Несколько страничек жизни без пояснений деталей...

Красивая рыжеволосая женщина собрала с лежаков вещи. Посмотрела вдаль: в море медленно плыли двое – мужчина и мальчик. Она покачала головой, поёжилась и завернулась в полотенце - утро было прохладным…
Первые лучи солнца только-только пробивались из-за гор. Рыжеволосая женщина море не любила, плавала у берега, чтобы можно было достать ногами дно. Они прилетели  вчера, утром Глеб, ее муж, встал до рассвета, прихватив сына. Они уплыли очень далеко. Наташка переживала, поднялась чуть позже и побежала на пляж. Ее мальчики виднелись в тихом море. Она устроилась в шезлонге, наблюдая, как они замерли на одном месте. Наконец, солнечные лучи осветили их головы. Пляж, по-прежнему, был в тени. Ребята двинулись к берегу. Наташка махала им рукой. Сын, Илюша,  первым выскочил из воды: -Мама, так это классно! Как будто ты – тоже частичка моря!
Глеб вышел, молча взял полотенце и усталыми глазами посмотрел обратно на волну.
- Да, так и надо….
Обнял Наташку, прижал сына.
-Да, все так и есть. Все правильно…

Рассказка № ?

Мобильный телефон валялся на кухонном столе. Мальцев пролистал последние вызовы.  Нажал первый номер.
-Марфа, какого черта! Я тебе звоню весь понедельник! Что у тебя случилось? – возмущенный мужской голос не давал вставить и слова.
-Алло, добрый день. Вам знакома Марфина Алина Борисовна? Не могли бы вы подъехать по ее адресу сейчас? Буду признателен.
-Да, а вы кто?  Где она сама? Что у неё опять?
-К сожалению, с Алиной Борисовной произошел несчастный случай. Вы не могли бы….
На другой стороне раздался сдавленный звук
-С вами все в порядке? – тишина…
-Алло?
-Я слушаю, - голос охрип, человек пытался собраться. – Что? Что с ней? Вы «скорую» вызвали?
-Скорую?  Гхм-м… 
Да, мы вызвали «скорую». Так вы подъедете? Да?

Глеб:
1980
Девочки, взявшись за руки, весело шлепали по лужам в старом питерском колодце. Подняв под струи дождя головы, они радостно декламировали в такт стуку капель о подоконник
 «Любовь стремительна была, как затяжной прыжок парашютиста –
Земля плыла невообразимо быстро,  но мы не раскрывали купола!
Но мы еще разглядывали небо, когда-то приютившее двоих,
Таких невообразимо молодых, таких еще в любовь умевших верить смело!»

Глеб стряхнул пепел, усмехнулся – смешные! Все у них впереди: любовь, надежды,… Пашке он назначил встречу после третьей пары, а тот все не шел. Начался дождь, Глебу пришлось скрыться в здании общежития. Маттех Питерской Техноложки стоял на 7-й Красноармейской, а во дворе – находилась знаменитая общага! Два корпуса с настоящим Питерским колодцем и полуразрушенным в торце зданием, где занималась театр-студия, гордость и головная боль ректора. Два шестиэтажных корпуса -  страшной смеси клопов, тараканов и молодых мечтателей! Общагу расселяли, но какие-то энтузиасты все еще продолжали здесь жить и вот так, по-простому, вопить бездарные стихи про любовь…   
Что так беспокоит, не дает спокойно и рассудительно смотреть вдаль?

«А мы еще разглядывали небо, когда-то приютившее двоих,
Таких – невообразимо молодых, таких – еще в любовь умевших верить смело?» -

вопрошали счастливые голоса снизу. Две девочки: одна - высокая и красивая, чувственная, породистая. И другая – абсолютно смешная, встряхивала мокрыми волосами, разбрызгивала вокруг себя огромную лужу, и продолжала декламировать с завыванием:

 «В последний миг ты дернула кольцо –
Как белый флаг взметнулся купол белый ,
Но ты плыла, а не летела!
А я все падал, вверх подняв лицо!»* -

радостно захохотали, как будто произнесли магическую рассказку №1 в этом мире.  Им было весело, девочки считали себя мудрыми и спокойными – они могли судить все и вся, происходящее в этом мире, им было абсолютно все равно, что испытал человек, написавший эти строчки – они думали, что знают, что будет завтра, что любовь их ожидает – только счастливая, а жизнь – только прекрасная!
Смешная мокрая девочка подняла лицо под струи проливного дождя,  зажмурилась и вдруг, почувствовав пристальный взгляд Глеба – распахнула их! Ах, чудо! Что это были за глаза! Очень черные, с агатовым блеском, смеющиеся - невинность и снисходительность…. Глеб отшатнулся в тень –  вдруг стало не по себе, как будто что-то постыдное произошло, он подглядел нечто сокровенное, все это шоу было для кого-то, кого здесь не оказалось в эту минуту…

