Я тоже ехал в метро

1

Стоящий рядом человек внезапно заговорил густым басом. Контакт был настолько тесным, что я вздрогнул от неожиданности, и показалось, что первые слова он прокричал мне в самое ухо. «Вчера я тоже в метро ехал!»
На часах был суровый час пик, и не было возможности сколько-нибудь отстраниться. Я прежде всего попробовал освободить левую руку (правая была напрочь скована доверенным ей портфелем), далее убедился в неспособности собственной противостоять звуковому насилию, убедившись в этом, следующим моим стремлением стало желание протиснуться в сторону от него силой, однако собеседник-по-неволе невольно под воздействием силы инерции вмял меня в двери, те самые, к которым желательно вовсе «не прислоняться». «Только вечером ехал, так же в девять часов, ну в двадцать один час конечно. А сейчас утро, и народу – не продохнуть!» Я не мог с ним не согласиться – и отчаянно повёл плечами, стараясь вдавить шею, и голову вместе с ней, поглубже в воротник пальто так, чтобы хотя бы уши мои оказались под защитой одежды, в то время как всему, что находилось выше, уже явно не суждено было уберечься от густо орошаемых парами чужого дыхания воздушных потоков. Одновременно со всем этим я недоумевал – что могло подвигнуть человека, нет не заговаривать с незнакомцем, тем самым причиняя ему множество неудобств, меня интересовало, что заставляет свободное, разумное существо каждый божий день вот в таких вот ужасных условиях обрекать себя на мучения. В то время, как ответ призрачно блуждал уже в верхних слоях коры моего головного мотора, тирада незнакомца была продолжена (к сожалению спасения от неё не было и в воротнике пальто). «Я не знаю – что заставляет людей идти на это…» «Я как раз думал об этом…» «Ведь не было никого. Обойди ты в сторону, попроси посторониться наконец… Нет, стал бить» В это самое время двери открылись, толпа хлынула сметая тех кто зазевался с безжалостным рвением, волна, отхлынув, накатила снова и внесла нас опять внутрь вагона в том же самом привычном уже положении. Однако я успел в этот раз сгруппироваться, перехватить руку и поднять воротник. Стоявший рядом человек продолжил свой монолог всё тем же басом, однако теперь он стоял с другой стороны от меня и не так близко: меж нас затесалась невысокого роста старушка, которая непонятно куда могла ехать в столь опасный утренний час. «Ни слова не сказав, он как двинул ему!» Старушка от неожиданности вздрогнула – точь-в-точь как я в первое мгновенье. Теперь же будучи подготовленным, я во всеоружии приготовился слушать дальше, предвкушая, как совсем скоро выйду из вагона на волю – всего лишь через одну станцию. «Как двинул! Куда-то в бок… Так быстро и неожиданно, я не успел даже разглядеть, насколько чувствительным был удар! А паренёк не стушевался – и сразу ему тычком в зубы ближней рукой!» Человек даже непроизвольно дёрнулся в такт своему рассказу. Старушка громко при этом ойкнула. «Да – он с девушкой был, парень-то… Он, может, потому что с ней говорил, и не заметил мужика, не пропустил. Не нарочно всё это, а он ему в бок… А тот сильно по лицу-то заехал, нос разбил. Короче схватились, а поезд всё на остановке стоит, двери открыты. Девчонка верещит, в мужика вцепилась, он рукой-то махнул – она и отлетела, хорошо в ту сторону, где двери закрыты были. Глухо стукнулась и сидит, плачет. А парень-то осерчал, схватил мужика и на платформу ловко так выкинул. Тот растянулся, но быстро вскочил и успел в вагон впрыгнуть…» Тут мне пришлось выйти из вагона на моей остановке, что сделал я с некоторым даже сожалением, однако через мгновение, я заметил, что случайный рассказчик следовал за мной! А за ним ловко перебирала маленькими ножками старушка, пытаясь на быстром ходу что-то спросить у незнакомца. Поравнявшись со мной, он продолжил. «Вскочил, значит, обратно, а паренёк на него недоумённо смотрит, ведь тот в такую картинную стойку встал, якобы каратист, и руками помахивает» На этих словах человек рассмеялся, старушка укоризненно на него при этом взглянула, и он продолжил. «Стоят они значит, а девчонка так и сидит на полу, плачет, а поезд мчится как ни в чём не бывало, люди сидят (людей немного в вагоне-то было), сидят значит читают, сканворды разгадывают, кто рядом стоял, те – посторонились, а я вплотную к ним стоял, и только крепче сжал в руке поручень и стиснул зубы, намереваясь ни с места не сходить во что бы то ни стало. Я так рассудил, что вмешиваться не надо. Парень правильно ему вмазал – чтоб руки не распускал. Ну нервы-то лечить надо. Медицинскими средствами, а не народным способом. Так вот стоят они значит, а парень смеётся, я тоже рассмеялся, уж больно смешно тот мужик руками вращал…» И он при этом снова рассмеялся. «Ну, короче говоря, они так постояли, постояли, мужик руки-то опустил, махнул и пошел, встал рядом с парнем и за поручень взялся… Рука его оказалась недалеко от моей, и она была перепачкана кровью, его кровью, видимо вытирался… А девушка – да, она так и сидела на полу и плакала, когда я выходил на своей станции, при этом бойцы наши уже мирно о чём-то беседу вели. Мне стало так неприятно, ужасно противно, даже плюнуть хотелось».  Я оглянулся, старушки уже не было близ нас, мы с человеком, незнакомым мне человеком, сидели на лавке, я с трудом вспомнил, где мы, куда мне надо, и только посмотрев на часы, определил, сколько времени я провёл в обществе странного рассказчика. Он сидел, сцепив руки между колен, и смотрел немигающим взглядом себе под ноги. Молчание длилось минуты две, не больше, и мне отчего-то совсем не хотелось куда-то идти, а тем более спешить. Наконец он снова заговорил, и я как будто ждал этого от него… «Ладно бы повод был более или менее серьёзный, а то ведь так… от скуки! Не знаю даже от чего это… Блажь! Вот захотелось одному, захотелось другому лихо ответить. Да! А что в итоге? В итоге девочка – сидит на полу, плачет. К чему это? Не знаю…» Я тоже не знал… не знал, что ответить ему, этому странному человеку, который так странно стал случайным моим собеседником… Я сказал что-то вроде, «интересный рассказ», или «бедная девушка»… но сразу же понял, что не этого ждёт от меня человек, понуро склонивший голову, немигающим взглядом прямо смотрящий себе под ноги… И ждал ли вообще он чего-либо? Нужны ли ему были такие беспомощные в сущности слова мои? Но, помолчав секунд тридцать, я всё-таки тихо промолвил: «Я тоже как-то раз ехал в метро…» Человек улыбнулся, я заметил это по чуть тронувшимся лёгким движением уголкам его губ...

