Сергуня

СЕРГУНЯ.
Сергуня родился в начале последнего столетия 19-го века. Кудряшки чёрных волос походили на бабкины, а глаза были голубые, как  у деда, донского казака Малафея. Малафей имел светло-голубые, но уже заложилось кровосмешение. Казаки давно мешали кровь с персами, турками и прочими кавказскими народностями. Исстари привозили себе понравившихся жён из другого племени.   Малафей привёз из очередного рейда, намеченного против набега степных кочевников, черноволосую красотку, которую отбили у них. Выяснилось, что она сирота. Мать умерла давно, а отца убили несколько дней назад кочевники, у которых её и забрали казаки. Она удивительно была похожа на его, Малафея, жену, которую он сам привёз из Персии, где служил в составе казачьей бригады. И когда он возвращался домой,  прихватил с собой  местную, очень красивую девушку по имени Иран и даже не прихватил, а привёз жену-красавицу в отчий дом. Государева служба по охране казачьими войсками, где участвовал Малафей, возвратившись из Персии, была почётной, но тяжёлой обязанностью. Охрана российских границ и незначительное расширение их границ за счёт притеснения полудиких кочевых племён, турок, падких на российские богатства, и прочий сброд не вызывало нареканий российских властей, а скорее, поощрялось. Со временем казаки стали привлекаться властями и к несению полицейских функций, но Малафея бог миловал от этого. Участие в расправах с революционными выступлениями самым отрицательным образом сказалось на судьбах казаков позднее. А сейчас Малафей хотел приспособить её, черноглазую красотку, в помощь жене по хозяйству. К тому же она понравилась Симону, и он ей тоже приглянулся. Статный, русоволосый, колечками кудри, и главное, красивые голубые глаза, которые она впервые в жизни увидела у Малафея, казака, освободившего её из плена кочевников, которые пленили её после стычки с небольшим турецким отрядом. Малафей о такой ситуации не думал, но идея ему понравилась. Его дети Симон, Иван и Михаил уже выросли и готовы были для продления рода. Симон был старший, а жену приводить в дом не спешил. Станичные девки, ему не то чтобы не нравились, но привести в дом не хотелось. Малафей пока мирился с этим, а когда увидел, как Симон с привезённой красоткой переглядываются, всё понял и решил….
Пятнадцатилетняя Гуль быстро осваивалась в новом для неё мире,  казавшемся ей вначале агрессивным и враждебным, с незнакомым богом вместо аллаха, но постепенно смирилась и успокоилась. Её турецкое имя Гуль означало Роза. И она, в самом деле, была похожа на этот прекрасный строгий цветок. С помощью хозяйки Иран, чем-то неуловимо напоминавшей ей мать, умершую от холеры несколько лет назад, постепенно вникала в новую свободную жизнь, в казачий уклад. Своего отца, погибшего от рук кочевников, она жалела, но не очень любила за крутой, почти звериный нрав и втайне радовалась, когда попала в другой, хотя и незнакомый мир. Мир относился благосклонно к ней, доброжелательно и она с молодой энергией окунулась в новую жизнь, в нескончаемые домашние дела. Незнакомый прежде язык сам собой усваивался и упорядочивался в черноволосой голове. И новый бог, которого она приняла при крещении в церкви, ей тоже понравился, он не заставлял прятать лицо под чадрой и шарахаться от чужих людей. Но, как и в прежнем мире, мужчины были главнее. Они должны быть накормлены и обихожены, жильё быть убранным и чистым. Но это было естественно и привычно. Симон, коренастый, с огромными мозолистыми ладонями был приятен и добродушен. Низкий голос был наполнен нежными приятными нотками слов, смысл которых она постепенно узнавала. Он, конечно, медведь, но очень ласковый.
