Целитель

Если в бою за твоей спиной возвышается фигура в бронеплаще, главное - уметь терпеть боль.

Пока можешь стоять на ногах, ты жив, потому что я рядом. Самые страшные раны затянутся без следа. Сломанные кости срастутся за мгновение, растёрзанные мышцы - ещё быстрее. Удар копья может пробить тебя насквозь, и тогда я мгновенно закупорю рассечённые сосуды и приторможу биение твоего сердца, чтобы наземь не пролилось ни капли крови. Каждая капля - пощёчина моему мастерству.

Но Целитель ничего не может сделать с болью.

Главное - вытерпеть. Пусть боль доведёт тебя до безумия, но это должно только придать тебе сил. Если ты сломаешься под натиском боли, мы оба погибли.

Не беспокойся о себе - беспокойся обо мне. Пока я жив, будешь жить и ты. Это всё, что тебе нужно знать об Узах.

Вот что я сказал Трёхпалому, когда он появился на пороге моей башни в компании полубезумного слепого старика. Тогда ему только исполнилось восемнадцать, и он уже был идеальным представителем породы. Идеальным в моём понимании. К тому же он обладал тем, что мы называем потенциалом. Указательный палец у него от рождения сращён со средним, безымянный - с мизинцем. К этому стоит добавить заячью губу и слегка асимметричную форму черепа.

Он - совесть Богини, Её сожаление и Её слёзы.


***


Трёхпалый проснулся, когда блёклое солнце было в первой четверти пути над горизонтом. Даже когда оно поднимется в зенит, омерзительное серое небо не изменится в лучшую сторону. Может быть, пойдёт дождь - гадкий, моросящий. Я хорошо помнил времена, когда всё было не так.

Партнёр скатал спальный мешок и быстро проверил остальное снаряжение, поглядывая на меня сквозь дымок от тлеющего костра.

Он не чувствует наши Узы так, как я. Сейчас ему, наверно, показалось, будто я сплю, скрючившись на коленях внутри своего массивного бронеплаща. Я не раз говорил, что вообще не сплю.

Трёхпалый прочистил горло и сплюнул в сторону.

- Я вчера говорил - конина кончилась, - с неудовольствием напомнил он, привычно пристраивая свою короткую саблю на спине.

Я не отреагировал.

- Чего сидишь? - буркнул он. - Пошли уже, с голодухи начал помирать. Дьяволам поживиться нечем будет - пупок к хребтине прирос.

Когда мы покидали мой маяк, у нас было две навьюченных провизией лошади. Я не притрагивался ни к чему все эти недели. Сейчас мы идём пешком и налегке.

Я поднял голову, насколько позволял глухой шлем.

- Значит, мы совсем близко.

- Ну, близко так близко, - он испытал некоторое облегчение, но не от новости, а просто потому, что я заговорил. - Ты сам-то под этой хреновиной, наверно, тощий. Как скелет.

Самого Трёхпалого невозможно представить тощим. Он из тех людей, что от голода становятся разве что жилистыми. И ещё более опасными, напряжёнными, как скрученная пружина.

- Ну, вперёд, что ли? Или есть планы на завтрак?

А впереди на дороге была засада. Богиня знает, что занесло сюда этих людей. Скорее всего, это беглые преступники. Или мародёры, прослышавшие про брошенные на мертвеземье несметные богатства. Они не обдумали как следует, что вместо деревьев здесь гниющая труха, а от животных осталось только эхо хохота давно издохшего шакала.

Короче говоря, здесь совершенно нечего есть, а обратной дороги они не найдут, ведь их не ведёт Старший. Я чувствовал их мысли, и на уме у каждого было только собственное брюхо.

Они очень глупо поступили, придя сюда. Даже над остальным миром, внешне почти невредимым, нависла тень голодной смерти. С другой стороны, если жрать нечего повсеместно, почему бы и не рискнуть.

Я выпрямился, лязгая металлом.

- Идём.

- Лады! - он подождал, пока я поравняюсь с ним, и с готовностью зашагал вперёд.

Я звенел цепями вслед за ним. Вообще-то мы шли бок о бок, и он думал, будто веду я. На самом деле это он определял маршрут, а я молча и решительно "подтверждал" его, следуя рядом. Казалось, он видел в этом некое одобрение; по сути, так оно и было. Любая выбранная им дорога должна быть верной, просто без меня он не в силах это осознать.

- Говорят, на западе кто-то смог убить Целителя. С партнёром.

- Ложь.

- Заманили в ловушку и прошили бронеплащ из баллисты. И облили потом жидким огнём.

Он сделал паузу - думал, я снова возражу.

- В общем, поворошили потом дымящиеся железяки, а внутри никого не было - ни костей, ни пепла.

- Больше похоже на правду.

- Так это считается за "убили" или нет?

- Нет.

Трёхпалый сплюнул.

- Значит, если влипнем, ты тоже вот так исчезнешь?

