Триколор

       Сколько еще людей не верят в нее? Какова статистика? То есть, если бы был проведен опрос: верите ли вы в это дело? – то по итогам такого «непритязательного» теста отрицательных ответов было бы больше, нежели положительных? Просто интересно. А какой процент людей привел бы свои мотивы и доводы? Сколько бы мы услышали неоднозначных ответов, неопределенных?.. Ведь многие ее не встречали, не чувствовали, сомневаются в ней. Некоторые не понимают даже что это такое, хотя слово определенно знакомое. Шумели бы, возмущались, рассказывали с улыбкой, смотрели в небо и трепетно несли чушь, закатывая глаза, а кто-то – может даже, угрожал бы и злился.
       Но все это только «бы».
       Социологи планеты проводят разнообразные опросы. Глобальный же тест никто проводить не станет, потому что боязно. Ну, или потому что считают это пустяком. Не знаю, я не хочу так считать. Я буду говорить…
       …буду говорить о любви.
       Я постараюсь ответить на все пункты воображаемого опроса. Честно. Подумав, причем сто раз. Не шутя, не комплексуя, не боясь быть непонятым и непринятым. Ничего не скрывая и не тая. Все секреты – вот они, на рассмотрение, вам, беспристрастным, на суд.
       Представлю, что тест этот я составил и предложил пройти себе сам.
       Я все-таки буду говорить о любви, считая, что именно о ней и толкую, а то опять получится неоднозначно. То есть, вот она, неосязаемая, влекущая. Так ее и назову – любовь, а не как-то иначе, увлечение или увлеченность, к примеру. А что там другие говорят – пусть говорят в программах соответствующих. Насмотрелся, как другие кушают. Сам попробовать хочу. Судя по гримасам, – вкусно.
       Не будет никаких имен, во избежание обид.

       Знаете, верю в нее. Чувствовал, чувствую. И надеюсь, всегда буду чувствовать. У нее множество цветов и оттенков. Как я это понимаю? Есть любовь к родным, близким людям, друзьям, девушке, к собаке, в конце концов, или просто – к вещи какой-либо. Это цвета все. Оттенки несколько глубже. Но не буду их трогать. Это требует более детального, обстоятельного и конструктивного рассмотрения, а я бы не хотел сейчас заострять на этом внимание, концентрироваться, если позволите.
       Конечно, далее пойдет речь о красном цвете – любви к противоположному полу. Так мне кажется, что красный здесь цвет. Пылкий, страстный, жаркий, жгучий. И запах у этого цвета – запах роз, земляники или корицы. Но иногда – и томатного сока с водкой. Со слезами то есть.
       Далее, если хватит терпения дочитать, вы увидите голубой цвет – это дружба.
       И ниже: цвет желтый – ненависть и желчь.
       Три проявления любви. Три разных истории.






                Красный цвет (любовь).


       «А Бог есть любовь…» (Alai Oli).

