С. Ш. Р. Часть пятая

День третий.

Работа была сделана и авторы уложились к указанному заказчиком сроку, но с приближением вечера начала нарастать нервозно беспокойство и как всегда в таких случаях игривая веселость предчувствия скорого конца, который был неизбежен, однако попытка отшутиться обмануть смерть, поиграться с ней, заглядывая ей в очи, и эта  нарочитая сквозящая в каждом слове обреченность, не оставляла. Не было даже малого проблеска надежды, что их отблагодарят за проделанную работу, и наградят жизнью, отрежут им языки и ослепят, пустят по миру, отвезут куда -нибудь на края нашей необъятной, отправят в дурку, но только оставят жизнь, как Василька Темного, и многих еще в русской истории. И эта русская жестокость, беспощадная ярость к своим же, это волчья ненависть, эта инициатива перевыполнить приказ на ликвидацию, с особой старательностью и усердием, висела над ними как Дамоклов меч, на одном слабом волоске. Было понятно, что казнь будет суровой и жестокой. Поэт по своему сильнейшему детскому впечатлению представлял свою смерть каким-то из русских князей, на которых монголо –татары после Битвы на Калке наложили дощатый пол и устроили пирушку, Писатель представлял как его, Цезаря, заговорщики во главе с Брутом, оставляют на пути в Сенат с многочисленными ножевыми ранениями. Смерть художника ему самому виднелась как комиссару Катани из Спрута- расстрелянному или у цветочной лавки или по дороге на работу. Но такой почести и уважения к себе он вряд ли мог себе рассчитывать- поэтому он представлял себя героем Кафки из «Процесса» -«как собака, как собака», и мысленно успокаивал себя- «ну хорошо, что не на кол..». Тревога у героев нарастала, любая начатая в разговоре тема сводилась к предстоящему и скорому концу.
Так и здесь:

Поэт: Вот, скажем, приезжаешь на Родину, но не как гражданин, а как какой -то турист, заспанный, и чтобы не лежать, и радоваться своей траве, а чтобы походить по ней босиком- по показуху, понюхать ромашку- на показуху, выпить самый дорогой спиртной напиток на лавочке- на показуху, светануть кредиткой там, где много денег видели только в дни продажи какой- нибудь живности со двора? Для кого эти махи руками? А так, потребительски, все спрашивая, «сколько у вас это стоит?» а у НАС столько- всем видом подавая то, что не здешний- хоть и слепленный из такого же говна как и все они, окружающие- аборигены, индейцы, «крепостные».
Музыкант: Да и правильно тогда решили, что с Паулюсом. Паулюс- он ведь более популяризованный, чем Василевский- тем более Паулюса и в Германии, и во всем мире знают. Сразу будет дополнительное внимание со стороны зарубежных коллег.
Писатель: Вот, у некоторых есть обычай раз в год изгонять символического еврея, и это превращается в ритуал какой- так и в Волгограде, один раз в году, 31 января- разыгрывается спектакль капитуляции Паулюса, и иногда даже  по три раза на дню для особо страждущих лиц..
Поэт: Да, выбор нами сделан удачный, надеюсь, его оценят..
Писатель: Надейся.. (вздыхая)
Поэт: Может, за такие песни даже памятник нам народ поставит- такой- три ростовые статуи.
Музыкант: Да, да три ростовые мишени – кода нас к стенке завтра поставят…
Поэт: И народ обзовет еще как -нибудь по обидному, типа трехголовый змий.
Музыкант:  Это еще хорошо если трехголовым змием, а то еще бывает пообиднее.
Писатель: За Поклонной горой  в Москве назвали памятник защитникам Москвы- «бутылка на троих»,  «баба на игле»- скульптура на самой Поклонной горе- «Гагарин на ребристом х..е»- на Ленинском проспекте в Москве- народ в выражениях явно не стесняется.
Музыкант:  Там где две фигуры я не помню уже в каком городе -так вообще обозвали «Бивис и Баттхед».
Писатель: Это не Минина и Пожарского на Красной площади?
Поэт: А может и их, совсем, как ты говоришь, «ниче святова»
Музыкант:  Ну что за народ! А  в Ярославле! Ну, этот памятник на всех тысячерублевых купюрах есть. Знаешь, как назвали?
Писатель: Как?!
Музыкант:  «Мужик с тортом»!
Писатель: Ну, все понятно. Спасибо тебе, Ярослав, за то, что подарил Руси «Русскую правду»- первый кодифицированный свод законов. Памятник русского права. Теперь за это ты – «мужик с тортом».
Музыкант:  Знал бы историю лучше- это другой Ярослав- кто «Русскую правду» составил был Ярослав Мудрый, а это другой Ярослав, князь.
