Арысь-поле или В усадьбе

"Арысь-поле" - так называется сказка, записанная Афанасьевым, рассказывающая о том, как ведьма заколдовала одну добрую женщину, мать, и превратила ее в зверя, рыську рыжую...

1
По объявлению

Раяла – поселок в нескольких десятках километрах от города Йоэнсуу, что расположен в восточной Финляндии, недалеко от границы с Россией. Это финская Карелия. Дома здесь в основном стандартные, как по всей Скандинавии: коттеджи и малоэтажные бетонные, но встречаются и старинные, деревянные, чисто карельские.
 
Построенные из отборной сосны, они стоят не один век на Севере. Если по ту сторону границы  дома хотя и крепкие, приземистые, теснящиеся друг к дружке по обычаю русской деревни, покрыты серой пылью запустения, у финских карел даже неказистые домики смотрятся как-то мило и ухоженно. Как будто финский климат совсем другой, обладает консервирующими чудодейственными силами.
 
В такой сохранившийся с древних времен дом занесла меня судьба. Получив место преподавателя русского языка в гимназии, я стала искать жилье. В городе – дорого, аренда однокомнатной квартиры стоит четыреста евро, да еще и в начале учебного года не найти свободную жилплощадь. Из учителей кто-то посоветовал разместить объявление на остановке автобуса, в магазине, в коридоре школы, в библиотеке. И, о радость, мне позвонили! Молодой женский голос, почему-то хихикая, предложил комнату за пятьдесят евро. На всякий случай я попросила электронный адрес, мне легче общаться так, письменный финский у меня лучше, да к тому же по негласному закону электронные письма имеют вес документа.
Списавшись и удоствоверившись в серьезности предложения, я отправилась на автобусе на смотрины.  По дороге пялилась на унылые поля, даже октябрьская пестрота леса не скрашивала однообразные пейзажи Карелии. Правда, среди болота увидела высоченную сосну, изогнутый ствол которой резко диссонировал с общей серостью. Сосна мертвая, серая, но как причудливо согнулась, как будто протестуя против приговора природы, желая обратить на себя внимание путников и зверья.

Проехала лютеранскую церковь, кладбище, продовольственный магазин, в котором разместилась и почта, детский садик, несколько кварталов с блочными домами, ухоженные дворики без заборов, низкие дома из красного кирпича. Выйдя на указанной в письме остановке, свернула на дорогу, долго шла вдоль строгих разлапистых елей.
На пригорке увидела усадьбу. Прочитав фамилию на почтовом ящике, установленном на обочине грунтовки, убедилась, что иду правильно.
 
Наверное, такие крестьянские усадьбы назывались в Прибалтике и на территории Ленобласти «мызами». В советской Карелии более привычное название – «хутор».  Финский хутор можно было бы сравнить  с помещичьей усадьбой, потому что и то, и другое - это  обособленные хозяйства с жилым домом, пристройками, конюшней, полями, водоемом.  Барская усадьба располагала парком и всевозможными второстепенными постройками, которых в крестьянском хозяйстве не увидишь.

Размышляя о лаконизме финской  архитектуры, неспешно прогуливалась по лесной дорожке. Воздух был свеж, голова ясна, в душе покой. Я любовалась издали домом, загадывая,  станет ли он мне близким или отвергнет? Какой виток заготовила судьба на этот раз? Предчувствие надвигающихся событий меня не покидало. Жажда авантюры, желание почерпнуть новый материал для очередного рассказа говорили с привычной силой.
 
В лесу было необычайно тихо. Светило солнце, плавали, как ни в чем не бывало, лебеди в большом озере перед усадьбой. Осенние цветы во дворе на клумбах еще не отцвели и не помялись. Кое-где под ногами уже шуршали опавшие сухие листья. Я спустилась к берегу, постояла у воды. Общее затишье дарило отдохновение, природа успокаивала. Как будто говорила: «Задержись, раскройся, прими и сохрани до весны последние напоминания о безудержном летнем тепле, тихую ласку осеннего солнышка!»

У меня уйма времени. Следующий автобус через три часа. Свернула в ельник, увидела один пруд, потом другой. Испугавшись, что заблужусь, вернулась по той же дороге.
Людей не видно, как будто жизнь на хуторе  вымерла, ни шума, ни ветра. Подхожу к крыльцу. Дом обитаем и спокоен. Стучусь в дверь. Но никто не открывает, тогда я, зная, что меня ждут, толкаю входную дверь и захожу.