       Первая любовь? Я, честно говоря, и не помню. Видимо, не было ее, раз я не помню. Но как так, спросите вы. Как получается, что я уже влюблялся (а я это точно знаю), но первой любви не было? Ну… ладно, была одна девушка. Но опять же, боюсь я спутать это с увлеченностью. Все-таки в шестнадцать лет, что я мог знать о любви? Я и сейчас в ней слабо разбираюсь, а тогда совсем был дурак дураком.
       Да и не девушка это была, а скорее девочка. Всего-то четырнадцать с небольшим лет. Интерес у нас с ней был общий – группа «Король и Шут». Помните такую? Но интерес интересом, а выбрала она все-таки другого. Моего лучшего друга. А потом другого моего друга. После этого – его друга, мне не знакомого. Потом не знаю.
       А недавно я увидел ее, с трудом узнав. Вся в пирсинге, волосы в лиловый покрасила… А может, парик это – хрен его разберет. Стояла на остановке, курила тонкую длинную сигарету, держа самыми кончиками пальцев. Именно так чаще всего курят девушки длинные сигареты – затягиваются сладостным дымом, лишь слегка прикасаясь губами к золоченому фильтру. А пальцы у таких девушек едва ли толще самой сигареты. И так противно становится, когда я вижу такую картину. Стыдно, честное слово, за женский пол. Ну ладно, раз уж куришь ты, раз бросить не в силах, так не выделывайся хотя бы ты этим, не кичись. Нет, за мужской пол тоже, конечно, бывает частенько ой как стыдно! Но я сейчас не о том.
       Под глазами у нее были синяки, словно ее избили намедни. Если бы я ее встретил в таком виде ночью на Первомайском бульваре, так и подумал бы: шлюха.
       Но не все так плохо. Да, она стояла на остановке, уставшая, с синяками. Да, в ее мутных глазах я не смог рассмотреть той искорки, которая жила прежде. Той искорки, которой я гордился. Но все же я почувствовал что-то…
       …все же я почувствовал укол в сердце. Еле заметный, но он был. Вспомнил сразу ее глаза. Большие, голубые. Родинку на правой щеке. Вспомнил, как мы сидели у речки рядом. Я сидел справа от нее и разглядывал эту родинку и длинные ресницы. А она, словно не замечая, продолжала смотреть вперед, на речку, на лодки, припаркованные к берегу, на камыши. Смотрела на все, только не на меня. Один лишь раз повернувшись, она сказала рассерженно и нервно: «Ну, ты хоть скажи что-нибудь».
       О! Как часто я слышал эти слова! Они еще долго будут преследовать меня, не давая заснуть по ночам. «Ну, ты хоть скажи что-нибудь». Их говорили мне не раз и не два. И не одна девушка.
       Я молчал. Я вообще никогда с ней ни о чем не разговаривал. А что я мог спросить? «Слышала последний альбом КиШа? Понравился?». Естественно слышала! Разумеется понравился!
       Но вот мой друг, тот был великий оратор! Мы катались на лодке втроем. Я греб, а они сидели на корме – хорошо не обнимались. И он шутил. Шутил так, что она неугомонно хихикала, и даже я изредка посмеивался, пускай и злился на друга. Я завидовал его умению остроумно пошутить, но вида старался не подать. И даже когда обрызгал их водой, резко рванув веслом, извинился и сказал, что это было совершенно случайно. После этого уже никто не смеялся. Всегда так: не умею я весело шутить.
       А еще мы часто сидели в подвале ее дома. Опять же втроем. Вообще, мы редко оставались с ней наедине, постоянно рядом ошивался еще кто-нибудь: то мой друг, то ее подруга, то они все вместе разом.
       И в подвале этом было темно, вообще ничего не было видно. «Хоть глаз выколи» – это как раз про такие сволочные подвалы. Я был пьян в стельку. Кажется, в этот день проходил концерт нашей любимой группы. И я, конечно же, не мог не нажраться. А они ничего, держались. Кинули меня в этом подвале на грязный облеванный диван, а сами ушли куда-то. Наверно, любезничать и целоваться.
       Я не знаю, сколько прошло времени, пока я спал. Но когда проснулся, вокруг было так же темно. И еще я смутно помню, сколько я потратил времени, чтобы выбраться из этого вонючего подвала. Я шел через какие-то коридоры по говну, по дохлым крысам и еще по хрен знает чему, иногда падал, утопая руками по локоть в теплой жиже. Страшный подвал, ей богу. Как выбрался – сам удивляюсь.
       В этот самый день мы и расстались с ней.
       Но я все равно еще очень долго буду вспоминать ее. И родинку, и реснички, и глаза большие-пребольшие. Может быть, буду вспоминать ее всю свою жизнь.
       После нее я влюблялся часто, возможно, слишком часто. Влюблялись и в меня пару раз – по крайней мере, они так утверждали. Но взаимности никогда не было.
       Я болел медсестрой. Втюривался в одноклассниц. Хотел познакомиться с официанткой в кафе. Незнакомки в маршрутном такси… Все это было.
       В кинофильме «Вечное сияние чистого разума» главный герой сказал: «Отчего я тут же влюбляюсь во всякую, кто обратит на меня внимание?». Так вот, это про меня. Вообще, я очень влюбчивый человек. И если кто-то скажет, что любви с первого взгляда не существует, то он глубоко заблуждается.
       Бывает. Я встретил такую девушку. В принципе дальше история о ней.
       И все, что происходило со мной раньше, не сравнится с тем, какие чувства я испытывал и испытываю до сих пор к этой девушке. Я сразу забыл о том, как сидел во дворе своей одноклассницы, вглядываясь в окно девятого этажа. Как сидел в депрессивном состоянии в палате №5 кожно-венерологического диспансера и смотрел в окно, мечтал, считал минуты, ждал ее, когда она зайдет ко мне. Как пил дешевый портвейн, усердно тупея. Как уходила зима, как на смену ей приходила весна. Я все забыл. Появилась она.
       Я никогда никого не любил больше трех месяцев. Ее я люблю уже без малого три года.
       И это чувство куда сильнее, чем что бы то ни было раньше.
       В то время я работал в магазине продавцом. Сидел, как обычно ничего не делал, смотрел в потолок, да изредка поплевывал в него со скуки. Клиентов не было. И тут я услышал, как кто-то заходит, как открылась со скрипом дверь и захлопнулась с силой. Сначала я подумал, что это очередной «турист», и не придал этому особого значения. Продолжал сидеть и наяривать ногти надфилем. Да-да, стереотипы верны: практически все продавцы шкурят свои ногти, даже мужчины.
       Но затем я услышал легкое цоканье каблуков по кафелю. Со временем я научился отличать мужское цоканье от женского. Женское цоканье значительно легче, если женщина, конечно, не толстуха. Шаги у нее короче, чем у мужчины. Женщина… любая женщина – всегда радость в нашем магазине. Заходили они крайне редко, так как торговали в основном мы строительным инструментом. Но когда это случалось, все парни бросали свои дела и оценивали гостью по десятибалльной шкале. Начинались споры, делались ставки и все прочее. Ну а если молоденькая какая – так тут некоторые глаза ломали. Такая была редкость – девушки в нашем магазине.
       С того дня все и началось, закрутилось. Стоял июнь.
       На ней была темная юбка, колготки в крупную сеточку с рисунком, который я не смог разобрать, кофточка – того же темного цвета… Я… я не стану объяснять ее красоту, описывать ее внешность, рассказывать о том…
       …о том, какая она хорошенькая, изящная и грациозная, потому что все равно не смогу этого деликатно сделать, да и боюсь испоганить ее красоту моим неуклюжим и грубым словом. Предлагаю другой вариант, чтобы каждый из вас представил ее по-своему, создал в воображении оригинальный и личный образ, как хочется вам. Создайте свой идеал. Создали? Вот это и есть та девушка, которую я увидел в тот день.
       Она зашла, не обращая на нас, парней, внимания. Ее целью, как оказалось позже, были женщины. Достав из сумочки цветной каталог, она начала показывать какие-то картинки нашему кассиру, у которой тотчас же загорелись глаза. Стало ясно, эта девушка была обычным распространителем косметических средств.
       Интересная, кстати, профессия – распространитель косметики. Интересная, но трудная. Я работал на этой должности, но всего два дня – на большее меня не хватило. Общение с разными приветливыми людьми, бесспорно, всегда доставляет удовольствие. Но только по-настоящему сильный и выносливый человек продержится на такой работе долго. Это постоянная беготня, иногда выслушивание ругательств и проклятий в свой адрес. Люди ведь разные – попадаются и злые, и раздражительные, и хамы. Бывало, и в шею выгоняли, не разбираясь, кто я такой и что мне, собственно, от них, по уши завязнувших в делах и заботах, нужно.
       Девушкам, однако, в этом отношении значительно легче. Редкий мерзавец способен оскорбить, обидеть или прогнать прочь даму. Но, разумеется, встречаются и такие…