ГЛЕБ:
2008.
День не задался сразу. Сложности с билетом на самолет, напутствия шефа, недовольного всеми, душное такси, автомобильная пробка на Московском проспекте. Я с трудом добрался до гостиничного номера – и, ужас, кондиционер не работал! На ресепшен извинились, что мастер болен, будет не раньше понедельника. Как никогда, в городе выдалась жара, для Питера запредельная. К полудню силы закончились. И в это время – телефонный звонок: «Господин Вешнев? К сожалению, Геннадий Яковлевич вынужден был сегодня утром  вылететь по срочным делам в Берлин. Мы пытались перехватить Вас в Москве, поскольку переговоры отложены до вторника, приносим свои извинения, разумеется, наша фирма берет на себя все расходы…»  Кошмар:  именно питерская  фирма настаивала на проведении переговоров в пятницу! Пришлось перекраивать расписание, Наташка устроила истерику – на выходные была запланирована поездка к ее друзьям. В общем, все напрасно! И чем себя теперь занимать три дня?
Глеб тихо проговорил: «Черт, черт, черт!..»  Деваться некуда: лето, в Питере полно отпускников, туристы заполонили город, не в Эрмитаж же стоять три часа?!  Набрал домашний – долгие гудки… Конечно, Наташка взяла Илью и поперлась к Догилевым сама. Черт, машину она водит из рук вон плохо, на соседей по пробкам ругается, а сама ведет себя порой, как скотина последняя. Будут сегодня у Догилевых весь вечер «обсасывать» тему под кодовым названием: «Господин Вешнев. Как он испортил мне жизнь». Эта гадюка Юлька закатит глаза и будет подпевать: «Ах, Тусечка, он тебя не достоин!». Бедный Илюха – весь вечер будет ходить неприкаянный (Ах, детка, займись же чем-нибудь!) – Наташка, конечно, не дойдет с ним ни до озера, ни до леса… Тоска захлестнула сполна.
Глеб, чертыхнувшись, очередной раз, набрал сотовый. «Ля-ля-жужу, ля-ля-жужу, по секрету всему свету все, что было, расскажу, жу-жу-жу…» Ну любила Наташка «приколоть» всех своими вызывными! Раз, два, три… - «Абонент временно не доступен…»
Итак, времени – час дня, ни планов - ничего! Приняв душ (все же полегчало маленько!) Глеб достал старую записную книжку: Будем думать!
А, Б, В… Р – Родионов, конечно, Пашка! Друг детства - они с Глебом выросли в одном дворе, приехали вместе в Питер,  только поступали в разные ВУЗы – Глеб в Горный, Пашка -  в  Техноложку.  Пашка был выдумщик, и еще – просто друг! Сколько мы не виделись? Лет десять? Почему-то вспомнился 80-й год: Пашка должен был ждать на 7-й Красноармейской,  у общежития Техноложки. Время шло, Пашка все не приходил, пошел сильный дождь, и я забежал в один из корпусов. Стоял на этаже у окна, курил, а дождь все стучал и стучал по окну, а во дворе какие-то сумасшедшие мокрые девчонки орали глупые стихи про любовь… Господи, о чем я? У одной были странные глаза – мокрые черные агаты,  внутри - смешинки. Она смотрела, а я вжался в стену у окна, как будто нашкодивший пацан. У нее волосы мокрыми прядями свисали и липли к щекам, она смотрела вверх, а капли дождя все сыпались ей на эти глаза так, что она моргала беззащитно…
О чем это я? Глеб встряхнул головой, отгоняя наплывшие воспоминания, и набрал номер.
- Алло? Какое чудо, ты в Питере, ты нас застал в последнюю минуту, мы уже на пороге! – Настя тарахтела, искренне захлебывалась от счастья, - Мы едем на дачу! Там все - потрясающие, поехали с нами, тебе понравится, все такие позитивные! В городе - задница, а там благодать! Сто лет ведь не был на Ладоге, всё, без вопросов и раздумий, на «Удельной» через полчаса!

По приезду все что-то кинулись делать.