Непомерно старые рассохшиеся бочки, деревянные колеса, высокие ступы для взбивания масла, прядильный станок, громоздкий и пыльный, овальные колонны, поддерживающие помещение второго этажа. Куда я попала? Ведь это не гостиная и не кухня, а какая-то кладовая с выходом то ли на чердак, то ли в мезонин. Я начинаю метаться в поисках хозяев, открываю маленькую дверь и попадаю на застекленную террасу, да это настоящая оранжерея, с видом на озеро!

Минут десять я плутала по лабиринту чужого дома. Вот заглянула в комнату с книжными стеллажами. Интересно! Я уже поняла, что попала не в простую крестьянскую избу, а чуть ли не в господскую усадьбу. Наверное, это кабинет. И действительно, здесь, в зеленовато-коричневом полумраке, среди задернутых штор, пробивается сквозь щель дневной свет, освещавший диковинную обстановку. Скорее всего, это и есть гостиная, на стенах красивые золотистые обои, я приоткрыла окно, и солнце, уже вечернее, ворвалось в помещение.
Бог мой, я попала в сказку, о которой мечтала: в доме царил дух старинного поместья. Высокие стеклянные двери, выходящие на охватывающий фасад  балкон, распахивались навстречу входящему со стороны озера. Я забыла, зачем пришла. Вышла на балкон и любовалась разбросанными по зеленому газону кустами роз редких сортов, под балконом темнел вход в сырую, пахнущую землею, оранжерею с витой лестницей, ведущей в какую-то таинственную комнату. Наверное, там бильярдная или камин? Очень хотелось исследовать все, пользуясь невероятной  возможностью.
 
Ну конечно, минуты экзальтации закончились, когда передо мной появилась строгая пожилая дама. Я, извиняясь за вторжение, протянула листок с письмом, распечатанным в качестве мандата, пропуска в барский дом. Но хозяйка его читать не стала и не проронив ни слова, повела меня вниз, в большую комнату, где пахло вкусным кофе.

2
Пленница

Так я поселилась в сказочном доме, жалко, конечно, что только на время контракта в школе. Рано утром я выбегала из усадьбы, спешила на остановку, на автобусе добиралась до города. Вечером возвращалась и, к стыду своему, уже не имела сил прогуливаться или даже спуститься в гостиную на чашку кофе, заваливалась спать. В пятницу уезжала прямо из школы домой, в Центральную Финляндию, и с хозяевами старого дома почти не общалась. А зря...
В доме этом, в мезонине, там, где разместили меня, была найдена большая кипа военных писем. Во время ремонта их обнаружили рабочие. Письма передали в музей почты, в местной прессе появилась статья о содержании корреспонденции, пролежавшей под самой крышей около пятидесяти лет. Об этом я узнала в школе от учителя истории. Каждое утро я просыпалась с мыслью, что вот сегодня обязательно расспрошу хозяйку об этих письмах. Покажу ей переведенные на финский мои рассказы о войне, может, удастся раскопать историю дома поглубже? Наверняка в семье сохранились фотографии. Но сначала была первая четверть, самое трудное время в школе, когда знакомишься с учениками и коллективом. Адаптация проходила болезненно. Я чувствовала себя «рюссой», не просто иностранкой, но русской, вздумавшей учить самую разумную нацию в мире, то есть финнов. Потом начались рождественские хлопоты, за ними – каникулы. Я уехала и, честно говоря, уже искала новое место, поближе к дому. Не нашла, вернулась в январе, к началу следующей четверти. Наверное, я бы так и не удосужилась познакомиться поближе с обитателями дома – они ведь тоже не стремились к контакту, если бы не случай.

Однажды, не выдержав затворничества, отправилась я в лес на лыжах. Вышла из дома под вечер. Воздух прозрачный, ветер почти утих. Изредка мелкой кристаллической пылью обдает с деревьев и кустов, если дотронешься до веток во время ходьбы. Неожиданно для себя я пошла легко и быстро, сильно и уверенно пробивая «целик». Снег ложился под лыжи, лес заманивал все дальше вглубь. Взобралась на плоскую скалистую площадку на вершине сопки. Снежная равнина внизу расплывалась в белом пространстве. Черные контуры елей вырисовывались в сумраке. Сделала привал в большой расщелине у валуна.

