Колокольчик

                «В мире есть место для магии».



- «…Пятнадцать, четырнадцать, тринадцать…» – приглушенный голос отрывисто бросал цифры…

… - Солнышко такое большое и круглое!
- Большое? Круглое? – негодуя я слегка наклонил голову в бок.
- Дада, именно! – мама старалась заразить меня своим энтузиазмом, – давай сложим ручки вместе. Да, вот так. Что у нас получилось?
- Колечко! – прозвенело ей в ответ.
- Правильно, а теперь делаем его больше, еще больше, – указательные и большие пальцы уже едва касались друг друга, а потом вообще разомкнулись, но мы продолжали. – И еще!
Она растянула мои руки в стороны, и мы замерли в таком положении.
- Большое? – игривым шепотом поинтересовалась она.
- Д-да – все мои силы уходили на бесполезную попытку увеличить воображаемое солнце еще в несколько раз. Однако размах рук не позволял прыгнуть выше головы.
- Ну, хватит надрываться, - мама потрепала меня по голове. – Ты только представь, что десятки, сотни таких же мальчиков как и ты, взялись бы за руки и встали в большой круг… даже такой круг был бы маленькой песчинкой по сравнению с этим Чудом.
Мама любила называть необъяснимые вещи, предметы, что-то очень красивое в ее понимании, а порой даже диковинных по моим представлениям животных «Чудесами». Пускай, я не мог в точности представить все, что она рассказывала мне, но где-то в глубине души я верил – при первой же встрече с ожившими эпизодами ее повествований я узнаю их. Не знаю, откуда во мне была эта уверенность. Просто так должно быть. Непреодолимая детская вера в «магию жизни».
- Запомни, Майки, в жизни должно быть место для магии. Чтобы увидеть Чудо необходимы вера, сильное желание и терпение. Преодолевая себя, ты обретешь Чудо, – я ощущал ее дыхание лицом. Ровное, спокойное. Оно щекотало реснички и щеки, но это не отвлекало моего внимания. Я таял в ее голосе. Вот что было для меня «магией».
Голос матери был маяком среди моря звуков, по которому дрейфовал я. Он был моей путевой звездой, ведущей меня домой, где бы я ни находился. Хотя меня редко когда отпускали одного гулять, все же случалось, играя на заднем дворе забрести через дырку в заборе на соседский участок. Или же по-иному глупому стечению обстоятельств, как зачастую бывает с детьми, мой кораблик, подгоняемый ветром любопытства, покидал родные гавани. И всегда ее зовущий голос был спокоен. Когда я находился – она обнимала, целовала меня, но не в суете, не в панике. Все ее действия, все движения, успокаивали, как легкий ветер, расчесывающий ромашковое поле. Легкие прикосновения, объятия полные материнской любви и этот спокойный, чарующий голос. «Если тебе что-то интересно – возьми меня с собой. Вдруг ты покажешь мне свое Чудо. Разве я смогу отказать?». Нет, не сможет. Я знал это, но, тем не менее, регулярно совершал самостоятельные рейды на «дикие, неисследованные мной, земли».
Смирившись с детской тягой к познанию, она повесила у порога небольшой колокольчик. Ориентируясь на его звон, я легко мог определить, где дом и в каком направлении от него нахожусь.
- Не обязательно слышать, видеть, ощущать запах, осязать предмет, - наставляла мама, - его можно просто почувствовать. Достаточно открыть сердце и все органы чувств станут ненужными. В них не будет смысла.
- Открыть сердце? – я обхватил ее шею руками и долго не отпускал.
- Вот если я сейчас уйду из комнаты, ты же все равно будешь чувствовать меня?
- Конечно, буду!
- Ты все верно понимаешь, малыш…
Сколько мне сейчас… Четыре или пять лет. К этому времени я уже свыкся с миром без фигур, образов, иллюзий. Привык к бескрайней пустоте. Ведь я родился слепым…

- «…Двенадцать, одиннадцать, десять…»

