По щучьему велению
Сколько Инна помнит себя, Любаня всегда была рядом.
Сначала они в одну детсадовскую группу ходили, потом за партой вместе сидели, потом…
А потом, в шестнадцать лет, Любаня выскочила замуж. По большой любви. Инна, к слову, любви этой не одобряла. Вернее, даже не так. Не доверяла Инна этой любви.
Домашняя, несколько «тургеневская», заядлая посетительница библиотек, Инна была уверена, что такое сильное и ответственное чувство, как любовь, не под силу совсем юной девчонке, какой была на тот момент Любаня. Ну, не может человек в столь юном возрасте управлять этим самым чувством, правильно распоряжаться им. Не может, и все тут. А в том, что чувствами своими нужно управлять, Инна была уверена. Она знала об этом из книг.
Вот влюбиться, потеряв напрочь голову и утонув в безбрежье обволакивающих сладких пут – это вполне допустимо. Да что там! Это нормально даже и, возможно, просто необходимо быть влюбленной в шестнадцать лет. Особенно Любане, мечты которой не простирались далее замужества. Она и о детях подумывала, глупышка.
Но влюбленность и любовь - вещи разные.
Инна и сама была влюблена когда-то. Давно, еще в третьем классе. Предметом ее обожания стал Сашка Чубаков, весельчак и троечник, неизменно занимающий место на «камчатке». Со своей задней парты он вел постоянный артобстрел одноклассников посредством металлической трубочки и бумажных шариков. Сашка так смачно и метко плевался этими своими шариками, что казался Инне супергероем.
В дождливые дни - а осень Инниной влюбленности выдалась слякотной и сырой - она надевала прозрачный синий плащ с капюшоном, натягивала красные резиновые сапоги до колен и выходила во двор. Там Инна садилась на промокшие, почерневшие от влаги качели, раскатывалась до предельной возможности и думала о Сашке. Ей так хорошо было грезить о нем, когда дух захватывало от разбега старых скрипучих качелей!
И казалось, что не от высоты полета, а именно от ее влюбленности замирает и сжимается душа. Накатавшись и надумавшись вдоволь, Инна возвращалась домой, пила горячий сладкий чай и принималась за уроки.
А Сашка куда-то улетучивался из головы. До следующего похода во двор.
Любаная же, полюбив всепоглащающей безмерной любовью, твердила о своем Коле непрерывно. Она без конца звонила Инне и взахлеб повествовала то об очередной встрече с ним, то о вчерашней амурной болтовне где-нибудь в детсадовской беседке, то о распитой бутылке портвейна в обществе Колиных друзей и каких-то своих новых подруг.
Инна добросовестно выслушивала восторженные монологи подруги, и дежурный раз выносила свой вердикт – «он тебе не пара». Любаня мгновенно взвивалась и в праведном гневе швыряла трубку. Примерно через полчаса она звонила вновь, и как ни в чем не бывало начинала живописать, как Коля преподнес ей в дар какую-нибудь дешевенькую безделицу. И какое у него при этом было особенное лицо, и как светились его глаза, и как идут ему новые джинсы.
Штаны для себя и заколки - для Любани Коля приобретал на собственные деньги, потому что был он старше своей подруги на целых шесть лет и работал слесарем при домоуправлении.
Закончилось (или началось?) все тривиально – Любаня забеременела, бросила школу и перебралась жить к Колиным родителям. Вскоре у молодой четы родилась дочь Анжела.
И тут пути подруг разошлись.
Любаня истово принялась исполнять роль замужней матроны, Инна же уехала из городка своего детства, решив изучать библиотечное дело. Подхватила, закружила беспечная студенческая жизнь, и все же Инна очень скучала по дому. Так и не сумев приспособиться к чужим местам, через несколько лет со вздохом облегчения вернулась, наконец, к родному очагу.
