Рассказ пятый. Мамаево побоище

                Мамаево побоище.

Мы купили телевизор! «Рекорд»! С большим экраном! Дедушка сказал: «В два раза больше, чем у КВНа». Я не очень поняла про КВНа, но жутко обрадовалась!
Мы все сидели в бабушкиной комнате и смотрели. Нет, не все. Дяди Валеры всё не было. А уже поздно. Мы смотрели телевизор и молчали.
 
А мне так хотелось, чтобы все вокруг говорили: дедушка шутил бы, бабуля что-нибудь бы перепутала, мама с тётей Ирой перебрасывались бы словом-другим  через головы ребят, наша «троица» возилась бы, спихивая друг друга с табуреток, а дядя Валера… он бы обязательно  красиво и непонятно объяснял всё про технику.

Но его всё нет. Тётя Ира стояла, прислонившись к косяку двери. Её весёлое круглое лицо будто застыло. И глаза, зелёные, как у мамы, смотрели поверх нового телевизора. Мне нравились её волосы, кудрявые, дедушкины, только пшеничные. Она мамина младшая сестра. Я всегда хотела сестру, младшую. А то всё мальчишки, да мальчишки…

 

Так уже бывало, и не раз, когда мы все ждали одного дядю Валеру. Я-то, надо сказать, не очень ждала. Но из-за нервозности других, тоже начинала прислушиваться к входной двери.
Дядя Валера был высокий, с густым «ёжиком» на голове и с глубоко посаженными глазами. Они у него были то лукаво-насмешливые, то остановившиеся и жёсткие. В последнем случае дядя был хмур и сильно качался.

Мы сразу разбредались по своим комнатам. Ребят бабуля уводила к себе, а мы с мамой тихо сидели в своей. И прислушивались. Резковатый разговор за стенкой становился то громче, то тише. Иногда там начинали кричать, и мы напрягались. На этом всё могло и закончится, и тогда весь вечер мы бесшумно ходили по квартире, а в Большой комнате было темно.

Но иногда… Вдруг раздавался жалобный вскрик тёти Иры!  И всё приходило в движение. Мама быстро одевала меня, и я, как робот, подчинялась. Взрослые выбегали из своих комнат и устремлялись в Большую. Мама же сначала выскакивала на лестничную площадку и звонила к соседям: к тёте Насте, к тёте Зое, наверх к тёте Вале, или вниз к тёте Нюре. Те быстро забирали меня. А соседские мужчины кивали в сторону нашей двери, из которой доносились разноголосые взрослые крики вперемежку с мальчишечьим фальцетом.
- Пока не надо, - приглушённо говорила мама и убегала за дверь.

Бывало, и к нам приводили соседских детей или «раненых» взрослых, которым бабуля и мама оказывали первую помощь.

Я была в чужой квартире или с другими ребятами, или со взрослыми, которые частенько брали меня на колени и играли со мной в «ехали, мы ехали…», а то и просто сажали за стол и кормили до отвала. Но я всё равно очень ждала маму.
 
Она, усталая и строгая, приходила, наконец, и забирала меня  домой. А там я видела заплаканную тётю Иру, сидящих под столом затравленно оскалившихся ребят, посуровевшего деда и возмущённо деятельную бабулю. Дядю я не видела, он лежал в тёмной, закрытой Большой комнате. Мне было муторно на душе и всех жаль. Кроме него…

На следующий день все ходили притихшие и немного смущённые. А потом жизнь опять входила в свою колею.



Но сегодня всё случилось по-другому. В дверь резко и долго позвонили. Тётя Ира вскинулась и пошла открывать. Все напряглись и переглянулись. Было непривычно тихо. Гришка проскользнул «на разведку». И вдруг раздался лёгкий топоток Гришкиных ног в полном безмолвии. Бабушкина дверь сильно распахнулась, и мы увидели испуганную до перекошенности мальчишью рожицу и тёмный провал широко открытого рта.
- Папа маму бьёт!!!
 
Мы все какой-то лавиной бросились в Большую комнату. Тишина взорвалась рёвом всей семьи. За мельканием рук и ног ничего не было видно. Я оторопела и не знала, что мне делать. Я видела, что дядю били все, визжа, рыча, захлёбываясь слезами. Дедушка перехватил тётю Иру с ребячьей клюшкой в руках и оттеснил подальше. Дядю Валеру связали и бросили на диван. Меня всю трясло. Я, не помня себя, подбежала к «поверженному врагу» и стала колошматить кулачками ему по ногам, тоненько воя и притоптывая. Бабушка  ахнула, дедуля подхватил меня на руки, а дядя Валера …заплакал. Он глухо плакал, уткнувшись в складку дивана. Все безмолвно постояли над ним, потом выключили свет и вышли из Большой комнаты.

Дедушка пошёл «ставить чайник». Мы поплелись за ним, на кухню. Потом долго и ошеломлённо сидели над полными кружками. «Просто Мамаево побоище», - подытожил дед.
 
Когда семья немного оправилась от шока, и все как-то нерешительно занялись своими делами, старательно обходя или быстро пробегая Большую комнату, я подсела поближе к дедушке.
- А Мамай – это кто? – спросила я шёпотом.
- Да, был такой тип… Завоеватель… - прихлёбывая чай, покосился на меня дед.
- Его тоже …били? – я замерла, ожидая ответа.
- Нда… Побили… Порядком… - устало, но хитро прищурился дедушка.
Я представила пьяного драчливого Мамая, связанного своими несчастными родственниками, и сжала губы.
- Ну, и правильно сделали! – я слезла с табуретки и, громко топая, пошла в нашу с мамой комнату.


А наш «Мамай» больше никогда не бил тётю Иру.