Визит в параллельный мир

    

     В принципе то, о чём мне так хочется рассказать сегодня, случилось не ахти как давно. Думаю, менее десяти лет назад. Я тогда уже точно работал егерем и точно не первый год. Если учесть, что я начал егерьствовать в двухтысячном году, то получается не раньше две тысячи первого года.

     Уже заканчивалась весенняя охота, и оставался буквально последний день сомнительного, с точки зрения любого нормального человека, непродолжительного охотничьего счастья, когда, свалившись как снег на голову, прикатили ко мне товарищи за глухарями. Один из Москвы, другой тверской. Вернее, оба изначально дороховские, потому что их отцы служили там когда-то вместе лётчиками, ну а сейчас: Егор или Мун, как его называл приятель, что поскромней и пониже ростом - учился в Твери, в институте, а Санёк: длинный и шебутной - работал в Москве налоговым полицейским. Был, значит, узаконенным государством бандитом. Так он говорил о себе сам, посвящая нас в невероятно пошлые дела своего ведомства и свои подлые делишки под прикрытием этого ведомства...

     В общем, приехали, как всегда, под вечер, без предупреждения и, не дав мне опомниться, сразу же поволокли в лес. Даже не позволив к тому же прихватить с собой необходимые для ночлега тёплые вещи и что-нибудь съестное. Сказали, у них, мол, всё есть.

     Погода стояла хорошая, дорога была отличная, и через двадцать пять минут мы уже подъезжали к месту. Место это нами было давно опробовано: охотились мы здесь не раз на глухарей и вальдшнепов - и называлось Ёлкиным.
    
     Начиналось Ёлкино прямо за Трестёнкой: небольшой лесной речушкой - примерно около трёх километр от Староселья в сторону Ванькиного Бора. Раньше, говорили, славилось оно очень брусникой, но мне довелось на его таёжных просторах собирать лишь грибы с клюквой, да добывать глухарей. После бездумной, ненужной мелиорации брусничники с годами поросли лесом, и хорошего урожая ягод на них в последнее время совсем не бывало. В двух же небольших моховых болотцах, чем собственно и знаменито сейчас Ёлкино, можно отыскать теперь только чернику, да изредка морошку. Морошка, правда, растёт в них крупная и сладкая и обладает удивительными лечебными свойствами. Я сам испробовал это не раз на себе, когда страдал заболеваниями желчного пузыря и печени.

     Что же касается глухарей, так тут вообще просто нет слов! Не было случая, чтобы я возвратился домой без трофея. Причём токуют мошники на обоих болотцах. Добраться до одного из них, правда, не очень легко, а вот второе, называемое Белым мхом - подарок для любого охотника. И даже начинающего. Во-первых: сухо, во-вторых: поют птицы прямо на дорогах. Дороги, конечно, разные: одна ведёт в Ушники и Ключевую, другая выходит на Ширяево поле и Староселье - но и там, и там удобно.

     В былые времена, если верить слухам, это был один огромный и очень богатый ток, но насыпь, возведённая тут в восьмидесятые годы прошлого века, располовинила его на два небольших самостоятельных игрища. Расстояние от неё, что до одного, что до другого приблизительно одинаковое - около километра.

     Вот сюда-то, на один из этих точков, куда было добраться попроще, и задумали мы сходить опять с утречка, а вечером, как обычно, постоять на тяге в районе ванькинской дороги. Как раз где-то в центре не существующего уже тока.

     Машину бросили чуть не доезжая до моста через Трестёнку, натаскали по-быстрому сухостоя для костра, сварили «шурпу» и, не сумев даже на половину обменяться новостями, помчались за длинноклювыми боровыми красавцами.

     Вальдшнепы тянули на первой же опушке от насыпи. Почти на самом перекрёстке новой и старой дорог. И тянули довольно неплохо. При удачной стрельбе можно было спокойно взять пять - шесть голов.
 
     Едва встали на позиции: я ближе к низине, а друзья шагов на сто выше меня - прошла первая птица. Было тепло и влажно, вальдшнеп летел низко и медленно, но все почему-то, как сговорившись, промахнулись. Так бывает обычно, когда ещё не настроился и торопишься с выстрелом.