2

Но он сделал видимое усилие и смолчал. Что он хотел в это промолвить мгновение, так и осталось навсегда для меня тайной. Больше я не видел его – он растворился в потоке мысли для меня в ту же секунду. Растворился в бурном потоке собственного моего воспоминания, растворился безвозвратно и неизбежно. Возможно он был со мною рядом, возможно следовал за мной, а, может, я встречал его не раз ещё в продолжение долгих томительных дней – не знаю, но я точно не обращал больше на него внимания. В тот самый миг я судорожно вспоминал – да, он был уже со мною однажды. Когда это было? Вчера? На прошлой неделе? Пять лет назад? Время смешалось мгновенно для меня в необозримую массу – и я твердил «Не помню, не помню, не помню»… Да разве столь это важно – когда – ведь главное то, что случилось в тот вечер. Похоже на случай, рассказанный Вами (его уже почти не было рядом…), происшествие – стычка в метро – уже теперь я был свидетелем этого. Человек неприметно сидел напротив меня, созерцал всё лукаво косящимся взглядом. Внезапно меня осенило – сомнения нет никакого. Абсолютно ничто не развеет догадки моей – я встречаю его и встречал, и буду встречать – человека, он будет ко мне обращаться или не будет (не важно), но знаю, что как данность относится он ко мне. Так что же я вспомнил? Пустяк. Расскажу совсем кратко. Два выпивших лишнее асоциальных субъекта повздорили, стоя у двери вагона. Тот, кто прочнее стоял на ногах, начал ногами бока разминать упавшего навзничь. Все замерли, замер и я, замер сидевший напротив. И так продолжалось в течение времени. Как вдруг, с другого конца вагона, накачанный малый, подпрыгнув как мячик, к друзьям подошел. В мгновенье обоих ударом свирепым привёл в состоянье покоя. Со злостью такой и со словом весомым: «Что, сволочи? Пропили Россию?» Взгляд победителя злобно сверкнул, и хотевший подняться тут передумал.
На ближайшей станции в открытые двери он вывел обоих, таща за рубашки по полу, и с ними остался. Зачем – не пойму до сих пор… Как и то не пойму – причём тут Россия…
Рядом со мной давно никого уже не было, присела старушка, другая старушка, не та… Я встал и пошёл, запинаясь, не глядя на вывески и по сторонам. Сидел же он точно тогда – напротив меня, и сейчас, и никогда не поверю, что это простое, случайное совпадение. Нет – не поверю.
Когда я снова входил в вагон (уже вечером того же (а может другого) дня) мне вдруг померещилась знакомая фигура, но стоило сосредоточить взгляд, как видение тут же исчезло. Да – я больше никогда его не встречал и, возможно, не встречу. Быть может, этого человека и не существовало вовсе?