Хозяйка, Лиза, положила в рюкзак сухую бересту для растопки, термос с кофе и булочки. Вот уже приготовилась разжечь костер, как вдруг подняла глаза на сосну, стоявшую в нескольких шагах, и обомлела. Небо, освещенное луною, будто рассыпало в разные стороны миллиарды искр. Белые полосы света быстро расстилались по небу, обгоняя одна другую, пересекались, сливались, исчезали и опять появлялись. Это было северное сияние! Банька виднелась издали двумя маленькими оконцами. Они блестели, точно глаза какого-то большого зверя, замершего за деревьями и разгоравшимся взором выслеживавшего добычу. Мне стало не по себе, изо всех сил – а их уже мало осталось – я рванула к хутору.

Пока бежала, в голове колом стояли слова хозяйки, старой Лизы. Еще до Рождества, когда у меня не было уроков и пришлось полдня проторчать в усадьбе, поведала бабка одну историю. Про то, как чудо произошло: охотник напал на круглый, с ясными отпечатками мякишей пальцев, след. Торжеству смельчака не было предела: он гордился своей меткостью глаза, удачей настоящего мужчины. И убил зверя! Только вот горем обернулось это убийство...
Тогда, в тихий рождественский  вечер Лиза рассказала легенду про демона, явившегося  в обличии дикой кошки. Будто является кошара перед болезнью или смертью постояльца. Чтобы отпугнуть демона-смерть, надо установить плуг или косу в ту сторону, откуда придет кошка. Лиза поставила косу, наточенную Иваном-постояльцем, рядом с печью, лезвие повернула в сторону дороги. Проснулся в поту бедняга, а у него кость куриная поперек горла и живот крутит. Кинулся с перепугу на двор. А в зимнюю темь и ночью и днем – звезды на проклятом Севере. Вот стоит Иван в нижнем белье посреди лапландского хутора. В звездном сиянии, мороза не чувствует. Сполохи – души убиенных  – подняли резню на небе. И кровищи-то вокруг, и сталь косы серебрится, и зверь дикий как монгол воет! Страшны ведьмы при жизни городской, а на хуторе, черт знает где, еще страшней. Поднатужился Иван и выплюнул кость. Сразу благодать сошла. Пришел в дом. Лиза говорит: с добрым утром, закаляешься? Мол, чего в исподнем по морозу-то с утра. Затопила хозяйка печь, и пошел дым в сторону старой риги. Уплыло облако, аромат свежего кофе и булочек прогнал нечисть. Вздохнул Иван, даже перекрестился. На всякий случай попросил у хозяйки веник, который она выбросить после вчерашней бани не успела. Бросил его в печь, от греха подальше.
Я, конечно, отнеслась скептически к истории. Однако дальше – больше. Внук Лизы, молодой человек по имени Яри, ни с того, ни с сего пришел в мою комнату в мезонине. Уселся перед компьютером, якобы нужно было ему почту проверить – будто своего нет – а потом повернулся ко мне и стал рассказывать, почти что вторить своей бабке: значит так, был дед в лесу, встретилась ему дикая кошка. А может, огненная лиса. Уже темнело, а глазища-то у нее, словно раскаленные угли светились. Дед направил ружье прямо на демона. Позади стояла огромная сосна. Ружье было длинное, из настоящей стали. Как оно выстрелило, так прошла пуля сквозь зверя, пригвоздило его к дереву. Демон-то испугался, да и выпрыгнул из шкуры своей, помчался восвояси. Дед снял осторожно звериную шкуру, снес на базар, продал за двадцать рублей. А мясо белое у демона было, потом собаки наткнулись, сожрали.

Я пожала плечами: «Каких грибов накурился, парень? К чему все эти россказни?»  Я искренно недоумевала. Прояснилось к весне, когда вышла из печати книжка той самой журналистки, написавшей в газете про найденные письма в доме у Лизы. Оказалось, много всякой мистики было в этих письмах – или в писательской интерпретации?
Каким-то таинственным образом вся история связывалась с одним животным, рысью. Конечно, я видала ее только в зверинце и по телевизору.
 