       Она зашла, не обращая на нас, парней, внимания. Мы в свою очередь не могли оторвать от нее взгляда. Вообще, не буду говорить про других. Скажу лишь про себя.
       В тот момент, когда я еще толком даже не рассмотрел ее, где-то в глубине души все-таки уже понимал, что это она – та, которую я пытался рисовать в голове на протяжении всей своей жизни. Та, которая ненарочно заставит забыть меня о еде, побочных мыслях, сне и душевном спокойствии в целом. Та, которая перевернет всю мою жизнь наизнанку. И если это не любовь с первого взгляда, то что тогда? Ответьте.
       Чуть позже, когда девушка, предварительно продав пару «Орифлеймовских» вещиц, покинула наш магазин, я окончательно и бесповоротно осознал, что влюбился в эту особу по уши. И, тем не менее…
       …тем не менее, осознавать это было приятно. Кто хоть раз влюблялся, меня поймет. Поймет это состояние – пожранный любовью.
       Раскусить таинство любви под силу не каждому. Да оно и не надо. Мы всего лишь люди. А раз так, дело остается за малым. Влюбившись, мы смотрим на мир другими глазами. Жизнь, ранее текущая мирным потоком, энергично и динамично начинает бить ключом. Организм возбужден постоянно. Мысли в голову лезут совершенно идиотские. Но в этот момент мы полагаем, что мысли эти как раз самые что ни на есть настоящие, естественные и всамделишные. А все остальное – идиотизм. И все вокруг – дураки, ничего в жизни не смыслят.
       Нужно быть предельно осторожным в это время, чтобы не натворить глупостей. Мы теряем рассудок. Виновата любовь…
       …да, рассудок теряем, но плюсов все-таки больше. Жизнь кажется намного интереснее и красивее, чем раньше. Яркая жизнь – колоритна. Сочная жизнь – калорийна. Вещи, которые мы никогда до этого не замечали, теперь видны невооруженным взглядом, бросаются в глаза. Любовь – это природа. Природа – это любовь.
       И еще я позволю себе выразиться вот так: любовь – это латентная сука, этакая соска в броском.
       Недавно ученые установили, что любовь – это еще и болезнь, причем из разряда навязчивых. Чувство, воспетое поэтами, отныне называют болезнью F 63.9. Но это только в этих кругах, эрудированных. Пусть они называют, как хотят. Мы-то с вами понимаем, что давать название любви все равно бесполезно. От перемены мест слагаемых сумма не меняется. Или как-то так… Мы-то понимаем, что господам теоретикам видимо заняться нечем. Ну и шут с ними, пускай работают!
       Другие говорят: любовь если и не болезнь в чистом виде, то уж, во всяком случае, «измененное состояние сознания». А изменяться оно может и в лучшую сторону, и в худшую.
       Используя язык медицинских терминов, врачи говорят: влюбленность – это острая патология, а  любовь – уже переход «заболевания» в хроническую форму.
       Когда девушка-распространитель вышла, мне будто тюкнул по голове топором сам Эрот, злорадный и забиячливый. А его подружка – Психея-бабочка, – порхнув крылышками, заигрывающее и звонко хихикнула, словно давала понять, что пора действовать. Я же, будучи по жизни паинькой, понуро только опустил голову, сдержанно и безучастно, послушно принимая тот подлинный факт, что девушка эта – не моего поля ягодка, и у меня нет никаких шансов.
       Я ждал, когда закроется за ней дверь, когда девчонка скроется из моего вида, чтобы я смог навсегда забыть о ее существовании. Но было уже поздно – я втюрился не по-детски.
       С тех пор на работу я ходил, точнее, чуть ли не бежал с надеждой увидеть ее вновь. Я верил, что она еще появится в моей жизни. И уж тогда…
       …уж тогда я точно найду повод, чтобы заговорить с ней, засунув куда-нибудь поглубже свою застенчивость и свои предрассудки.
       Но она больше не приходила. И потом, блуждая по улицам города, я безуспешно пытался высмотреть ее среди незнакомых мне лиц.
       В кампании, где она работала, ее тоже не оказалось. В «Орифлейме» работают одни женщины, что не удивительно. И все они показались мне настолько доброжелательными и милыми, что я смело обратился к ним за помощью. Они сразу поняли, кого я имею в виду, когда я дал описания этой девушки, и с пониманием отнеслись к моей проблеме. Нет, я не говорил им, зачем разыскиваю ее, да это, честно говоря, было бы излишне. И так все догадались.
       Она уволилась, сказали они мне сочувственно. Но дать мне ее адрес все-таки отказались, потому что не имели права разглашать данные о своих сотрудниках, пусть и бывших.
       Психологи говорят: то, как человек способен любить, называют квинтэссенцией личности. Именно в этом чувстве проявляются самые крайние черты характера, и болезненные в том числе. Больше всего изводятся и изводят других меланхолики, находя от чего пострадать даже при самом удачном раскладе. И холерики, которые впадают в ярость при малейших проблемах.
       Я не хотел останавливаться и пошел дальше. Нельзя сказать, что я очень уж мучался или много страдал. Все-таки вышел я из того возраста, когда молодые горячие люди царапают себе поперек вены и на полном, как они уверяют, серьезе грозятся повеситься, если им сию минуту не найдут ту единственную, без которой жизнь – и не жизнь вовсе. Одни, самые настойчивые, добиваются своего, и единственная соглашается, либо из взаимных чувств, либо боясь стать потенциальной убийцей; другие остаются с пустом, со временем забывая ту и влюбляясь в другую девушку; а некоторые – реализуют свои угрозы и кончают суицидом.
       И хотя смертников единицы, можно с уверенностью сказать: болезнь F 63.9, как ни прискорбно, иногда имеет летальный исход.
       Так вот, я продолжил поиски, не теряя надежды.
       А нашел я ее в социальной сети, название которой я называть не стану в силу ее известности.
       Друзья говорили, что это абсолютно бесполезно, что эти поиски не приведут к положительному результату, и советовали мне бросить мою затею. Но я почему-то верил в обратное.
       Я знал, как она была одета. Знал, что у нее была сумка с изображением кельтского креста. Уже что-то. Еще я узнал, в каком институте она учится; это единственное (но весьма полезное), чем смогли мне помочь женщины из «Орифлейма». С этими параметрами список всех девушек, проживающих в моем городе, заметно сокращался.
       В день – по сорок сообщений, в один день – по сорок девушек. Одни не отзывались, другие смеялись, третьи отвечали мне, что ничего не выйдет. В основном же они сочувствовали или восхищались мною, но помочь ничем не могли.
       Однако месяц спустя неожиданно пришло письмо, в котором какая-то незнакомая девушка уведомляла меня, что знает ту, которую я ищу.
       Мое бедное сердце чуть не покинуло своего носителя. То ли оттого, что обрадовалось, то ли оттого, что испугалось – ведь дороги назад уже не было.
       Вычислить влюбленного не составит большого труда. Но, разумеется, только если этот человек – ваш знакомый.
       Врачи говорят, вычислить влюбленного легко: отстраненный взгляд; радостное вздрагивание при каждом телефонном звонке; несчастный вид, если телефон долго молчит; непредсказуемая смена настроений; неадекватность реакций; «припадки бешеной красоты» (то новая прическа, то новый прикид); рассеянность, которой раньше не наблюдалось; повышение эгоистичности по отношению к проблемам других.
       Различают шесть типов любви: Агапе, Строге, Прагма, Мания, Людус и Эрос.
       Врачи предупреждают: опаснее всего для влюбленного – Агапе, чистая и нежная. По обыкновению это первая любовь. Подверженные этому чувству чаще всего оказываются обманутыми.
       Врачи предупреждают: самая опасная для всех, включая окружающих, – Мания, бешеное чувство с первого взгляда. Сопровождается бурными всплесками то эйфории, то отчаяния. Если не сгорает, то выливается в затяжную депрессию. Манию можно назвать невротическим расстройством.
       Так толком и не поняв, кто я такой, она на удивление быстро согласилась встретиться.
       Ровно через неделю я уже шел рядом с ней, с некоторой неловкостью подстраиваясь под ее короткий женский шаг.
       Последний месяц лета обещал быть дождливым, но еще достаточно теплым. Эта самая августовская вечерняя свежесть снимала усталость и приятно щекотала душу, а сладкая нега давала сил думать, что все будет непременно хорошо и ладно.
       Отлично помню, как сильно мне тогда захотелось признаться ей в своих искренних чувствах, как хотелось сказать ей, что вот сейчас, именно вот сейчас я действительно понял, что жизнь по-настоящему и без шуток прекрасна. Что жить нужно одним днем и невзирая ни на что эту самую жизнь любить, какой бы она иногда жестокой и безжалостной не казалась.
