Кутии - народ воин. Ч. 3

картинка Яндекс - animacija_18




               
                Расселение индоевропейцев
                в 6 (5) – 2 тыс. до н.э.

   
   С окончанием болеарного теплового периода в 6 тыс. до н.э. и заметным похолоданием в северных широтах начались серьёзные подвижки индо-европейского населения. Праиндоевропейцы отошли из северных широт в более южные районы и расселились в предгорьях Алтая, севере Средней Азии и левобережных степи и лесостепи Волги. В тоже время, огромная масса европейских праиндоевропейцев продвинулась, наоборот, в более северные и западно-северные широты. Где они заняли верховья Эльбы, Одера и Вислы, данная группа известна как лендельская археологическая культура. Большой массив праиндоевропейцев оказывается и на юге Во-сточной Европы в Среднем Поднепровье в 4 тыс. до н.э. и связывается с раннеземледельческой культурой Триполья. Пространства Русской рав-нины занимают в 5 – 3 тыс. до н.э. племена самых архаичных, автохтонных праиндоевропейцев соотносимых с верхневолжской, нарвской, волго-камской и отчасти с волосовской культурами. Везде, во всех регионах распространения древних праиндоевропейцев происходит постепенная смена присваивающего хозяйства (охота, рыболовство, собирательство) хозяйством производящим (скотоводство, земледелие). Земледелие в культуру праиндоевропейцев, скорее всего, было привнесено из южных районов Европы и быстро распространившись на плодородных почвах Центральной Европы, получило развитие у большинства народов индоев-ропейского происхождения. С развитием земледелия появилась необхо-димость в астрономических знаниях способствовавших отслеживанию оптимальных сроков посевов и жатв. Так появились древнейшие обсерва-тории. Различные мегалитические постройки в этот период появляются по всей Европе и связываются непосредственно с праиндоевропейским населением. На рубеже 5 – 4 тыс. до н.э. эта объединённая только общим происхождением языка, но по-прежнему малопонятная праиндоевропей-ская общность, обитавшая от берегов Балтики до черноморского побере-жья, от атлантических берегов Западной Европы до Алтая распалась.
   Образовались два больших индоевропейских массива, говоривших на анатолийской (или хетто-лувийской) и индоиранской ветвях индоевро-пейской семьи языков. Возможно, был и третий массив, остатки не ушедших праиндоевропейцев с прежних мест обитания в северо-восточных районах Восточной Европы.
   Вначале 3 тыс. до н.э. вслед за анатолийцами из анатолийского массива, точнее ареала распространения анатолийско-тохаро-кельто-италийского диалекта, выделяется тохарская диалектная общность, соотносимая с древнейшими племенами Иранского нагорья тукри и кутиями.
   Кутии появляются в письменно зафиксированной исторической арене в конце 3 тыс. до н.э., как народ, обитающий в верховьях реки Дьялы и ря-дом с озером Урмия. Это дикие, полукочевые горные племена. Эта терри-тория, однако, не являлась их материнской землёй. Предположительно они пришли из районов Средней Азии вдоль южного побережья Каспийского моря. Вероятной территорией их первоначального обитания могут служить два исходных пункта: 1) прикаспийские степи; 2) более северо-восточные районы близкие к Алтаю. Вполне возможно, что вся территория Северного Казахстана и степи от Каспия до Алтая являлись местом обитания этого народа. Вопрос в том, к какому массиву они относились: принадлежность  к анатолийскому диалекту позволяет их соотнести с народами Трипольской культуры (точнее одним из племенных образова-ний). Кочевой образ жизни уже в 3 тыс. до н.