На вокзале ее встречало все Любанино семейство. У той теперь был новый супруг на новенькой же иномарке, и новое, недавно народившееся дитя по имени Ритуська. Огромная любовь к Коле канула в Лету, и только нарядная шестилетняя Анжела смешно таращилась на Инну с заднего сиденья, напоминая о вселенском мамином чувстве.
Сама Любаня округлилась, расплылась, и теперь мало что напоминало в ней давешнюю шестнадцатилетнюю девчушку, с головой окунувшуюся в свою первую любовь.
- Едем сразу к вам, - командным голосом постановила Любаня. – Мы сказали твоей матери, что сами доставим тебя – у нас же машина. Правда, Серега? Кстати, знакомьтесь. Инка, это Серега, мой муж.
Новый Любанин супруг, молчаливый и очень похожий на большого добродушного медведя, охотно кивнул и завел двигатель.
Вечером, после праздничного – по случаю приезда – стола захмелевшая Любаня, собираясь домой и укутывая крошечную Ритуську потеплее, изрекла безапелляционно:
- Инка, завтра ко мне приходи. С самого утра. Поговорить кое о чем надо.
Инна послушно согласилась, не придав особого значения новому подружкиному тону, не спросив даже, о чем пойдет разговор. У Любани теперь все новое, почему бы не иметь место новым ноткам в голосе? Инна лишь отметила для себя, что подруга очень изменилась, стала самоуверенной и нагловатой. «Словно сержант в юбке, - мелькнула изумленная мысль. – С чего бы?»
На следующий день, наскоро позавтракав, засобиралась к Любане. Она уже выходила из дома, когда в прихожей раздался телефонный звонок.
- Ты что там возишься? – почти грубо спросила трубка голосом некогда нежной подруги. – Договорились же, что придешь пораньше. Давай, пошевеливайся!
Всю дорогу Инна терялась в догадках, пытаясь сообразить, что же могло стать причиной произошедших в Любане перемен. И нашла ответ, едва переступила порог квартиры подруги детства.
Жила теперь Любаня в доме нового мужа. А в доме том было все, кроме птичьего молока, начиная от новомодной мебели и заканчивая дорогой бытовой техникой. Припомнилось сразу, что Любаня всегда была чуть корыстной, оправдывая свою меркантильность украинскими корнями. «Я же хохлушка», - игриво подшучивала она над собой когда-то.
А теперь все стало на свои места – материальное взяло верх над духовным. Свое благосостояние недалекая Любаня расценила как повод считать, будто мир вращается только вокруг нее одной. Инна решила не акцентировать свое внимание на этом, в конце концов, в жизни великое множество дорог, и каждый вправе сам выбирать, по какой ему идти.
Любаня, горделиво показав гостье свои владения, усадила ее в удобное мягкое кресло и рванула с места в карьер.
- Замуж тебе надо, Инка. И как можно быстрее.
- А… зачем? – глупо спросила Инна, действительно не видящая никакой необходимости в приобретении второй половины, тем более, «как можно быстрее».
- Затем, - отрезала Любаня. – Ты хоть понимаешь, что для нашей провинции ты – старая дева? Наши с тобой ровесницы по второму, а кто и по третьему кругу замужем, а ты все в холостячках.
- Для нашей провинции это позор? – осведомилась Инна, пытаясь превратить никчемный, по ее мнению, разговор в шутку.
Но Любаня была настроена решительно.
- Может, и не позор, но быть одинокой… - она запнулась, подыскивая нужное слово, - неприлично. Для большого города это, может, и ерунда, но если ты собираешься остаться здесь – придется жить по нашим законам.
Инна ушам своим не верила.
По законам? По каким таким законам? И кто их установил, эти законы?
Ошарашенная, она оторопело смотрела на подругу.
- Лучше быть матерью-одиночкой, чем не нужной вообще никому, - дожимала ее меж тем Любаня. – Вот будет тебе плохо, куда голову свою приклонишь, к кому пойдешь? Во-от, молчишь, нечего тебе сказать. А я, если что, обниму своих детей – и сразу легче. Учись!