- Здесь нет баллист и жидкого огня. Те двое сами виноваты, что задержались в людных местах.

- А мож, это ты ошибся?

- Богиня не осквернит себя нахождением среди людей, - стараясь сохранять бесстрастие, ответил я. - Бессмысленно искать Её там.

- Я слышал разное... - протянул он. - Что Она милосердна, что мы - Её дети.

- Можно быть милосердным ко вши, но попытайся выразить это, и ты её убьёшь.

- Смешно звучит. Да и обидно чё-то, - меланхолично сказал Трёхпалый, посасывая неровными зубами травинку.

- А какое это смешное зрелище со стороны! - я дал слабину, и эмоции на мгновение одержали надо мной верх. - Человек, обнимающий блоху - только представь себе. Хрясь - и раздавил. Хочешь насытить её - но ей нужна только твоя кровь. Эти паразиты облепляют тебя, и ты чешешься, чешешься, и больше нет у тебя покоя, а есть только желание сбросить их, смыть, уничтожить. И что же ты будь делать? Читать им стихи?

- Ну хватит, допёр я уже, - хмыкнул партнёр, думая о своём. - Это ты, значит, меня тоже блохой считаешь, Старший?

- Весьма выделяющейся. Но - да. Ты родился после катастрофы и не помнишь других времён. Ты не предвосхищал Снисхождение. Без меня твоя жизнь была бы пуста. Но без тебя я не найду дорогу.

- А старик?

- Жил балластом и умер им. По крайней мере он привёл тебя ко мне.

Трёхпалый помотал головой.

- Хренушки. Он только и бубнил про четырёхруких дьяволов. И начитывал Дескриптор. Я сам к маяку вышёл.

- Будь так. Людская молодь проникнута нигилизмом.

Трёхпалый подумал секунду, и почему-то рассмеялся - наверно, услышав незнакомое слово.


***


Бронеплащ состоит из трёх основных частей.

Голова и плечи носящего скрыты под толстым округлым шлемом с набором мелких отверстий на уровне глаз. Ниже глухой шлем врастает в толстые широкие наплечники, также закрывающие часть груди. Фактически, наплеч и шлем - одно целое, но принято называть эту конструкцию просто шлемом. Всё это дополнительно укреплено стальными рёбрами жёсткости.

Один из нападающих прорвался ко мне и попытался ударить топором в стык наплечника и шлема. Я слегка сместился навстречу удару, чтобы грубое лезвие скользнуло по шлему, теряя часть импульса. Бандит неожиданно быстро среагировал и рванул топор на себя, чтобы тут же замахнуться с противоположной стороны. Сабля подскочившего Трёхпалого перерубила ему шейные позвонки. Мой защитник снова развернулся к остальным противникам и зарычал от боли - его левое плечо насквозь прошила стрела.

Вторая деталь - два слоя прикреплённых к внешнему краю наплеча металлических цепей, свисающих вертикально до самой земли. Внизу их свободные концы соединены между собой дополнительными утяжелёнными звеньями - просто чтобы не расходились в разные стороны при движении.

Занавес из цепей довольно далеко отстоит от тела, сообразно ширине наплеча. Поэтому сразу под ним - вторая линия защиты, длинный чешуйчатый "халат", также прикреплённый к наплечу и всё ещё довольно далеко отстоящий от тела. В халате есть скрытые прорези для рук, которыми мы никогда не пользуемся в присутствии других.

Фактически всё тело Целителя скрыто под этой массивной констукцией. В бою я припадаю на колено и остаюсь в таком положении до конца, концентрируясь на Трёхпалом. Со стороны это выглядит, как будто я просто стал ниже ростом - объём бронеплаща скрывает все движения. Рубящие удары сверху со звоном отскакивают от шлема и наплечников, все остальные атаки полностью поглощаются тяжёлыми гирляндами цепей, разве что заставляя их слегка поколебаться. Энергия удара, таким образом, расходуется не на пробив, а на пустые попытки всколыхнуть плащ. Колющие удары вязнут в цепях. Сейчас в них застряло несколько стрел, совершенно не создавая неудобств.

Если я стою на ногах, я неуязвим. Это в интересах Трёхпалого, и он редко подпускает кого-то достаточно близко. А встречные разбойники и мародёры редко успевают расставить для себя приоритеты. За прошедшие двадцать лет мало кто сражался против Целителя и смог унести ноги, чтобы рассказать об этом. Мы вообще редко попадаемся на глаза - только если судьба привела к нам человека с потенциалом. С которым могут быть установлены Узы. Это значит, что забрезжила надежда, которая стоит того, чтобы хотя бы попробовать.

Отломив оперение стрелы, Трёхпалый каким-то образом сумел выдернуть её за торчавший сзади наконечник, и я тут же закрыл рану. Всё это он проделал на ходу, сокращая расстояние с лучником. Его трусоватый соратник, вооружённый коротким мечом и кинжалом, наконец решил вступить в бой. Остальные трое уже валялись на забрызганной кровью земле. Упавший первым лидер бандитов, ещё недавно такой самоуверенный и дерзкий, пытался отползти в сторону, зажимая глубокую резаную рану на животе.