Надо признать, рысь в зоопарке сразу бросается в глаза. Серо-светло-желтый цвет шерсти, грация, а главное, глаза - все приковывает взгляд непохожестью, нездешностью.
Как будто инопланетянка спустилась на миг в обычный мир этих развлекательных заведений. Конечно, охотиться, как в естественных условиях, иностранка уже не может. Кровожадность и известная непредсказуемость в поведении кажутся нелепыми в повседневной рутине европейского захолустья. Походка по инерции еще остается прежней, стремительной и воздушной, движения порывистыми, зубы острыми, а когти цепкими. Рысь продолжает забег в недрах отведенной ей территории, но проплывающие туристы с огромными животами молча глазеют, мол, остановись, куда спешишь? Выпучив глаза, они беззвучно дают понять, что возмущены, у них так не принято. В загоне бедняжка уже научилась мяукать вполголоса,  почти как домашняя кошка. Рычи не рычи, а что толку? Персоналу все, как об стенку горох, с ним даже не поругаешься. Соседи-тюлени сами по себе. Довольны и счастливы, в домах-аквариумах демонстрируют здоровый образ жизни, хотя и питаются гамбургерами с  бананами. А ей, рыси, не больно и надо, она научилась уходить в мир фантазий о воле, пользуясь благами зоопарка. Нырнула с головой во вторую эмиграцию, бетонную пещеру, сама нашла пути и выходы. Но вот глаза, глаза выдают! Они продолжает жить и рассказывать, что происходит в душе. Глаза не хотят молчать, они могут некстати крикнуть перед толпой, проплывающей фантомом за решеткой: "Я здесь! Вот сейчас я вам покажу". 

Но вместо того, чтобы прыгнуть и разорвать в кровь ненавистных тюленей, рысь рассказывает о своем белом брюшке и длинных усах, которыми гордится. Уши у нее коротенькие, трехугольные, на концах клочки волос черного цвета. Когти крепкие и острые, загнутые. Они выставляются из мякишей пальцев только в известных случаях – при нападении, обороне и влезании на деревья. В бетонной коробке рысь страдает, ее когти затупляются. Хвост короткий, с черным пятнышком. Свои мускулистые ноги рысь обожает, выставляя перед посетителями с кокетством. Большие ступни элегантны и оставляют круглый след, с ясными отпечатками мякишей пальцев. Никогда рысь не показала своих когтей, ведь они видны только в случае быстрого, как стрела, бега. "Бега-а-а!» - рысь зарычала от бессилья в своей тюрьме. Она умеет без слов разговаривать, годы молчания и вежливого поддакивания научили слушать и понимать по запахам, жестам, еще чему-то неуловимому. Кажется, она смирилась со своей судьбой, ушла в себя, стала работать в автономном режиме. Но вдруг в толпе поймает такой же взгляд одиноких зовущих глаз, и тогда дрогнет сердце: "Остановись, не проходи!" Но через мгновение что-то заставляет отвернуться, глаза опускаются, и она уныло бредет вдоль вольера. Так думаешь, глядя вслед одинокому животному, и хочется узнать больше о нем и его повадках, судьбе и мечтах. А если подойти и присмотреться, ведь поведает затравленный взгляд историю своего одиночества? Но увы, страх перед человеком проскальзывает в его глазах. И понимаем, что это существо чувствует себя чужим среди нас, что мысли его бесконечно далеки от наших, что они между волей и своей новой родиной.

3
Лунная соната


Лиза овдовела после войны. Муж застрелился в зимнем лесу. Тогда выпало много снега, а его мучила белая горячка. Лиза не покинула отчий дом, поддерживала старинный хутор много лет. Топила дом и баню, таскала воду с озера. Грела ее в котлах, сама мылась и гостей приглашала. Никто из городских уже так не может затопить баню по-черному: сначала разжечь бересту, наполнить водой все ушаты и тазики. Оставить ведро с озерной водичкой Лёлю, баннику. Тогда он будет добр, не задушит дымом гостей. Поставить в доме на печь медный кофейник с душистым кофе. Особенно хорош кофе с румяными булочками-колобками из муки своего помола, с добавлением семечек. Баня – это удовольствие, радость и смысл, живое существо. Прекрасна баня после покоса белой ночью. Снимаешь льняную рубашку, а та светится от соли. Значит, хорошо поработала Лиза длинным летним деньком, можно и попариться. А зимой, после пробежки на лыжах в соседнюю деревню, как же банька нужна! В снегу поваляться, голышом на берегу постоять, поблагодарить Бога за рай земной.