     Не успело до конца стихнуть эхо от нашей позорной стрельбы, как сквозь переливчатый, звонкий щебет дроздов, рассевшихся на елях по краю поляны, я явно услышал или, скорее, почувствовал всеми своими клеточками, которые были способны это чувствовать, до боли знакомые, волнующие сердце звуки. Я перестал дышать и, приложив ладони к ушам, чтобы слышать, как  минимум, в два раза дальше, повернулся в ту сторону, откуда, как мне показалось, они и раздавались.

     Сомнений не было - в левом углу поляны, где-то совсем недалеко за мохнатыми, тёмными елями с раззадорившимися на их резных макушках дроздами, пел глухарь…! Да так бойко, будто не вечер опускался на землю, выкрасив в лиловый цвет небо за жидкой кромкой березняка с западной стороны от нас, а наоборот - утро являлось после недолгого ночного затишья в тысячеголосый весенний мир.

     Повернувшись немного левее, я вообще ошалел! За неширокой полоской леса, в конце второй полянки или чуть за ней, токовало целое стадо. Причём, настолько кучно, что казалось не глухари, а воробьи облепили там чернеющий за редким перелеском сосняк. Щёлканье и точенье доносились оттуда беспрестанно, преобразуясь в итоге в какое-то невообразимое сплошное стрекотание.

     Я повернулся ещё дальше влево: туда, где находились мои товарищи - но и там тоже прямо за ними "точил" мошник. Точно и не стреляли они всего лишь пару минут назад!

  Лосиным аллюром, при этом стараясь всё же ступать, как можно мягче, я, не раздумывая, рванул к ребятам и уже с полпути начал кричать им, чтобы больше не палили из своих шумных дрыдалок. Теперь каждый следующий выстрел мог стать непростительно лишним…

     Ребята сначала мне не поверили, но прослушав лес таким же образом, как слушал я, немедленно согласились возвращаться к костру. Чтобы не распугать величественных, гордых птах, генетически и практически всегда не переносящих навязчивого постороннего шума в своих дремучих владениях. Чем утром тащиться незнамо куда через лес и практически в темноте, гораздо удобнее здесь, не мучаясь и особо не напрягаясь, отстрелять желанного петушищу. А если повезёт, то и насмотреться от души на театральные, символические бои птиц и их своеобразное культовое спаривание с курицами. А на вальдшнепа вообще-то можно будет поохотиться и в следующем сезоне... где-нибудь в другом месте.

     Ночь пролетела, как стая гусей над весенним разливом. Не успели мы толком побрехать о том, о сём и отдохнуть, как северная часть неба начала заметно светлеть. Я хоть немного вздремнул, забравшись в салон машины и скрючившись буквой «зю» на её переднем сиденье, а хлопцы так и не прилегли ни на минутку. Идти было не далеко, но стоило торопиться. Чтобы оказаться на токовище не позже, чем в канун рассвета…

     В ожидании невероятного зрелища, что бывает часто на не распуганном ещё токе, в приподнятом настроении подобрались мы к краю поляны. Откуда вечером восхищались несмолкающим и завораживающим нас пением. Было тихо, и птиц услышали сразу. Все они находились на своих местах. Значит, ушли мы вчера аккуратно и не подшумели.

     Лишнего времени не оставалось совсем, поэтому сходу решили скрадывать. Так как Тихон, то есть Санёк, имел уже определённый опыт, ему предложили подходить самостоятельно. Прямо в центр тока. До первого глухаря, который пел впереди по курсу и которого хорошо слышали уже просто так, было не более ста метров. Он согласился. Мы же с Егором, чтобы не помешать ему, пошли круто вбок, где на краю тока с помощью ладошек чётко различались два разных голоса. Самому мне трофей был не нужен, и моя задача заключалась в том, чтобы научить нехитрым секретам промысла охотника-дилетанта. Однажды я уже пробовал передать ему свой опыт, но из этого ничего не вышло. Он хоть и смышлёный, но очень трудный ученик. Немного неуверен в себе, и это здорово мешает. На этот раз договорились идти в контакте: либо держась за руки, либо делая прыжки одновременно по моему знаку рукой - и очень надеялись, что всё сложится, как надо.

