паспорт подевал? Пропил, небось?
- Украли.
- Так новый выпиши.
- Новый и украли.
- Вроде, и, правда, ты не пьяный. А чего же такой болезный? И лежишь тут зачем? Дома надо лежать.
- Нет у меня дома.
- Это как же так? Дом у всех есть.
- А у меня нет.
Старая женщина, родившаяся и прожившая всю жизнь в деревне рядом с аэропортом,  не представляла, как это, чтобы у человека не было дома.
- А где же ты живёшь?
- Нигде не живу. Вот тут, - повёл подбородком Слава. – Выгонишь – в другое место пойду.
- Батюшки! Да как же это так? Вот диковина! – удивилась женщина. Мне не жалко, живи тут. Только не безобразничай. А то иные наблюют тут, нагадят. Убирай потом за ними…
- Я не блюю, - ответил Слава.
- Это хорошо. А по виду-то ты этот, как его… тьфу, память дырявая. Я ещё таких по телевизору видала.
- Бомж.
- Кажется. Да я и не знаю, что это такое?
- Бомжы – это люди, кому жить негде.
- Даже у собак есть жильё, а у людей нет. Ну, диковина!
- У собак тоже не у всех свои домики.
- То собака, а ты-то человек.
- Какой я человек? – вздохнул Слава – Опять подкатила слабость. – Мне нужно на воздух выйти.
- Куда ж ты? Сиди уж тут.
- Нет, мне подышать нужно.
- Ну, дыши, дыши. Только холодно на улице-то.
- Ничего, я привычный. – И он захромал к выходу.
- Господи, да ещё и хромой, - вздохнула, глядя ему вслед, женщина. – Да чего ж это на свете делается?
Морозный воздух обжёг лёгкие, и Слава закашлялся, словно затянулся гаванским табаком. Откашлявшись, не удержался от сигареты. Курить натощак он давно привык. Предстояло подумать, как и где провести предстоящий день.
--------------------
Вторую неделю Слава ночевал в туалете. Его почти не покидала слабость. Даже к водке особенно не тянуло, да и курить он стал меньше. Временами запах табака становился для него противным и вызывал тошноту.
Сердобольная старая женщина приносила ему покушать. Он с благодарностью принимал пищу. Ел тут же, в туалете. Однажды она принесла ему даже четвертинку домашней настойки.
Всё это время стояли сильные морозы, и он почти не выходил на улицу. Дремал в углу на своём картоне, пребывая в полузабытьи. Все разговоры и реплики в свой адрес он слышал, но глаз не открывал и не поднимал головы, делая вид, что спит. Пусть думают, что пьяный. Хотя в последние дни он совсем не пил. У него не было денег даже на курево.
А травмированная нога, отчего-то болела всё сильнее. Постоянная боль изматывала, отнимала последние силы. Однажды он не выдержал и пошёл в стартовый медицинский пункт, где проходили предполётный осмотр лётчики. Там его посмотрели и сказали, что ему нужно ехать в город, в поликлинику. Но кому он там нужен? И Слава вернулся в туалет.
К концу недели он почувствовал себя лучше. Нога, правда, так же болела, но слабость отступила. Превозмогая боль, он встал, сделал шаг, второй. Да, болит всё сильнее. Он вспомнил, что в больнице ему говорили о необходимости повторного рентгена. Может, неправильно срастается кость?
Январские морозы закончились и, как ни странно, установилась плюсовая погода. Дороги раскисли, и у него снова появилась работа. Желающих видеть свои машины чистыми было немного, но всё же были. Теперь он брал в туалете горячую воду, и руки совсем не мёрзли. На несколько дней погода обеспечила его работой. У Славы снова появились деньги, которых хватало на пищу, сигареты и выпивку. Питаться он давно привык один раз в день, но мог спокойно обходиться без пищи два дня. Большинство денег уходили на водку.
Чтобы экономить деньги, Слава снова начал посещать Виктора. Тот сначала не пускал его в дом, опасаясь подвальных блох.
- Да я уже не живу в подвале, - увещевал его Мыльников. – А которые блохи на мне оставались – подохли от мороза. Можешь посмотреть… вот.
- Ещё чего! Не подходи. Не хватало мне в твоём барахле копаться. Блох нет, значит - вши есть.
Словно в подтверждение этих слов бич яростно зачесался.
- А где же ты сейчас, бич, живёшь? – протягивал ему самогон сторож.
- В аэропорту.