И, когда  он появлялся вечером дома отдохнуть от трудов праведных, Гуля ставила перед ним, приготовленный ею вкусный обед, он поглощал  мгновенно эту еду.                Затем, так уж повелось у них, Гуля с детской непосредственностью прыгала на него сверху, как кошка на добычу, и он охотно принимал игру. Он нежно поглаживал по плечам, по черноволосой голове, как бы успокаивания дикую тварь, и она постепенно проникалась необычными ранее чувствами и прижимаясь к нему всем трепетным телом. Шептала вперемешку турецкие и казачьи слова, выплёскивая эмоции, распиравшие её. Время пролетало быстро и приятно, жизнь шла насыщенно, радостно. Через год она родила ему сына Сергуню, голубоглазого и черноволосого. Никого это не удивила, так как казачье население было такое разномастное и разнообразное, что удивляться перестали давно. Сергей Симонович Попов, Сергуня, как называл его дед Малафей, рождённый в любви и ласке, жил в такой же замечательной атмосфере. Бабка тоже вносила свою лепту ласки в воспитание внучка и старалась помогать и по хозяйству и с ребёнком молодой невестке с похожей, как у неё самой судьбой. В таком положении оказалась много лет назад и она, молодая персиянка по имени Иран, когда Малафей привёз её в свой дом. Чужая страна, чужой язык и нравы, она с трудом тогда справлялась со своими обязанностями, но Малафей активно помогал ей,  несмотря на беззлобные насмешки соседей казаков. Сергуня рос под присмотром многочисленных родственников, быстро крепчал и всё больше начинал внешне походить на отца. Когда его, трёхлетнего, сажали на лошадь, он маленькими ножками пытался охватить лошадиный круп, но до стремени ногам расти ещё и расти. И, тем не менее, держался на лошади прочно и цепко, не по годам. Дед Малафей ревниво следил за воспитанием внука, следил, чтобы процесс воспитания проходил в струе казачьего духа, а не таким, каким вырос его отец Симон. Ну не было в нём крепкого казачьего духа. Ратные дела Малафею не позволили тогда охватить процесс воспитания Симона. Он спохватился, когда родился Иван. Ванька , в отличии от Симона получился хватким и, как говорила мать: «слишком шустрый – реку перейдёт, а ног не замочит». Для Малафея, внёсшего свой вклад в воспитание Ивана, это звучала как высшая похвала, и он хотел, чтобы Сергуня походил на своих дядьёв: Ивана или Михаила, который был тоже «сорвиголова». Отец не был примером для подражания, воспитание матери сказывалось; в характере Симона, мягкость, крестьянская хозяйственность преобладала над казачьей воинственностью и жесткостью. Постепенно Сергуня осваивал все направления жизни: пас мелкий скот, управлялся с домашней птицей, которой было большое разнообразие, и прочие мелкие, посильные для него дела, которых было нескончаемое количество. Бабушка Ира была постоянной тенью Сергуни, корректировала все дела его по хозяйству и частенько сама делала за внучка, а он сварливо и отрицательно относился к этой помощи. Сергуня всем своим видом показывал, что он не маленький и справится с порученными делами сам. Вообще, своё хозяйство требовало участия многих рук, и их никогда не было много. Домашнее хозяйство у казаков чисто женская обязанность, ведь казаки большую часть времени проводили в походах, и это повелось  исстари, поэтому нередко к хозяйству привлекались и детишки. Сергуня вначале попадал в конфликты с домашними животными. Первым начал кочет. Он сначала с любопытством посматривал на Сергуню, неизвестно откуда появившегося во дворе, который ползал под присмотром матери. Проучить ползающего незваного гостя не давали куры, отвлекали, которых надо было созывать на кормёжку, когда попадались зёрна, брошенные хозяевами, или привлекала всякая мелкая живность, расползавшаяся или разбегавшаяся из-под лопаты при перекопке земли. Ну ладно, потом я ему покажу, кто хозяин во дворе, показывал своим видом он, догоняя пробегавшую мимо серенькую курицу, не охваченную прошлый раз. Время шло, кочет всё откладывал расправу, но однажды все дела отошли в сторону, когда он увидел того, который всегда ползал,  теперь он уже шёл. Шёл уверенно, как хозяин.  «Пора, - решил кочет и бросился догонять его, громко хлопая крыльями. Сергуня обернулся на шум и инстинктивно выставил вперёд руку с палкой. Птица наткнулась на непонятно откуда взявшееся препятствие, но агрессия не погасла. Сергуня увидел приготовления к атаке кочета, поднял палку и пошёл на птицу с рубящими взмахами. Кочет угрожающе подпрыгивал, но куриные мозги не смогли придумать ничего лучше, как ретироваться и убежать от появившихся проблем. Так Сергуня выиграл свой первый в жизни бой. На скотном дворе всегда были приключения, свары, стычки. Молодой бычок, почесав проклюнувшие рога о Сергуню, ненароком свалил его на землю,  продолжая катить его обозначившимися рожками. «Забруха-а-ал», - истошно закричала Ира, выскочил Малафей из хаты и…. рассмеялся. Сергуня откатился от медлительного телёнка, вскочил на ноги и хворостиной стал дубасить по морде, по бокам и, озадаченный неожиданным отпором, бычок спокойно заковылял восвояси. Свекровь  Ира ненавязчиво направляла невестку и внука в нормальное русло семейной жизни, хотя ей не нравилось, что невестка Гуля с лёгкостью поменяла Аллаха на Христа. Невестка была женой её старшего сына Симона, и восточное прошлое свекрови не могло сразу примириться с легковесным решением невестки, но она подавляла недовольство в себе, так как  и Аллах и Христос были для неё милосердными и человеколюбивыми, в её жизнь они вписались оба. Она, в отличии от невестки, не меняла веру в бога, не видела необходимости, а теперь уже и ни к чему. Она чрезмерной религиозностью не страдала, но веру в бога почитала, не важно, как он назвался. Как и у любой восточной женщины, семья у неё была на первом месте,  впрочем, как и у казачек, которой она уже стала в полной мере. Семья это святое. Муж добывал средства для жизни, а жена поддерживала быт и хозяйство. Времена разбоев отошли. Когда отец Малафея погиб при очередном набеге с лихими казачками на плывущий по Дону обоз какого-то паши. Малафей решил добывать средства к существованию другими способами. Государева служба стала основой заработка. А теперь Малафей стал уже староват для походов, пора заниматься хозяйством, к тому же основная масса казаков давно уже занималась земледелием и скотоводством. На бегу остановиться мгновенно невозможно, так и с Малафеем, но жена с сыновьями уже завели хозяйство, пока он пропадал в походах. Животноводство и земледелие – вот что стало основой жизни, походы и лагеря остались выросшим сыновьям.
Вернёмся к Сергуне, он рос в среде казачат и проходил через все этапы жизни этой среды: обучался рукопашному бою, езде на лошади, рубить шашкой лозу и многим другим премудростям казачьей жизни, и всё это было в игровой форме лет до десяти. Более осмысленно с десяти до семнадцати лет, а потом лагеря, где взрослый бывалый казак, чаще всего отставной, проводил обучение подрастающего поколения. Малафей ревниво следил за обучением и чтобы не «заездили» внука. Но этого Сергуне не довелось испытать полностью, потому что в год его семнадцатилетия в государстве началась, как говорил дед Малафей, «чёртова карусель», то есть революция, которую возглавлял какой-то Ленин. Он обещал народу дать власть и отдать землю. Сергуня думал, зачем мне власть, и без того забот достаточно, да и земли хватает пока. Казаки, возвращающиеся с мировой войны с германцем, тоже вносили некую смуту. Пока они воевали, в их головы просачивалась большевистская пропаганда, а их землю пришлые люди пытались урезать, но казачье самоуправление не позволяло.
И что большевики имели партийные клички даже в голову не приходило. Малафей и Симон, Иван и Михаил ругали наступившее время, думали, кто такой Ленин, откуда он взялся, и что за жалмерка ЛЕНА его родила. Сергуня знал, кто такая жалмерка, - это женщина, муж которой, нёс службу вдалеке от дома и не один год, и соответствующее поведение формировалось свободной жизни, как у вдовы. Оставшаяся без мужа, женщина нуждалась в мужском присутствии: надо было и землю обрабатывать и детей растить и домашнюю живность обихаживать, да и физиология требовала своё. Некоторые жалмерки были «гулёнами» или гулящими женщинами.
