Маленькая история...

Был нормальный постперестроечный год 1987.
Мы только закончили институт.

Беременную по большой и сильной любви подругу Тусю родители забрали на время декрета к себе. И Алька осталась совсем  одна в этом странном деревянном доме. Осень вступала в свои права, Алька курила на крыльце, кутаясь в старую Тусину куртку,   и слушала шумящие в ночи сосны.

Вдруг приехал с букетом мальчик, с которым учились в одной группе. Невероятно высокий, умный и красивый. В общем-то, отношения в институтские времена у них были довольно ровные - ну, когда-то на третьем курсе он пригласил ее в кино, а спустя пару лет невзначай позвал в Карпаты. Куда она не попала, потому что не успела сдать досрочно какой-то экзамен. Да и мама ждала на каникулы. А тут он вдруг приехал.

Алькины тетки с работы, засидевшиеся за бутылочкой коньяка, резко засобирались домой. Танюшка шепотом попыталась прокомментировать происходящее, а Галенька взяла ее под  ручку – увела.
Алька приняла его, как могла: слушала душераздирающие истории, как он сидел в колхозе (куда был послан от работы) и все вспоминал ее. И вдруг понял, что ему без нее – никак!  Конечно же – в конце концов - он опоздал на последнюю электричку, пришлось устраивать ночлег на диванчике. Ночью  он шептал ей слова о любви, был неуклюжим и торопливым.
В общем, ночь Алька продержалась с трудом. Никакого удовольствия, одно раздражение на себя.  Страшно стало спустя неделю. Месячные, что должны были придти через два дня, не радовали. По причине полного отсутствия.
Алька сходила потихонечку с ума, но менструация объявила бойкот. По-полной! Пришлось ехать в консультацию.

Толстая тетка-врачиха радостно сообщила, что беременность протекает благополучно.
Алька позвонила, на всякий случай, этому красивому мальчику. На удивление, мальчик приехал, привез ее любимые груши с рынка и сливы.
Смотрел Альке в глаза и говорил:
-Ты пойми, Алька, мы с тобой - люди из разных социальных кругов. Ну как я тебя могу представить родственникам? Что про тебя скажу им? Ты ведь – девочка из «ниоткуда».  Ты - ни о чем.
Алька никак не могла понять, почему она – из «ниоткуда».
Пусть родители были – не профессура, но занимали достойные должности. И она всегда считала свою семью замечательной. И дипломную работу она с виновником беременности писала за одним столом в одной лаборатории, у одного и того же руководителя. И в их дипломах стояли одинаковые даты и слова «инженер – технолог».
Алька плакала, груши после этого  не ела никогда в жизни.

Кровотечение началось неожиданно, в рабочий день. Алька сидела в туалете, девчонки тихо шипели из-за дверей, что надо держаться, пока не заметили – что не отмоется она потом от пересудов!
В половине четвертого, доложилась шефине, что завтра будет в райкоме комсомола, пусть не ждет.

Шла через лес, от сосны к сосне, кровь лила по ногам через края обуви. Доползла как-то до дома, содрала одежду.
От боли тихонько скулила, из нее лезли какие-то куски. Старательно собирала эти куски в полиэтиленовый пакетик, от ужаса происходящего ничего не соображала.
Кое-как собрала сумку, поехала на электричке к врачу.
 
Измотанную болью Альку – определили в сантранспорт с диагнозом «выкидыш». В больнице Мечникова старая тетка долго пытала, что такого Алька с собой делала. Она прижималась к стенке, ничего не пытаясь объяснять.
Наконец, ее вызвали в смотровую. Рядом стояли несколько металлических столов.  На каждом тихо стонали такие же тетки разного возраста
Алька не смогла определить, когда же попала в эту категорию – «тетка». «Тетка» в нашей стране не имеет возраста, ее никто  не любит, не принимает, как личность.
Альку всю трясло от холода, от потерянной за день крови, от этого металлического стола. Тихо попросила хоть какое-нибудь обезболивающее. Усталая врачиха, без возраста, в резиновых перчатках только фыркнула: 
-Мало вас, проституток учат…
-И лежи тихо!
Боль была страшная. Ощущение, что тянут из горла через промежность что-то.
Альку трясло от холода и непереносимой боли.  Старой врачихе было все равно. Она сто тысяч раз видела этих дурр, которых привозили с этими выкидышами.
 Никому они были не нужны. Только в красивых американских фильмах все хотели детей, трогательно посещая врачей и принося цветы в красивых букетах.
Наши люди, наоборот, очень боялись слов: «У вас будет ребенок». Замотанные жизнью, со всеми своими денежно - квартирными проблемами.
Ее ужасно раздражала эта молодая женщина. Тоже мне, думала Елена Семеновна, не она первая!
-Терпеть надо, подумаешь, выкидыш! И радоваться надо – избежала аборта,  грех на душу не приняла.
Она покрикивала, чтобы пациентка лежала тихо, а та теряла сознание пару раз уже, всё больше проваливаясь в какое-то равнодушие.
- Всё! Встала, пошла, освобождаем место! Следующий!