       Я так хотел сказать, что это ее заслуга! Так хотел выговориться!
       И я бы выговорился, но нерешительность и робость стали непреодолимым препятствием мне.
       А она говорила много. Рассказывала о себе: об учебе, о работе. А я отвечал на вопросы, если она задавала, лишь только изредка и не в тему кидая без спросу фразочку-другую про себя «любимого».
       И если бы я не был слишком самокритичен, то подумал бы, что ей интересно со мной.
       Эта девушка слишком общительна для меня, слишком счастлива. Она безумно хочет жить – я видел это по ней. И я знал, что рядом с ней я буду таким же жизнелюбивым и жизнерадостным. Но по натуре своей я не такой корыстный, чтобы осмелиться забрать у нее часть этой энергии.
       Говорят, что самая сильная любовь – это первая любовь. Я размышлял об этом, пока она с воодушевлением рассказывала мне о своих увлечениях…
       …я размышлял и с интересом разглядывал до боли знакомую родинку на ее правой щеке.
       Дежавю, думал я с фальшивой тревогой.
       Любовь – хоть и не грипп, но заразиться все же можно. Это доказали исследования психологов Йельского университета. В коллективе, где появляется одна влюбленная парочка, заражаются примерно 25-30% сотрудников. И переносится такая «зараза» не бактериями, не вирусами, а некими флюидами, слабыми электромагнитными импульсами. То есть получается так, что Купидон со стрелами – вещь весьма конкретная.
       Так что если у вас отсутствует иммунитет, и вы не желаете переболеть F 63.9, врачи советуют обходить стороной переносчиков этой болезни.
       Симптомы любовной болезни: невозможно сосредоточится на чем-то, кроме мыслей о возлюбленном; проблемы с аппетитом; приступы потливости, сердцебиения, дрожание рук, озноб, ощущение, что бросает то в жар, то в холод, и даже расстройства пищеварения; подавленное настроение, беспричинные головные боли, чувство усталости; нарушения сна; аллергические реакции на нервной почве: приступы удушья или кожные высыпания; приходящая вновь и вновь мысль о суициде.
       Я проводил ее до остановки.
       Почти сразу подъехал троллейбус, водителем которого оказалась женщина с совершенно бездушными глазами. Она смотрела на нас этими глазами, в которых с легкостью и без сожаления мог утонуть весь мой мир. Такое серое и необычное море – были ее глаза.
       – Хорошо погуляли, правда?
       Я кивнул.
       – Можно как-нибудь повторить.
       Я снова кивнул, но ничего не ответил. Кивок для меня не означает ничего, но слова – что-то большее.
       Когда ее обнимал, думал о песочных часах и о море. Не знаю, почему… просто думал об этих вещах и все тут. Это сейчас я только вспомнил. Может быть, я думал о часах и о море, потому что мне хотелось продлить эту минуту на вечность? Подсознательно. Или потому что волосы ее пахли морской волной?
       А женщина с глазами тем временем нажимала на кнопку своего магнитофона. И голос с ревербератором объявлял следующую остановку, предупреждая об осторожности.
       Лучше бы я в тот момент думал о девушке, которую обнимал, прислушиваясь к биению ее сердца. Или о том, что это первый и последний раз, когда я обнимал ее. А не о вечности. Тем более, я никогда не видел море вживую.
       Я не оборачивался на уходящий троллейбус, даже не пытался.
       Нельзя оставаться в прошлом, иначе не будет будущего. Жизнь – это улица с односторонним движением. Так мне вроде бы говорили умные люди. Сам-то я так не считаю, но, тем не менее, на всякий случай следую этим советам.
       Меня знобило. Все тело как-то ослабло. Потому я шел домой медленно.
       У нее есть молодой человек, думал по пути я. Как она там рассказывала? Они уже три года вместе, кажется. Интересно, какой он?
       Я нехотя плелся и смотрел себе под ноги. Не заметил, как пошел дождь. Сначала несколько скупых капель, затем сильнее, уже разозлившись.
       Отчего-то принято считать, что дождь – это непогода. Я никогда не разделял этих суждений. Почему непогода?.. Очень даже погода. Я вообще люблю дождь. Но люблю я дождь только тогда, когда его жду. А он вечно застигает меня врасплох, не дает мне времени подготовиться. И лишь когда дождь заканчивается, я проклинаю себя за то, что не смог в полной мере насладиться этим явлением природы.
      Она сказала мне, что любит своего парня. Видимо, прочитала немой вопрос по моим глазам; видимо, догадалась, что я испытываю к ней подобные чувства. И нужно было какое-то оправдание. Ну, так я и не порицаю ее. Наоборот, рад. И за парня ее тоже рад. Скорее всего, он хороший человек. И нисколько не ревную, не имею на это права. Хотя и завидую ему.
       Есть один лес, куда я часто хожу. Но я не собираю там, ни грибы, ни ягоды. А направляюсь сразу в одно определенное место – в «Эльфийский лес». Название придумал я сам. Всегда представлял себе фэнтезийный мир именно таким, благодаря чему и дал лесу это название. Туда нелегко дойти: всюду болота, да и далеко. Потому, наверное, там никого не бывает. Это еловый оазис посреди смешанного леса. Елки плотно, впритык стоят друг к другу. Под ногами – мох. Я снимаю обувь и хожу босиком по этому зеленому ковру. Спускаюсь в неглубокий овражек – кратер, образованный в результате взрыва бомбы в военное время: внизу так же все устлано мхом, а на склоне виднеется лисья норка, сейчас уже практически заросшая. Насколько я себя помню, эта норка всегда там была, вот только лисиц я ни разу не видел. Я сажусь рядом с норкой, словно в родное кресло, в природное кресло. И разговариваю сам с собой. Мне сложно сейчас об этом говорить; многие могут подумать, что я сумасшедший, спятил, разговариваю с лисьей норкой и с самим собой… вот идиот.
       Может быть, так оно и есть, да. Но я хочу сказать, что никто и никогда не сможет отобрать у меня это чувство гордого одиночества, которое я так люблю. Никто и никогда не узнает, о чем я говорю, о чем думаю там. Никто и никогда не украдет у меня мои мысли, если я их сам не захочу обнажить.
       Я прихожу туда и жду дождя. Но дождался я его лишь один раз. И когда это произошло, не ощутил ничего. Сначала я просто тупо смотрел, как заволокло все серой пеленой, смотрел на свои сырые руки. Потом разозлился на себя; на то, что по дурости так долго его ждал, так мечтал о нем, что привык к этому ожиданию, привык к терпеливости и сосредоточенности.
       Я ничего не испытал. Бешено рвал на себе волосы от беспомощности и кричал во весь голос: «Приди же! Приди! Почувствуй!». Я ревел, не стыдясь своих слез. Все равно никто бы не увидел. Снова и снова ревел и шептал: «Почему я не могу почувствовать то, что чувствовал в детстве? Куда все ушло, пропало?». Почему я стал так глуп?
       Затем я брел домой продрогший от холода. Но все равно стало несколько лучше после того, как выплакался. С тех пор на некоторые вещи я начал смотреть с другой стороны. Что-то надломилось во мне, дало сбой. Привычный мир рухнул.
       И, несмотря на это, я продолжаю бывать в «Эльфийском лесу», я продолжаю дожидаться дождя, веря, что чувствительность когда-нибудь вернется ко мне.
       Профессор биологии из Гронинского университета Яап Кулхаас утверждает, что влюбленные на 40% реже страдают воспалительными заболеваниями, а выздоравливают быстрее. Устойчивость их иммунитета при эпидемиях гриппа повышается на 30%. И все благодаря эндорфинам – «гормонам радости», которые активно участвуют в работе иммунной системы.
       Она сказала, что любит его. Я невольно представил, как они страстно занимаются этой самой любовью, и тут же отбросил от себя эту мысль. Это было не противно, нет. Однако думать об этом я не собирался.
       Я зашел в магазин и купил бутылку шампанского. Домой не хотелось. Впрочем, я боялся идти домой. Дело в том, что в моей крови живет некая склонность к суициду. А с чужого балкона прыгать все-таки намного страшнее, чем со своего, привычного.
       Но не залезть куда-нибудь высоко я не мог, пусть это и было опасно. Я направился к чужому дому, поднялся на самый верхний этаж. Прошел на балкон, где сушилось чье-то белье, и куда мог попасть каждый. Там я простоял до утра, не без труда пытаясь растянуть шампанское и куря сигареты одну за другой.
       Только цифры:
       20% попыток суицида происходит из-за разрыва с любимым.
       40% женщин и 30% мужчин от 18 до 45 лет причиной депрессий называют несчастную любовь.
       15% госпитализированных в состоянии острого психоза «съехали» в процессе ссоры с возлюбленным.
       70% пациентов психоаналитиков пытаются наладить отношения с избранником.