Трёхпалый не думал о собственной защите, как я его и учил. Он наверняка был прекрасным воином даже в кольчуге и со щитом; без них же он был просто невероятно быстр и смертоносен. Я позволил ему оставить только шлем, наручи и клёпаную куртку, теперь уже многократно залатанную и пропитанную его собственной кровью. Ранения в его рыжую голову будут тяжелы для нас обоих и позволят врагам выиграть слишком много времени. Отрубленные руки тоже создадут лишние проблемы. Всё остальное малозначимо.

Он налетел на преградившего ему дорогу бандита, словно вихрь, но тот оказался неожиданно искусным фехтовальщиком. Пока лучник заходил с фланга, доставая дрожащими руками клинок, "трус" смог парировать кинжалом сильнейший удар сабли и с внезапной силой всадить свой меч в грудь Трёхпалому почти по рукоять. Трёхпалый захрипел.

Сквозь отверстия в шлеме я хорошо видел торчащее из его спины остриё. Прекрасный удар. Сердце - пополам. "Трус" сам скрывал в себе немалый потенциал, но другого рода. На мгновение я задумался о смене партнёра.

"Трус" оставил меч в ране, позволив Трёхпалому упасть на колени, и бросил взгляд в мою сторону. Возможно, он видел Целителя раньше, но крайне маловероятно, что он мог видеть его смерть. Целители не умирают.

Бандит оглянулся на Трёхпалого, который стоял в той же позе, и двинулся с кинжалом ко мне. Лучник, совладав с собой, нерешительно ударил Трёхпалого своим мечом сверху вниз, рассекя ему плечо. Он явно не знал, что делать с обездвиженной жертвой, которая уже получила смертельную рану. Я почувствовал волнение. Мой партнёр недооценил противника. Реакции стрелка на мгновенно затянувшуюся рану я не увидел - обзор заслонил приближающийся "трус".

- Ты - Целитель, Старший, - сказал он. - Ты связан с этим уродом Узами.

Он хорошо информирован. Я наклонил голову и торс чуть вперёд и чуть привстал, готовясь к внезапной атаке.

- Я победил. Теперь я - твой партнёр, - заявил он. - Выведешь нас отсюда.

Богиня, откуда они берут эти идеи и глупые закономерности? Из каких сказок?

- Хм, - я сделал паузу. Хорошо выверенную, стратегическую паузу.

Узы не устанавливаются в одночасье. И уж тем более Целитель не станет тратить силы, если не увидит потенциала. Того самого потенциала, а не какого-либо иного.

- Согласиться было бы поспешным решением, - наконец сказал я.

С жутким рёвом Трёхпалый высвободил меч из груди, и края раны тут же сомкнулись. Я научил его черпать силу в ярости, а ярость - в боли. Очевидно, боль он пережил сильнейшую.

- Погоди-ка! - заорал он, вскакивая на ноги, разворачиваясь и единым движением снося лучнику голову. - Погоди-ка минутку!

"Трус" всё понял и попытался сбить меня с ног пинком, но я был готов и даже не покачнулся. Он успел запоздало выставить кинжал для парирования. Зрелищный удар с разбега раскроил его торс по диагонали снизу вверх, от бедра до ключицы. Издав влажный хруст, его тело слегка приподнялось в воздух и рухнуло навзничь.

Трёхпалый позволил себе перевести дух, опустив саблю.

- Пятеро... слишком... - выдохнул он.

- Мы живы. Ты молодец.

На его губах проступила розовая пена. Трёхпалый отёр её уродливой рукой.

- Подумал... бросишь меня... - пробормотал он. - Этот... он круче... и такая злость напала...

Я встал в полный рост.

- Ты нарочно ему не ответил сразу? - спросил партнёр, восстановив дыхание.

- Да.

- Позлить меня, значит, хотел.

- Да.

- Ну, добро... раз уж сработало, - пожал плечами он, изучая свою штопаную-перештопаную куртку. - Опять весь вечер латать.

Трёхпалый неспешно пошёл к агонизирующему главарю. Далеко тот отползти не успел.

- Сражается с неистовством дьявола... нечисть, нечисть, - шептал он еле слышно отрывки из Дескриптора. - Две руки, но обладают проворством четырёх...

- Латать больше не обязательно, - сказал я.

- Три пальца цепки, словно пять... его глазами взирает космос... и железный страж стоит за спиной его...

Партнёр замер на мгновение, а потом так резко обернулся, что бандит охнул от неожиданности.

- Пришли?

- Врагов больше не будет. Кроме нас в большом радиусе нет почти никого живого.

Трёхпалый посмотрел на замершего от ужаса лидера бандитов и совершил coup de grace.

- Теперь вообще никого. Только три дня пути отделяют нас от цели.

