Нелюбимое число

От моей мамы мне осталась в наследство неприязнь к числу восемнадцать. Не знаю, отчего у неё возникло такое предубеждение, но к концу жизни это оправдалось — она умерла в восемнадцатой палате, и хоронили её восемнадцатого. Мне тогда только что исполнилось шестнадцать лет. Я во многое ещё не вникала, но, сколько себя помню, всю жизнь стала избегать встречи с числом восемнадцать — не покупать билет на поезд или самолёт на этот день и на такое место, не идти к врачу, не начинать никаких дел, не подписывать письма или какие-нибудь бумаги этой датой. Я не очень предприимчивая, но если на этот день выпадала какая-нибудь ответственная встреча, придумывала любые уловки, лишь бы перенести её на другое число.

Признаюсь в весьма странном поступке — когда мне поставили долгожданный телефон и на конце его номера оказалась эта злополучная цифра, я не пожалела усилий и совсем не лишних для меня денег, чтобы этот номер поменять. И всё в таком роде.

Не знаю, как у других, но я живу в вечном неуспевании. Дела никогда не кончаются, а вечно находят одно на другое. У меня вошло в привычку на большом листе бумаги под жирно подчёркнутым фломастером словом «надо» писать в столбик то, что следовало сделать. Важные дела — куда-то позвонить, что-то узнать, то-то выяснить, туда-то сходить. И повседневные — что-то купить, что-то зашить, что-то убрать. Иногда я об этом листе забывала, а когда на него натыкалась, приходила в ужас. Эти «надо» не только не кончались, а всё время увеличивались.

Просыпаясь утром, я прежде всего думала, какое из этих «надо» надо сегодня сделать, а к вечеру оказывалось, что опять не успела.

Единственным днём месяца, когда я суеверно старалась ничего не делать, особенно ответственного, стало число восемнадцать. Никуда не идти, ни о чём не узнавать, ни с кем по делам не встречаться. И постепенно стала чувствовать даже некоторую приятность этого дня. Ведь можно сколько душа пожелает сидеть в ванне, нежась в мыльной пене. Шуршать опавшими листьями в соседнем парке, не упрекая себя за ничегонеделание.

То есть я, конечно, что-то делала, и, может быть, даже больше, чем обычно, но не было чувства обязательности и даже возникало ощущение свободы, когда не надо ни к чему себя заставлять.

Не могу сказать, чтобы это улучшило моё отношение к числу восемнадцать. Я по-прежнему отношусь к нему с опаской, внутренне морщусь, когда гардеробщица даёт мне номерок с этим числом. Испытываю беспокойство, видя на двери комнаты, куда нужно зайти по делам, эту цифру. Ловлю себя на том, что как-то прищуриваюсь, стараясь не видеть на стене дома крупно написанные единицу и восьмёрку.

Но я благодарна этому числу за то, что оно раз в месяц дарит мне чувство свободы.

Вот как оно бывает!