Сегодня Лиза грустит. Владимир уже три недели домой не приходит. В сумерки, освободившись от хлопот, отправилась хозяйка к старой риге друга своего звать. Раньше, когда зерна много было, Владимир там пропадал, охотясь на мышей. Ветер трепал оголенные ветки рябины, в лесу стонали тролли от стужи. Лиза заглядывала под доски, упиралась палкой в прошлогоднюю листву, мяукала. Утробный, глухой и чужой крик услышала женщина в ответ. Казалось, ведьма пряталась в темноте под старой ригой.

Утром Лиза обошла бревенчатую постройку на краю огорода, у кромки леса. Снег был покрыт миниатюрными следами Владимира и крупными рысьими. У Лизы забилось в тревоге сердце. Она обошла весь двор, испещренный аккуратными, почти воздушными рисунками кошачьих подушечек и глубокими, крупными, округленными следами-метками чужака. Рысь пометила хутор, заковала в кольцо, признав территорию своей. Лиза испугалась. В голодные времена и суровые зимы рысь нападала на домашних животных. Был случай в войну, когда хищница прогрызла горло пьяному солдату, уснувшему в канаве у опушки. Его нашли лежащим в кровавом пятне на снегу. Через неделю, когда Лиза топила баню, со стороны риги опять донесся крик. Хозяйка прислушалась: не так кричит раненый зверь, не так подают знаки животные во время свадеб. Это было как будто приглашение к знакомству, адресованное ей, Лизе. Странному для человека, от такого голоса озноб появлялся на коже. «Шутки со мной вздумал лесной черт играть!» - ворчала женщина, отходя на всякий случай к дому. Пронзительное мяуканье доносилось со стороны леса. А может, это кричит Владимир, требующий пищи или помощи?

Хозяйка стояла на крыльце, поближе к двери, всматриваясь в темноту. Черные контуры елей, кусты шиповника с белыми от наледи ветками, кусок поля разделяли рысь и человека. Они смотрели друг на друга, выжидая, кто сделает первый шаг. Лиза положила кусочек сала в мышеловку. В подвале, где хранятся овощи в ящиках с песком, часто попадаются мышки-полевки. Вот и сейчас Лиза подняла с земляного пола трупики мышей, бросила их на краю огорода. Вечером появилась рысь и забрала зверушек. Лиза подбрасывала сушеные красные грибы, чтобы приманить белок. Они стали живой добычей для притаившейся рыси. Так Лиза стала подкармливать нового приятеля. Зверь являлся и в светлое время. Лизе удалось рассмотреть пятна цвета охры на серебристой шерсти. Черный наконечник короткого хвоста, бородку и кисточки на ушах. Вот только в глаза Лиза не смотрела зверю. Помнила, что называли его лютым. Боялась вероломства, не сокращала дистанцию. Возле риги стали накапливаться останки зверьков, рысь игнорировала падаль. Кошки из соседних деревень приходили на запах, попадались в лапы коварного хищника. Рысь превратила Лизину усадьбу в центр охоты. Гибкое туловище мелькало уже во дворе, кружило вокруг бани. Прежде, чем уйти надолго в лес, рысь прощалась с Лизой криком, в котором появилась новая интонация. Слыша его, Лиза улыбалась: «Ишь, спасибо говорит!»

Лиза не могла уснуть, если зверь долго не приходил. Уже с вечера, когда небо пылало желтым отблеском на западе, всматривалась в лес. Ждала, когда появлялся зеленоватый, затем темно-синий цвет. Искала глазами серебряный блик, знакомые красноватые пятна. В бессонную ночь выходила во двор, но там ее встречали только звезды. Однажды, когда вышел месяц, снег переливался и озеро напряглось в тишине, Лиза увидела желтые огоньки. Рысь смотрела на человека, не двигаясь и не издавая ни звука. Бывалые охотники рассказывают, будто дикий зверь боится человечьего глаза. Но рысь не была осторожной. Она сидела на дереве, притаившись. Лиза стояла лицом к месяцу и любовалась зверем. Было видно, как мерцали глаза хищника.