Глеб потолкался. Спросил, как пройти на Ладогу и ушел гулять.
Ладога кипела, бросала мокрые волны с остервенением на берег. Серая масса нашептывала, откатывала назад, и опять рвалась к суше. У самой кромки двое мальчишек бросали мяч толстой рыжей лабродорше. Она перелетала первую волну с таким отчаянием, что  завораживало глаз. Очередной раз мяч улетел дальше, собака не заметила за волной, что ветер начал сносить его в сторону. Перескакивая все дальше, она устремилась  вглубь, уже с берега все кричали, и люди стали собираться и криком пытались вернуть ее назад - собака не слышала из-за порывов ветра, и все плыла  через волны. С песчаного утеса бежала женщина, на ходу сбрасывая кроссовки, и прямо в одежде бросилась в воду. Народ заворожено наблюдал, как она плыла в ледяной воде за собакой, подхватила ее, заставила повернуть к берегу. Маленькие мальчики с ужасом следили за обессиленной теткой, вытаскивающей на берег животное. Через минуту все сидели, обнявшись, на песке, испуганная собака терлась о мокрые колени рыдающей хозяйки…

Возвращаясь, Глеб отметил на соседнем участке машину – кто-то еще приехал.

… Дом Родионовых стоял весь темный. Глеб пробрался в дальнюю комнату, где тихо посапывал Санька.
- Где родители? – тихо тронул Саньку за плечо –
- Они у Марфы… Водку пьют. Они всегда у нее пьют водку, ну когда она только приезжает… 
Гитару взяли. Теперь часов до трех будут песни голосить…
Сказали, чтобы ты к ним шел, как придешь…
-А Марфа – это кто?
- Папина институтская подруга, всехняя любовь неразделенная… Они лет двадцать не виделись, а потом встретились, и вообще она…
Санька перевернулся, зевнул, обнял подушку и тихо засопел.
Глеб вышел на крыльцо, закурил.  Вдалеке и правда, звучала гитара, низкий грудной голос исполнял романс:
«Как поздно мы становимся мудрее
Ценой утрат, ошибок и потерь…
Кого она теперь ночами греет?
Кому она любовь дарит теперь?
Пусть будет все ее покорно власти,
Пускай Господь хранит ее детей,
За то, что я узнал земное счастье.
В те дни, когда она была моей…»**

Идти не хотелось: незнакомая компания, да еще и с водкой – нет, нет - увольте…

ГЛЕБ
1998
Тонкая рыжеволосая девочка понравилась ему сразу…
Было в ней что-то  бесовское.
И еще она была дочерью одного из  учредителей…
Глеб и не думал, что эта молодая девочка станет его половинкой. Она очень старалась, помогала Глебу во всем. Незаметно – стала его правой рукой. Ее папа не возражал – Глеба он ценил и уважал. Так Наташка стала женой. Через год – родила ему сына. Глеб гордился, всем жену свою молодую показывал, а мальчика – обожал….
Семья всегда была прежде всех дел.
Она была моложе на пятнадцать  лет. Глеб привык опекать ее, баловать. Собственно, Наташка и Илюша – сын - находились в одной категории. Повзрослела Наташа как-то незаметно. Глеб пропустил момент, когда в ее голосе появились нотки металла, во взгляде – что-то прицеливающее, хищное. Она перестала работать, пропадала в гостях, либо ходила с подругами по магазинам или фитнес - центрам. Илюшей занималась няня. Глеб много работал, домой появлялся поздно. В выходные старался побыть как можно больше с сыном. Они гуляли вдвоем, ходили в музеи, ездили на рыбалку. У Наташки, как правило, либо болела голова, либо – запись к парикмахеру. В общем, она с ними не ходила, а им было так хорошо без всяких «девчонок»…

Залитая солнцем веранда радовала накрытым столом. Красиво разложились закусочки, потели бутылочки. Глеб разместил принесенные вилки. Дверь на веранду распахнулась – вошла мокрая толстая рыжая собака, помахала приветливо хвостом, запрыгнула на диван и вольготно разлеглась на белоснежном покрывале.
-Ты кто? - изумился Глеб.
-Ах, ты, сволочь! - радостно пропела Настя, любовно огрев невозмутимую нахалку полотенцем. Собака наморщила лоб, внимательно осмотрела приготовленные на столе блюда. Подумала, аккуратненько вытащила кусочек колбаски, и с удовольствием начала его грызть.
-Настя, чья это такая?
-Марфина, все путем!
Во дворе слышен был хохот и гам. Радостная Настька сообщила, что произошло чудо: Два дня назад на Ладоге потеряли камень! Камень был огромным, на нем вытирали соседских мальчишек после купания, и вчера пошли на пляж - а камня, и правда, нет! Вот Марфа с Пашкой, уже с утра напились водки, сволочи и алкоголики, этот камень пошли искать, просеяли весь берег, и нашли-таки! Вот по этому поводу и праздник! Тем временем собака, подумав, взяла еще кусок колбасы.
-Ах ты, паразитка, - Глеб возмущенно попытался отнять заветную тарелку-
- Где же твои хозяева?
-  Я – хозяйка… Я - Марфа, а собака-Дуська. А Вас как величать?
 На пороге стояла та самая женщина, что накануне спасала в Ладоге эту самую собаку.
Красный сарафан аккуратно облегал полную грудь, струился вниз тяжелыми фалдами.
Странная женщина – не худая, вроде бы, но бедра красивые, спина ровная.
У нее было широкое лицо, волосы мокрыми прядями липли к щекам, но глаза! - Черные агаты, искрящиеся смехом.