     С вечера и до того момента, когда разошлись с Сашком, всё действительно складывалось весьма благополучно, и ничто не предвещало никакого подвоха. Но стоило нам отпрыгать от него всего лишь на несколько десятков метров, как чистое с ночи небо затянули вдруг быстро передвигающиеся в полном безветрии низкие облака, больше похожие на рваные клочья тумана, и пошла изморось. Сперва это нам никак вроде бы не мешало. Но через какое-то время превратившаяся в капель влага, накапливающаяся на стволах и ветках деревьев, стала подмачивать одежду и сильно раздражать. Звуки множества шлёпающихся сверху капель растворяли в себе ясно различаемые до этого колена необычной, похожей на треск и шелест песни, и было трудно определить, когда нужно продолжать движение к заветной цели.

     Всё-таки мы не сдавались и упрямо продвигались вперёд. Благо до дерева, где сидел глухарина, вскоре оставались уже считанные метры. Он пока продолжал петь, как ни в чём не бывало, но нам следовало ускорить и увеличить шаг. Чтобы успеть взять его до дождя. Судя по тому, как развивались события, дождь должен был начаться с минуты на минуту.

     Я уже находился в трёх метрах от сосны, где таился невидимый ещё певун, когда Егор нечаянно наступил на сучок, сделав к тому же зачем-то лишний шаг. Петух прервал песню и стал тревожно щёлкать, обильно сыпля чуть ли не на меня своими увесистыми зеленовато-жёлтыми колбасками. Я жестами приказал другу не шевелиться, и мы стали терпеливо ожидать, когда он успокоится и вновь заточит.

     Вдруг товарищ закрутил головой и стал пытаться мне что-то сказать, тоже жестами, показывая пальцем то на свой язык, то куда-то в лес немного правее меня. Мне подумалось, он слышит и предлагает другую птицу, и я грубо отмахнулся от него рукой, отвернувшись и давая тем самым понять, что хватит нам этой одной, и надо всего лишь ещё чуть-чуть подождать.

     Глухарь, однако, всё молчал. И даже почему-то перестал щёлкать и гадить.
    
     - Неужели засёк и сейчас слетит - мелькнула мысль.

     Но тот и не думал слетать...

     Так просидели около десяти минут: и он на сосне, и мы на корточках - когда где-то впереди за корявым стволом передо мной послышались сначала шорох, а затем и чьи-то осторожные, лёгкие шаги. Ещё через какое-то мгновенье из быстро рассеивающейся утренней мглы леса вышел охотник. В сером, длинном плаще, в такой же старомодной серой кепке и с простеньким ружьишком за плечами. Он шёл мимо нас по диагонали, постепенно сближаясь, иногда останавливаясь и к чему-то прислушиваясь. Ясно было, что это браконьер, что выслушивал он, конечно же, глухаря и в какой-то миг приблизится к нам на минимальное расстояние. Нас мужичок, однозначно, не видел, потому как мы сидели на корточках и в стороне от траектории его движения, и у нас появилась возможность сцапать нарушителя да устроить ему хорошую трёпку. Чтобы неповадно было в будущем безнаказанно истреблять редких и ценных птиц. Всё равно охота на сегодня для нас практически закончилась и вряд ли уже можно надеяться на удачу...

     Я посмотрел вопросительно на Гоху и прошептал:
   
 - Бог с ним с глухарём! Давай лучше обезвредим браконьера... 

     Он согласно кивнул, и мы приготовились, как пантеры, к броску, рассчитывая использовать фактор неожиданности, когда незнакомец подойдёт поближе.

     И он подошёл. Метров примерно на шестьдесят. Встал возле ствола берёзы, как  раз с нашей стороны, и устремил свой взгляд куда-то вверх и чуть левее вырубки, которая находилась почти сразу за этой берёзой. Лучшего варианта для захвата было не придумать...

     Как две взведённые пружины, мы резко вскочили и наперегонки кинулись к своей  жертве. Шестьдесят метров пролетели за секунды. Почти не сводя глаз с субъекта и лишь на мгновенье, возможно, взглянув под ноги. Чтобы чего доброго не напороться на сучок и не выколоть себе глаз или не поломать шею, споткнувшись о валежину. За это время и при подобных обстоятельствах да в быстро светлеющем редком лесу не только не суметь смыться, но даже, увидев внезапно возникшую перед собой опасность, не успеть принять правильного решения. Но человек смылся!!!.. «Без  шума  и  пыли»...? Как будто растворился в воздухе, или его унесло какой-то недюжинной силой. А точно на том месте, где он только что вроде бы стоял, торчал из земли обломанный осиновый пень в рост человека, непонятно откуда вдруг взявшийся. И больше ничего не было!..
    