э. видимо привёл их в прика-спийские степи, а затем и к озеру Урмия, куда они попали, пройдя вдоль восточного побережья Каспийского моря. Проход через Закавказье пред-ставляется проблематичным в связи с наличием в этих районах воин-ственных хурритских племён и многочисленных поселений куро-аракской культуры. Однако и восточное направление осложнено обитавшими на юге Средней Азии воинственными племенами эламитов. Об алтайском происхождении кутиев (точнее их исходного пункта до появления на Иранском нагорье) могут косвенно свидетельствовать языковые следы лексических схождений, если предположить их продвижение из северных районов Средней Азии и Южного Урала в 3 тыс. до н.э., когда здесь обитали племена составившие основу единой финно-угорской общности. Мнение об их первоначальном прохождении через Среднюю Азию в конце 2 тыс. до н.э., выдвинутое Т.В. Гамкрелидзе и Вяч. Вс. Ивановым также возможно, но при условии, если в Средней Азии находился большой массив финно-угров. Известная в этой местности фёдоровская культура, скорее всего, имела смешанный характер (Кузьмина Е.Е. Культурная и этническая атрибуция пастушеских племён Казахстана и Средней Азии эпохи бронзы /ВДИ. 1988. № 2.). Заимствование пратюркских лексических схождений, вероятно, происходило ещё дальше к востоку в районах близких Алтаю. Сравнение ряда лексических схождений тохарского диалекта с пратюркскими и финно-угорскими формами детально рас-смотрено в статье Т.В. Гамкрелидзе и Вяч. Вс. Иванова «Первые индоев-ропейцы в истории: предки тохар в Древней Передней Азии» (ВДИ. 1989. № 1. с. 14 – 39). Учитывая правда, что в вышеназванной статье речь идёт о контактах в более позднее время.
   Один пример для сравнения: слово медь в пратюркском yez : финно-угорском vaski : в тохарском B yasa ; а в тохарском А was(над а две точки) – означало золото. Вспомним, прототохарский язык распался на два противостоящих диалекта в 3 – 2 тыс. до н.э. в Передней Азии. Из примера видим: пратюркское, финно-угорское обозначение слова медь близко тохарскому В. Обо-значение золота в тохарском А является заимствованием из древнешу-мерского языка. Не вдаваясь в разбор лексических схождений слова медь, предположим, что обозначение слова медь у пратюрков и финно-угров было заимствовано из языка прототохар в период зарождения металлургии у этих народов и близких контактов в среде первоначального обитания прототохар в предгорьях Алтая в энеолите. Причём контакт с пратюрками видимо произошёл ранее контакта с финно-уграми, о чём свидетельствует более близкая форма финно-угорского vaski и тохарского В yasa. В то же время пратюркская форма слова медь близка обозначению слова золото в тохарском А, появившемуся уже в период обитания прототохар в Передней Азии. Видимо до появления прототохар в этом регионе обозначение меди было близко пратюркскому, как более ранней форме, нежели финно-угорская форма.
   По сохранившимся клинописным табличкам последней четверти 3 тыс. до н.э. кутии, в момент первого упоминания, предстают дикими горцами, не имеющими закона и живущими в варварстве. Они упоминаются в со-общениях связанных с набегами на северные владения Аккадских царей. Интересно отметить, что шумерские тексты содержат язвительные и враждебные отзывы о кутиях, связанных с их отсталостью, примитивно-стью обычаев и не развитостью родоплеменного строя. Причиной нена-висти шумеров к кутиям видимо служило не этническое происхождение, а их стремление навязать свои отсталые обычаи народам Месопотамии. Для кутиев не существовало понятия государственная власть, и это являлось причиной раздоров с шумерами, где кутии устанавливали свои порядки. Они «унесли лугальство», т.е. государственный строй, так указывается в табличках. Интересно также отметить, что шумеры и аккадцы в табличках носили общее название – «чёрноголовые», как противостоящие «светлоголовым» кутиям.