Поэт: Да речь –то не в персоналиях. Речь – в народной памяти, что город, который просуществовал более тысячи лет, неблагодарен к своему основателю и своим цинизмом и пошлостью, и гнилью готов опорочить самое светлое имя, окрестив его какой-то нелепицей.
Писатель: По памяти к мертвым, я не говорю уже о павших защитниках Отчизны, и тому подобных, можно судить о самих людях и об их общей культуре.
Поэт: Ну какая может быть культура у тех, кто не знает даже имен героев- даже не знают, в честь кого улица названа, на которой он живет.
Писатель: Кто назовет всех генералов Сталинграда? Поименно- их не более десятка.  О чем можно говорить? Я не говорю  уже о том, что кто знал бы -бойцы каких армий и дивизий его землю от фашистов освобождали. Не знает ведь никто! Вот пенсионерам делать не хрен, вот они на старости лет и копаются в бумажках, мемуары генералов читают. Да, тема войны неисчерпаемая тема. Взять как бы, казалось бы, какую -то деталь, а можно разбираться до посинения, до бесконечности, к примеру –знаки отличия в годы войны, или участие нацменьшинств в составе красной армии. Или, скажем, города -побратимы. Ну, это же такие темы, в которых можно долго и упорно ковыряться.
Поэт: А кому это нужно? Кроме тех подвижников, которые это делают?
Музыкант:  Ну и говорят они -это нужно не мертвым- это нужно живым..
Поэт: Каким живым?
Писатель: Побойся Бога, молодежи это не нужно. Им залезть на этот танк- чтобы между ног дуло выглядывало  в виде символического фаллоса - и пофоткаться, чтобы потом выложить в «одноклассниках» или «ВКонтакте».
Вот походили они на пост номер один. Постояли у Святого огня- а дальше потом пошли заниматься своими делами, слушать Тимати или еще кого?
Музыкант:  Такого же бабуина с симфоническим оркестром.
Писатель: Но если ты полный ноль, то хоть с симфоническим оркестром ты будешь петь, то хоть с Ла Скала, хоть с ансамблем военным песни  и пляски- от этого шедевром не станешь- убожество тела не спрячешь и не приукрасишь дорогим нижним бельем. Отсутствие слуха и голоса никакие фуги и миноры не заглушат- все равно что в уездной кафешке разносолы перчить, выдавая их за осетрину второй свежести.
Музыкант:  Не пацаны, я так реально и думаю, что мы- последние русские…
Писатель: Последний русский, что-то знакомое –это откуда?
Из гардемаринов! (  все хором ответили- музыкант и поэт)
Писатель: Аа.
Поэт:  Ну там знаешь, где сцена где Ягужинскую Де Бюсси  увозит во Францию, и она общается с  Лешкой Корсаком, а Де Бюсси говорит «да кто он в конце концов?!»- она отмазывается- типа «последний русский», типа с Родиной прощается. Так и мы, видать, последние русские, а за нами-все –черный лес и тишина.
Писатель: К слову сказать, какая чушь внедрять нам американский плавильный котел- их опыт межнациональной политики- у них понятно, всего намешано – и все- куда ни плюнь- все на крови -так и не осознаешь свою национальную идентичность: индейцы, ирландцы, негры, белые, мулаты, мексиканцы- у нас- то каждый народ сохранил свой ареал территории. Да, в нашей истории были и депортации, но у нас в резервации никого не сгоняли. Историческая справедливость не везде скажем восстановлена, взять хотя бы тех же крымских татар. Но если сейчас восстанавливать историческую справедливость то армянский народ может преспокойно вернуться в Турцию -на берега озера Ван- это же их историческая родина.
Музыкант:  Пусть индейцы возвращаются  из резерваций на свои исконные территории- хватит америкосам индейцев во всех фильмах показывать мойщиками коридоров, лестниц и сортиров-«Краснокожие, мы с вами!»
Писатель: Сейчас территориальные и этнические вопросы недопустимо пересматривать- это все равно что ворошить дупло с дикими пчелами. Улеглось -и слава Богу- главное, не допускать ошибок в национальном вопросе в дальнейшем. А то столько всего за эти годы наворотили- с условными границами, с объединением народов в республики без учета  национальной совместимости- это же как при хранении пищевых продуктов- должны соблюдаться правила товарного соседства- так и среди народов- засунь их в одно административно-территориальное деление и потом посмотри – когда с этой закатанной банки рванет крышка. Все нужно обдумывать, принимать взвешенные решения, учитывая историю и обычаи народов.
Музыкант:  А то, что каждому в паспорте запишут «россиянин»- это же не выход. Если без мата сказать. Отказались от графы в паспорте национальность- и правильно! У кого есть желание- пусть тому и впишут.