- Аэропорт большой.
- В… туалете.
- Где-е?
- В туалете. Там тепло и светло. 
- И мух нет. Ясно. Эх, бич, ты, бич! Докатился до параши. Бери свой самогон и отваливай. А у кого мохеровый шарф спёр?
- Не спёр, а нашёл. Выбирай выражения, я не вор.
- Ха-ха-ха! Иди, бич, не смеши меня. А то примеры приводить начну.
Слава исчезал. А пил он в кафе, потихоньку наливая в стакан из бутылки. А когда было тепло, то прямо на улице.
  ---------------------
Вскоре февраль так же, как и в январе, разразился сильными морозами, напоминая, что до весны ещё не близко. Слава целыми днями не выходил из туалета. Да и ходить становилось всё трудней. А во всём теле снова появилась теперь уже не проходящая слабость. И поэтому он позволял себе только небольшие вечерние прогулки по площади.
В один из вечеров он и встретил около остановки аккумуляторщика Лёшу. Тот, увидев Славу, оторопел.
- Ну и вид у тебя! Ты не болен?
- Болею, Лёша. Нога болит сильно. И душа болит. Всё болит.
- Ничего, Слава, ещё пару месяцев и будет тепло. Поедем с тобой на рыбалку. Я машину купил. Не новую, правда, но бегает исправно.
- Какой из меня рыбак? – печально улыбнулся Слава, - разве по этому делу, - показал на горло. – Дай немного денег… взаймы.
- Ты хочешь выпить? И есть, наверное, хочешь? Пошли.
Они взяли по сто пятьдесят грамм водки, закуски.  Уехал в город один автобус, второй, третий. А друзья всё сидели и вспоминали прошлое. Слава повеселел, разговорился.  На какое-то время, казалось, отступила терзающая боль в ноге. Только то и дело чесался – вши не давали покоя. Да сердце иногда трепыхалось в груди, словно раненая птица.
- Тебе со мной рядом, наверное, западло сидеть? – спросил он Лёшу.
- Я без комплексов, Слава.
- Да? А другие-то вон давно не здороваются.
- Бог им судья. А нам есть, что вспомнить. Мы работали вместе. Ещё по сто грамм возьмём?
- Возьмём, - кивнул Слава. – Бери тогда и поесть что-нибудь.
Они просидели больше двух часов, и домой Лёша уехал, когда было совсем темно. На прощание он пожал Славе руку и оставил немного денег.
Пожалуй, первый раз Слава не вернулся в кафе, после того, как проводил друга. Пить не хотелось. Больному организму спиртное не требовалось. Но почему-то сильно хотелось пить. Он купил бутылку пива и заковылял в своё жилище, до которого было метров двадцать.
В туалете никого не было. При помощи дверной ручки он сковырнул пробку с бутылки, сел удобнее на свой картон в углу у тёплой трубы и с наслаждением сделал несколько глотков. Так, сидя, опустив голову на грудь, он и уснул. Недопитое пиво стояло рядом.
Проспал Слава, пожалуй, не меньше часа. Пришёл в себя от громкого разговора и хохота. Головы, как всегда, не поднял и глаз не открыл. К издёвкам в свой адрес он уже давно привык.
- Да, может, он уже коньки отбросил, - говорил кто-то. – Стас, посмотри.
Тот, кого звали Стасом, подошёл и толкнул Славу ногой.
- Эй, ты живой?
Слава не пошевелился.
- Да тряхни ты его как следует. Пьяный он.
Стас упёрся в его бедро ногой и резко надавил. Слава дёрнулся от боли.
- Ого, лягается! Живой. Ты чего тут устроился? А кто за номер платить будет? – ёрничал Стас.
- Ха-ха-ха! Хи-хи-хи! - закатывались друзья Стаса. – Ой, умора, б… гостиница, номер люкс.
- С туалетом. Ванны только нет.
- И бабы. Гы-гы-гы!
- И телевизора.
- Мужики, не трогайте меня, я болею, - попросил Слава.
- Ха, гляди-ка, больной! А ну, покажи фейс своего лица? Посмотрим, какой ты больной.
- Чего показать? – поднял он голову, инстинктивно чувствуя: не поднимет – снова получит пинок.
- Э, да это рожа, а не фейс. Гляди, братва! Тарзан! И гримировать не надо. – Стас ладонью сбил с него шапку. – Глядите?
- Оставьте меня в покое, - тихим хриплым голосом повторил Слава.- Я, правда, болею.
