Анна - часть третья

      «Нюронька, отец приехал! Беги скорей, встречай!» – подтолкнула Варвара дочь  к  двери.  Шустрая девочка выбежала на улицу и запрыгнула на дрожки. Федор Николаевич,  обнял её и тронул пальцем нос:«Ух, скороспелка!»  В это время  Варвара уже распахнула ворота и, взяв под уздцы  коня,  повела его во двор.
 
     Так продолжалось уже  несколько  лет,  завидев в окно подъезжающего мужа,  Варвара тотчас отправляла дочь  его  встречать.  Кроме  Нюроньки,   в семье  было ещё  трое детей. Через год после того, как Федор Николаевич и Варвара стали жить одной семьёй, родилась Мария, а следом за ней – Андриян.  Старшие сыновья от первого брака проживали отдельно  своими  семьями, однако хозяйство вели с отцом одно.  Обрабатывали землю совместно, а благодарная земля, просоленная потом тружеников,  давала хорошие урожаи.  Отец  держал в своих руках всё их крепкое хозяйство.  Он решал,  как распорядиться  излишками и делил прибыль  от реализованной  на  рынке  продукции  между  семьями честно – по количеству  едоков.
 
     Василёк с Нюронькой  ходили  в церковно-приходскую школу,  разница в их  возрасте была небольшая.  Варвара так и не смогла  заменить матери задумчивому, тихому мальчику.  Сначала она пыталась приголубить   ребёнка, но он её сторонился, избегал,  стараясь быть незамеченным, не попадал лишний раз на глаза. Потом появились совместные дети,  и больше попыток приблизить к себе ребёнка Варвара не делала,  оправдывая  себя тем, что  по хозяйству  много работы.   А её действительно было много: и со скотом надо управиться, и холстов  наткать,  и детей с мужем  обиходить – при большой семье всегда работы полно.  С момента  появления  мачехи  в доме,  мальчик замкнулся,  ушёл в себя,  однако отец не замечал этого.  Он настолько был увлечён  настигшей его  на закате  жизни  любовью,  что не заметил,  когда   ребёнок от него отстранился. Однако, не смотря на свою застенчивость и замкнутость,   Василёк  был очень  дружен  со сводной сестрой,  кроме  общей любви к  чтению, что-то необъяснимое привлекало его к этой всегда весёлой и бойкой девочке. Её карие, почти чёрные, глаза сыпали искры, когда она смеялась, и превращались в бездонные колодцы, когда они вместе грустили. Нюронька обладала чудесным даром чувствовать боль другого человека  и умением сострадать. Мальчик был твёрдо уверен, что она понимает его без слов. Такое случается только между очень близкими людьми, родство душ всегда прочнее кровных связей.

     Встретив  отца  и   быстро выполнив  полученный от матери приказ – накормить гусей,  она забралась на полати – излюбленное место  брата:
– Что читаешь, Василёк?
– Старую книгу. Тятя  уже давно ничего нового не привозил.
Глаза мальчика выражали немую тоску, которая ранила доброе сердце девочки.  Но она  знала,   чем можно оживить этот  взгляд и  всегда  старалась изменить гнетущее мальчика настроение: 
– А я  попрошу папку купить новых!  Ты читай, я рисовать стану. – Накануне она попросила отца купить новые книги, только не говорила  об  этом  брату, уж очень хотелось  подарить ему  нежданную  радость, – Читай! – и  взъерошила волосы на голове брата.
 
     Отец никогда и ни в чём не отказывал  Нюроньке,  хотя она не  была ему родной дочерью.   Он старался  доказать  молодой  жене  свою любовь  через  особое отношение и внимание к падчерице.  Даже когда родились  совместные  дети  Мария и Андриян,  отношение к девочке не  переменилось.
– Правда, Нюронька? Попросишь? – немного оживился мальчик и попытался  взглянуть через её плечо на  рисунок. 
– Не  подсматривай…  сказала же, что попрошу. Читай! – повела она плечом, продолжая увлечённо  что-то рисовать на листе бумаги.   Василёк улыбнулся, подул на кудряшки, упрямо выбивавшиеся  из  туго  заплетённых косичек,  и  углубился в  чтение.   Так они и лежали на полатях плечо  к  плечу,  каждый занимаясь своим делом, «сведенники», но такие близкие люди. 
– Смотри, Василёк! – протянула  Нюронька брату  рисунок.
 
По листу бумаги летел конь…  живой конь!  Голова коня была детально и тщательно прорисована,  шея и туловище ¬– напряжены и  устремлены вперёд, грива развевалась на ветру, копыта  еле  касались   земли.  Глаза мальчика широко распахнулись, ожили, он чувствовал вольный ветер, слышал ржание коня и топот копыт.   Богатое воображение  уже  дорисовывало  широкий  луг,  на берегу   родной Синары,  а  вдали – предгорья Урала, поросшие лесом,  и караваны облаков, низко плывущих над лугом.
– Нюра!.. Нюронька... – чуть  слышно  шелестели  губы  впечатлительного  мальчика.   
Видя,  что она достигла желаемого результата, и погасила  на какое-то время тоскливую пустоту в глазах брата, девочка счастливо улыбнулась и тихонько, чтоб  не мешать Васильку, удалилась.

     Варвара, накинув на плечи,  привезённый  мужем  дорогой  кашемировый платок, как всегда быстро и без суеты, собирала ужин, изредка  благодарно и ласково поглядывая на мужа, а он сидел,  облокотившись  на  стол,   и  любовался  ею.
 
     Пять  лет назад с приходом  настоящей хозяйки,  дом Фёдора Николаевича  ожил и помолодел, как и хозяин, в нём поселился добрый домашний дух.   Около печи на  лавке, покрытой  тканой льняной салфеткой, сиял начищенный до блеска самовар,  расшитый  руками жены рушник обрамлял икону Спасителя, аккуратно застеленная   кровать,  с  вязаным  узорчатым  подзором,  стояла как невеста – строгая и нарядная. Подушки  горкой  устремились   к потолку.  «Это Нюронька  их так уложила, сама и петли метала на наволочках, такая махонькая ещё, а уже мастерица!  Девки, когда готовят приданное на вечерки зовут,  петли метать на  косоворотках, от машинной работы не отличишь…»  взгляд отца семейства,  скользя  по  чистому, с большой любовью  прибранному дому, наткнулся  на  Нюроньку.

     Она стояла, прижавшись к стене, всем видом умоляя обратить на себя внимание.
–Ну, беги сюда, егоза! – протянул он к ней руку.  Огонь мгновенно вспыхнул в карих глазах, но она тихо подошла к отцу и, как тогда, в момент первой их встречи,  прижалась боком к колену:
– Папка... – никто из детей так его не называл, причём так ласково звучало это слово, что сердце Фёдора Николаевича  просто  таяло, – Папка, а ты привез  книги?..  и  карандаши уже все исписались,  –  глаза выражали такой силы надежду,  что отцу, стало невыносимо стыдно,  что он закрутился в городе по своим делам и совсем забыл  о просьбе Нюроньки. 
– В  следующий раз  обязательно привезу! Слово! – и  он легонько похлопал  девочку по спине, – Слово даю,  остроглазая!

Нюронька  чмокнула отца в щёку и  стрелой  влетала  на  полати,  откуда сразу послышалось  шушуканье и радостные возгласы.
«Заговорщики… – с  теплом на  сердце  отметил   Фёдор Николаевич, - Давай-ка,   мать,  ужинать».