       Говорят, что нужно бороться за свою любовь. Но есть ли победитель в итоге такой борьбы? Не иллюзия ли то, что мы называем победой?
       В любви нет места эгоизму. Я НЕ ХОТЕЛ забирать, я ХОТЕЛ отдавать. Я согласился бы отдать все, что у меня есть. Но даже это было невозможно. Это невозможно и сейчас, ведь я до сих пор ничего не имею…
       Я никогда никого не любил больше трех месяцев. Ее люблю уже без малого три года. И я благодарен ей за то, что она не теряется в моем сердце. Память о нашей встрече я обещаю хранить вечно.





                Голубой цвет (дружба).


       Посвящается моей дорогой подруге Диане,
       Самой чуткой и отзывчивой  девушке,
       Которая продолжает, не смотря ни на что, верить в меня
       И всегда помогает в самое трудное время;
       Девушке, которая изменила меня в лучшую сторону,
       Сделала более уверенным в себе.
       Диана, я благодарен тебе за то, что терпишь меня
       И принимаешь таким, какой я на самом деле есть.
       И прости за все мои выходки.
       С любовью,
       Павел.
 
       А в этом году 8 марта точно такое же, как и в прошлом. День как день. Ничего не изменилось ни в погоде, ни в жизни. Ни в нашей с ней жизни тоже. И отношения наши с ней все такие же, какими были несколько лет назад, дружеские. Совсем ничего не изменилось. И я рад этому.
       Я бы мог сказать, что мы все-таки привязались друг к другу несколько сильнее. Дружба стала крепче, нерушимее. Конечно же, с каждым годом это должно чувствоваться. Как иначе? Но я не хочу врать ни себе, ни ей, ни кому-либо другому.
       Ничего не изменилось. Хотя она, быть может, думает не так, не знаю.
       Совсем еще утро, но на улице уже светло как днем. Солнце навязчиво светит нам в глаза, слепит, заставляет жмуриться. И некуда от него деться, то есть вообще некуда.
       Мы с ней сидим за столиком в кафе и смотрим по сторонам прищуренными глазами, прикрыв их ладонями рук. Тепло – это, безусловно, радует, но интенсивный солнечный свет очень досаждает. По крайней мере, мне он крайне неприятен.
       Придорожное кафе. Обычно в таких ветреных заведениях темно или хотя бы тускло. Но в этом – повсюду окна, и негде спрятаться от надоедливых рыжих лучей, так, что хоть под стол лезь. Все столики расставлены у окон, а в сердцевине зала находится барная стойка, окружив себя по периметру строгим квадратом. За стойкой бармен – худощавый молодой человек в модном клетчатом свитере-безрукавке поверх рубашки – читает какую-то тонкую книжку с желто-черной обложкой и ест яблоко. Там у него пока еще не так светло, как здесь, и я смотрю с завистью в его сторону.
       – Проклятые эгоистичные менеджеры, – произношу тихо и зло я.
       – Чего?
       – Да нет, забей. Я это о своем думаю.
       – Ясно. – Она смеется, глядя на меня. Так же тихо, сдержанно, так как знает, что я не люблю ее откровенно громкий смех. Точнее не сам смех, а когда она громко смеется при незнакомых людях. А ее в свою очередь раздражает, что я начинаю сразу оборачиваться, озираться по сторонам, стыдливо поджав голову, наблюдая за реакцией окружающих людей на эти ее взрывы хохота.
       В кафе, кроме нас, бармена с яблоком и человеком или людьми, гремящими на кухне посудой, никого больше нет. Еще рано, тем более, 8 марта, так что это не удивительно, что здесь сейчас пусто.
       Из-за барной стойки до нас доносится со скрипом голос Бутусова. Поет исполнитель про какую-то легкомысленную девушку, беспечно разгуливающую босиком по улицам города, не страшась заболеть. Наверно, закаленная. Ну, да и хрен-то с ней в принципе.
       Звук идет из колонок, подсоединенных к радио. Колонки, видимо совсем миниатюрные, хрипят, надрываются, силятся выдавить как можно больше ватт, но все тщетно.
       – Хорошо еще, что Бутусов. Врубят Сердючку, и я точно рехнусь, мать ее, – говорю я сердито сквозь зубы, глядя исподлобья в ту строну, откуда идет музыка.
       Она снова тихонько смеется, отвечает:
       – Ага, а помнишь, как мы тогда этой Сердючки несколько раз одну и ту же песню слушали? Во выбесили нас тогда, правда?
       – Точно. – Я ухмыляюсь и думаю про себя, что пусть и выбесила нас та официантка, совершенно не разбирающаяся в музыкальных проигрывателях, а посидели мы тогда все же неплохо. Это было ровно год назад, тоже на 8 марта, только кафе другое.
       На улице заскрипел лопатой косматый дворник. Прямо под нашим окном. Мы заворожено смотрим на него, как он работает. Устало, неохотно отколупывает ломом лед с порога кафе и отбрасывает ошметки этого льда деревянной лопатой в сторону, в сугроб.
       Мы жмуримся и отпиваем неторопливо «американо» из мизерных китайских чашечек. Солнце, встав из-за горизонта уже в полный рост, теперь заливает светом все кафе, даже квадрат с читающим барменом.
       – Чертова оранжерея, – говорю я.
       – Слушай, – отвечает она на этот раз без улыбки, но все-таки еще без раздражения, а, наоборот, с заботой и лаской, так ей присущей, – если тебе тут не нравится, пойдем отсюда.
       – Там холодно. А другие кафешки не открылись еще.
       – Ну тогда не ворчи, пожалуйста, хорошо? Что ты вообще меня вытащил из дома так рано?
       – Я это…
       Я заминаюсь, всегда чувствую себя неловко в таких ситуациях. Пусть даже эту девушку я знаю давно, но все равно по привычке смущаюсь всякий раз.
       Открываю сумку и достаю пакет.
       – В общем, сегодня праздник, – говорю я, – 8 марта, да, жесткий… тьфу!, женский день и все такое…
       – Да ну? – Она смеется, в предвкушении подарка. Это видно по ее с искринкой глазам и по тому, как она чуть ближе наклонилась ко мне.
       – Короче, я хотел подарить тебе подснежников, но их не нашел. Да и сказать по правде, я бы не стал их срывать. Все-таки растение редкое, в Красную книгу занесено…
       Я разворачиваю пакет. Достаю коробку «Рафаэлло».
       – Вот, в общем. Это тебе. Поздравляю.
       Она принимает подарок и смущенно улыбается.
       – Спасибо. Так приятно, – говорит, – ты первый, кто сегодня поздравил.
       И мне это не польстить не может, но я делаю вид, что мне все равно, и прикуриваю сигарету. Дело сделано. Все оказалось просто, как дважды два четыре.
       – Ничего особенного, чисто символически, ты же понимаешь? – говорю я. – Улыбайся чаще, тебе идет.
       – Спасибо. – Она все еще улыбается и кладет коробку на стол.
       – Теперь можно и покрепче кофе что-нибудь выпить. Ты как? – спрашиваю я.
       – Давай. Вино?
       Я одобрительно киваю.
       – Сегодня – только вино.
       И я, неуклюже выбравшись из-за столика, направляюсь к стойке.
       Сегодня она вся в голубом, размышляю я по пути и потом, стоя у стойки. Джинсы небесно-голубые, водолазка лишь слегка потемнее. И перчатки голубого цвета, цвета незабудок. Легкий шарф – цвета спелой голубики. Она как раз в таком возрасте, когда девушки, изо всех сил стараются выглядеть необыкновенно и необычно, то есть не так как все. Порой они проводят перед зеркалом чуть ли не по нескольку часов кряду. Все у них должно быть выполнено в едином стиле, даже сережки подбираются под цвет, к примеру, платья; ни одного лишнего изъяна, ни один волос на голове не должен торчать в сторону. Только изредка можно высмотреть едва уловимые изюминки, подчеркивающие ту или иную особенность девушки, или изюминки, указывающие на ее характер, подсказывающие, как нужно вести себя с ней, с какой стороны подступиться, да так, чтобы не оказалось бестактно, чтобы ненароком не ошибиться и не быть опозоренным или, что еще хуже, обидеть ее. У нее все должно быть идеально и аккуратно. Она – как эталон, как правильный алмаз, как жемчуг.
       Во всяком случае, так хочет выглядеть и, что там скрывать, выглядит большинство девушек. Красивая девушка – это враг, которого нельзя недооценивать, которого нужно уважать, но не бояться, либо сражение будет проиграно.
       Не то, чтобы это было поразительно или там, например, сенсационно – что она сегодня вся в синих оттенках. Просто я вдруг вспомнил, что когда я в первый раз ее увидел, три года с хвостом назад, она была одета во все красное. И перчатки были тоже красного цвета, и шарф. Странно, что я подумал об этом именно сейчас, когда мысли в принципе должны быть заняты абсолютно другими вещами. И вообще, странно, что я помню до сих пор такие детали. Пролетело три года… а память ведь у меня, надо сказать, совсем коротенькая, девичья.
       Я часто слышу, якобы дружбы между парнем и девушкой не бывает. И я мог бы с этим поспорить. Ведь смотреть на такую дружбу можно под разным углом, но всего один – прямой. Если вдруг вам покажут дом и спросят, какого он цвета, этот дом, то безошибочным ответом будет здесь: не синего и не черного, а с этой стороны дом черного, синего цвета и т. д. Возможно, это сравнение неудачно, но я хочу сказать, что к таким вещам нужно относиться беспристрастно, называть все своими именами, а иначе это будет самым настоящим заблуждением. Поэтому старайтесь быть объективными – вот мой вам совет.
       Так вот, если ее, этой дружбы между двумя людьми противоположного пола, не существует, то как, скажите, тогда называются наши с ней отношения?
       У нас нет никаких обязательств друг перед другом. Мы не связаны никакими узами обещаний. Нам легко, но несем мы свою хрупкую воздушную молодость осторожно, в раскрытых ладонях и на вытянутых руках. Чтобы не упасть, мы не смотрим вперед, в будущее, мы смотрим только под ноги. Мы живем настоящим, ведомые властью судьбы, но не желаем и думать об этом. Ломать голову в надежде найти истинное объяснение вещам, добраться до глубины их смысла – все это не для нас. Пока молоды и, возможно, слегка наивны, мы движемся, иногда оступаясь.
       Я заказываю бутылку красного вина и тарелку с фруктовой нарезкой. Бармен принимает заказ, и я возвращаюсь к столику. На кухне кто-то продолжает греметь посудой.
       Через несколько минут ожидания грохот прекращается и появляется, наконец, официантка. Она здесь видно еще и посудомойка, этакая два в одном. Было бы не удивительно, если бы оказалось, что она же и повар.
       Официантка эта – худенькая блондинка, но далеко не щепка, совсем молоденькая, высокая и жутко симпатичная. На ней платье размера, наверное, на два больше положенного, отчего сидит оно смешно и мешковато, но это нисколько не мешает девушке выполнять свою работу.
       – В этом кафе все через одно место, – вяло бормочу я, не сводя глаз с девушки-официантки, – хотел бы я все-таки взглянуть на здешних менеджеров.
       – Понравилась? – Раздается щелчок пальцами, и я возвращаюсь из своего транса.
       – Да так, ничего, – неопределенно и без особого интереса отвечаю я.
       Подойдя, официантка ставит перед нами на низенький столик открытую бутылку вина, тарелку с фруктами и два кристальных бокала. При этом она наклоняется так, что платье опускается, выставляя на обозрение все ее прелести. Моя подруга этого не замечает или просто не подает виду.
       Ошеломленный и несколько сконфуженный, хватая бутылку вина, чтобы наполнить бокалы, я шучу:
       – Спасибо, свеч не надо.
       Но никто из них не смеется и даже не улыбается.
       Когда официантка отходит от нас на безопасное расстояние, я вполголоса произношу:
       – Прикинь, три волоска всего. – И вновь моя шутка бесплодна.
       За барной стойкой молодой парень в модном свитере уже доел свое яблоко и теперь принялся за киви. Волосатый плод, вкушаемый барменом, представляется мне одним из яичек грустной и ни разу неудовлетворенной обезьяны.