Вся толпа с гомоном и криками заполонила в одну секунду веранду. Пашка схватил гитару, Марфа завела низким грудным голосом «Когда простым и нежным взором ласкаешь ты меня, мой друг…» Народ наливал, веселье набирало оборот.  Подползали соседи, плотно собираясь за столом. Скоро стулья закончились, мужики притащили со двора огромную доску, привычно поместив ее на два чубука. Марфа застелила доску очередным белоснежным покрывалом. Толстая собака по-прежнему сидела на диване, ее обнимал какой-то из гостей, втихую подкармливая запретной колбасой.
Глеб наблюдал за Марфой: странное кино, с каждой минутой, с каждой песней – она становилась все моложе и красивее… Может, дело было в выпитом?
- Что, зацепило? -  Пашка  дышал в самое ухо, - у нас половина курса с ума сходило по ней, а она не замечала…
-Хохотала, как ненормальная. Всем лезла помогать. У нас мужики спивались, ничем не могли ее пронять. Если бы не моя Настюха, я бы тоже пал жертвой. Про таких женщин говорят – вползает под кожу…
- Да кто она? - возмутился Глеб, - Старая тетка.
-Не скажи, не скажи, друг…   
-И она – не тетка.
- Ты знаешь, какая она была в молодости? - Настя подключилась, услышав обрывок разговора, - Тонкая, легкая! У нее талия была – ладошек хватало… Я ее, когда увидела через двадцать-то лет, не поверила, а потом в глазки посмотрела, а они те же! Одни глаза и остались…
Она живет – хохочет, а сама-то - как собака бездомная, вся душа в шрамах…   
И жалеть себя не дает, все, мол, хорошо у нее, а какой там хорошо! Запрется и плачет, только чтобы не видел никто! Ты, Глеб, ее не обижай, слышишь?
-Настя, ну почему я ее обижать должен, скажи?
-Я на всякий случай. Предупреждаю. Мы Марфу в обиду не дадим, понял?
Уже вечером, в самый разгар застолья распахнулась дверь, и на веранду влетели мальчик и девочка, держащая подмышкой грозно завывающего карапуза.
-Мама, мы рвемся в дом, а вас никого нет! – возмущенно кричал мальчик в сторону Насти.
-Гусек мой славный приехал! – орала в ответ Настя, перехватывая заливающегося малыша у девочки, - Что ж вы не позвонили, мы же вас не ждали!
Итальянская семья Родионовых кричала и жестикулировала: всем надо было рассказать обо всем одновременно. Пьяненький Пашка представил Глебу своего старшенького Никиту, его жену Юльку, и внука – Матюшу, отобрав его у Насти и поместив на колени Глебу.  Малой улыбался широко двузубым ртом и  слюнявил подол Глебовой футболки. Озабоченная Настя кормила припозднившихся детей.
-Так, - обратилась она к Марфе, - видишь, какое дело: я же не знала, что ребята припрутся на ночь глядя. А в их комнате я Глеба разместила. Куда теперь этих девать? Да еще с Матюшей?
- Так ночуйте у меня, вон - маленькая комната свободна.
- У тебя-то у тебя… Матюша, обычно, спит с дедом, они же не разлей вода. Будет тут плакать ночью. Слушай, а может, я Глеба к тебе помещу? Только на ночь?
- Ты же знаешь, Настя, мне места не жалко, как решите.

