и Рассел Кроу

Вот скоро сказка сказывается, а дело всегда через жопу делается. Но сделалось все-таки – ладно, да складно. Давно такого с Еблушей не было счастия, хотя по дороге он и в собачьи какашки попал (хорошо, что лужа случилась, в ней и отмылся немножко - мелко).
Ну а если без долгих базаров, то выиграл худой конопатый Еблуша пять тысяч рублей в автоматы.
(Ну, тут граждане заверещат, конечно: а закрыли их все, в Неваду послали, нет у нас нынче игорного бизнеса, и вообще всех арестовали! Но мы-то хрен к носу прикинем, подумаем, да и толкнем незаметную дверку в какой-нибудь «Центр развлечений» - киношка там, боулинг, в машинки играют (садятся в такое прикольное креслице и типа по трассе гоняют, рулят до потери сознания – потеют ажно) – ну да нам за машинки.
За занавесочку красненькую, где вроде staff only – ага, это там)

Ну вот, про Еблушу. Он когда просочился туда, к занавесочке-то, сразу почувствовал – пахнет. И, грешным делом, подумал – не выгонят ли, больно публика тут подозревающая. А потом отошел, успокоился – народ ну никак его кедов не чуял, а маньячно в экранчики пырился, и никому ничего не воняло. Достал Еблушка наш свою мятую тысячу и решил покупать – на все.
То есть с тысячей он уже попрощался, конечно. А вот с процессом её просирания – нет.
Воссел он за самый забитый в углу агрегат, стащил себе пепельницу, воскурил себя «Вогом» и стал наблюдать за клубниками, собачьими мордами и семерками. Кинул жетончиков – рублей так на сто, чтобы растянуть удовольствие, и в экранчик залип.
А клубники возьми – и выиграй. Прямо как в сказке. Попрыгали и заорали торжественно.

Тут Еблушу как внутренне кинуло! Как его завертело от счастья невиданного, как вошло ему в голову – вот это собачьи какашки! Вот свезло-то! Первый раз за всю жизнь! И что теперь делать – сыграть на все, что ли? А вдруг миллион – эх!!!

Но надо сказать, что Еблуха хоть и был человечек слегка отмороженный, но все-таки ел иногда. И вот как раз в этот вечер ему что-то торкнуло - а если точнее, то чвакнуло, а если еще поточнее, то прямо в желудке. И тогда он подумал – а не. Заберу и пойду, пока не втянуло. Не был, сцуко, богатым, не буду и начинать.
Тому, кто совсем не игрок, таковое решение кажется плевым. А тому, кто «висит» - это реально геройство. Волю к такому надо иметь – да кому я все это сейчас объясняю…
Еблуха и сам себя героем почувствовал прямо. Такой весь солидный вдруг стал – джинсы драные, кеды в говне, лицо кирпичом. Денежку, данную «Вогом» и собачьим дерьмом спокойно так посчитал и в карман положил. Ну не, спокойный такой кекс с виду, вменяемый. И пусть он таким для читателя будет, а тому пипингую, который увидел, что Еблушка в сортире грязному кеду молитву читал, мы вообще не поверим.
Соврал пипингуй, все это от зависти.
Ну вот, собственно, вся предыстория про причину того, как Еблушка попал в ресторан – вернее, про деньги – которым благодаря.