3

Прошло несколько дней, месяцев, а может и лет, не скажу точно, потому как смутилось во мне ощущение времени, только также не днём и не вечером – утром – подсел ко мне в полупустом вагоне метро седой господин в старомодной кепке. Он был в драповом сером пальто, на крючковатом носу его цепко сидели очки, руки крепко сжимали чёрную трость. Его хриплый вкрадчивый голос быстро наполнил своим монотонным звучанием зияющую пустоту между нами. Мне сразу подумалось: «Странный старик… Быть может фантазёр-пустомеля, либо просто сумасшедший?» Свободной от трости рукой он отчаянно жестикулировал, а громкие возгласы то и дело прерывали звенящую тишину его лёгкого монотонного шёпота. Позже я, конечно, жалел, что не отсел сразу же, либо, если бы это не помогло, не вышел на первой попавшейся станции, но в тот момент меня он определённо заинтересовал. Чем? В первую очередь своим первым суждением, это уже потом он начал молоть чепуху – про первого президента, про немецких писателей, про сталинские приёмы и даже спецслужбы нашего государства не были обделены его старческой речью. Ну, право, скажите, как можно серьёзно воспринимать речи о встрече с Фейхтвангером, или про службу полковником (он так прямо и удивился, когда я в ответ на его безапелляционное заявление, что он полковник КГБ, непроизвольно позволил себе усмехнуться – да, я полковник, вы что, не верите мне?), ну а про посиделки со Сталиным на ялтинской конференции я вообще умолчу.
Однако именно первым суждением он сумел завоевать моё пристальное внимание, и в дальнейшем я не прерывал его дикую речь. Его самая первая фраза, сознаюсь, даже пришлась мне по душе. Обдала меня свежей струёй неожиданности и приятно пощекотала моё не совсем уснувшее самолюбие.
- Кто Вы по профессии? – именно так началось наше непродолжительное знакомство. – у Вас одухотворённое, не такое как у всех, лицо.
Я усмехнулся.
- Так кто Вы по профессии? – повторно спросил господин, бесцеремонно приблизившись ещё ближе.
- Ну? – он даже голос немного повысил.
В голове промелькнула булгаковская цитата, но не ответить было уже, как мне показалось, чревато.
- Свободный художник…
- Художник… А я не ошибся! Вот только со «свободным» Вы погорячились… - его смех был похож на скрежет бульдозера. – У Вас есть дар?
Дар… Я невольно задумался, и седой господин для меня исчез. Его больше не было рядом. Меня настолько удивил его прямой и конкретный вопрос, что я нашёл его совершенно неуместным и вообще не имеющим ко мне никакого касательства. Дар, божий дар и я – мне это казалось всегда, да и теперь, и будет казаться совершенно несовместимыми категориями. Что такое увидел этот странный незнакомец в моём лице, что подвигло его допустить такое предположение? Пауза затянулась, я вернулся во время настоящее – не знаю, быть может, протекшие без моего присутствия минуты и была заполнены его монологом, но только я рассмеялся, нарочито и грубо.
- Уж чего-чего, а этого я не знаю. Не мне судить – есть у меня дар, нет ли его…
- Как же так, молодой человек?
- А вот так!
- Посмотрите вокруг! Посмотрите вот на него! – перед нами сидел человек лет двадцати, и незнакомец бесцеремонно ткнул в него пальцем. – Посмотрите на этого современного человека! Это же ужас, а не человек! Как он одет! Какое у него лицо! Мозги все забиты и замусорены…
Он продолжал свою отчаянную тираду ещё достаточно долго. Действительно, тот, на кого незнакомец обратил моё внимание, представлял собой с точки зрения полковника КГБ жалкое зрелище. Полинявшая едко-зелёного цвета куртка, обтягивающие джинсы, огромные наушники на голове, торчащие в разные стороны волосы, само существо, заключённое в этот маскарадный костюм, смотрело на мир абсолютно стеклянными ничего не выражающими глазами, а сгорбленный торс его едва выдавал собой мужскую фигуру.
- Вы видите – это же ноль, не человек… Эти люди способны только бездельничать, пить водку и драться по подворотням… Настоящий же человек…
- Не вам решать, что такое настоящий человек. – Я перебил старика, посчитав его зашедшим слишком далеко в своих рассуждениях. Вопрос, касающийся «настоящего человека», мне казался непомерно высоким, не для сумасшедшего, размахивающего руками в метро.
Он замолчал и уставился на меня, повернувшись в пол-оборота. Близилось время моей станции, и я решил в последний раз внимательно посмотреть на того, кто разглядел особенность моего, как мне всегда казалось, ничем не примечательного лица.
- У Вас есть дар. – Наконец промолвил незнакомец. – И отрицать это грех. Запомните это, молодой человек.
Я вышел из вагона не оборачиваясь.
Сколько раз потом я силился вспомнить тот насмешливый взгляд и интонацию его скрипучего голоса, произносящего последнюю фразу – всё было тщетно. Только лишь смысл этих слов постепенно всё глубже и глубже проникал в моё сознание – на лице каждого человека лежит печать дара. И отрицать это грех.