По дороге домой Инна мучительно размышляла над словами Любани. Может быть, подруга действительно права? Вот наступит вечер, придет с работы ее Серега, сядут они ужинать вдвоем, а рядом дети. Разве не в этом счастье? И не в этом ли смысл жизни? Ведь у Любани есть все – уютная квартира, любимый муж, дочки. А у нее, у Инны? Что есть у нее? Книги? Только книги? Но ведь этого же мало, безумно мало для полноценного бытия!
Дома Инна пересказала свой разговор с Любаней маме, и та, сконфузившись, ответила, что ей тоже было бы спокойнее, если бы дочь создала семью, да и внуков понянчить хочется…
Ночью не спалось. Инна несколько раз вставала, подходила к окну и смотрела на темный двор, скудно освещенный единственным тусклым фонарем. Под старым раскидистым тополем стояли все те же качели, качели ее детства, на которых она когда-то так любила думать о Сашке Чубакове.
Смешной симпатяга, интересно, где он теперь?..
***
Спустя неделю Инна устроилась на работу в городскую библиотеку, и плавно потекли будни – один день сменял другой, и все они были похожи, как близнецы. Выходные Инна проводила в кругу Любаниной семьи, благо Серега ее был не против, а очень даже наоборот. Любаня словно бы не замечала его отсутствия, когда приходила Инна, что было на руку любившему подгулять с соседями по гаражу Сереге.
Инне нравилось бывать у подруги. В ее теплом, уютном доме, пахнущем борщом и котлетами, она отдыхала душой, возилась с ребятишками и помогала, чем могла, по хозяйству. Но больше всего Инна любила сопровождать Любаню во время прогулок с детьми. Пусть прохожие думают, что она, Инна, мать одной из девочек.
Глядя на нарядных, веселых и озорных крошек, Инна отчаянно мечтала теперь о собственном ребенке. А еще ее неприятно поражала мысль о своей несостоятельности и ущербности даже. Ведь она была не как все, и казалось ей, что знакомые смотрят на нее как-то по-особенному – кто с жалостью, а кто и с насмешкой.
Постоянно лила воду на мельницу Инниных сомнений и Любаня, без устали твердившая о ее «неприличном» одиночестве, о никак не желающей входить в нужное русло личной жизни. Но что могла сделать Инна, если кавалера для нее все не находилось?
- Давай, не сиди, ищи жениха, - зудела, подобно осенней мухе, Любаня.
- Легко сказать – ищи, - слабо отбивалась от нападок Инна. – Мне что, сесть на велосипед и поехать искать?
Ей и самой опостылела роль засидевшейся в девках библиотекарши, безжалостно отбиравшая последние крохи уверенности в себе и рождающая лишь отягощающие душу комплексы...
Ехать, однако, никуда не пришлось.
Как-то к концу рабочего дня, перед самым закрытием библиотеки, когда Инна уже ни о чем не могла думать, кроме спокойного вечера перед телевизором, за ее спиной вдруг раздался веселый голос:
- Скворцова! Инка, ты, что ли?
Она обернулась от книжных полок.
- Чубаков? Какими судьбами? Я слышала, ты в столице обретаешься.
- Проведать своих приехал. Матушка приболела, вот я и принес ее романчики. Ищи формуляр, вычеркивай, и пойдем, посидим в какой-нибудь кафешке, поболтаем. Я здесь с тоски свихнусь скоро!
Оказалось, Сашка успел уже обзавестись семьей, и в Москве его ждали жена и сын, что не помешало, однако, начать оказывать знаки внимания вконец растерявшейся Инне. Похоже, его веселила и одновременно вдохновляла застенчивость и скованность бывшей однокашницы, и на завтра он пригласил Инну в кино, а в субботу они вдвоем отправились за город на пикник...
- Любаня, у тебя, кажется, оставались какие-то пеленки-распашонки от твоих девчат, - завела через пару месяцев разговор Инна. – Может, поделишься?
Подруга, мешавшая что-то в это время в кастрюле на плите, охнула:
- Инка-а… Неужели?..