     Мы заметались по сторонам, не понимая, что собственно произошло и что делать дальше, но факт был на лицо - странник исчез, не оставив нам ни малейшей надежды на его задержание. Покрутившись ещё с десяток минут возле пня, пытаясь по следам определить хотя бы направление, в котором он так незаметно удалился, растерялись уже окончательно. Оказывается, следов дядя тоже не оставил. Наши следы на прошлогодних листьях имелись, его - нет…? Ну и кадер однако!..

     Что ж, делать нечего, необходимо было признать своё поражение и вернуться к тому, от чего так легкомысленно оторвались, решившись на неудавшуюся авантюру. Глухарь, кстати, не вылетал. По всему, он ещё находился в кроне сосны и с превеликим удовольствием наблюдал за тем, как нам только что утёрли нос, заставив усомниться и в своём непревзойдённом следопытстве, и в хвалёной ловкости, и в смекалке. Наверное, потому и не боялся нас, и не спешил покидать насиженный сук.

     Крадучись, мы возвратились к знакомой сосне и, взяв наизготовку ружья, стали тщательно всматриваться в её высокую макушку, откуда около получаса назад обстреливал меня своими каловыми массами несостоявшийся покойник. Рассвело уже окончательно, но птицы почему-то не было видно. Хотя и макушка, и все сучки дерева хорошо проглядывались. С досадой ходили мы вокруг сосны и вообще ничего не могли сообразить. Правильные мысли, которые должны были непременно и очевидно давно уже посетить наши воспалённые мозги, не приходили пока в голову абсолютно...

     Ещё минут через пятнадцать притащился Санёк. Весь в поту и не менее раздосадованный сгоряча начал выказывать мне своё крайнее неудовольствие:

     - Лёха, что за фигня?.. Куда ты нас привёл? Со всех сторон поют, заразы, а на выстрел не подпускают... и хоть бы один вылетел откуда-нибудь!.. Я уже весь ток обошёл, а стрельнуть не по кому!..

     Я не знал, что ответить - слов не было...

     Между тем Егор, всё ещё с некой надеждой косясь на сосну, поведал другу о том, что случилось с нами, и тот слегка отошёл, добавив к сказанному Гохой, будто слышал и сам, как по лесу болтались два или три человека, громко переговариваясь между собой. По его мнению, они, наверное, и распугали ток. Мун тут же вспомнил, что и здесь тоже кто-то разговаривал, когда мы подходили с ним к глухарю, и именно об этом он пытался мне сообщить жестами перед тем, как появился исчезнувший потом охотник-невидимка. Наш разговор начал было приобретать определённый оттенок, но в это же время я зачем-то опустил взор и обомлел! Вся земля вокруг нас была выстлана, как опавшими листьями, свежим глухариным пухом...

     - Мужики - вырвалось из меня, - смотрите, мы же на центре тока! Это же место, где мошники дерутся!..

     Видя подобное впервые, ребята с интересом стали разглядывать нащипанные перья, и тут, как бы в подтверждение моей правоты, откуда-то снизу, из-за молодого мокрого ельника со стороны канала, послышалось характерное, громкое хлопанье могучих крыльев. Всё совпадало с моими предположениями. Да и время совпадало с тем моментом, когда птицы обычно слетают вниз и начинают свои удивительные, поражающие всегда неизменной, первобытной простотой и залихватской удалью чудные игры...

     - Значит, порядок! - мошники здесь! Просто спустились на землю, пока мы отвлекали внимание на всякую ерунду, и у нас ещё есть шанс добыть хотя бы одного из них...

     Не успел я ещё толком собрать в кучку свои разбежавшиеся во все стороны мысли , как из вырубки донеслись сначала "точенье", а затем и остальные составляющие не громкой, но уверенно-смелой глухариной песни. У самого края вырубки - там, где начинался молодой сапужник, стояла такая же раскидистая вековая соснища, как и возле нас, и стало понятно: пение несётся оттуда. Потому что больше было просто неоткуда. До другого конца вырубки далеко, а рядом с сосной, кроме редких нескладных осин да некрупных кривых берёз, ничего подходящего для токовика не росло.