Дни шли быстрым шагом. Время «военного коммунизма» было в разгаре. В станице стали появляться чужие люди, которые «несли» чушь про землю, про волю, про власть. Можно было не обращать на них внимания, но вмести с ними  пришли вооружённые люди, которые стали насаждать свой революционно-бандитский порядок. Они проповедовали, что богатые это «кровососы» и надо бы нажитым добром делиться с бедными, а останавливались они у «пришлого» откуда-то из России, Федьки Фролова, местного пьяницы. Он иногда помогал поправить покосившийся амбар какой-нибудь вдовушке, «сварганить» плетень из ивняка и другие мелочи по хозяйству, этим и жил. Сергуня представил, что с Федькой, который слыл бедняком и приличного занятия иметь не хотел, надо поделиться своим добром, добытым кровавыми мозолями, и ему становилось не по себе. Доносились слухи, как по бандитски вели себя по отношению к казакам и их семьям войска красных, состоящих в большинстве своём из сверстников Сергуни. Красные «воины» это такие же пацаны семнадцати – двадцати пяти лет, рождённые где-то в России, но воспитанные ленинской гвардией, с крайне негативным отношением к казакам. Казаки для них представлялись жандармами, которые призывались царским правительством для разгона рабочих волнений в центральной России, и новое слово «кулак», которым награждали большевики, вызывало озлобление в неокрепших умах воинствующих недорослей. Большинство красных пропагандистов и сами не знали, что казачество – это сословно обособленная часть сельского населения крестьянского происхождения, по характеру труда и образу жизни с тяжкой воинской повинностью и казачьей доблестью отцов и дедов, учавствоваших во всех российских войнах, поощрялась сословными привилегиями, прежде всего лучшим земельным обеспечением. Но даже если бы и знали, ничего не изменило. Бандитство – это генетика, а не воспитание, и отморозки были всегда. Красногвардейские формирования составлялись из уголовников, безработных и прочей «шалупони». Вся эта братия в своё удовольствие грабила и убивала, наводила свой революционный порядок. Сергуня только что привёл в отчий дом молодую жену Анну. Шёл 1919-й год, и Сергуне было девятнадцать лет. Восстание казаков почти на всей территории верхнего Дона против озверевших  красных началось в марте в хуторах и станицах в 60 – 70-ти верстах от станицы Краснокутской, где жила семья Сергуни. Народ, приходивший из тех мест, рассказывал жуткие вещи. Расстреливали казаков, насиловали девчонок и молодых женщин, проводили расправы над священниками и рушили храмы, а бог почему-то  не наказывал за это красных. Организовывались казаки станиц и хуторов защищаться от этой злой «красноты», наползавшей на казачьи поселения. Старики с трудом сдерживали молодёжь, особенно фронтовиков. Получали и читали на сельских, хуторских, станичных сходах подобные воззвания: «….. отцы и братья казаки! Пришёл час решить судьбу Тихого Дона! Ваше счастье в ваших руках. Казачья доблесть требует от вас только одного призыва, одного клича: К оружию! Не дожидайтесь особых приглашений. Поднимайтесь все как один человек в единой воле,  в едином желании победить или умереть! Ибо теперь наша жизнь – наша победа!.......» 
Казаки, видевшие бандитский беспредел в действиях красных пацанов, поднялись на защиту от беспредельщиков. Сергуня под влиянием воззвания тоже бросился на борьбу с краснопузыми, как их стали называть казаки за пьянство и бандитские замашки. И с молодой бесшабашностью Сергуня с казачьими формированиями летал с шашкой над головой, рубя ненавистные головы с красными лентами на головных уборах. Но их было слишком много, казалось, вся Россия, словно сошла с ума. Почуяв вкус крови, оголтелая толпа недорослей старательно разрушала старый мир. Самое тяжёлое время за всю историю Дона пришло теперь. Пришло время расплаты казакам за свою доверчивость и нерешительность. Вот и Сергуня стал жертвой этого времени, во время одной из атак он грудью «поймал» красногвардейскую пулю, и его, истекающего кровью, через какое-то время подобрала лазаретная команда. Потом, через некоторое время, до Симона добрался слух, что Сергуню видели раненым в одной из станиц, но ни кто не сообщил, что его, как и всех не эвакуированных раненых, добили штыками красногвардейские пацаны…….             И не узнал Сергуня, что его молодая жена в феврале 20-го дня родила ему сына Василия. Начиналась другая жизнь при другой власти, советской, которая пыталась уничтожить память о казаках и само казачество. Но память о дедах убить нельзя. Она жива и будет жить во внуках и правнуках, которые хотя и коряво, но стали возрождать дух казачества, дух свободолюбивых предков. Но это уже другая история.