- Да-да, - смутилась Инна. – Так поделишься?
- И ты еще спрашиваешь! – радостно засуетилась Любаня. – Я и кроватку тебе отдам. Надоела уже, только место в гараже занимает, Серега столько раз собирался ее выбросить, но я не дала. А теперь, видишь, пригодилась!.. Только ты, когда попользуешься, верни. Сама знаешь, я же хохлушка – люблю, чтобы все под рукой было!
… На Пасху у Инны родилась дочь, имя которой она решила дать библейское – Мария.
***
Прошло восемь лет.
Замуж Инна так и не вышла. Она была счастлива в своей маленькой семье, где только она да озорница Машка. Иннина мама умерла четыре года назад, и помочь ей стало совсем некому. Тяжело жили, скудно.
На зарплату библиотекаря не разбежишься, и Инна, филолог по образованию, стала подрабатывать репетиторством, давала частные уроки русского языка. Но и это дохода особого не приносило, ведь почти все ее время занимала основная работа.
- И чего ты сидишь в своей занюханной библиотеке? – удивлялась благополучная, сытая Любаня. – Что ты там имеешь? Копейки? Ты же в одной юбке годами ходишь… Перебиралась бы лучше к нам, мы с Серегой вон какую бригаду сколотили – по всему городу ремонты делаем. У одних не успеваем закончить – другие уже аванс суют. Учись!
- У меня в жизни только и есть хорошего, что Машка да моя работа, - вздыхала Инна. – В конце концов, я училась пять лет, у меня высшее образование…
- Образование у нее, - презрительно передразнивала Любаня.- Н у и жрите его с Машкой, это твое образование… Кстати, о Машке… Кофта бордовая, та, что я давала, мала уже ей, кажется? Так ты верни…
Кофту Инна вернула.
А так же собрала и отнесла Любане два тяжеленных пакета поношенного тряпья, которым когда-то ссужала ее подруга - та всегда ревностно следила, чтобы ни одна вещичка не пропала, не затерялась.
Приткнула Инна шмотки под вешалкой в прихожей и грубовато, на манер Любани, поинтересовалась:
- В бригаду возьмете? Новую жизнь начинаю. А научусь вашему ремеслу быстро, не сомневайся.
… Домой она стала возвращаться страшно усталой и совершенно разбитой, пропахшая краской, растворителями и еще бог знает чем. Зато у нее появились деньги, и теперь она запросто могла купить Машке клубники на рынке, сыру к завтраку, флакон любимых духов…
Инна плакала по ночам, тоскуя по такой желанной библиотечной тишине. Засыпая, все шла и шла мысленно вдоль ровных стеллажей с книгами, любовно проводя рукой по их корешкам.
Деньги…
Выходит, все-таки они правят миром? И материальное все же выше духовного? И действительно можно продать и купить все?
Прагматичная Любаня поняла это с младых ногтей, и потому вовремя бросила своего бессребреника-Колю, и жила теперь в «упакованной» квартире, и ездила на хорошей машине, и детям ее не приходилось донашивать за кем-то старье…
Примерно так размышляла Инна всякий раз, когда ехала с Любаней и Серегой на их машине с работы домой.
- За бензин когда отдашь? – прервала ход ее мыслей однажды Любаня. – Нам как раз заправиться нужно, завтра выходной, на речку поедем.
Инна молча раскрыла сумку и протянула деньги. Таков был уговор – стоимость затраченного при поездках бензина делится поровну. Правда, Иннина соседка Галка утверждала, что делить нужно не на две, а на три равных части, так как ездят-то они втроем. Инна лишь рукой махала. Галка же называла Любаню хапугой, припоминая, как та несколько лет назад потребовала от Инны новенькую,из магазина, детскую кроватку взамен "побитой и поцарапанной" маленькой Машкой - старой.
- Серега, останови-ка! – встрепенулась вдруг Любаня и вся подалась вперед. – Смотри, баба рыбу продает! Знает же ее мужик, где ловить! – От злобной зависти она даже заерзала на сиденье. – Придется купить, уху завтра из чего варить будем? Инка, пойдем, поторгуемся?