Партнёр подошёл ко мне, вытирая саблю о собственные штаны.

- Ты помнишь? - с нажимом спросил он. - Ты обещал рассказать всё. Ты обещал благословение и место подле Её трона.

Я слегка наклонил шлем-наплеч, изображая кивок.

- Я сдержу слово. Но тебе нужно выдержать путь. Чем дальше, тем разряжённее, но плотнее воздух, и сильнее притягивает земля.

- Три дня, - с сомнением произнёс Трёхпалый. - Очень хочу есть.

- Ешь, - сказал я.

- Вот ты пурги иногда нагонишь одним словом, - огрызнулся он. - Я тебе утром чё говорил? Час назад последнее выкакал. Всё, нечего жрать. Хорошо хоть с водой проблем нет.

- Ешь, - повторил я. - Пища перед тобой.

Трёхпалый недоумевающе посмотрел на меня и перевёл взгляд на трупы.

- Ты с катушек съехал... Сам же как-то держишься и бодягу эту таскаешь, - не без отчаяния в голосе сказал он. - Научи меня.

Я покачал головой.

- Ты принадлежишь к Младшему народу. Это невозможно.

Он растерянно смотрел то на меня, то на неподвижные тела.

- Ешь или умри.


***


Увидев Её лишь раз, ты ослепнешь.

Услышишь Её голос - и твои барабанные перепонки лопнут.

Прикоснувшись к Ней, лишишься рук.

Вдохни Её благоухание - и твои лёгкие воспламенятся.

Мысли о Ней сведут тебя с ума.

Старик, которого Трёхпалый притащил тогда с собой, не помнил даже своего имени, но эти строки он запомнил навсегда. И он был слеп.

Существовала вероятность, что кто-то из людей мог быть свидетелем катастрофического Снисхождения, но остаться при этом в живых. Вероятность, что после он умудрился прожить ещё два десятилетия и выбраться с мертвеземья, уже довольно обширного к тому моменту, стремилась к нулю. Сколько людей тогда погибло - одной Богине ведомо. Мог ли среди них остаться хотя бы один живой?

Трёхпалый, не будучи особенно умным, не был и идиотом. Но эта идея, плохо осознаваемая, манящая, смогла пробиться в его оплёванное сородичами сердце. Будучи выродком, изгоем, он смог в нужный момент сжать кулаки и отвоевать себе право на жизнь.

Это восхитило меня.

С вершины своей башни я увидел его упрямо сдвинутые рыжие брови, почувствовал его неодолимое желание найти в мире что-то лучшее, чем то, что он всю жизнь лицезрел. Следуя инструкциям из преданий, он покинул родной город перед рассветом, в пору густых апрельских туманов. С собой он тащил выжившего из ума старика, но это не имело значения.

И когда Трёхпалый потерял чувство направления, утопая в вязкой дымке, я зажёг маяк. Никто другой не увидел бы его свет - только он.

- Погрузившись в печаль в сердце мертвеземья, Богиня уничтожила то последнее, что делало Старший народ единым - наши всеобщие Узы. Наше сверхсознание. Она разорвала эту сеть, потому что не хотела попасть в неё. Так мы утратили друг друга и расстались со сладким ощущением её тепла. Богиня не хотела, чтобы мы снова её нашли.

Трёхпалый еле переставлял ноги по выщербленному полу храма.

- Слушаю. Дальше, - ответил он на мой немой вопрос.

- Что ты знаешь о катастрофе?

Он с усилием набрал полную грудь плотного, тяжёлого воздуха.

- Старик говорил про дьяволов. Что они хотели помешать Снисхождению. А люди защищали свою Богиню. И дьяволы сотворили ужасное заклятие, которое убило всех паломников и заперло её в омертвелой земле. Так?

- Так дьяволы у тебя выходят победителями.

- Ну...

- А почему тогда остальное человечество выжило?

- Старшие покровительствовали нам.

Я удовлетворённо наклонил шлем.

- Это верно. Видишь кости повсюду?

Трёхпалый поводил коптящим факелом из стороны в сторону.

- Чё с ними?

- Присмотрись.

- Я не анатом. У нас в городе был лекарь, он по костям мог всю жизнь человека рассказать, - партнёр привалился к стене, пользуясь передышкой. - Словно гадание гадал. Хоть и поздно уже бывало. Я ж не он.

- А это и не люди были. Смотри, вот тут почти целый скелет.

Трёхпалый приподнял факел, пытаясь разглядеть останки у моих ног.

- Ну странный, базара нет... А! - воскликнул он, когда я пошевелил краем бронеплаща обугленную кость предплечья. - Тонкие, собаки, сразу не поймёшь.

Он придвинулся ближе, опираясь рукой о стену.

- Четыре, ты гляди. И скорлупки какие-то. Не врёт молва, значит. Да и не бессмертные, значит.

- Дело рук Богини, когда Она поняла, что натворила.

Трёхпалый потёр вспотевший лоб.