- Болеет он! А за квартиру кто будет платить? Дядя?
- Стас, оставь бедолагу в покое, - сказал кто-то из парней. – Похоже, он  правда больной.
Но Стас вошёл в раж. Над беззащитным человеком поиздеваться одно удовольствие. Заметив ненавидящий взгляд Славы, он захохотал:
- О, Тарзан сейчас прыгнет. Ты не кусаешься?
«Сейчас укушу, - мысленно ответил ему Слава. – Только попробуй ещё дотронься».
Его охватила какая-то дикая, никогда не испытываемая ярость. Ах, ты, сволочь! Над беззащитным издеваться? В нём как будто поставили пружину на боевой взвод. Он подобрался и внутренне изготовился к прыжку. Сейчас укушу. Хоть у меня и гнилые зубы. Он выбрал момент, когда Стас поднял ногу, намереваясь снова его толкнуть. И метнулся, словно рысь, вцепившись руками в другую ногу, рванул её на себя и вцепился в неё зубами около щиколотки. От неожиданности Стас упал и завыл от боли, пытаясь вырваться. Но бич крепко держал ногу обеими руками и, рыча, ну совсем, как собака, продолжал грызть её.
- Мужики, помогите! – орал Стас. – Убью, паскуда! Отвали, б…
Опомнившиеся дружки бросились пинать Славу. И тогда он поймал ещё чью-то ногу и снова вцепился в неё зубами.  Кто-то заорал благим матом.
Его били до тех пор, пока он не затих.
- Вот паскуда! – Стас задрал штанину. – Всю ногу искромсал, падла!
- Мужики, сваливаем отсюда, пока никто не зашёл. Может, мы убили его.
 - Так ему и надо, козлу. Сваливаем!
Слава очнулся через час. На полу увидел кровь. На губах чувствовался привкус крови. Он ощупал лицо. Кажется, по нему не попали. Но сильно болел правый бок. Хорошо, что пальто глушило удары. А ещё сильно болит нога, там, где был перелом. В это место ему досталось несколько ударов. Сволочи!
Но чья всё-таки кровь на полу? Он ещё раз ощупал лицо и убедился: крови нет. Значит, это кровь того, кому он в ярости грыз ногу. Вот шакалы! Избивать беззащитного человека, издеваться над ним! Нет ничего подлее. Жлобы! Пусть жизнь посмеялась надо мной, сделала меня бомжом, вором, но издеваться над беззащитными я бы никогда не смог. Даже у падшего человека есть принципы. Но вот эти? Чего им не хватает? Откуда они берутся?  Кто их воспитывает? Какие матери родили этих уродов? И кто их отцы?
И Слава неожиданно для себя первый раз задался вопросом: а каковы сейчас его сыновья? Неужели такие же отморозки, циничные и злобные? Неужели такие? Стоило ли их тогда рожать?
Он глубоко вздохнул, как засыпающий ребёнок и затих, слушая боль во всём теле. А сердце, получившее встряску, работало ровно, без перебоев.
В этот поздний час в туалет никто не заходил. Им пользовались преимущественно днём. И чего припёрлись сюда эти поселковые шакалы? А ведь они подрастут, женятся, наплодят детей. Неужели таких же?
Заснуть было невозможно. Он лежал и вспоминал прошлое: детство, родителей, школу, первую любовь, женитьбу, работу. Неужели всё это было когда-то в его жизни?
Забылся Слава только под утро. Поднявшись по нужде, дохромал до писсуара и обнаружил в моче кровь. По почкам ему досталось крепко.
 Два дня он не выходил на улицу. Есть не хотелось, а воду он пил тут же, из крана. Уборщица эти два дня не появлялась. Она заболела, и в туалете никто не убирал.
На третий день он всё-таки дошагал до кафе. На деньги, что дал ему Лёша, купил сто грамм водки и пельмени. Впервые в жизни пил с неохотой, по привычке. Но всё равно стало легче. Однако Слава понимал: это не надолго. Чтобы поддерживать такое состояние нужно добавлять постоянно через час, через два…
Но денег осталось только на пачку сигарет. Их он и купил. Вышел на улицу, закурил, закашлялся и долго не мог отдышаться.  Ярко светило февральское солнце, и мороз почти не ощущался. Со страшным рёвом, словно истребитель, взлетел самолёт Ту-134, и Слава смотрел ему вслед до тех пор, пока он не исчез в морозной дымке. Затем вернулся в туалет и устроился в своём углу.