Расходились уже часа в два ночи. Молодые ребята  ушли спать пораньше, соседи разбрелись по своим участкам. Марфа, Настя и Пашка еще попели песни, но когда Настена начала зевать, Родионовы тоже поползли к себе. Толстая Дуська со вздохом стащила подушку с дивана и поплелась, не открывая глаз, спать в комнату.
-Я и вам постелила, идите, ложитесь, - Марфа вышла из маленькой комнатки на веранду. - Поздно уже.
- А вы?
-Я здесь приберусь немного.
Глеб задремал довольно быстро. Было очень ему хорошо на этом милом диванчике с кучей подушечек, под мягким пледом. Сквозь дрему он слушал, как Марфа собирала посуду, складывала не съеденное со стола в холодильник. Тихо кипел чайник на плите, потом запахло кофе. Ах, как здорово было ему! Так бывало только в юности, когда на каникулы он приезжал домой, и утро начиналось запахами из кухни: пышки и какао на молоке…
Проснулся он неожиданно, сначала даже не понял, где он. В густой тишине он вдруг услышал тихий плач. На ступеньках крыльца сидела Марфа – он не узнал ее. Сжавшись в комочек, она прихлебывала коньяк из большого бокала и плакала.

МАРФА:

Я всегда знала, с кем буду спать…
Мне достаточно было взгляда на очередной «объект», как диагноз сразу же вырисовывался,… Что бы потом я не предпринимала, как бы ни пыталась убежать от отношений – ничего не выходило. Все заканчивалось банально - койкой…
Этот мужик, появившийся на моей веранде – был из них. Я сошла с ума немного, я не хотела никаких отношений… Тем более, здесь, на даче, где все было на виду, как на ладони…
После «расхода» с Генкой, вот уже года два, я была «на просушке». Так назывались периоды жизни без мужиков. Я всегда завидовала теткам, что могли «спать для здоровья». Я этого не могла практически никогда. Еще там, до Генки, лет в двадцать восемь, от отчаяния, после всех этих «Эдиков»,  к телу был допущен мужик, который жутко добивался меня уже пару лет…
И мужик был – в норме, и старался, вроде…
Было противно и мерзко. Я стряхнула его с себя, отмыться не могла долгое время, он так и не понял, чего я вдруг завелась.
Так вот, когда я увидела этого Пашкиного друга,  меня обдало жаром, как там, в молодости.  Захотелось заскулить, поджать хвост. Он был чудо, как хорош! Длинное жилистое тело, красивые руки, упрямые губы…  Я себе сказала: «Ни за что!» В смысле, что не надо очаровываться, старая дура, сидела столько времени без мужика, сиди дальше – не для тебя он здесь… Ноги чуть подкашивались, и очень хотелось быть, как там, в молодости - красивой, воздушной…
Минуту потребовалось, чтобы взять себя в руки. Хорошо, что подошли соседи, всех надо было размещать и кормить…
Глеб, его так звали, следил за мной. Мне было и приятно,  и тревожно – слишком хорош он был! И давно забытое, всколыхнувшееся чувство: «Да, да, да!!!» не оставляло ни на секунду. Я с трудом держалась весь день, моля, чтобы все закончилось скорее. 
Когда Настя спросила, могу ли я Глеба разместить, у меня опустились руки. Я все сделала, чтобы он сразу ушел спать. Мне было очень плохо на душе, я убралась на веранде, налила целый бокал коньяка, выползла курить на крылечко.  Стало так себя жалко, что заплакала.
И вдруг он….

