Клубничный сыр

Клубничный сыр.

Двери вагона с шипением закрылись.

Она стояла у двери напротив выхода, стояла там все две долгих остановки, а может даже и дольше. Но их взгляды встретились лишь после того, как он захлопнул книгу и стал прокладывать себе путь через толпу – к выходу. Он видел Её глаза всего несколько секунд, но и их оказалось вполне достаточно.
Выйдя из поезда, он сразу оглянулся, хотя точно знал, что друзья уже вышли из вагона. И всё равно он сказал им что-то вроде “А вы здесь?”, - как он привык и как говорил всю жизнь, чтобы оправдать свои поступки, которые могли показаться смешными, оправдать их перед окружающими.
Возможно, только один человек мог его понять, и этот человек стоял на перроне рядом с ним. Но даже если друг и понял, то не подал виду. Оглянувшись в вагон, он увидел лишь серые спины и пару глупых шапок. Она куда-то ушла, скрылась из поля зрения, но Её образ продолжал стоять у него перед глазами. Может, девушка и не была красивой, но не красота привлекала к Ней. За несколько секунд, которые он смотрел на Неё у него появилось ощущение сияния – чистого тёплого сияния, исходившего от лица. Сияние было мягким и как бы неправдоподобным, что создавало в видящем его ощущение своей избранности, способности видеть что-то недоступное окружающим.
Голубые глаза и волнистые светлые волосы… Как избито, как стандартно, - и всё-таки, как невыразимо прекрасно! При взгляде на лицо в ореоле мягкого свечения на секунду открывалась дверь в мир восторженных поэтов девятнадцатого века. Этого мига было достаточно, чтобы понять: какими бы прекрасными ни были их стихи и какие бы отзвуки они не находили в душах читателей, никакому поэту, а тем более писателю так ни разу и не удалось передать всю гамму чувств, испытываемых в один миг  – таких сложных чувств, на поверку оказывающихся одним и очень простым чувством. Это можно было сравнить с призмой, но только в обратную сторону: не белый свет рассыпается на семь разных цветов, а все эти семь цветов вместе создают чистый белый цвет – такой простой, и такой прекрасный.
Он не был ни поэтом, ни писателем. Конечно, можно было попытаться уложить чувства в стихи, подобрать рифмы и выбрать ритм, но тогда красота – единый и неделимый белый свет рассыпался бы на тысячу осколков, которые могли бы стать разве что эхом – как обширные руины древнего города лишь намекают на его былое величие.
Каким бы простым ни было чувство, в каждом человеке оно всегда вызывает свои ассоциации. Ему же в этот момент лишь вспомнилась строчка из давно забытой песни.

…a blue-eyed angel with the strawberry chicks…

Он никогда не любил эту строчку, она всегда казалась ему слишком пошлой, и поэтому он всегда пел её по-другому:

…a blue-eyed angel with the strawberry cheese…

Клубничный сыр…

Двери вагона с шипением закрылись.