Музыкант:  О себе бы подумал. О будущем. А что обо мне думать. Русские мы русские. Как индейцы. Последние из могикан -одним словом.
Поэт: Заказчик приедет. Надо хоть как- то, «по геройски» сдохнуть. Нет, «по- геройски», ребята не подыхают. По -геройски входят в историю.
Музыкант:  Ну что же мы, братцы, помирать- так с музыкой!
Поэт: Знаешь,  мне все время одна песня нравилась:
Не спеши ты нас хоронить,
А это завсегда можно успеть.
Писатель: Это самая первая песня на русском языке которую я выучил- даже раньше «Что такое осень?» ДДТ.
Поэт: А мне все одна строчка слух резала- такая, эротишная- «а по щекам хлещет лоза, возбуждаясь на наготу».
Писатель: Ничего, и она найдет своего толкователя по Фрейду… ну уже без нас.
Поэт: Так говоришь, как будто у тебя есть в этом опыт. Так и мы и есть последние защитники Сталинграда на идеологическом уровне. Представить - что мы с тобой сидим в разрушенной мельнице- а дальше –п.здец-только Волга, и ни подмоги, ни своих. И  силам вермахта нет конца, ни края, и даже уже наградные листы оформили, уже готовятся к празднованию шампанского закупили праздновать победу. Что взяли нас, русских, еще тепленькими, а мы х..як- и перелом в войне
Писатель: Да ну ты идеалист или до х..я думаешь о наших способностях, если бы мы такие расписные и расп..здатые были. Сам знаешь, где бы сейчас работали, по крайней мере про нас бы народ знал. Ну там всякие вернисажи-выставки. А так толком и ни хрена никто не знал о нас. Наградят посмертно премией Андрея Белого. Или орденом Святого Патрика. (Почему Патрика? Да просто так в голову пришло. Не ломайте зря голову, эти никакой не символ. Просто в голову пришло автору, никаких ассоциаций. Не ищите тайный смысл или коды там какие..)
Музыкант:  Ну и что,  дальше так и будем сидеть?
Поэт:  А что еще делать? Еще есть какие-то предложения?
Писатель: До рассвета еще далеко. Утром приедет заказчик. До праздника еще три дня -останется там подготовки к параду, репетиции, надо еще же и песни эти изучить, там проиграть, разложить все по нотам для каждого инструмента. пока для каждого книжечку со словами песен распечатают, как программки в театре- это конечно, и за сутки сделают. Короче, и народ нужно будет подготовить.
Музыкант:  Как всегда автобусами молодежь навезут для массовки из учебных заведений. Опять показуха будет.
Поэт:  А когда ее не было? Те же потемкинские деревни- только из людей. Все цинизм и пошлость.
Музыкант:  Что ты все -цинизм да пошлость, цинизм да пошлость- сказали тебе- «ниче святова»- и молчи себе, в тряпочку. А как ты хотел? Ведь простили «Камеди Клабу»,  что «в Ульяновске все стриптизерши похожи на Ленина». Что, комуняки «проглотили пилюлю»? Ничего не получили в ответ и отместку, оскорбив чувства миллионов людей. Опять «зачетно» поглумившись над Лениным в начале «Очень смешного кино -3». Ну, до какой поры можно потешаться над святынями людей? Ленин такая же икона для коммунистов, та же религия- но религия за которую можно, правда, голосовать на выборах.
Писатель: А хорошо, ведь, что у  демократов нет такой иконы, правда? Не поместить на этот лик ни Ельцина, ни Черномырдина, ни Гайдара. Только вот Столыпина всюду пиарят. Так он же не демократ, ребята, вы к нему, так сбоку-припеку-он-державник, а не вашего роду-племени. Правда, побеждают, почему -то они. Вера других людей не пересиливает. Хотя вера сильнее, чем прагматический выбор, который люди делают на шесть лет выбирая себе будущее, зная что путь в тысячи шагов, начинается с первого шага. И отдавая себя отчет, что эти самые шесть дет от начала до конца придется прожить самому,  и думать о своей выгоде, или ошибке придется думать ежедневно, может даже, считая эти дни  в уме, а может даже, делая зарубки на стенах. Выбор человека- определяющий. Как кому, и всем нам придется жить? И можно долго и упорно спорить, что от нас ничего не зависит. Но реально зависит. За столетия чьих- то унижений. За чье- то наказание- быть лишенным права голоса или высланным за 101-й километр. Право голоса - тоже кажущееся подчас таким эфемерным -право нужно воплотить в свою волю и поставить  в нужно клеточку галочку, как точка невозврата, за которой больше нет искупления, и как в шахматах, ты уже не сможешь передумать свой ход, отпустив пальцы от фигуры, ты больше не сможешь переиначить сделанный тобой выбор 2012.