***

Сказка наша, друзья, заключается также и в том, что попал наш герой не в простой ресторан – а в специальное заведение истинно русской еды. Это я почему говорю – а вот все потому, что как ни зайду я в «ТрактирЪ» какой-нибудь, или там в«Русскую кухню», то обязательно разочаровываюсь прямо на старте. Потому как несут кулебяку по форме как пицца, солёных огурчиков нету, капустки на ус не повесить – не посвинничать, в общем, по-русски. Все родное-любимое гламур обесчестил паршивый, ни побесчинствовать в нужном количестве, ни водки не выжрать культурно. Не та обстановка, короче.
А вот Еблушка, поди ж ты, сподобился, и такой ресторан отыскал.
Чувак в галунах ему прямо при входе слегка поклонился – вот школа! И сразу к столику его провели – прямо в кедах, поди ж ты! и сразу меню в настоящей картонной обложке тиснёной – а там!
Там чего только не было – и почечки с гречей, соляночка ( мяса три вида, как полагается и маслинка вспотевшая боком, боком выглядывает), и расстегаи, и курник, и водка почти ледяная – все, все есть!
Дальше Еблуша читать обслюнявился, тыкнул в молочного поросенка, добавил борща и притих в ожидании, пока закуси с зеленым лучком и кусками свежайшей селедки припрут и холодненькой водки набрызгают. Стал осматриваться.
И до того умилительно ему показалось! Никакой, понимаешь, гламурщины – все основательно так, словно по-честному – дорожка как будто потертая посередине, зеленая с коричневым кантом, купецкими сапогами захоженная; кадка у углу с настоящим старинным фикусом, зеркала помутневшие, в рамах тяжелых, с щербинами ( зачем сытому пьяному морду свою наблюдать, она ж красная, потная). Стойка буфетная – тяжкая, дуба резного, широкая – а за ней половой суетится, с пробором на полголовы - закуску Еблуше варганит, графинчики под холодное, стаканы под чай – с подстаканниками (а ну как серебряные?). Легло, в общем, на душу – прочно, спокойно, и столики круглые и до полу накрахмаленным полотном запорошены, ни джинсы и ни засранных кед не видать.
Лепота!

Тут притаранили водочку, пластины селедочные, с маслом и в хрустких кружках луковых,укропчик, чесночинка подмаринованная зубцом восстаёт - и Еблуха совсем разомлел. Лакей перед ним и графином побулькал (полотенчико через ручку держал, ах, паршивец! Рубашечка белая, фартучек в пол! ) – и неизвестно, от чего захмелелось быстрее, от обслуги или все же от водочки.
А посетители! ****ский мой северный бох, да какими ветрами меня занесло в этот рай, погодите вышвыривать, скоро горячее…

Публика да, выходила занятная. Те, что в углу, за людей не считались – сосались под пиво, могли бы в Макдональдсе, как говорится, таким все равно – где. Слева – пара «купчишек» по типу манагеров: костюмчики, галстушки, ботинок не видно, но явно надрочены тряпочкой (а трусы у них стрёмные, в шашечку, жена подарила, чтобы яйца не жало). В среднем ряду интересно – два дядьки: солидно заказано, кушают грамотно, сочно, культурно. Заметно, что наслаждаются люди едой, без нервов и спешки; бульон, пирожки, картошечка цельная в мелком укропе, сметаной её аккуратно, перчиком молотым… Вкусно!

Тут Еблуху совсем рассосало и вштырило, да так, что показался он себе в серебристом мерцающем зеркале не засранцем в штанах с мотнёй до колена и розовой маечке, а солидным купчиной, таким, знаете ли, с тугим животом и щеками по всей бороде; с непременной цепочкой под грудью, в жилеточке плотной. Показалось ему, что даже ляжки него разошлись от такой полнокровности и деловитости, и что ноги у него сочные, крепкие и ширинка надута до безобразия жизнерадостно – а все оттого, что торговля идет хорошо, лес сухой, магазины работают справно, а летом он будет в Висбадене… ну и далее по списку.
И поэтому он дотянулся до потного от хрустально застывшей водчонки графинчика, накапал, всосал под селедочку, горько-солоно так провело по гортани… и тут его сзади позвали.
- Н-ничего, что я с Вами? – так славно спросили и вежливо.
«Слава собачьим какашкам», -подумал Еблуха, и даже попытался подвинуться вместе со стулом.
- Пью вот один. Некрасиво,- сказал ему новый знакомец. И ручку пожал церемонно – обстановка обязывала.
- Ой. Пожалуйста,- так ответил Еблуха. Обычно он говорил «Чувак, кидай кости сюда», а тут, понимаешь – традиции!

-Вы меня это… Я извиняюсь,- сказал ему кекс, замостясь под крахмальную скатерть, и графинчик поставил.- Вы один, я один. Может, ждёте кого?
Еблушка хотел подприврать, ах, как хотел! Сказать, что, мол, жду делового партнёра, обсудить рудники в Казахстане, или там сплав по Лене-реке, на барже или как подгонять…
Но вовремя очухарился и смиренно сказал:
- Да я покушать зашел, - и даже вежливо улыбнулся.
Мужик перед ним примостился ну самый что ни на есть настоящий. Ну просто ну Рассел блять, Кроу, только немножко по-русски. Хотя мозгом своим наш Еблуха всегда понимал, что Кроу – он детдомовский русский, а в Австралии он по большому приколу случился. Увезли его несмышленым ребенком, усыновили, из памяти стерли про родину-мать, лишили корней, и поэтому Кроу разносит гостиницы и кабаки, потому что не чувствует гармонии родины, и нашенской заебатой дурной и родной энергетики и нормального чувства патриотизма впридачу – тоже лишен.
А теперь он вдруг взял и возник, этот Кроу, на которого Еблуша тихо дрочил у компьютера, когда смотрел фильмы, где он гладиатор, где он полицейский, где он Робин Гуд…его мать! Чуть усталый такой, чуть небритый мужик вот с такими ручищами,торсом - а дальше Еблушу пришлепнуло.