- Не складывается, хоть убей. Не понимаю.

- Потому что я недоговариваю.

- О как.

- Терпение.

Мы снова ненадолго выбрались под свет луны. Город пребывал в таком состоянии, что идти напрямик не представлялось возможным. Узкие улочки были заблокированы обломками, но первые этажи многих зданий по тогдашней технологии строительства возводились особо укрепленными и уцелели в катастрофе. Через них мы и прокладывали путь, сквозь мрак и груды нетронутых костей.

На пути сюда мы миновали несколько таких мёртвых городов. Каждый раз в глазах Трёхпалого загорался блеск, но я не позволял ему отклоняться от маршрута. Лишние встречи с мародёрами - лишний риск. Я рассказывал ему о столице, которая была по другую сторону от эпицентра, и пообещал, что буду сопровождать его в путешествии туда - но только когда наше дело будет сделано.

- Было три народа - Младший, Старший и дьяволы? - спросил Трёхпалый при очередной передышке. - Хочу всё по полочкам.

- Допустим.

- Дьяволы атаковали во время Снисхождения. И убили много народу - нашего и вашего.

Я молчал. Не потому, что не мог ответить. Просто мы пересекли черту, откуда возврата уже не было. До этого момента во мне ещё оставалось сомнение - сейчас я ни при каких условиях не повернул бы назад.

- Что притих? - спросил партнёр.

Впервые за долгие годы я ощутил то ликование и трепет, которым нас наделяло присутствие Богини. Мы были лишены его в течение веков, и наша память не всесильна. Но я узнал его.

Я не помнил этих улиц, не узнавал людской архитектуры, в которой мы когда-то видели отпечаток божественной мысли. Я не видел здесь ни одной из причин, по которым мы оберегали людей столько времени. Но я чувствовал дыхание Богини где-то здесь, совсем рядом. Она не оставила наш мир, а значит, не оставила его и надежда.

- Ты ощущаешь это? - спросил я. - Тысячи лет мы жили без Её голоса, без Её смеха. Ты знаешь, что такое смех Богини?

- Я слышал бабский смех не раз, - мрачно ответил Трёхпалый. - Ничего особенного.

- О, нет, партнёр, - моё самообладание сделало шаг в сторону. - Когда Богиня смеётся, мир оживает. Бегут весенние ручьи, и само Солнце улыбается Ей в ответ. Когда мир погружался в объятия холодного сна, мы делали всё возможное, чтобы Её грусть не продолжалась вечно. И Она вновь улыбалась - подснежниками и трещинами в озёрном льду.

- Ну это ты загнул про трещины, - вздохнул Трёхпалый. - И весну я видел не раз - тоже ничё особенного. Ты стал больно многословен, да не по теме.

- Эта весна - жалкая тень прежней. Это лишь отблеск божественного воспоминания о былом. Рано или поздно к Богине снова приходила печаль о том, что ничто не вечно. О несовершенстве. И мы молчали, склонив головы в уважении к Её всеведению. Майская гроза - это задор и восторг Богини, а тёплый дождь - слёзы радости. Осень - Её апатия и печаль.

Партнёр снова шумно вздохнул, демонстрируя скуку.

- Когда Богиню охватывала меланхолия, небо застилали тучи, - продолжал я. - Каждое существо на планете ощущало это, но знали наверняка лишь мы - Её дети. Её старшие, любимые дети. Она создала нас собственноручно и смоделировала наши души по подобию своей. А вы, люди, словно от сырости завелись.

Мы прошли ещё с десяток метров. Я видел изнеможение, навалившееся на своего спутника. Его медленно убивало ничто иное, как близкое присутствие настоящего божества. Под нашими ногами хрустели кости. Храмовая площадь была просто вымощена ими.

Сам я перестал чувствовать тяжесть бронеплаща и собственного тела. Надежда, тлевшая в нас веками, теперь пылала жарким пламенем. Скоро я встречусь с Нею.

- Сейчас ты узнаешь всё, - сказал я во время очередной остановки. - С самого начала.

- Давно пора, - тихо ответил Трёхпалый, держась за грудь. - Покороче. Но с подробностями.

- Мы, Старшие, разочаровали Богиню. Она вложила в нас часть своей души и увидела, что мы похожи на Неё, как две капли воды. Когда ты - бог, у тебя есть всё, кроме компании. Но компания собственных отражений тебе не нужна.

- А другие боги?

- Это за пределами моих знаний. Я знаю только, что Богиня ненавидела себя.

- Вот те раз, - партнёр нашёл в себе силы ухмыльнуться. - Было за что?

- За то, что Она бессмертна, всемогуща и одинока. Она может всё, но Ей ничего не нужно.

- Зато нам нужно.