ГЛЕБ:
 Она мне нравится. У меня сводит зубы, я давно никого не хотел до такой степени…
Она настолько мне нравится, что меркнет Наташка - молодая, хрупкая, с хорошей фигурой. Наташку я не хочу, а хочу эту женщину, меня дрожь берет от ее чудных рук. И эта грудь под красным сарафаном – все время хочется дотронуться…
За то время, что спал в ее уютном доме – она мне приснилась …
В этом красном сарафане.
Когда я проснулся, и услышал ее тихое поскуливание, мне так стало тревожно, так захотелось бежать и что-то делать (убить дракона?),  я с ума сходил, не зная, что…
Она сидела на этом крыльце - настолько беззащитная и несчастная…
***
-Прости, - он неожиданно перешел на «ты», - помочь?
-Извини, - она поспешно вытерла ладошкой мокрую щеку, - я думала, ты спишь… Ничего, ничего, я так, я сейчас не буду, - и улыбнулась ему. - А я тебя помню. Ты приходил к нам в общагу там, в молодости. К брату и к Пашке.  Красивый такой. Ты меня не помнишь, наверное, я их старше курсом училась. Просто за вечер поговорить не пришлось, народ веселился, а сидел ты далеко от меня.
-А мне коньяку можно?
-Неохота вставать, пей из моего стакана, мне все равно уже хватит.
Они курили, сидя  на ступеньках, пили коньяк из одного бокала и разговаривали. Глеб давно уже ни с кем так не разговаривал. Было так уютно и хорошо! Не проходило ощущение, что с этой женщиной они знакомы целую вечность, что нет запретов ни на какие темы. Глеб всматривался в ее лицо, как же она была хороша! И эти пухлые губы, и эти вьющиеся волосы, и эти агатовые глаза.
- Видишь, начинается осень….
 Видимо, это и дает такое настроение. И на море я не была два года, а мне очень-очень нужно в соленой водичке поплавать... Надо только, обязательно, встать до восхода солнца, пока все спят, заплыть далеко-далеко и вот там ждать, когда первые лучи из-за гор коснутся тебя ласково. А море замирает вместе с тобой в ожидании этого каждодневного чуда, и сама ты - частичка этой водной стихии, растворяешься в огромной массе воды... Что-то первобытное на генном уровне....
Стало холодно. Небо затянуло тучами, дождь сначала осторожненько, а потом все властнее шептал, застучал по крыше. Уходить Глебу ой как не хотелось. Они с Марфой уже допили ее коньяк, и Глеб сбегал на веранду за остатками в бутылке. От холода ли, или от хорошей беседы он все ближе двигался на ступеньке к ней, нечаянно коснулся несколько раз ее руки, потом - приобнял. Как хорошо и тепло было его руке от этого прикосновения. Ему ужасно хотелось поцеловать ее. Мысли об этом мешали, несколько раз он «уходил» из темы разговора. Марфа тихо улыбалась – ей тоже очень нравился этот человек - жилистый, с длинными руками, серьезным взглядом и детскими пушистыми ресницами. А еще упрямые линии лица и поджатые губы. Неожиданно она остановилась на полуслове и поцеловала его.
-Ты…
- Молчи, пожалуйста…
Сначала они, как школьники, остервенело, целовались на крыльце. Дождь все усиливался, у Марфы и у Глеба все ноги были мокрыми.
-Я замерзла, - пожаловалась она
-Пойдем, - он потянул ее за руку, - пойдем в дом.
-Нет, нет - к тебе:  у меня на кровати собака спит.
Узкий диванчик удивительно вместил их обоих. Она оказалась страстной и умелой. Глеб удивился ее груди – не такой уж и большой, но тяжелой, кожа была гладкой и прохладной. На секунду вспомнилась Наташка, с ее идеальными формами, но тут же уступила этой немолодой, но мягкой и чудной женщине…   
Давно Глебу не было так хорошо!
Дождь за окном все шумел, Глеб постепенно проваливался в сон. Марфа потихоньку выскользнула из-под одеяла, собрала свои вещи. Прохладными губами поцеловала его в щеку: «Спи, спи…»
-А почему собака спит в твоей постели? – в полусне вдруг спросил он.
-Потому что тебя утром уже не будет, а она – моя семья,- улыбнулась она.
****
Утро залило комнату солнечным светом. Глеб проснулся с ощущением полного счастья. Как хорошо! В доме стояла удивительная тишина. Кровать в соседней комнате была застелена. На веранде – никого. И машины во дворе не было.  Растерянно собрался, пошел к Родионовым. На крылечке сидела тихая Настя, задумчиво прихлебывая кофе.
- Привет
-Доброе утро. Что у вас с Марфой произошло? Пришла утром, глаза прячет. Слушай, ты ей сказал, что женат, черт тебя побери!
-Настя, перестань, мы все – взрослые люди.
-Взрослые люди они! Ну, зачем ты ей? Не хватало ей опять женатого мужика! Я тебя видеть не могу!..  -
-Кофе хочешь?
-А где она? Я проснулся, в доме никого.
-Она уехала. Ключи вот оставила.

ГЛЕБ:

Воскресенье тянулось тоскливо. Я все смотрел в сторону соседского дома, ждал, что появится Марфа в красном своем сарафане, со своей рыжей толстой собакой, и низким грудным голосом скажет: «Ну что вы, хорошие мои….»

Долго ехали в город, народ устало валил с дач, вереница машин тащилась черепашьей поступью. Настя все хмурилась, со мной говорила междометьями. У Пашки болела голова, он сосредоточился на дороге, на меня с Настей не обращал внимание. Только у метро, когда меня  высаживал, вдруг взглянул в глаза, вздохнул, крепко обнял: «Ты,
это… не пропадай, звони. А на Настюху – не обижайся. Она не со зла…»