- О, да это же наш старый приятель! Майк, а ну иди на мой свист!
Этот задиристый голос принадлежал королю школьных задир и мелких бандитов - Артуру Квин. Не смотря на то, что мальчишка имел добрую славу среди учителей, но в своем окружении слыл настоящим тираном. Даже те, кого он называл своими друзьями, старались держаться на расстоянии.
 Его отец был известным человеком в нашем городе, поэтому пытаться хоть как-то изобличить далеко не самые порядочные поступки сынишки тут же превращались в клевету, за которую доносчик долго расплачивался позором. А в роли палача выступал как раз Артур, очищающий честь семьи.
- Ммм? – я помахал рукой в ту сторону, где он предположительно находился.
- Когда дворнягу зовет хозяин, та должна откликаться! – ядовито прошептал он, стоя уже у меня за спиной. – Парни, мой хороший знакомый, соблюдая все правила высшего общества, не может оставить вас голодными и поэтому сейчас же проспонсирует ваш обед. Не так ли, Майкл?
Последнюю фразу он выдал по слову, растягивая удовольствие, греясь в лучах внимания всей площадки. Его умственно ограниченное окружение одобрительно гудело. Некоторые даже старались придать мне решимости, похлопывая мои карманы или же слегка толкая в спину. Судя по голосам, меня окружили и от внешнего мира я отрезан. Да и подмоги ждать было не откуда: учителя занимались своими делами, детские игры были вне их юрисдикции. Им  никто не платит за внеклассное внимание. А в отношении других детей все было еще проще: непреодолимый страх перед Артуром «знал свое дело». Пользуясь положением своего отца он в первый же день установил свои порядки, стал вожаком в стае, показав свою силу на мне и других бедолаг, оказавшихся в неверном месте, в неверное время. А человек, живущий по животным законом, не щадящим слабого, быстро занимает трон. Закон природы.
- А у меня есть выбор? – я пытался держаться непринужденно.
- Ну, дворняжка же хочет казаться джентльменом? 
- Майки, отойди от него! А ну разошлись! Быстро!
Шорох, бормотание в толпе. Они расступились. Еле слышно ко мне подошел мой единственный друг. А точнее подруга – Кристи Лэйл. Дом Лэйлов находился по соседству с моим, так что, будучи еще совсем ребенком, я иногда забредал к ним. И в один из таких походов был пойман этой решительной, настойчивой и очень доброй натурой. От нее всегда пахло свежей мятой. Поэтому я быстро научился выделять ее из толпы. Кристи никогда не жалела меня, общалась со мной как с равным, чем сильно напоминала мою маму.
- Щенка забрать хотите? Так, пожалуйста, отдам недорого! – Артур продолжал язвить.
- Ты не на блошином рынке! Иди куда шел, - Крис часто вступалась за меня в стычках один на один. Я избегал публичных разборок. Наверное поэтому в ее голосе было столько ненависти и стальных ноток, чего раньше не доводилось слышать.
В первые недели учебы мне было проще терпеть боль, унижение и принимать ее помощь было столь тягостно и мучительно, что хотелось вовсе не появляться в школе. Однако, отдам ей должное, этот порог был преодолен. Неловкость сменилась страхом за нее, злостью на себя за свою беспомощность. Иногда в дурных снах мне представлялся момент, когда уже она нуждается во мне, но увы, увы…
- Да тут еще одна шавка – презрительно бросил Квин. – Что-то вас больно много. Эй, как поступим с ними? Надо бы проучить, чтоб не забывали, кто хозяин.
Однако толпа морально готова участвовать только в устных унижениях, одобрять короля и припугивать слабых. До рукоприкладства доходило в крайних случаях и то с подачи главаря.
- С каких пор, благородные джентльмены стоят и смотрят, как сброд ровняется с господами? – сигнал был дан.
За считанные секунды между мной и Кристиной выросла стена приспешников Артура. Даже не видя их лиц я понимал, что далеко не всем по душе происходящее. Две пары рук сжали мои локти, исключая даже попытки сопротивления, а третья пара тщательно и очень бережно прощупывала мои карманы. Сантиметр за сантиметром. Над рубашкой уже надругались и, не найдя в ней ничего ценного, приступили к брюкам.
- Мерзавцы! Вы только и можете, что пресмыкаться перед этим пингвином!
- Молчать! – рявкнул Квин и сразу же я услышал звонкий хлопок.
Крис еле слышно охнула, пытаясь скрыть от меня произошедшее. Но у нее не получилось. Прерывистое громкое дыхание Артура раскрыло положение фигур на доске.
- Уберите руки! – закричал я вырываясь. Ловко выхваченные в последний момент деньги уже не волновали меня. – Как ты смеешь! Я убью тебя! Клянусь!
Казалось, что мир остановился. Меня окружила тишина и лишь редкие перешептывания нарушали ее, сбивая с толку.
- Как смеет шавка использовать столь благородные слова. – Акцентируя внимание на конце предложения Артур ударил меня в живот. От неожиданности перехватило дыхание. Меня поставили на колени – Радуйся, что благородные джентльмены не столь жестоки. Бога ради, кто-нибудь бросит монету обездоленному!?
Прямо передо мной раздался звон. Медленно водя руками по земле в надежде найти палку, камень, хоть что-нибудь тяжелое, что можно использовать как оружие… но нашелся всего лишь четвертак. Маленькое, ребристое, круглое надгробие моей гордости.
Удовлетворенно хмыкнув, Артур развернулся и пошел прочь, чему последовала и его свита. Звук шагов становился все тише. Ко мне подошла Крис, но я не признал ее: она ступала так неуверенно, тихо и осторожно. Молчание. «Я не смог защитить своего единственного друга. Какой тогда от меня прок? Зачем тогда вообще общаться со мной».
Резко подорвавшись на ноги, сжимая в кулаке четвертак, я кинул его вслед Артуру, который уже давным-давно ушел. Поражение было признано. Кристи неслышно, как призрак, проходя  рядом, поцеловала меня в щеку мокрыми от немых слез губами, и растворилась в возобновившемся шуме жизнедеятельности школьного двора.
Ветер доносил звон колокольчика, зазывавшего меня домой. Пара минут и все будет в порядке…