     Всех нас снова охватила волна неудержимой страсти, но ситуация была не из простых. Рассвет уже давно наступил, до сосны всего шагов сто, а мы, кажется, порядком засветились. Мне не оставалось ничего больше, как взять у Тихона вертикалку и попробовать наудачу, в наглую подойти и снять зазевавшуюся дичину. Ведь кроме меня этого точно не смог бы сделать никто, а всем так не хотелось возвращаться домой пустыми...

     Но, не тут-то было! Когда до дерева оставалось уже метров тридцать, песня стихла, и сколько я ни ходил вокруг, сняв ружьё с предохранителя и осматривая каждую веточку, глухаря обнаружить опять не удавалось. Его там снова почему-то не было!?..

     Пока недоумевал и чесал затылок, усиленно соображая: ну как же так?.. - уже в сапужнике за сосной опять защёлкало и захлопало крыльями, Я облегчённо вздохнул и подумал, что первоначально, видимо, ошибся - токовал петух не на верхушке сосны, а в густой, непролазной поросли вырубки. Может быть, из-за сырости и промокшего насквозь воздуха звук так неестественно переломился, и мне показалось, что птица поёт на дереве...

     Отступать с полпути не хотелось: не в моих правилах - поэтому пришлось лезть в чащобу. Но и здесь ни разу не представился случай, хотя бы мельком кого-нибудь увидеть, чтобы уж хоть вдогонку или просто в ту сторону успеть выстрелить. Зря только исцарапал себе всё лицо и руки ветками. Драчуны, а их, как минимум, было двое, всё время убегали от меня землёй, едва мне удавалось приблизиться к ним на достаточное расстояние. Они словно издевались надо мной, хлопая крыльями то спереди, то сбоку, то сзади...

     Увлёкшись погоней, я даже не заметил, как вновь оказался в лесу. Хорошо, что лес был ограничен каналом и двумя дорогами, а то бы я точно заблудился. Кружить зигзагами между однообразных хвойных деревьев, да ещё в ненастный день, далеко не безопасно...

     Сколько продолжалось между нами состязание, не знаю, но за весь этот промежуток времени ни один мошник не слетел с дерева и не поднялся с земли. Чего в моей практике никогда ещё не бывало сроду. Обычно осторожный и чуткий глухарь при малейшей оплошности охотника мгновенно взлетает и со слышимым издалека раскатистым шумом покидает опасное место. Сегодня всё было как-то не так. Я не напугал не одной птицы, а ведь совсем и не таился ни от кого...?

     Когда уже вся моя задница, как говорится, была в мыле, меня наконец-то! и посетила первая догадка о том, что происходит что-то неладное. Пока ещё только на подсознательном уровне, но и этого оказалось достаточно для того, чтобы мне стало жутко не по себе, и я бросился к выходу из этого проклятого пристанища духов, увлекая за собой друзей и обещая им объяснить всё потом. Как выберемся. Как ещё повезло, что они оказались в минуту полупрозрения рядом! Ведь могло бы быть всё намного хуже, чем ноющие от холода коленки и стёртая до мозоли лодыжка...

     Пока шли до машины, облака, похожие на туман, полностью рассеялись, и из-за угрюмых болотных олешин, росших в пойме реки, выглянуло солнце. Невероятно доброе и ласковое. Толи приветствовавшее нас после долгих, мучительных испытаний сыростью, толи желавшее неудачникам счастливого пути...?

     Наверное, это обстоятельство повлияло на меня слишком положительно или растаявший туман частично проник в моё сознание, но я предложил вдруг товарищам опять вернуться на ток. Время же ещё было только семь, а мне так страшно хотелось хоть кого-нибудь подстрелить для них! О глухарях, поющих после того, как ток покидают охотники, я знал не понаслышке...

     Им вряд ли, конечно, понравилось моё такое неадекватное поведение, и предложение, думаю, также, но они подчинились. Ведь до тока-то было всего-то чуть больше километра... А может, хлопцам тоже очень хотелось дичи... И потом, я же им ничего так и не рассказал о своих подозрениях, потому как сам, видимо, засомневался в своих выводах или даже вообще забыл о них к тому времени...

     Только снова вошли в лес, покинутый нами полчаса назад, сразу же услышали токующего петуха. Он пел в самом начале сосняка - метрах в ста пятидесяти от края опушки. Как назло, вновь налетели рваные, серые облака, и из них густо заморосило. Никто из ребят не захотел испытывать судьбу, и мне самому, к счастью, пришлось взяться за привычное для меня дело.