- Да я тоже покушать,- сказал ему Кроу,- но грустно все это. Общения хочется. Вы извините, если чего.
Надо цапать, подумал Еблуша и сделался весь прямо внимание, и даже немножечко больше.
Ах, как слушал Еблушка!Аж локтями уперся, и рот округлял в нужном месте, и кивал понимающе – но следил, чтоб не очень по-пидарски, а сдержанно так и достойно (купцы, как-никак). Где еще так послушают, без истерики и понимающе, вовремя вместе с тобой помолчат или слово ввернут, если ты задохнёшься в поисках этого самого слова, головой покачают раздумчиво – и направят тебя в откровения смелые, поначалу неловкие, но черт возьми , мужские такие да скорбные. Слушал Еблуха про бизнес, который подвинули, про жену потаскуху (тут его солидарность не знала границ и была настоящей), про сына, которого жалко – но все-таки больше про бизнес…

Еблуха сидел и страдал – такой преогромный красивый мужик, такой разнесчастный, прекрасный, как Рассел и пьяный, как Кроу, с дебильными натуральными  траблами, которых могло и не быть, будь Рассел чуть-чуть поумнее, спокойнее и просто – свободнее , что ли… Да, наверное просто свободнее там. Изнутри.
Когда бы не думал про «надо», а думал «хочу» и «могу».
Сострадал задушевно Еблуха, а Кроу между тем перешел на политику.
- Ты вот правительству веришь? – спросил он, шатаясь над столиком.- Я вот стрелял бы уродов.
- Да мне не мешает вообще-то,- ляпнул Еблуха.- Мой бизнес его не касается, я продавец в Интернете. Нам щас как раз прёт.
- А-а,- сказал Кроу.- А мне вот ихние контры весь кайф обломали. Браконьерствую я , понимаешь. Вырубку леса теперь… бесконтрольную… штрафы такие…пилорама стоит – нету денег! Нету меня, нету денег!!! Нет просто меня!!!
Кроу взревел и вскочил, опрокинув графинчик. Вот кино начинается, ошеломился Еблуха, какие пошли безобразия, чисто разврат!
За широкой буфетной стоянкой лакеев забегали, засуетились.
«Щас будет громить»,-восхищенно подумал Еблуха. «Кроу, чистый Кроу!!»
- Водки! – подтверждая сценарий, завопил Рассел Кроу,- ****ь вас гуртом, суканавты! Тащите по-быстрому! Щасже!
Лакейчик уже суетился вне зоны удара, культурно треща: успокойтесь пожалуйста, сейчас мы устроим, не хотите ли чая, успокойтесь бла-бла.

Еблуха торчал во все стороны худыми ключицами счастья, пунктирно молясь на собачьи какашки, прилипшие к кеду – это просто подарок какой-то, разошедшийся шов из мешка под названием мечта, стихия и буря, фантазия из непотребного гейского сна разлива Еблухи-пятнадцатилетки, когда он впервые дошел до сознания – пидар я, пидар, че теперь делать, а да и *** с ним…

Разошедшийся Кроу был настолько прекрасен, что Еблуха глазами блистал. Его сияющий взгляд стал единственной точкой возврата к реальности, маяком к отрезвлению, клином в пьяное мясо объекта, стремительной клизмою в жопу, и черт знает каким вытрезвителем, ибо Кроу, увидев восхищенного Ебу, внезапно споткнулся в ругательстве и громко спросил:
- А ты че такой? Че довольный такой?
Еблуха моментально погас, стянув свою детскую рожицу в постную физию, и оправдался:
- Ловко ты их!
Тут Кроу совсем успокоился. Он поднял упавший графин и метнул его в стойку с бутылками, то есть прямо в буфет. Зазвенело лениво стекло, оказавшись совсем не старинным, а лениво подделанным, с искусственной патиной…
Так грохотало, как будто метнули гранату…
- Ну ****ец,- сказал почему-то Еблуша.- Валить надо, вон и милиция едет.
- Я **** всю милицию!- кричал Кроу (Еблуша представил),- я ебал всю советскую власть и Клару вонючую Цеткин (в паху у Еблуши заныло),- я трахал всю эту страну, она яйца мне крутит, я всё правительство вые…
- Шуба!!! – выкрикнул детскую тему Еблуша,- прячься под стол! Менты!!!