       В кафе мы просидели до полудня, неспешно пили вино, разговаривали на всевозможные темы. У нас всегда найдется, о чем можно поговорить. Нам интересно друг с другом. Наверное, поэтому мы и дружим до сих пор.
       Солнце, приблизившись к зениту, слепило уже не нас, а крышу. Но, к сожалению, было пора уходить.
       Она вышла в уборную, когда этот бармен подошел ко мне и попросил передать ей какую-то записку. Я был удивлен его наглости и смелости. На первый взгляд он таким не казался. Как он узнал, что мы просто друзья с ней, а не пара, никак не могу понять. Но все-таки я обещал обязательно передать ей это его послание. И он удалился обратно к себе за стойку очевидно довольный.
       На листке маркером был записан номер его мобильного телефона и имя. Я сложил листок вчетверо и положил в карман.
       Когда мы расплатились и вышли из кафе, на улице было полно народа, праздник – в самом разгаре. Она отвернулась от ветра и вместе с тем от меня, чтобы прикурить сигарету. Пользуясь моментом, я достал барменскую записку и кинул в сугроб. Затем вдавил ее глубже ногой и присыпал снегом.
       Все это я сделал очень быстро, чтобы она ни в коем случае не заметила.
       Я где-то читал, что в земле и в снегу бумага сгнивает приблизительно за неделю.
       Целиком и полностью.





                Желтый цвет (ненависть).


       «Никакая ярость не может сравниться с любовью, перешедшей в ненависть» (В. Конгрив).

       Любовь и ненависть – великие чувства. Любовь и ненависть управляют нашей планетой. И, несмотря на то, что очень похожи, они все-таки разные… Такие близкие – по силе проявления, и такие разные – по разнополюсности, чувства…
       Говорят, от любви до ненависти всего один шаг, а назад – пропасть.
       Но вот такая картина: муж и жена. Живут вместе уже десять, к примеру, лет. Первый год любили друг друга беспамятно. Дарили подарки, радость. Хочешь, почку мою бери? Хочешь, возьми кожу? Жизнь? Да пожалуйста. Но с годами их отношения стали ослабевать. И непонятно даже, что послужило причиной или причинами. Он? Она? Так сразу и не разберешься. Но, так или иначе, дошло до того, что они перестали обращать друг на друга внимание. Дело дошло до ненависти. И вроде бы он не бил ее, а она не изменяла, вообще ничего такого. Просто стало скучно. Что остается делать? Они продолжают свое существование. Живут вместе и в то же время – порознь. И боятся или просто, быть может, не хотят признаться в том, что стали ненавидеть. Или они чего-то ждут? Старости, когда чувства нахлынут с новой силой?..
       Так сколько же шагов от любви до ненависти: один ли, два, десять? И пропасть ли позади?
       Слишком много споров, слишком много написано об этом. Потому я не стану повторяться. Да и кому нужна моя точка зрения, когда у каждого своя, личная, и, разумеется, самая что ни на есть верная.