- Вам, Младшим... Тогда вас ещё не было. Вдохновлённая, Она сотворяла растения и животных одним лишь мановением ладони. Потом Она увидела, что весь этот мир, в сущности, не нуждается в Ней. Она могла создать беспомощное существо и окружить его заботой, но это самообман. Остальные рождались, развивались, умирали - и всё у них так и шло своим чередом. А Старшие, Её лучшие творения, призванные скрасить Её одиночество, - не делали даже этого. Нам не нужна пища в привычном понимании. Мы были неуязвимы и ничего не желали, кроме общения с Богиней.

- Тогда в чём проблема? Рука руку моет.

- Она нам не верила, и мы не можем Её обвинять. Она сочла, что сама заложила в нас любовь к своей персоне. Мы никогда не могли стать для Неё настоящими друзьями, партнёрами свободной воли.

Трёхпалый хотел что-то сказать, но пошатнулся. С трудом достал из-за спины саблю, присел на корточки и опёрся на неё, как на трость.

- Зря. Вставать будет сложнее. Видишь вон то здание?

Он медленно повернул голову и вгляделся в плотную дымку, накрывавшую площадь.

- Это тот самый храм. Мы идём туда.

- Эта Богиня ведёт себя как обычная девчонка семнадцати лет, - неожиданно изрёк Трёхпалый, не без усилия.

- Может, Ей столько и было по меркам богов. Однажды Она исчезла, покинула эту планету. И мы остались присматривать за Её домом, одни. Точнее, нам хотелось бы верить, что это - Её дом. Что Она не пытается построить новый, - я помолчал, оживляя в памяти дела минувших дней. - Момент вашего появления мы пропустили. Мы не воспринимали вас более чем как животных и уж тем более не подозревали, что однажды животные будут ходить на двух ногах и говорить на нашем языке. Вы слишком сильно отличаетесь от нас. Тем не менее мы научили вас всему, что знали, а затем отступили в тень и скрыли свою личину. Вы наплодили мифов и легенд по мотивам наших рассказов, которые затем противоречиво собрали воедино в свой Дескриптор. Он, кстати, никакая не мудрость веков - в последний раз редактировался не более двадцати лет назад.

- Ещё бы. Снисхождение, потом катастрофа...

- Не совсем так. Снисхождение и было катастрофой, - цепи моего плаща всколыхнулись, потому что я едва не высвободил руку для жестикуляции: непростительная ошибка. - Прошли века, и Богиня откликнулась на наш зов. Мы подняли головы, как один, ведь наши чувства и разумы тогда ещё были связаны. Но каким-то образом Её ответ почувствовали и Младшие. Почему-то вы решили, что Она снизойдёт с небес именно к вам. Более того, вы стали стягиваться сюда со всех земель, возомнив, будто Богиня появится именно в этом храме. И мы с ужасом поняли, что вы... как бы это сказать, стали фактором.

Трёхпалый моргал, и притом очень медленно. Со стороны казалось, будто он борется со сном. Я оглядел его сверху вниз и почему-то проникся состраданием. Наверное, окрыляющее присутствие Богини сделало меня таким. Я просунул руки сквозь бронеплащ и помог ему подняться, поддерживая в районе подмышек. Он не сразу понял, что это было, но я уже вновь целиком скрылся под металлом.

- Говори дальше, - еле слышно потребовал Трёхпалый, опираясь на мой наплеч.

Мы двинулись к вратам храма медленным шагом.

- Мы испугались, что Она в самом деле возвращается к вам, а не к нам, - продолжал я. - Вы заинтересовали Её, потому что ваш разум, инстинктивно стремящийся к Ней, был одновременно Ей неподвластен. Или непостижим. Вы получились такими сами по себе, а не от Её прямого влияния. У нас не было другого выхода, кроме как тоже направиться в этот город. Старших на планете - десятки. Вас - десятки тысяч. И хотя в паломники среди Младших записались не все, вы всё же забили собой каждый дом, переулок, крышу. Остальные - сгрудились у городских стен. Ты сам видел кости. Вас было много. Но мы - мы были здесь все до единого. И только Целителей она пощадила.

- За что? - коротко спросил Трёхпалый. Оставалось ещё три дюжины шагов.

Я вздохнул. Вопрос был явно не о Целителях.

- Вы - толпа, рой, стадо. Предчувствуя Её Снисхождение, вы заволновались в экстазе. И у каждого на лице было написано какое-то желание, мольба, а губы шептали Дескриптор. Богиня не могла не ощутить этого. Ваше настроение как-то передалось Ей, и в радостном неистовстве Она явилась в этот мир, окружённая ослепительным сиянием. Но Её свет для вас - это свет костра для комаров. Она могла бы приглушить свою ауру, убавить божественное великолепие до безопасного уровня; ваше исступление обмануло Её. Вы умирали один за другим на пике счастья, не давая Ей понять, что Она творит. Вторые ринулись к Ней по пеплу первых, третьи по костям вторых. Тот старик, которого ты привёл с собой, лицезрел Богиню лишь издали и легко отделался. Когда пульсация Её смертоносного блаженства замерла от ужаса и разочарования, эти ощущения передались выжившим, и те попытались унести ноги.