- «…Девять, восемь, семь» - на заднем фоне, где-то неизмеримо далеко зародился какой-то непонятный гудящий, периодически ухающий звук..

…Я слушаю, как дождь барабанит по стеклам. Воскресный поход в церковь сорвался, поэтому я решил вздремнуть в зале, пока родители возились с уборкой. Хлюпая, тряпка вытанцовывала по полу под руководством мамы. Отец только что выкинул последнюю порцию чердачного хлама.
- Так о чем ты говорила? – грубый голос отца развеял мою дремоту.
- Не кричи так! Разбудишь же! – шикнула на него мама.
- Прости… Вроде спит.
Я лежал, не подавая признаков пробуждения. Иногда в подобных ситуациях можно выведать вполне полезную информацию. Я же никого не обманываю, да и не подслушиваю. Простое стечение обстоятельств.
- Как думаешь, Энди возьмет меня на месяц подработать?
- Этот ирландский скряга… - задумчиво протянул отец. – Даже не знаю. Слышал, ему постоянно нужны рабочие руки. «Больше работай – меньше получай» - его лозунг. Я не совсем согласен, чтоб ты убивалась на него.
- Ну а все же. Получают у него на порядок выше, чем у конкурентов.
- У него же все сплошь помешанные на работе, вот контора и на плаву, – он усмехнулся. – Но все же ты права. В нашем положении и душу дьяволу продать можно. Хотя работать у Энди похуже будет.
Они тихо засмеялись. Но в этом смехе не было радости, задора. Так они просто снимали стресс. Отец почти не появлялся дома; работа занимала все свободное время, сколько его помню. Две работы и периодические подработки забрали папу из семьи. Иногда я слышал, как по ночам мама разговаривала сама с собой. Может ей снилось то время, когда я был еще совсем малышом, и они с папой вили вокруг меня семейное гнездышко. А возможно она и не спала, но от этой мысли мне становилось нестерпимо грустно. Мы как-то пытались уговорить папу выбрать одно занятие по душе и вернуться к прежней жизни, без погонь за несбыточным. Операция по восстановлению зрения долгое время была мечтой для меня – потерпела бы еще. Ради мамы и папы, ради нашей семьи я готов был жить чувствами, отрицая образы. В конце концов, меня ничего не лишали. Я не видел мира, поэтому зрение станет новой возможностью, так зачем тогда жалеть о еще неприобретенном, когда теряю насущное.
-У нас остался месяц.
- Думаешь, успеем? – бессильно спросила мама.
- Я верю в это. Мы все прошли через многое. Так что ко дню его рождения средства должны быть собраны! Если надо – устроюсь еще на две, нет… на три работы. Но в свои восемнадцать лет мой сын увидит мир!
Мама заплакала. Я почти слышал как ее слезинки, скатываясь со щек, звонко разбивались о только что вымытый пол.
- Я тебе не говорила, все никак не могла собраться с силами, - подбирая слова, взволнованно начала мама, - соседская дочка Кристина заходила к нам на днях. Принесла все свои сбережения и просила принять их. Но я не смогла…
- Понимаю
-… поэтому она не отдала эти деньги просто так, а купила на них колокольчик, висевший у нас на пороге.
- Как купила? Зачем?
- Этого я не знаю. Мы долго стояли друг перед другом, краснея. А потом она положила конверт с деньгами и, выйдя, сняла колокольчик.
- Все-таки нельзя обижать девочку нашей гордостью. Они ведь с самого детства вместе. Поэтому знаешь что? – папин голос преобразился: в нем появились звон, напор, желание действовать.
- Что же?
- Одевайся!
- Что ты задумал? – проскальзывали недоверчивые нотки.
- Поскольку Кристина помогает нам с подарком – необходимо рассказать ей все детали операции, а также огласить все необходимое. Справедливо?
- Справедливо
- Поэтому, не откладывая не секунды, пока наш соня считает баранов срочно пошли в гости к соседям – удовлетворенно подытожил отец.
Шорох, шорох, перешептывания, скользящие по паркету шаги и щелканье дверной ручки…