Инне очень уж не хотелось выходить, сказывалась накопленная за неделю усталость, да и рыбу они с Машкой не особенно любили. Но против Любани, как против лома…
Щуки, лежащие на импровизированном, состоящем из каких-то грязных коробок, прилавке, были огромными и так зазывно серебрились в лучах заходящего солнца, что Инна замерла, пораженная зрелищем.
- Что, купим одну на двоих? – предложила Любаня . – Здоровенные такие, моему семейству не съесть, да и дороговато...
Инне щука ни к чему, но она знала, что Любаня надует губы, разобидится в случае отказа. Словом, проще согласиться. Что ж, можно будет поджарить рыбки сегодня, взять легкого винца, пригласить соседку…
- Я возьму себе от хвоста, - распорядилась Любаня, когда они сели в машину.
- Лучше от головы, так наваристей получится, - возразил Серега.
- А от хвоста мяса больше, - постановила Любаня. – Сейчас заедем к Инке и сразу разделим.
Щучья дележка далась Инне нелегко. Супружеская чета затеяла целую свару, вымеряя, как бы "честнее" разрезать тушку, боясь прогадать.
Если делить ровно пополам, то Инке доставалось больше весу. А если сделать разрез ближе к голове – неловко как-то выходило, той же Инке почти ничего не оставалось. Любаня с Серегой взмокли даже, не желая опростоволоситься.
Инна устало прильнула к дверному косяку и скрестила на груди руки. Супруги продолжали ссориться.
- Послушайте, - не выдержала она. – Возьмите себе ту часть, что побольше. Вас же четверо, а нас – двое. И вам хорошо, и нам хватит.
Любаня с Серегой умолкли и как по команде уставились на Инну. Видно было, что предложение пришлось им по душе.
- Режь! – наконец провозгласила Любаня.
Серега отступил от щучьей головы на два пальца и принялся за дело.
Едва за умиротворенной четой закрылась дверь, Инна вымыла руки, надела передник и взялась за приготовление ужина.
Неожиданно что-то звякнуло под ее ножом, и миру явилась сережка с розовым камушком. Инна извлекла странную находку и с удивлением стала разглядывать. Похоже, бижутерия, простенькое девичье украшение.
- А щука-то фаршированная, - с усмешкой сказала она сама себе и крикнула в сторону комнаты: - Маш, посмотри, чем питалась наша рыбка!
Вымыв сережку, Инна отдала ее радостно-изумленной дочери и поставила на плиту сковородку.
Соседка Галка с удовольствием согласилась отужинать щукой, притащив с собой голубцов и домашнего печенья к чаю.
Выпив сладкого вина и чуть захмелев, они со смехом размышляли на тему, как могла красивая безделица оказаться в щучьей пасти, когда раздался телефонный звонок.
- Мои девчата говорят, твоя Машка носится по двору с золотой сережкой, которую ты нашла в щуке, - требовательно заговорила трубка Любаниным голосом, - так ты половину ее стоимости мне отдай. Покупали же рыбину на двоих!
Мгновение Инна молчала, не найдя, что ответить, а потом произнесла бесцветным голосом:
- Пусть твои девочки придут и заберут сережку целиком.
Нажав на клавишу отбоя, Инна тут же набрала другой номер и, задохнувшись от нахлынувшего вдруг счастья, спросила:
- Надежда Александровна? Мое место в библиотеке все еще вакантно?
Соседка Галка, сразу сообразив, что к чему, выставила вверх большой палец и, радостно подмигнув, отхлебнула из своего бокала.
- Что, Любаня снова боится, как бы не упустить своего? - спросила она через минуту.
- Любаня? - деланно изумилась Инна. - Кто это?
Галка понимающе и одобрительно кивнула и принялась за щуку.
Свидетельство о публикации №211042200818
Семён Юрьевич Ешурин 29.03.2012 22:23 Заявить о нарушении