Какое сегодня число? Кажется, уже конец февраля. Скоро весна, а там и лето. Где же он будет жить летом? Ничего, найдёт. Он сделает себе в лесопосадке шикарный шалаш, пол выстелет еловым лапником. И никакой дождь ему будет не страшен. А сверху для гарантии накроет плёнкой.
В мечтах о лете Слава задремал и больше не шевелился.
Через два дня вышла на работу уборщица. Как всегда в дверях она, прежде, чем войти, прокричала:
- Есть тут кто-нибудь?
Не получив ответа, вошла. Слава лежал, свернувшись калачиком, на своём месте.
- Вот как хорошо тебе спится сегодня, - произнесла женщина, - и не храпишь даже. – Она достала ведро и швабру. – А я приболела. Температура поднялась. Где простыла  - ума не приложу. В бане лечилась. Заварила мяты, смородины и дышала. Всё, как рукой сняло. Да вставай уж ты. Я тебе пирога принесла, вечером вчера выпекла. С рыбой. Мой-то мужик два дня на озере сидел. Клёв, говорит, пошёл. 
Уборщица привычно замахала шваброй, приближаясь к Славе. Обычно при её приближении он просыпался. Дойдя до Славы, женщина остановилась.
- Вставай уж, хватит спать-то. – Нагнулась и увидела бледные щёки и страдальчески открытый рот.  – Батюшки! Эй! Как звать-то тебя? Умер что ли? Может врача позвать? Господи!
Но врача ему уже было не нужно. Раньше надо было врача. Земной путь Мыльникова Вячеслава Ивановича закончился.
Его вынесли из тёплого туалета, отнесли в ангар и бросили на холодный бетонный пол. Теперь ему не нужно было тепло. Он ненавидел холод при жизни, но сейчас ему нужен был холод.
Слава не дожил до своей льготной пенсии, о которой часто мечтал. Да что уж теперь. Как говорил великий вождь: нет человека – нет проблемы. А для государства и не существовало этого человека, как не существует для него каждый в отдельности.
А мне кажется, если бы он и дожил до пенсионного возраста, то всё равно вряд ли её бы получил. Ведь если человек нигде не числится  и не имеет документов, кто же даст ему пенсию? Ведь его же нет.
Читатель, я не знаю, как закончить эту печальную повесть. Потому, что не знаю, отчего Слава умер, не знаю, где и как его похоронили, что стоит у него на могиле. Да и есть ли могила? Я не знаю, как хоронят неопознанных бомжей, не имеющих документов. Скорее всего, на могиле деревянный колышек с номером.
Я хорошо знал этого человека, и последний раз видел его за неделю до смерти. Вид его был ужасен, но больной он уже не выглядел оскорблением человечеству. Это был просто больной человек, одетый, правда, не так, как все и не имеющий никакой медицинской помощи. А болезнь она никого не красит, ни бомжей, ни академиков.
Жалко его было, но чем можно было помочь? Может, ты подскажешь, читатель? Он сам себе выбрал такую судьбу, сам подписал себе сценарий своей жизни и в точности его выполнил. И, как говорят, конец закономерен. Другого исхода не могло быть. А сколько таких бомжей по России? Кто их считал?
Говорят, он лежал два дня в туалете мёртвый, свернувшись калачиком, как лежат раненые собаки. Два дня мимо него проходили люди, много людей, делали своё дело и уходили. Смеялись над ним, уже мёртвым.
Возникала ли у кого-нибудь жалость к нему? Может быть. А, может, и нет. Да и стоило ли его жалеть? Может быть, это был для него лучший исход?
Но всё равно иногда поражает человеческое равнодушие.
Вчера была годовщина смерти бомжа, когда-то авиационного специалиста первого класса Мыльникова Вячеслава Ивановича.  Вспомнил ли кто об этом? Знают ли вообще о его смерти жена и дети? Мне кажется, если и узнали, то мало чего шевельнулось в их сердцах.
Но и всё равно, ведь было же в человеке что-то хорошее, было. Просто не может человек состоять из одного плохого. И, вероятно, поэтому мне иногда кажется, что в его смерти есть и моя вина. Но вот в чём она заключается – не могу понять. По видимому, у нас у всех есть какой-то комплекс вины перед безвременно ушедшими, кем бы эти люди ни были.
А если так, то не нужно их и судить. Бог им судья.
-----------------

  2004 г.