- …«Шесть, пять…»
- Готов, приступаем.
- Джонс, включи трансляцию. Не зря же они пришли в смотровую.

… В теле ощущалась легкая сонность, оно было настолько расслабленно, что даже мысль о движении, ударяясь о стенки черепной коробки, терялась где-то в глубинах сознания. Я просто лежал и наслаждался моментом; в палате было немного прохладно, пахло утренней свежестью. «Прям по часам встал».
Тело потихоньку просыпалось и ему требовалось хорошенько потянуться, что я и сделал. Тепло разливалось от пальцев рук до пальцев ног, появилась энергия, желание сесть, встать, помахать руками. Я совсем не понимал, в каких условиях нахожусь, что меня окружает, как долго проспал. А также много других вопросов, но все отошло на второй план, когда осознал, что за утреннею свежесть принял легкий запах мяты.
Голову окончательно отпустил сон, я вернулся в жизнь. «Почему я сразу не услышал? Что это за звон?» Кристи все это время находилась в палате и мягко звонила в колокольчик. Его мелодия была похожа на тот, что висел на моем доме, но слух меня не подводил – звучание иное. Она звонила в колокольчик и тихонько напевала колыбельную. «…Спи спокойно, я с тобой. Я с тобой».
Слезы наворачивались на глаза. Я поднял руку, чтобы вытереть глаза, но вместо век лишь погладил наложенную повязку.
- Сказали, что можешь снять, как проснешься – сказала она, заметив мое пробуждение.
«Снять повязку!» Слишком неожиданно эта мысль ворвалась в мой пост-наркозный мир. «Неужели… наконец! Свершилось!» - пульсировало у меня в мозгу. Каждая клетка мозга дышала этим стремлением. Но на смену возбужденному восторгу и радости пришел холодный страх, ощущение того, что мир, который я знал, может рухнуть. Мои идеи, представления, все, что меня окружает, приобретет новые грани. Меня пугал новый мир – мир образов, мир цветов и красок. «Что если я перестану чувствовать? Что если забуду то, чему столько учила меня мама?» Со всей красотой мира мне придется принять и весь ужас его. Отрицая это простое правило не суждено познать истинно прекрасного.
- Подойди ближе, пожалуйста – слегка дрожащим голосом позвал я девушку.
Она коснулась моей руки. Оказывается все это время, она находилась совсем рядом. Я взял ее руку.
- Дай мне вторую руку.
Она хотела отложить колокольчик, но я замотал головой. Крис не стала противиться. Наши пальцы сплелись вокруг замолчавшего колокольчика. Нет сомнения, это он. Но почему другое звучание…
Аккуратно, соскальзывая по ее пальцам я добрался до язычка колокольчика. Наворачивавшиеся на глаза слезы сорвались и, прорываясь из-под повязки, покатились по щекам. Язычком оказался тот самый маленький, ребристый, круглый четвертак. Я почувствовал, как моей руки коснулась слезинка, затем еще одна и еще… Некоторое время мы сидели молча.
- Ты готова? – спросил я, ища поддержки.
- Уже давно, теперь выбор за тобой.
Я медленно выпустил ее руки,  отстраняясь от нее, чтобы самому принять это решение. «Оставь повязку на глазах, не снимай ее и ничего не изменится». Но я осторожно начал ослаблять ее. Она больше не давила. Совсем обмякла. Спала. Вместо привычной черноты я видел цвет. Я видел цвет! Я знал, что это именно он! Оставалось последнее: нерешительно открываю глаза, несколько раз моргаю и…
- Чудо! – одними губами произношу я.