История про историка

   Иосиф Флавий, национальная самоидентификация и ложь во спасение
(продолжение)
   Соединение культур
  Наверняка те факты, которые приводит в своем предисловии Черток, были известны Леону Фейхтвангеру. А, может, он знал даже и больше. Тем не менее, его книга об Иосифе Флавии - "Иудейская война" - полна слащавости и откровенных домыслов. Флавий в ней предстает эдакой национально озабоченной личностью, а евреи Рима возлагают на него большие надежды как на своего покровителя и заступника.
  В конце жизни Флавий едет в Иудею, чтобы, быть может, завершить здесь свой жизненный путь, хотя известно, что после окончания Иудейской войны Флавий никогда больше не возвращался в бывшие родные пенаты.
  Чтобы еще больше оттенить "благородного" Флавия, Фейхтвангер мажет только черными красками оппонента Флавия - Юста Тивериадского. Тот, по воле автора, постоянно завидует Иосифу, ла и внешне совсем непривлекателен и опрятен, и даже почему-то левая рука у него с обрубком.
  Юст - выходец из уважаемой эллинизированной семьи из Тивериады (отсюда и его псевдоним, ставший фамилией) - имел давние счеты с Иосифом Маттитьягу, еще с тех пор, когда тот действовал в Галилее в качестве руководителя повстанцев. Спустя десятилетия, он напишет свою "Иудейскую войну", в которой рассказал о жестокости Иосифа, злоупотреблении властью, корыстолюбии и предательстве.
  Книга до нас не дошла, и вряд ли бы мы узнали л ее содержании, если бы не сам Флавий. Он откликнулся на нее своей "Автобиографией", естественно, во всем себя оправдывая, а Юста - обвинив. В тех самых грехах, в которых уличил его Юст.
  Собственно, не надо долго никуда ходить:сам Флавий все о себе рассказал в своей же книге "Иудейские войны", да еще с откровенным смакованием и самолюбованием. Вот история с царским багажом. Некие молодые люди, "из наблюдательного корпуса", как туманно именует их Флавий, а, скорее всего, обыкновенные разбойники, захватили обоз, который направлялся в Тивериаду для Ирода Агриппы второго.
  Везли в обозе много тканей, множество серебряных бокалов, шестьсот золотых слитков. И все это доставили в Тарихею (так на геческий манер называли древнееврейский город Мигдал, откуда была родом Мария Магдалена)), где остановился Маттитьягу. Это заставляет думать, что разбойное нападение произошло не без его ведома.
  Дальнейшие события в большей степени подтверждают это предположение, нежели опровергают. Багаж, по распоряжению Иосифа, был отдан на хранение одному из местных богатеев, якобы для того, чтобы потом вернуть его истинному хозяину.
  Объяснениям его никто не поверил. У дома Иосифа собралось множество людей, в том числе и тех, кто требовал вознаграждения за захваченный груз. И в этой ситуации, бахвалится Флавий, он сумел всех перехитрить. Разорвав платье и посыпав голову пеплом, он вышел к народу и произнес речь о том, что вовсе не собирался возвращать багаж владельцу, а намерен использовать для укрепления стен тех городов, у которых на это нет средств.
  Часть народа вполне удовлетворилась его объяснениями, но не все. Тогда он предложил, чтобы пришедшие выделили для переговоров группу людей из зачинщиков и знатных горожан города. Когда такие люди были выделены, он пригласил их в дом, после чего велел своей охране отвести их в самый дальний угол и бичевать "до тех пор, пока не обнажатся их внутренности". А потом их выбросили на улицу.
  Вид этих истерзанных, окровавленных людей, поверг собравшихся в ужас, и они в страхе разбежались, даже побросав оружие, хвалится Флавий, не испытывая никаких угрызений совести и сожаления.
  С не меньшей жестокостью он расправился и с тивериадцами, которые не хотели с ним сотрудничать. Маттитьягу собрал все лодки Тарихеи ( по его словам - 230) и отправился в Тивериаду. Лодки с гребцами оставил далеко в озере, так что из города они не были видны, а сам приплыл к нему с семью охранниками. И стал угрожать тивериадцам всяческими карами.
  Потом велел, чтобы к нему пришли для переговоров десять влиятельных людей города. Он отплыл с ними,- якобы для переговоров. Затем вернулся, и под разными предлогами выманил еще пятьдесят известных горожан. И таким образом, если верить Флавию, выманил аж шестьсот влиятельных людей города. Да еще две тысячи простых граждан.
  Всех на лодках перевезли в Тарихею и поместили в тюрьму. Что с ними стало, можно только догадываться. Сам Флавий рассказывает, как расправился с одним из тивериадцев по имени Клит, якобы зачинщика бунта. Он велел отрубить ему обе руки. Клит стал просить одну оставить. Маттитьягу согласился, при условии, что одну Клит сам себе отрубит. И тот отрубил левую.
  Так что все, о чем рассказал Юст, тем более, что и он был пленен Маттитьягу вместе с отцом, но ему удалось бежать в Бериту (Бейрут), лишь подтверждало или дополняло то, о чем рассказал сам хвастливый Флавий. Даже Фейхтвангер, нарисовав негативный образ Юста, вложил ему в уста слова, которые, по сути, пригвоздил Флавия к позорному столбу:"Я не знаю никого,- говорит Юст Флавию,- кто бы лучше умел находить трамплин для своей карьеры, чем вы".
  Значит, Фейхтвангер все-таки понимал истинную сущность Флавия? Разумеется, понимал, не мог не понимать. Но на примере его судьбы немецкий писатель еврейского происхождения пытался искать совсем другие ответы. Первую часть своей книги он опубликовал в 1932 году, вторую - в 1936-м. В Германии крепнет нацизм. Евреи, выросшие на немецкой культуре, для кого немецкий язык стал родным языком, перестают быть своими и подвергаются преследованиям. Это обстоятельство потрясает их больше всего. Разве нельзя соединить две разные культуры? А вернее, свое происхождение и культуру того народа, среди которого живешь?
  Выбор судьбы Флавия в качестве "иллюстрации" и ответа на этот вопрос не представляется удачным. Культуру какого народа он явил? (продолжение следует)