****
Наташка по-прежнему не брала телефон. Глеб злился, набирал и набирал  в сто тысячный раз ее номер. Да уж, ее бойкот был жестким. А он валялся весь понедельник у себя в номере, и все никак не мог отделаться от воспоминаний: эти руки, эта грудь, эти глаза со смешинками внутри. К вечеру не выдержал, набрал Родионовых.
Трубку сняла Настя.
-Настя, ничего не комментируй, пожалуйста, будь человеком. Дай мне ее телефон.
-Нет, она просила не давать. Это ее жизнь. Ты пойми – живешь не здесь, все у тебя «в шоколаде», жена молодая, сын маленький…
Ну что ты сапогами по ней пробегаешь? Она только отходить после развода начала, смеяться. Зачем все опять? Не тот ты человек, что ей нужен!
Глеб дал отбой. Самое печальное, что кроме этого странного имени «Марфа» ничего о ней не знает, даже по справочной не найти.
****
В комнате для переговоров собрались вовремя. Сам Геннадий Яковлевич, его два зама и Глеб обсуждали перспективу совместных проектов уже битых два часа. Три раза девочка-секретарь приносила кофе. Наконец, практически все вопросы были решены. Сорокин нажал кнопочку селектора:  «Алина Борисовна, будьте добры, принесите просмотренные бумаги!» Через минуту открылась дверь, в кабинет вплыла … Марфа. Глеб задохнулся – безукоризненный костюм, шпильки, аккуратно причесанные и заколотые волосы, на шее - синий шарфик. Но это была она!!!
- Разрешите представить: Марфина Алина Борисовна, наш финансовый директор, будет в дальнейшем курировать Ваш проект. А это – Глеб Сергеевич, наш новый партнер из Москвы.
-Очень приятно, - и голос не дрогнул. Только сверкнули темные глаза, да незаметно зажглись в них смешинки, но были безжалостно стерты.

Окончание переговоров Глеб не запомнил. Он только пытался не смотреть на нее во все глаза, тем более что хозяин очень уж ревностно пытался окружить Марфу своим вниманием. Она же держалась независимо и отстраненно по отношению ко всем присутствующим. Минут за пять извинилась, что много дел, и, сказав несколько слов вежливости, так же степенно выплыла на своих умопомрачительных ногах из переговорной.
-Ах, ну что за женщина! - радостно воскликнул Сорокин и подмигнул Вешневу. Хороша, а? А сколько работы тянет на себе! Вот такие, брат, кадры у нас! У вас таких нет!


**** Пропущенные страницы…
****
Все чаще случается осень,
Все реже приходит весна,
И даже безумные белые ночи
Злясь, шепчут, что скоро зима…

До дня рождения оставалось две недели. Осень, как всегда, пришла неожиданно. Да, уже сентябрь был в разгаре, но деревья стояли с зеленой листвой, и еще вчера ярко светило солнце. А утром в понедельник осень решила объявить свои права мерзким  холодным дождем и пронизывающим ветром.
Вечером Алька насквозь промокла за полчаса гуляния с собакой. Дуське тоже не нравилось подобное развлечение, без разговоров устремилась к подъезду, оглядываясь на Альку.
Алька подставила лицо под мощно включенный душ. Что за жизнь…
И этот Глеб с его  длинными руками, так и хочется прижаться к жилистому плечу, завернуться в эти руки и забыть обо всем на свете…
Сколько раз говорила себе, что хватит уже этих отношений «без будущего», пора научиться «фильтровать»  мужиков, опять – нате же грабли!
Генка, скотина, не дает проходу, делает вид, что у них просто так – размолвка, а ведь уже два года прошло, как расстались. Спит со своей секретаршей, а на меня смотрит, как собственник недорезанный.  Надо решиться, уйти, к чертовой матери! Но кому я нужна в свои сорок шесть! 
И собака…
Устроиться  на другую  работу – в девять надо быть на месте, вставать придется в половине шестого, чтобы все успеть. А я – сова ярко выраженная, мне потом до полудня кофе пить придется, чтобы мордой об стол не тыркаться…
Никак выхода нет. Слезы навернулись на глаза. «Да хватит рыдать! – вслух прокричала, - «сколько можно себя жалеть!»
В квартиру позвонили. Кто это может быть, почти ночь на дворе? Алька вылезла из-под душа, накинула халат.
По традиции не спросила: «Кто там?»,  решительно распахнула дверь. На пороге стоял он, мужчина мечты…
Глеб решительно вошел, дверь закрыл и запер на два оборота ключа.
-Не смей меня выставлять, слышишь! Я должен поговорить, у меня ведь есть какое-то право?
-Какое – то есть. Поговори…
-Я.. Алька, ты ведь понимаешь, что там – на даче мы с тобой… Нет, между нами… Да не знаю я, я с ума схожу с тех пор, у меня из рук все валится, я жизни без тебя не представляю.
Она улыбалась ему, а мокрые волосы прядями липли к щекам…
Глеб задохнулся, схватил ее в охапку, прижал к себе крепко-крепко, потом чуть отстранился, взглянул в черные ее глаза, поймал искринки смеха:
-Да люблю я тебя, дурочку такую…
Опять прижал и тихо спросил:
- И почему ты всегда такая мокрая?
Алька зажмурилась, тихо поскуливая на плече Глеба, и отвечать, видимо, не собиралась…
Из спальни вышла толстая рыжая собака, в зубах она тащила подушку. Остановилась, тыкнула холодный нос Глебу под коленки, вздохнула, и величаво прошествовала на кухонный диван…