       Почему-то принято считать, якобы ненависть – это зло, а любовь – это добро. Но так ли это? Что есть добро и что есть такое зло?
       Письмо выжившего чудом солдата: «Война, мам. Впереди – штыки неприятеля. В спины нам смотрят дула офицеров, готовые расстрелять без предупреждения каждого за дезертирство. Я оказался вне очереди. В руке у меня несколько патронов, а заряженный автомат – в руках у бегущего впереди солдата. Оружие у нас с ним одно на двоих, общее. С этим молодым парнем мы не знакомы, и это, наверно, и к лучшему. Потому что через каких-то метров триста он падает с простреленной насквозь головой. Вот так-то, мама. Он даже выстрелить не успевает; так коротка была его жизнь, всего метров триста, не больше. Еле вырвав автомат из его в судорогах сжатых пальцев, я встаю на освободившееся место и продолжаю бежать вперед. Но я не стану совершать ту же ошибку. Я бегу и стреляю, пусть и не вижу противника. Я мысленно обещаю сохранить автомат для бегущего за мной «пустого» солдата с патронами в руке. Но убивать врагов я все-таки буду. Я буду мстить за того парня. Это пепел Клааса стучит в мое сердце! И я обезумел от страха. Да-да, я в корне с катушек слетел! Но боюсь я даже не за родину, мама… Не за родину, которую бесконечно люблю, а за свою жизнь я боюсь! Мамочка, я согрешил, ты прости меня, если сможешь…»
       Добро или зло?
       Истории великой любви, истории великой ненависти передаются из уст в уста.
       «Он любил деньги. Он безумно любил свои деньги. И умел их зарабатывать. Любовница – на двадцать пять лет моложе его – была с ним только из-за страсти к деньгам, его деньгам. Говорила, что испытывает самые безупречные к нему чувства, самые нежные и светлые. Их любовь была вечная. Он жестоко трахал ее и тоже говорил, что любит ее. И называл он это их сношение чистой любовью».
       Добро или зло?
       Любовь и ненависть идут в нашей жизни рядышком, созидая и разрушая, созидая и разрушая без конца.
       «Перед свадьбой и на самой свадьбе перед лицом Господа они клялись вечно любить друг друга. Он говорил ей, что без нее жизнь его была бы бессмысленна. Он говорил это искренне. Потом у них родилась дочь. Но настал тот день, когда супруги сильно разругались. Жена выгнала мужа из дома, сказав, что ненавидит его. В ту же ночь он пролез в дом через окно. Он был вне себя от ярости и бешенства. Пьяный, угрожал ей ножом. Но малолетняя дочь защитила свою мать, прыгнув под нож отца, когда тот наносил смертельный удар. Журналистам женщина сообщила: «Если бы в тот день он пришел с цветами вместо ножа, я бы, наверно, простила его»».
       Добро или зло? Добро или зло??
       «Я буду любить тебя до смерти». Что это, если не ненависть, выраженная любовью?
       «Она кричала под ним и рыдала, проклиная все на свете. В тот момент она ненавидела жизнь. Все, что связано с этой жизнью, кроме смерти. Лишь она одна была ее подругой, когда насильник сжимал ей рот кулаком, разбивал ей зубы, уродовал ее молодое тело, делал невыносимо больно. В тот день она истошно кричала, взывая о помощи к смерти. Через девять месяцев родился у нее мальчик. Прежде – скованная ненавистью девушка, теперь – одинокая мать, по-настоящему любящая своего сына. Ярая ненависть ее встала на полпути и переродилась в такую любовь, которая с легкостью могла бы смести все препятствия. Мальчик вырос у нее на глазах, превратился в мужчину, в холодных глазах которого ледяными осколками сверкал интеллект. Дорога его была устлана удачей. Сын маньяка и заботливой матери, отдавшей столько сил на его воспитание, он стал великим ученым в области медицины. Сильный ум и золотые руки его спасли тысячи жизней. Он так и не узнал, кем был его отец».
       Добро или зло? Добро или зло??
       Любовь или ненависть? Прихода одной ждут, визита другой страшатся…