Алька пыталась как-то собраться, но ноги не слушались. Участливые глаза молодого мальчика вдруг появились из кошмара неоновых ламп.
- Я помогу, давай. - Тихо взвалил Альку на плечо, потянул со стола.
Мальчика звали Сашей, ему только исполнилось девятнадцать, и он учился в  Педиатрическом институте. Он помогал сегодня в смотровой. Его «зацепила» эта женщина с больными глазами, и как на нее кричала Елена Семеновна. Сашка понимал, что была это просто защитная реакция на всю эту жизнь, и чистить эту молодую женщину от первой в ее жизни случайной беременности доктор не хочет. Ну, некуда бежать! Обезболивающие средства   закончились, действительно, еще пару часов назад, и врач была – не причем. Она просто делала свою работу. А больница в этот день дежурила. Кареты скорой помощи все подъезжали, хоть места закончились уже давно. Сашка не знал, куда укладывать эту полуумирающую тетку, которую только что он стащил со стола.
-Ты потерпи, хорошо? Я сейчас, я придумаю что-нибудь…

Сашка выпросил на соседнем отделении матрац. В коридоре бросил его на дерматиновый жуткий диван. Женщина все стояла, прислонившись к стене. Не мигая, устало смотрела в никуда чудными черными глазами. Сашка положил ее, притащил грелку со льдом, укрыл одеялом. Вышел на лестницу, закурил. Мимо прошел доктор Кирпичев, милый человек. Сашка извинился, попросил посмотреть эту больную. Кирпичев улыбнулся, сказал: -Все путем.

Утром  Алька сидела на дерматиновом диване и механически вязала шапочку.
Кирпичев вяло прокомментировал: -Ах, ты, все бы так готовились к госпитализации!
Кирпичев был красив, тетки тихо постанывали в его адрес.

Коридор больницы напоминал госпиталь первой мировой: по всему периметру лежали женщины, многие – под капельницами. Протеже студента сидела в углу дивана, спицы позвякивали…
Глаза задушенного агата сверкали на солнце, пробивающемся сквозь грязное оконце. 

Выписывали на утро. Алька вышла под осеннее солнце в новой шапочке. Ночью выпал снег, подморозило. 
Сашка очень боялся опоздать, прибежал часов в семь. Он проводил ее до остановки. Она молчала. Свежесвязанная нелепая шапочка как-то косо сидела на голове, сползала на глаза. Альке было все равно.
Каким-то трамваем добралась до метро. На работе никто не удивился, Галенька с Танюшкой честно повздыхали.
Телефон прозвонил часов в одиннадцать.
Звонила Тусина мама из Калининграда, Светка ночью родила мальчика.
Алька плакала навзрыд.
Красивый мальчик с синими глазами больше никогда не появился в ее жизни.
 
Сашка потом ездил к ней много лет подряд. Она была старше его на шесть лет. Жалела, кормила, но никогда с ним не спала.
Потом Сашка познакомился с девочкой из Финэка, высокой и сумасшедшее красивой.
Алька улыбалась, девочку приняла, но Сашка все не мог понять и простить ей  это.
Много лет спустя он стал большим начальником. Алька прижималась к широкому  его плечу и, смеясь, говорила: -Ах, какая из меня  «докторша» получилась бы…
Жена не выдержала ритма его жизни и лет через семь лет ушла к молодому сотруднику.
Сашке было, похоже, все равно. Около него всегда в избытке крутились некие «миски» (так их называла Алька)  - красивые медсестрички, которые могли бы украсить обложку любого модного журнала. Его же интересовала только работа, он сутками пропадал в клинике. И еще у него было «мужское» хобби -  настоящие яхты. Все свободное время и отпуска он проводил в море с друзьями. Альке иногда казалось, что Сашка попросту не замечает смену «мисок» в своем доме.
Его дочка, Нюся,  пошла по папиным стопам, поступила потом в мединститут и была Сашке в работе помощницей. 
Нюсю с малого оставляли у Альки, иногда на несколько дней. Алька искренне ее любила.
Иногда она брала Нюсю с собой в отпуск на юг, на Кубань – к бабушке Тае.
Та кормила худющую «заиньку» пирогами со свежими абрикосами и компотом из слив.
Нюська вышла замуж в девятнадцать лет. 
Алька опять была после больницы, худая и черная, целовала девочку, искренне считавшую своей…
Сашка злился: за то, что она  все еще живет с козлом своим, что вовремя не обратилась к врачам.
Алька снова прижималась к его плечу, гладила беременную девочку по щеке и требовала, чтобы все срочно ехали куда-то пить шампанское…