   В конце 3 тыс. до н.э. кутиям удалось свалить империю Саргонидов, и в Месопотамии утвердилась «кутийская династия». Управление на поко-рённой территории кутии доверили наместникам и военачальникам из среды шумеров и аккадцев. В их правление в Аккаде и во всей Месопо-тамии оживилась экономическая деятельность не только внутри страны, но были установлены широкие торговые связи с Сирией, Эламом, Ираном, откуда поступали кедр и сосна, золото и медь, мрамор, диорит и лазурит. Однако заслуга, в этом кажущемся процветании вряд ли принадлежит политике кутиев, скорее экономический рост достижение местной управляющей знати освобождённой от надзора за их деятельностью местных властей. Передоверив все функции управления, кутии ослабили свою собственную власть, что дало возможность знати покорённого Шу-мера и Аккада консолидироваться. В 2109 г. до н.э. кутии были разбиты восставшим народом Ура. Последним царём кутийской династии был царь Терикан. В целом политика кутиев на покорённой территории яркий пример варварских отсталых форм управления покорёнными землями и не умением (или нежеланием) управлять этими территориями. Что впрочем, подтверждает мнение об их ещё варварском характере взаимоотношений внутриплеменных структур. И что самое главное упоминание в клинописных табличках о стране Кутиум, скорее отражение занимаемой территории кутиями, нежели государственного образования.
   Вначале 2 тыс. до н.э. местоположение кутиев локализовалось с Субарту, Аккадом, Амурру, Эламом, Уруком. То есть в районах близких к Си-рийско-Месопотамской степи и левобережью Персидского залива. К концу 2 тыс. до н.э. кутии как этническая общность, согласно существующей концепции, исчезают с исторической арены Передней Азии.
   Другая составная среднеазиатских и центральноазиатских тохар – тукри, локализовалась во 2 тыс. до н.э. рядом с кутиями. Они были прекрасными ремесленниками, изготовителями металлических сосудов. Вообще металлургия их основное занятие и средство торговли. Земли народа тукри назывались – Страной Тукриш.
   Несмотря на то, что Т.В. Гамкрелидзе и Вяч.Вс. Иванов связывают пра-родину тохар, также как и всех индоевропейцев с Передней Азией, пред-ставляется всё-таки более уместным вести речь об этой территории как промежуточной в распространении ареала общеиндоевропейского языка. Проникновение в пределы Передней Азии – хеттов, прототохар и мита-нийских ариев в 3 – 2 тыс. до н.э. произошло, вероятно, из северных рай-онов, предположительно линия – Северное Причерноморье до предгорий Алтая, то есть евразийская степь. Откуда они были вытеснены другой ветвью индоевропейцев двигавшихся из холодающего Приполярья и За-полярья. Однако отсутствие ярко выраженной индоевропейской топони-мики и гидронимики на всех предполагаемых территориях индоевропей-ской прародины позволяет любую реконструкцию подвергнуть сомнению и пересмотру. В качестве гипотезы: расселение до 5 тыс. до н.э. анато-лийского массива индоевропейцев можно локализовать по линии: При-балтика – Верхняя Волга – Средний Урал и соотнести с ними Нарвскую, Верхневолжскую и отчасти Волго-Камскую археологические культуры.
   О сложности и запутанности проблемы говорит и такой факт как при-вязка того же кутийского языка к какой-либо языковой семье или ветви языков. Б. Камерон причислял кутийский, также как луллубейский к эламскому языку. А. Шпайдер эти же языки объединял в особую загрскую группу языков. Г.А. Меликашвили принимал эламский, касситский, кутийский и луллубейский за родственные между собой языки и относил их к загро-эламской группе, подчёркивая близость её к кавказским языкам. Е. Херцфельд полагал, что эламиты, касситы, луллубеи, кутии при-надлежали к одной и той же этнолингвистической группе. И.М. Дьяконов указывал на вероятное родство кутийского языка с языком кавказских ал-банов, о характере которого современная лингвистика ничего не знает из-за отсутствия сведений. Однако и кавказоязычность их не доказана. И. Алиев сближал кутийский с кавказской семьёй языков, а луллубейский с касситским и эламским языками. А. Камменхубер отрицала принадлеж-ность луллубейского языка к эламскому или хурритскому языковому аре-алу. Т.В. Гамкрелидзе и Вяч.Вс. Иванов кутийский язык отнесли к индо-европейскому. Такая разбросанность мнений говорит о далеко незавер-шённости данной проблемы.