Двадцать шагов.

- А Старшие? - безучастно сказал Трёхпалый.

Я практически тащил его на себе.

- Разве ты не чувствуешь, что со мной происходит? - дрогувшим от волнения голосом спросил я. - Узы должны были сказать тебе. Мы - Её дети. Для нас нет большего счастья, кроме как быть подле Богини. Мы получаем именно то, что Она хочет дать. Старшие пытались тогда всё объяснить, но Богиней овладел гнев. Она решила, будто мы хотели привлечь Её жертвой. Этим колоссальным, катастрофическим жертвоприношением. Как вы приносите в жертву своим мелким божкам не растения, а животных, что всего на ступень ниже вас самих, - так и мы предложили Ей вас. Якобы.

- Боги не ошибаются, - сонно сказал Трёхпалый. - Это они неисповедимы для нас, а не мы для них.

Двенадцать шагов отделяли нас от центра мира. Я сам не знал, почему продолжаю тащить обмякшего партнёра за собой.

- Ты не веришь мне?

- Нет... нет, - пробормотал он. - Богиня милостива и всеведуща...

- Но в ярости она уничтожила всех нас. И только те, кого она когда-то наделила даром исцеления, познали Её милость. Мы, Целители, не можем причинять вред, даже защищая себя, и лишь это сделало нас непричастными в Её глазах. Затем Она сочла, что теперь ваш недалёкий народец презирает Её. Сожаление затмило Её взор. Она изгнала нас и погрузилась в скорбь; два десятилетия для Неё пролетели будто двадцать минут. Нам были нужны вы, чтобы снова обрести Богиню.

- Почему?

Семь. Я почувствовал, как перед Её ликом мои целительские силы меркнут. У Трёхпалого открылась чудовищная рваная рана на боку, и вся изодранная и многократно перелатанная куртка пропиталась кровью.

Тогда, будучи ещё на окраине огромной области, которую зовут мертвеземьем, мы повстречали бешеного шатуна. Всех диких медведей стали называть шатунами, потому что в спячку надолго не погружался больше никто из них.

Вообще никто в этом мире не спал спокойно с момента Снисхождения.

Потребовалось нанести три удара сабли в область головы и шеи, чтобы подарить животному покой. И один пропущенный удар когтей.

- Потому что Она лишила нас всеобщих Уз. Мы были объединены друг с другом и с Нею. Это такая глубокая привязанность, почти как любовь. Но не инстинктивная, а интуитивная. Она закрыла нам дорогу к себе, но вам - не смогла.

- Почему?

Три. Три широких, уверенных шага, которые я могу сделать один. Пять - с беспомощным спутником. Я не знал, зачем до сих пор тащу его.

- Потому что Богиня не понимает вас. Вы смотрите на вещи не так, как Она. И как мы. А сами, в свою очередь, не можете найти путь, потому что не понимаете Её. Друг для друга мы с тобой служили проводниками.

- Почему я?

Один без него. Или три с ним. Левая рука Трёхпалого повисла, давно перебитая в локте булавой. Мы повстречали возвращающийся с окраин расширяющегося мертвеземья патруль, который хотел рекрутировать Целителя в армию какого-то царька.

Мой защитник не думал о себе. Я привил ему необходимую долю мазохизма, чтобы суметь преодолеть любую опасность. Если я буду ранен - утрачу коцентрацию на наших зародившихся Узах. И он умрёт.

- Ты - выродок. Твои родители, спасаясь от скорби Богини, задержались на мертвеземье. Плод пострадал.

- Не знал... их...

- Зато знаешь, что обычно делают с уродами. Тебя не задушили и не утопили, но бросили на произвол судьбы. Я не хотел знать, как ты выжил, мне важен был сам факт.

Мы достигли ворот, и Трёхпалый навалился на них свободным левым плечом. Я почувствовал, какой болью в нём отозвалась рана от стрелы. Ворота не поддались - они открывались наружу.

- Какая она? - сказал он, глядя на меня исподлобья.

Мне не понравился взгляд.

- Увидев её, ты ослепнешь. Услышишь...

- Знаю, - перебил он, вяло кивнув. - Что теперь?..

Я пытался задержать обратный отсчёт его жизни, как только мог. Я чувствовал сожаление, что он расстаётся с жизнью так бесславно просто потому, что рождён неполноценным. В смысле, Младшим.

- Пока Узы между нами не окрепли, я обдумывал разные варианты, - быстро заговорил я, решив быть искренним до конца. - Первоначально я хотел преподнести тебя как свидетельство ничтожности вашего рода, из-за которого мы потеряли божественное покровительство. Взгляни, как он уродлив и жалок, сказал бы я. Он ел плоть себе подобных. Он не может выдержать Твой взгляд. Он недостоин Твоей благодати.

Трёхпалый медленно и тяжело дышал, с характерным присвистыванием повреждённой трахеи.

- Заставил... меня...