       (История вымышлена; все совпадения совершенно случайны… почти все).
       Вторая смена. Вечер. Солнце заходило за горизонт, не спеша, черепахой передвигаясь по небу и оставляя на нем свой кровавый след. Небо напоминало палитру неопытного начинающего художника, неаккуратно размазавшего свои дешевые краски.
       Рядом, прямо над ухом, заверещал звонок. Этот звук говорил о том, что закончилась короткая перемена, и начался третий урок: для одних – долгожданный, для других – чуть ли не конец всей суматошной жизни, а для третьих он не означал ничего.
       Раньше она боялась этих звонков. Нет, они не пугали ее громким своим лязгом и дребезгом, но заставляли сжиматься от страха все ее внутренности в ожидании грядущего урока, где она целых сорок пять минут должна будет выстоять перед маленькими чудовищами, растолковывая им очередную математическую премудрость.
       Но это раньше. Сейчас она привыкла уже ко всему, ко всем невообразимым выходкам своих учеников. Теперь ее вряд ли способен смутить даже самый каверзный и замысловатый вопрос этих троглодитов: она с достоинством научилась выходить из любых ситуаций.
       Звонок отзвенел. Она никуда не торопилась. По пятницам третьим уроком в расписании у нее стояло «окно».
       Мимо пронеслась последняя пара запоздалых учеников, разбрасывая вокруг себя дикий гам и энергию, а затем все вокруг смолкло. Наконец-то наступило время, когда она имела возможность отдохнуть от этого шума, спокойно подумать и послушать любимую тишину.
       Она могла бы пойти к себе в кабинет, но тамошняя атмосфера вечно угнетала ее, давила на голову, внушая навязчивое и необъяснимое беспокойство. Среди стен своего математического класса, который, казалось бы, должен был уже давно стать ей родным, она по-прежнему чувствовала себя чужой.
       Поэтому она осталась в коридоре, где отблески закатного солнца лизали монотонные стены, разукрашивая их в светло-вишневый цвет. Удивительно, но когда она видела такой красивый закат, такие оттенки красного цвета, ей всегда казалось, будто она живет не в России, а в самой настоящей Японии. Она никогда не задумывалась, почему у нее возникают такие ассоциации. Они всплывали из самой глубины ее подсознания, бесцеремонно завоевывая и уничтожая будничные мысли, и ей не оставалось ничего, кроме как безропотно покоряться их неотвратимой силе. Но, конечно же, как и любому другому человеку, эти легкие мимолетные фантазии не могли ей не нравиться. И порой она часами наслаждалась благодатью своих мечтаний, плавно и мерно покачиваясь на волнах невероятных иллюзий.
       Только сейчас она задумалась над этим. Действительно, почему собственно Япония? Почему закат? Ведь это как-никак «Страна Восходящего Солнца», а не наоборот. Да и ко всему прочему… она никогда не была в Японии.
       А он сейчас там, далеко. Муж – самый родной и близкий ей человек. Когда они в последний раз виделись? Два месяца тому назад? Значит, осталось еще четыре. Как же долго, черт возьми! Она судорожно вздохнула, так, словно только что плакала.
       Она смотрела на стены и представляла себе мужа, разгуливающего по скверам и паркам Токио. Интересно, думает ли он о ней? Наверное, нет. Только не сейчас. Скорее всего, в данный момент он уже спит безмятежным сном, ведь в Японии как раз наступила ночь, а ложится обыкновенно он рано.
       Ее муж по специальности, как и она сама, педагог, с одной лишь разницей: она – учитель в школе, он преподает в институте. Три месяца назад он получил приглашение пройти бесплатную стажировку в Токио по программе «Японский язык». Заполнил анкеты и в результате отбора получил счастливую путевку. Проходить обучение ему предстояло в течение шести месяцев по долгосрочной программе, разработанной специально для учителей в возрасте до тридцати пяти лет.
       Она помнила, как он прибежал из института домой с улыбкой до ушей, обнимал ее, повторяя, что это определенно лучший день в его жизни. Размахивал перед ее лицом каким-то конвертом, а она все никак не могла понять: шизофрения это или что вообще.
       Потом они ужинали в ресторане, пили почти самое дорогое вино. Она провожала его со слезами на глазах. Боясь выглядеть такой слабой, отчаянно крепилась, но все-таки не справилась с нахлынувшими чувствами. А он утешал ее и уверял, что полгода пролетит совершенно незаметно.
       Боже, как он ошибался! Да, он звонил раз в неделю, исправно писал на мэйл почти каждый день, но все же ей очень не хватало его близости и тепла. Иногда так хотелось прикоснуться к его рукам, к шее, обнять и прильнуть к его груди! А однажды она поймала себя на мысли, что горит вдруг желанием вцепиться в его ягодицы и не отпускать их ни при каких обстоятельствах. Она решила, что когда он вернется из этой своей Японии, она так точно и сделает – непременно вцепится в его упругие ягодицы.
       Никогда прежде она не задумывалась, насколько оказывается сильна и нерушима их любовь. Она слегка злилась и в то же время радовалась за него. Девушка понимала, не отпускать своего мужа – значило совершать глупейшую ошибку. Она знала, как важна для него эта поездка; быть может, это был единственный шанс в его жизни.
       А ведь было время, когда она ненавидела его.
       Они учились вместе на одном курсе и в одной группе педагогического института. С первого взгляда она возненавидела его, и ненависть эта не угасала ни на секунду на протяжении целых десяти лет – пока учились и позже. Все в нем казалось ей омерзительным: вечно сальные волосы, слишком длинные пальцы, маленькие глаза и оттопыренные уши, даже его имя она ненавидела – Гриша. Характер этого субъекта был не менее гадким: карьерист, беспринципный и хладнокровный.
       На выпускном вечере, выпив шампанского больше обычного, она, наконец, решила признаться ему в своих чувствах. Она подошла к парню, слегка покачиваясь на высоких каблуках. Неторопливо сделала глоток шампанского и сказала с вызовом, глядя ему прямо в его поросячьи глазенки: «Ты знаешь, Григорий, я тебя очень сильно ненавижу. Всегда ненавидела. Ты отвратителен мне. Почему, не знаешь?».
       Он не удивился: «Людям свойственно не любить не таких, как они. Я другой, отличаюсь от тех, кто тебя окружает, к кому ты привыкла; а ты совсем не злая, просто импульсивная. Я, кстати, не против, если ты будешь и дальше ненавидеть меня. Хотя и неприятно».
       Прошло еще пять лет – она продолжала ненавидеть его.
       А потом вышла за него замуж.
       Как получилось, что ненависть переросла в такую любовь? Она не знала этого. Но факт остается фактом: прежние раздражители перестали действовать. Она влюбилась в его оттопыренные уши, маленькие глазки, волосы и пальцы. Влюбилась во все, что в нем было, даже имя его она теперь произносила с благоговением, словно это было не человеческое имя, а какого-нибудь древнегреческого бога. В характере она тоже сумела найти лишь положительные стороны и не видела прежних отрицательных качеств. А если и видела, все равно превращала их в одни плюсы.
       Она знала его, Григория, десять лет. Изучила его со всех сторон, пока ненавидела. И знала она его – как раз, потому что ненавидела. Пожалуй, ненависть и была платформой для их любви.
       Теперь же она без памяти любила своего мужа и не могла без него прожить достаточно долго. Постоянно о нем думала. Особенно сейчас, когда он так далеко от нее, а она здесь, в России, в этой забытой всеми школе, где блеклые стены коридоров кровоточат уже уставшими отблесками закатного солнца.
       От этих размышлений и воспоминаний ее разбудило торопливое цоканье каблуков. По коридору шла завуч, Людмила Ивановна – пожилая женщина, проработавшая в школе большую часть своей жизни.
       Казалось, она была чем-то встревожена. Они встретились глазами, и девушка поняла, что завуч спешно направляется именно к ней. Странно, они никогда особо не разговаривали друг с другом. Очень редко – исключительно по работе.
       Какое-то неприятное ощущение появилось вдруг у девушки при виде этой почти бегущей к ней навстречу пожилой женщины с неаккуратно уложенными волосами.
       – Света, а я тебя ищу везде… а ты тут стоишь. – Она говорила мягко и быстро, но голос ее срывался, наверное, от быстрого шага. А еще угадывался будто бы испуг; обычно люди так разговаривают, когда несут с собой дурные вести.
       – Что-то случилось, Людмила Ивановна? – Голос ее слегка задрожал.
       – Господи, ты не в курсе еще? В Японии… бедная девочка моя… беда-то какая!..
       – Да что случилось, Людмила Ивановна? Говорите же, что в Японии, не тяните.
       – А разве он не… ты…
       – Что в Японии? – Она почувствовала, как перехватило дыхание и защемило сердце, где-то внизу истошно заныло. – ЧТО В ЯПОНИИ? – Она перешла на крик. Она не была готова, не хотела.
       – Сутра объявили: землетрясение. Сильное, погибших – жуть… А я из дома только что… по новостям объявили… и сразу к тебе. И Токио затронуло и все… бедная ты моя…
       Свете внезапно показалось, что завуч стала говорить намного тише. Захотелось вдруг наорать на нее: «Говори громче, стерва, я ничего не слышу!». «Боже, зачем она так издевается надо мной?! Что я ей сделала?».
       Во рту копилась соленая слюна. Наверное, ее бы вырвало, если бы в этот момент не рухнул бы весь привычный мир, и не ушла бы земля из-под ног. Она проваливалась в темноту.
       Все это случилось так быстро, так резко, так неожиданно. Девушке почудилось, будто сердце ее стало падать в пропасть, словно оторвавшийся от стального троса лифт, летящий навстречу смертоносному бетонному полу шахты.
       Падая, она, кажется, слышала еще кое-что… «звонил?»… Спустя мгновение умер и этот отчаянный отголосок.
       Очнулась она на диване в учительской. Вокруг стояли коллеги и смотрели на нее сочувственно. Кто-то протягивал стакан воды. Но она не почувствовала исходящей от них доброты. Глядя на этих кротких, смиренных людишек, девушка замечала лишь фальшь. Она подумала, что если бы сейчас в руках у нее был автомат, то без сожаления расстреляла бы их всех к чертовой матери. И почему-то от этой мысли противно совсем не стало. Даже наоборот, подняло настроение. Позабавило ее.
       Кое-как справившись с дрожью, она сделала глоток воды.
       – Знаете, – сказала она, как-то странно улыбнувшись, – любовь – зла, лучше бы я продолжала его ненавидеть…

       Сильное землетрясение, случившееся в Японии весной 2011 года, унесло тысячи жизней. Страшная катастрофа стала несчастьем не только для народа Японии. Эхо этого бедствия еще долго будет раздаваться, гуляя по всей планете.
       Мужа Светланы Григория так и не нашли. Он до сих пор считается пропавшим без вести. Последний раз его видели в японской школе, в которой тот проходил стажировку: мужчина вытаскивал маленького мальчика из-под обломков рухнувшей стены.
       С 13 марта 2011 года Светлана начала принудительно получать ежедневную психологическую помощь.





                Триколор (итог).


       Какой цвет получится, если смешать красный и голубой?.. Хмм… Нет, не красно-голубой, конечно. Но определенно будет что-то неопределенное. Коричневый или грязный; красно-фиолетовый, лиловый или сиреневый в зависимости от соотношения.
       Но желтый цвет не получится однозначно.
       Или, например, если смешать красный и желтый… или голубой и желтый… Каждый раз будет получаться то бурый, то цвет дряни… никакой цвет. Вот вам и гамма.
       Что я хочу этим сказать?
       Для получения какого-нибудь адекватного оттенка вам потребуются ровно все эти три цвета: и красный, и голубой, и желтый. Вспомните, даже в принтере используются именно эти цвета. Других там не требуется. Из них машина путем смешивания даст вам любой оттенок, какой душе угодно. Все три, только в разных пропорциях.
       А уж к чему я всю эту ерунду здесь расписал, думать (или не думать) вам. Мне-то от этого ни холодно, ни жарко. Вообще без разницы. Но за внимание я все же благодарю. =)