И тут на лице у могучего Кроу произошла катавасия. Еблуша видал катаклизмы на рожах – от секса, от драки, от боли, от всякой другой чешуи. Но такого, чтобы Кроу превращался в усохшего Шона, млять, Пенна, он не видал никогда. Ебарь правительства неожиданно скуксился, сделался меньше и ужиком – ужиком, маленькой змейкой юркнул под стол и прикрылся скатеркой.
- Ой,- только и молвил Еблуша, а в ресторан уже заходили товарищи, слуги закона.
Они встали напротив Еблуши, который все так же культурно и с вилкой в руках оседал за столом.
- Где,- спросил его коротко парень повыше.
Ужик дышал прямо в пах Неморозову Павлику. Шевелиться боялся, наверное, и положения своего не менял. Было так хорошо, так интимно, что Еблуша промолвил:
- А у меня кеды в какашках.
- Чего? – спросил мент.
Ту Еблуша очнулся.
- Так он убежал,- сказал он.- Увидел, что вы подъезжаете, и убежал. Вон ведь, погром.
Дыхание в пах стало просто собачьим. Терпеть его было почти невозможно, и Еблуша сказал:
- Убежал, он, ага. А персонал где… в подсобке, наверное.

А потом составляли бумажки. Менты запросили какой-то там акт (какой такой акт, я не знаю, мне какой-нибудь левый…левее, левее как можно), персонал призывал как свидетеля – Еблуша на всё согласился, ах. Потому что клиенты , увы, разбежались, и кое-кто даже не заплатил. А Еблуша закон уважает, закон его любит, он лично способствует, ах еще раз.

В ширинку дышали, и там уже сильно намокло – и изнутри и снаружи, и повернуться несчастному Расселу было, видимо, никак невозможно – о счастье, счастье…
Наконец, всё закончилось, весь беспредел с бюрократией, все расписались, и люди закона устало залезли в свои Жигули и уехали.
Лакей в своем фартучке притаранил расчёт и немножечко водки за счёт заведения.
- Мы закрываемся… ну Вы понимаете,- очень вежливо. «Безмозглый обломщик».
Делать, конечно же, нечего.
- Я понимаю,- промолвил Еблушка,- посижу три минутки. Отойду от событий.
- Вы приходите еще,- сказали ему.

Выждав, пока обезлюдеет хоть ненадолго, Еблуха решился. Самоотверженно, чувствуя совесть и честность, отрывая как будто последнее, зашивая свой шов на мешке из мечты, тихо двинул мотнёй и шепнул:
- Давай!!!

Рассел Кроу метнулся подкинутой дыней из под стола, запинаясь, на сильных затекших ногах, полусогнутой клюшкой прошел сквозь стеклянную дверь. Исчез, провалившись во тьму, посетившую неожиданно город, побросав свои влажные слюнки-побеги с перегаром впридачу на потрепанных джинсах Еблуши, такие алмазные слюнки и потому невозможные.
Пропал, унесясь в неизвестную даль…

Да, наш Еблуха на что-то надеялся. Ну, не на секс (разве дело в пустом благодарном потрахе – о нет! мечты не должны исполняться!), но хотя бы спасиба хотелось. А, может быть… а чего еще может быть-то?!!

Пошивочный цех по починке мешков из мечты привычно работал. Еблуха покинул трактир, оперся о стену, извернулся как можно удобнее и занюхал почти уже чистый, протертый зеленой купеческой мантией кед. Он почти не вонял.

А в кармане обсосанных Расселом джинсов Еблуха нашел полусдохшую тысячу. Мятую, словно её зажевали.
Деньги есть, благодарно подумал Еблушка. И с собачьим говном в нашем городе всегда хорошо. Главное не бояться вступить.
Не морщиться, и вниз не смотреть.