- Но Её собственное милосердие, должно быть, пропитало меня, - невозмутимо продолжил я. - Появилась другая идея. Она увидит тебя и поймёт всё. Она улыбнётся сквозь слёзы, разъедающие этот мир. Поймёт, что всё можно исправить и начать сначала. Ведь это из-за Неё ты такой - ущербный во всех смыслах. Она обязана тебе. Так я подумал сейчас.

Партнёр отпустил моё плечо и попытался взять здоровой рукой дверное кольцо, не выпуская саблю. Его пальцы соскользнули, и Трёхпалый осел на кости, замещавшие в этом городе брусчатку.

- Думаю, Ей понравится моё решение, - заявил я.

Отстегнул цепи, воронёными гирляндами обрушившиеся на хрустящую подстилку. Выскользнул из стальной чешуи. Сбросил шлем, временами бывший таким чудовищно тяжёлым.

Трёхпалый был первым человеком за долгое время, увидевшим Старшего. Ваши водянистые глаза ослепнут от зрелища священного облика, но чёрные, бездонные фасетчатые - нет. Нельзя вдохнуть Её благоухание, услышать Её голос и остаться в живых - если у вас есть уши, нос и лёгкие в привычном понимании. Вы не прикоснётесь к Ней, ведь у вас всего две мягких и нежных ручонки.

Веки Трёхпалого распахнулись от изумления. Я посмотрел на него свысока, с наслаждением отделяя гибкие лобные антенны от гладкой поверхности черепа и воинственно поднимая их вверх. Обе пары моих трёхпалых рук дрожали в предвкушении встречи с Богиней.

- Ты... дьявол... - прошептал он.

- Не правда ли, мы с тобой чем-то похожи? - я сложил максиллы в подобие единой нижней челюсти, изображая улыбку. - Что касается дьявола... Старшие приняли бремя вины на себя в ваших легендах - добровольно. Вы всегда обвиняете во всём покровителей, но если бы вы действительно презрели саму Богиню - произошло бы непоправимое. Именно этого Она и испугалась тогда. Планета умирает вместе с Её надеждой, будучи всего лишь продолжением этой надежды. Но наша общая жертва должна повернуть всё вспять.

Старые кости под Трёхпалым были окрашены в цвет крови. Его истёрзанное тело погибало.

- Не верю... Старик сказал при смерти...

- Забудь о нём. Тысячелетие я ждал этого. Держись.

Я сделал глубокий вдох, чтобы сосредоточиться.

- В эту дверь я войду один. Для тебя - слишком рискованно. Ты узнаешь Её волю позже.

Я взялся за кольцо.

- Сказал... дьяволам нельзя верить... никогда... - бормотал умирающий, не в силах согнуть пальцы вокруг рукояти оружия. - Жала их гибки и уста зловонны...

- Забудь, - повторил я и распахнул правую створку, разметав в стороны чужие останки. - Я сдержал слово. Ты знаешь всё. Ты подле Её земного трона. Что касается благословения... для тысяч людей высшим благом оказалась смерть.

Я почувствовал стремительное движение тягучего, словно кисель, воздуха. Затем остриё сабли с хрустом пробило мою спину, эндоскелет и вышло из внешних хитиновых пластин груди. Я хорошо обучил своего партнёра обращаться с болью. Судя по чудовищной силе удара, боль им владела просто невероятная.

Вцепившись в рукоять, он рывком поднялся на ноги. Подумать только, искалеченный, окровавленный, обессиленный - рывком одной руки!

- Слова сладки, и манят посулы... - прошипел он туда, где, по его мнению, у меня было ухо. - Но вот ты в пропасти, в бездне мрачного отчаяния!.. - вдруг перешёл он на рычащий, неистовый крик, - И виноват в том сам ты!.. Но озарит твой путь сияние, и направят слова Её!..

- Дурак! - крикнул я ему через плечо, пытаясь стряхнуть, словно надоедливую муху.

Старшие слишком безразличны к боли, чтобы научиться испытывать от неё прилив сил.

- Так пусть закипит кровь твоя!.. - гудел бывший партнёр, удерживаясь на моей спине. - Пусть чресла займутся огнём возмездия пред ликом Её!..

Когда я сильно мотнул телом, чтобы сбросить Трёхпалого, тот внезапно использовал этот импульс, чтобы отделиться и влететь во мглу открытой двери.

- Закипит! Займутся! - крикнул я ему вслед. - Я тебе гарантирую! Осторожно там!

В точности как в тот раз - он подумал, что я его бросаю, и ярость затмила собой все остальные ощущения. Надо было предугадать. Старшим братьям никогда уже не постичь трюки младших.

Я был восхищён своим партнёром, своим учеником. Увидев этот пыл, Богиня не даст ему угаснуть, несомненно. И мир снова услышит Её смех.

С трудом высвободив клинок из собственного тела, я шагнул в проём, в который раз шествуя по следам людских ошибок. Но, как и сотни лет назад, это был путь вперёд.