     Всё повторилось, как в дурном сне: замолчал первый глухарь, не подпустив на выстрел, начал петь второй, справа от меня; замолчал второй, где-то впереди защёлкал и зашелестел третий - будто кто сознательно старался увести меня подальше от охотников и поглубже в лес, в непролазную чащу, откуда стали опять-таки слышны удары беспощадно хлещущих друг о друга крыльев. Капель же, как и на рассвете, начала смешивать и заглушать собой живые, привычные звуки и превращать их в какой-то неопределяемый, угнетающий сознание звук...

     На этот раз догадка явилась гораздо быстрее! Страх, который пришёл вместе с полным пониманием происходящих с нами фокусов, был таких масштабов, что его просто невозможно описать! Мои ощущения были близки к ощущениям попавшего в западню зверя! Хотелось любым образом и как можно быстрее покинуть этот нечистый и несуществующий, должно быть, в реальности враждебный закуток и больше никогда в жизни не приближаться к нему даже на пушечный выстрел. Вспомнился тут же странный человек с ружьём, которого мы видели с Егором, и стало ясно, что это вовсе не браконьер, а что-то из чужого, возможно, параллельного нам мира - другими словами, привидение!!! Почему и не отпечатались на прелых листьях его следы. Наверняка, мы находимся ещё в границах этого чуждого, таинственного мира, и нужно бежать отсюда прочь, пока бежится, чтобы не остаться здесь навсегда и не оказаться где-нибудь в ином измерении или другом временном промежутке...

     Слава Богу, поляна, где меня ожидали Егор с Тишкой, была ещё в пределах видимости! Пулей я выскочил из бора и, не останавливаясь, крикнул им, чтобы бежали что есть мочи за мной к дороге. Мне казалось тогда, именно там наше спасение.

     Только на дороге, как следует отдышавшись и придя в себя, я искренне пожалел о том, что вообще дал согласие ехать на охоту в канун Пасхи и посвятил ребят в свои не слишком приятные соображения. С большим трудом хлопцы восприняли тот бред, что я нёс, но куда было деться от того, что им самим довелось и увидеть, и услышать в это недоброе воскресное утро. Тем более, все прекрасно знали - в этих окрестностях, где мы всегда охотились только на вальдшнепов, ни одного глухаря никогда прежде и в помине не было...!

     С сильно подпорченным настроением и нехорошим, тяжёлым осадком на душе поехали мы тогда домой, не распив даже, согласно сложившейся традиции, бутылочку на троих. Не скажу, как парни пережили всё это, но меня три дня преследовал неиссякаемый, необузданный страх, и я просто дико боялся ехать ночью в любой лес, даже по работе.

     В конце концов любопытство взяло верх: мне так не терпелось разобраться во всём основательно и до мелочей, что на четвёртые сутки я всё же не удержался - завёл авто и под утро покатил на Ёлкино. Где-то на пятом километре большака отказали фары и габариты, но это не остановило. Потихоньку, на ощупь, я всё равно «дополз».

     К сожалению, утро хоть и было прекрасным, густой, едкий дым, тянущийся с горящих у Староселья полей и накрывший собой лес, не позволил мне получить полные ответы на мучавшие меня вопросы. И глухариный пух, устилавший землю в утро чудес, и обломанный осиновый пень, под который замаскировался якобы охотник, я так и не смог найти. А ведь точно помнил место, где с таким зверским азартом гонялся за призраками. Мне кажется, я вообще не узнал тот лес. Были и вырубка, и сосняк с ельником, но всё выглядело как-то по-другому: будто с той минуты, как мы убежали отсюда, поддавшись внезапной панике, прошло не четыре дня, а несколько лет...? Короче, уехать обратно пришлось всё с теми же сомнениями, с какими и прибыл сюда.

     Позже, когда появился опыт других подобных встреч, всё встало на свои места. Теперь понятно, что то, с чем мы столкнулись тогда - и я уверен, что это не случайно - оно действительно есть, оно реально и, может быть, не так уж и опасно, если быть к этому готовым и знать, с чем имеешь дело. Мне ужасно хочется побывать там, в этой аномальной зоне снова и пообщаться с удивительным, первозданным разумом, её населяющим. Жаль, что жизнь моя в последние годы складывается так, что не имею для этого никакой возможности и только надеюсь, что как-нибудь мне всё же удастся это сделать...

          03.07.2009 г.