Музыкант:  И как ты догадаешься. Ведь мы теперь не предсказываем судьбу. как авгуры по полету птиц- или по внутренностям животных. Вот ты говоришь, дружище о выборе или о предсказаниях. Каком- то гадании. Как будто вся Россия в крещение будет гадать на суженого – на президента.
Писатель: Да Россия, разведись с демократами…
Музыкант:  Как будто по их поведению мы лучше поймем, кто займет кресло президента, возьмет в свои руки скипетр и державу. Оденет царственный венец…
Поэт:  И смотрят все державы мира..
Писатель: Надеемся на лучшее. Верим в себя, короче. Еще какие предложения. Только чур, Чур про «яроплан» и про «листы фанеры» не начинать разговор..
Поэт:  Чур меня.. (говорит, зевает осеняя крестным знамением осеняя крестом открытой в зевок рот)
Кто из них пойдет  в «Прожектор Перисхилтон» или кто из них будет участвовать в новогодних шоу- тот из них  и пойдет в 2012 с гордо поднятой головой.
Музыкант:  Запретите нам думать, ребята. Мы забудем про сгоревшие и вырубленные для каких-то целей леса. Про ветеранов, которыми мы там любим спекулировать в разговорах.
Писатель: А вам уже не все ли равно, мужики, как будет жить и развиваться Россия, но уже без вас?
Музыкант:   Да как- то конечно, не все равно.
Писатель: Вот вам может, жить уже меньше суток осталось, а вы все думаете, кто же из них двоих на выборах будет участвовать-  Медведев или Путин. Давайте спите!
Музыкант:   А х..ли высыпаться- на том свете отоспимся. Чего нам привыкать.
Поэт:  У меня всегда перед дракой такое тревожное чувство.
Писатель: Ты прям Боброк.
Поэт:  Не понял, как Боброк?
Писатель: Да такой.
Поэт:  Какой?
Писатель: Он самый. Воевода Боброк. Он с Дмитрием Донским тоже перед Куликовской битвой заснуть не мог. Волновались мужики. Так и я в свое время. У нас назначили «внезапный» подъем по тревоге. Ну короче, как всегда, заранее все довели, чтобы все не обосрались. Так вот, ребята спят все. Я всю ночь уснуть не мог, волновался. Первый день –и сразу полевой выход. Все предчувствие, предожидание, какое -то волнующее свербящее в груди чувство, беспокойство, военная романтика. Я может, в ту ночь и полюбил всем сердцем военную службу. Так вот- когда за пять минут до подъема пока дневальный под грибком заорал «Курс. Подъем. Тревога.» я просто вышел из палатки и сразу пошел на переднюю линейку, с вещмешком, и сразу занял свое место в строю, пока все в темноте бились лбами друг о друга и искали, где чьи берцы и носки.
Поэт:  Да, продуман ты, однако.
Музыкант:   Ну а потом, потом что было?
Писатель: А потом. Потом самое романтичное. Из строя меня вывели, и сказали, что иду в наряд по столовой. Помощником дежурного.
Музыкант:   Вот тебе и повоевал!
Писатель: Да, навоевался я в тот день. Все на полевом выходе- толком и столовая не работала- только на сам наряд по столовой столы и накрывали…Зато сегодня утром повоюю.
Музыкант:   Да, наверстаешь за тот раз.
Писатель: Наверстаю. Это точно. За  всю свою  жизнь наверстаю.
Поэт:  Да, да,   да-  расскажешь им «мы не рабы - рабы не мы».
Музыкант:   Рабы немы. Так и скажем. Немы. Раз немы –значит, ничегошеньки не скажем.
Поэт:  Заказчик со свитой - со своими опричниками приедет, али сам? (писателю)
Писатель:  А хрен его знает!
Поэт:  Рассказал бы нам- что за человек.
Писатель:  Нет, ребята. Как не просите. Я слово дал, что не скажу. Я своему слову цену знаю. Ну если скажем, я вот вам и скажу от безвыходности- то если одни лжецы и скоты вокруг меня- которые клятвы преступают и слова своего не держат-то что мне, им тогда уподобиться? И если слово мое ломаного гроша не стоит- чего тогда стоят мои дела? (вздыхает глубоко)
Музыкант:   Да и толку -то тебе от того, знать, кто заказчик. Сто пудово шестерка какой. Сам посредник. У нас все по цепочке в стране. Одни пищевые цепочки. Туда -сюда. Нас как планктон хавают более хищные рыбы. Тех хищных еще похищнее едят- и так до кита и до акулы дело доходит…

(продолжение следует)