Глеб

Я ее люблю. Мне все равно, что будет завтра. Я буду с ней. Я все решу сам.
….Я повезу ее к морю.
Мы встанем до рассвета, добежим до пляжа и поплывем далеко-далеко, насколько хватит сил. Мы будем плыть, пока солнце не покажется из-за гор и не осветит воду вокруг нас. Мы будем молча созерцать это каждодневное чудо, придуманное природой, и будем чувствовать себя частью этой огромной стихии…
Я все решу сам…

Рассказка без номера. Алька

Я не переживу второй раз, если любимый мужчина будет «махать шашкой» и разрушать все, сложенное годами. Бог отвернулся от меня давно, я ему неинтересна. Напоследок мне было послана Любовь, но она не имеет продолжения. Господи, разрушь все, не дав развернуться! Я прошу тебя…
Горячие струи душа все сыпались…
Я завернула кран, в это время – выключился свет.
В полной темноте, на ощупь, стала выбираться из ванной. Зацепила что-то тяжелое, кажется бутыль с ополаскивателем белья.
Тихо пошарив рукой – нашла-таки халат.
Коврик под ногами на растекшейся жидкости вдруг «поехал», я попыталась за что-нибудь схватиться, распахнула дверь...
В последний момент вдруг стало совсем смешно: вот спасибо, Господи!
Боль была жуткая...
Собака на крик прибежала, все старалась лизнуть в лицо, не было сил отвернуться…
Как же она будет без меня?

Последняя рассказка.

Милицию вызвала соседка. Утром она зашла за хозяйкой квартиры гулять с собаками. И забеспокоилась всерьез - ни домашний, ни мобильный телефоны не отвечали, а в квартире как-то страшно скулила Дуся.  Аля никогда ее не оставляла надолго. У соседки был ключ, но замок не открывался – дверь была заперта изнутри.
Пришлось замок вскрывать.
Света в квартире не было, автомат на щитке «вырубило»…
Хозяйка квартиры лежала на полу в ванной. Полная немолодая женщина в распахнутом халате. Голова – в луже засохшей крови.  На ее ноге приткнулась очень осунувшаяся рыжая собака - лабрадор, она обессилено приподняла голову, посмотрела замутненными глазами. 
У женщины было посиневшее, искаженное болью, одутловатое лицо с бледными ниточками-губами,  и только широко распахнутые глаза непонятного оттенка, очень темные, казалось, по-прежнему смотрели  на всех с иронией и недоумением…
Мальцева тронул за руку Виталька – эксперт:
-Жуть, а? Сколько видывал, но чтобы такие глаза у покойника….
****
…Собака прожила еще три дня. Она лежала на полу в прихожей, смотрела, не мигая,в сторону той двери, куда унесли ее маму Алю…
Собака ничего не ела, отказывалась гулять – садилась у подъезда, задрав морду вверх, к окнам, и ждала Альку. У нее подгибались лапы, идти собака не могла и не хотела. Потом ее усыпили. Толстый санитар вынес тело собаки из квартиры, тихо матерясь, что очень уж тяжело. Никому эта собака  была не нужна.

Марфину Альку хоронили институтские подруги. На похороны денег дали Генка и Сашка.
Оба они были у края могилы. Генка жмурился на солнце, отгоняя слезу. К его плечу тихо прижималась Милочка, секретарша, заискивающе заглядывая  в Генкины невидящие глаза. Сашка был чернее тучи, поднимал зябко воротник, все пытался закрыться от посторонних взглядов. Очередная «миска» тихо, не дыша,  замерла у него за спиной.

Неподалеку, среди деревьев, стоял очень высокий, жилистый мужчина. Он смотрел в их сторону и вытирал слезы. Упрямые губы твердили молитву, которую он слышал в детстве….


=================
* - стихи Ю. Андрианова, случайно найденные в 1980 году в какой-то газете
** - романс Трофима