Не говори мне нет

Не говори, не говори мне нет. Завтра, когда взойдет яркое солнце, мы уйдем, уйдем туда,  где нет черных пятен, только не говори мне нет. Лунное затмение будет не пыткой,  а сладким сном, дождь будет чистым, и золото его воды мы будем пить из чаши красивого синего неба, только не говори мне нет. Там, там, вон за  горизонтом, видишь? Вот там нет обмана, нет лжи, там можно плакать, там можно смеяться, там можно жить, родной мой человек, жить слышишь? Ты слышишь? Я буду готовить тебе ужины завтраки, я буду с тобой, всегда с тобой, я буду для тебя, родной мой человек,  толь услышь меня.
Сидящий на пристани мужской силуэт, отражал красивый профиль под тенью солнечного дня, взгляд его казалось,  устремлен прямо, и как-то очень далеко, он молчал. Ни слезы, ни просьбы и мольба не могли тронуть его остывшую душу. Он молчал, он уже давно молчал, и ему не хотелось ни неба,  ни солнца, ни рая, мертв.

Мне не нужны твои завтраки – сухо сказал он. Я сыт. Мне намного приятнее суета, жизнь веселье в полночь, которое забавляет меня намного больше, чем твои дожди, солнца, и всякая чушь. Тело красивых женщин мне приятнее, чем разговоры, или как ты там говоришь, воркованье наше с тобой? Да вот этого  мне больше не нужно. Когда-то это было приятнее, чем теперь прощай, и отпусти меня - холодно и резко вырвалось с его уст. С уст человека, с которым разделялось ложе, чай, утро на двоих, жизнь. Отпускаю- неожиданно даже для солнца, сказала она.
Удивленный взгляд пал на ее красивое и немного бледное лицо. Он посмотрел так, словно ждал от нее ответа. Казалось, что в этот миг теряется все, его авторитет в ее глазах измученной и влюбленной, казалось, что все перевернулось, птицы, небо потеряло все четкость звуков и красоту, которой некогда он уделял больше внимания , чем теперь.
Она стояла,  глядя  прямо и уверенно в эти родные глаза, чуть улыбавшись, сквозь боль, и бурю, которая происходила в ее  душе. Я тебя отпускаю, любимый - сказала она, без чувств и лишней  выразительности. Она ушла.

Этот силуэт, который, несколько минут назад, будучи уверенный, с прямой осанкой, теперь стоял обмякший, словно человек убитый каким-то горем. Мысли его  блуждали,  одна за другой, но прояснения не было, все ему было странно, он привык  к другому отношению влюбленной женщины. В его голове было столько планов, он уже давно думал о других музах, он же минуту назад был мертв к той, что ушла, черт возьми! А теперь вот эти два слова, эта улыбка, убили, растоптали его, побудила в нем давно спящие желания, теперь же  он желал ее всем телом,  всей душой. Он хотел, он не мог, он внемог, он потерялся перед той, которую казалось бы,  знал целую жизнь. И как за одну минуту можно проснуться?- говорил он себе. Поющий ветер, словно в насмешку отвечал ему своим завыванием - проснуться можно так же быстро, как и полюбить.
Его охватила неодолимая тоска, ведь она ушла  безвозвратно в мир других ветров, в мир солнца, в мир  чистых дождей,  наконец! А я? Кто я теперь? Какая невыносимая тоска и боль в моей душе Боль, по женщине,  которая только, что была в моей воле, в моих руках, вечности. А я, проданный суете,  позволил себе роскошь - оскорбить родную и самую мне близкую. Что же делать? Как жить дальше? Как жить без неё?

Рассвет лениво пробирался сквозь зеленые листья густых деревьев. Птицы напевали утреннюю молитву, небо плескалось голубизной, среди белых и волнистых облаков. В старом заброшенном доме сидел ворчащий старичок лет восьмидесяти. Каждое утро на протяжении сорока лет , он просыпался в ожидании и засыпал в одиночестве холодных и порою очень злых ночей. В его лице просвечивалась былая дерзость и красота,  в глазах была нескрываемая тоска, тоска и боль ценною  в целую жизнь, боль утраты невозвратимой, выброшенной по собственной вине.
Старое кресло,  служившее другому человеку, стало единственным другом этому сгорбленному старику. Усаживаясь в него,  он долго встречал рассвет, после так же долго провожал закат, и всегда ждал…
Золото,  спускавшееся на землю, обрисовывало землю розово-золотыми лучами, там где-то высоко среди пушистых покрывал пепельного отлива, старику показалась женщина, напоминавшая  всю цель его жизни, всю его любовь,  которая в миг,  перевернула  его жизнь. Она словно,  снисходительно улыбаясь, и жалеючи,  смотрела на этого дряхлого, измученного тоской старика. В дымке синевы, она постепенно растворялась, смутно стало совсем, потом еще темнее.
Этот сгорбленный силуэт погружался в глубокий сон, где наверняка его не будет больше мучить это жуткая тоска по утрам, тоска чего-то сильно желаемого, и невозвратного…