Женщина грешила на пришельца, считая его виновным в исчезновении кота. Владимир был из лесных норвежских и часто пропадал. Прирожденный разбойник, мститель, он не мог простить оскорбления. В детстве кто-то ударил его, искалечив на всю жизнь: передняя лапа была перебита, плохо срослась. Но кот-великан продолжал охотиться. Лиза не сомневалась, что Владимир помнил обиду до конца дней. Он кидался на чужих, предостерегающе шипел, когда кто-то входил в дом. Лиза любила Владимира, пожалуй, больше, чем мужа. Кот скрашивал одиночество, исчезновение близкого существа оказалось настоящей трагедией.

Однажды, когда наступали сумерки, Лиза собирала хворост, уйдя далеко от дома, к подножию горы. Там после бурелома было много сосновых веток, которые Лиза стаскивала в одну кучу, а потом грузила на сани. Подслеповатая женщина не заметила следов на снегу, но всем своим существом почувствовала присутствие зверья. Ее сердце тревожно забилось. В сумерки Лиза испытывала страх, если находилась в лесу. Возможно, говорил древний инстинкт защиты. Ведь людьми овладевает та непонятная тоска, которая охватывает в сумерки травоядных животных, остерегающихся хищников.

В полумраке Лизе померещились силуэты больших кошек. Их было две. Одна, покрупнее, мяукала, растянув гибкое тело на снегу. Его белизна, яркая луна, выглянувшая из-за высокой ели, освещали снежную полянку, окруженную валунами. Лиза признала «своих»: Владимира и рысь! Женщина замерла от неожиданности.

Владимир терся мордой о палевую спину рыси. Он лизал ее гибким шершавым языком, хищница отдавалась его ласкам, полузакрыв глаза. Вдруг разлучница отскочила и приняла угрожающую позу. Лиза приготовилась спасать кота, но вовремя опомнилась. Владимир зашипел приглушенно, но ласково. Рысь резвилась: извивалась на снегу, освещенном серебристым светом, пряталась за камни и снова появлялась, делая огромные прыжки. Рыжеватые подпалины при свете луны блестели, как отсветы танцующего пламени. Владимир, сначала неподвижный, стал подкрадываться к ней. Его глаза сверкали в темноте. Рысь скользнула за валун, Владимир последовал за ней, расстилаясь по снегу.

4
Суровая правда жизни


Красивую легенду с романтическим названием «Лунная соната» я сочинила под влиянием рассказов Яри о своей бабушке. У Лизы действительно был кот по кличке Владимир – и был постоялец с русским именем Иван – и появлялась во дворе рысь. Кот пропал, скорее всего, его сожрала хищница. Но ведь это так прозаично! Я почему-то питала особую нежность к этому животному, считая рысь чуть ли не родственницей в прошлой жизни, поэтому и написала поэтический рассказ.

В самом конце весны, перед отъездом домой, мы гуляли с Яри по лесу. И вот что еще мне удалось буквально ковшом – финское народное выражение! – вычерпать из памяти внука хозяйки.

Да, рысь приходила сюда. Старушка сбила камнем бельчонка, которого сама же и прикармливала. Трупик несчастного отнесла за кусты шиповника. Утром жертвы там не оказалось: рыська подобрала. Потом стали пропадать у соседей кошки. Никто бабушку за руку не схватил, но хуторяне до сих пор не могут простить ей пропажу любимцев.
 
Вся округа говорила о рыси, которую привадила Лиза. И тогда на собрании был выделен охотник, которому община оплатила поручение: пристрелить хищника.
Лиза на собрание не ходила, но противодействовать  обществу не стала. Когда парень появился в усадьбе, она показала следы, сообщила, где нужно стеречь. Охотник с ружьем засел в указанном месте поздо вечером.
 
Лиза ожидала в доме. Потом вышла на крыльцо, подмела ступеньки от хвои. Подоила корову и принесла мальчику – охотника она знала, как родного – чашку с теплым молочком, чтобы расслабился, не волновался зря.

Надо ли говорить, что паренек уснул и проспал аж до утренней дойки! Так и осталась рыська не пойманной.


Продолжение:
http://proza.ru/2011/05/07/872