   В целом, когда рассматривается проблема местосложения общеиндоев-ропейского массива, наблюдается тенденция вытеснения одного индоев-ропейского массива другим, причём движение происходит с севера на юг. В частности уход анатолийской языковой ветви из пределов степной зоны Евразии в 4 тыс. до н.э. сопровождался другими крупными подвижками индоевропейских массивов. Предположительно представители арийско-греко-армянского диалекта продвинулись из Северных районов и Зауралья в Причерноморье, заняв при этом всю степную зону Евразии до Алтая, освободившуюся после ухода хетто-лувийцев в конце 3 тыс. до н.э. Это конечно был не одномоментный уход, а процесс, растянувшийся на века. В ходе переселения произошло дальнейшее разделение носителей вышеуказанного диалекта на индоарийский и греко-армянский к началу 2 тыс. до н.э. Очевидно к этому времени начался распад всего об-щеиндоевропейского массива. В это же время выделился единый об-щебалто-славяно-германский массив распад, которого на германский и балто-славянский диалекты произошёл, видимо ближе к середине 2 тыс. до н.э. Более позднее разделение этого массива произошло по ряду причин: 1) население этой общности занимало всегда территории менее бла-гоприятные для проживания, в отличие от своих собратьев индоевропей-цев из индоиранского и анатолийского массивов. Следовательно, у более южных соседей было меньше причин тревожить их набегами. Низкий уровень развития хозяйственной деятельности был малопривлекателен для жаждущих наживы, а это значит балто-славяно-германцы не имели необходимости консолидироваться в крупных поселениях и продолжали жизнь мелкими родовыми и семейными общинами. Борьба за постоянное существование с природой, разобщённость отдельных групп, низкий уро-вень экономики задерживали процесс общественного развития этой общ-ности; 2) если исходить из предположения что древние балто-славяно-германцы занимали территорию Севера и Центра Восточной Европы, а также возможно Приуралья до 3 тыс. до н.э. их более южными и восточ-ными соседями могли быть монголоидные протофинно-угры, а на погра-ничных территориях происходил процесс смешения народов, одним из вариантов такого смешения видимо является Волго-Камская культура. А приход на территорию Севера и Востока Восточной Европы в 4 тыс. до н.э. самодийской общности предположительно из северных районов Европы и соотносимой с ними ямочно-гребенчатой керамики в Восточной Европе также оставил отпечаток в антропологическом облике в первую очередь балтов и славян некоторые признаки лапоидности. Что, несомненно, говорит о близком соседстве этих народов. Такие признаки в основном отсутствуют у германских народов, что также говорит о контактах с протосамодийцами и протофинно-уграми только балтов и славян, причём балтов в большей степени. В 4 – 3 тыс. до н.э. балто-славяно-германцы также как и многие другие индоевропейские народы пришли в движение и расширили свой ареал распространения, до Атлантического побережья полностью вытеснив протосамодийские группы из Скандинавии. Которые в свою очередь расселились на севере Восточной Европы и отчасти в центре Восточной Европы, откуда были быстро вытеснены европеоидами Волосовской культуры, возможно представителями балто-славяно-германской общности или одним из его вариантов. Из-за Зауралья в левобережье Волги проникли группы протофинского населения.
   Кроме того, необходимо отметить фиксируемое на основании данных халафской культуры 5 тыс. до н.э. в Месопотамии присутствие древних индоевропейцев в пределах Ближнего Востока. Этот массив вполне воз-можно развивался независимо от остальных групп индоевропейцев и яв-лялся носителем одного из древнейших диалектов индоевропейского языка – анатолийского. Приход в этот регион хетто-лувийцев вначале 2 тыс. до н.э., а несколько ранее прототохар только закрепил присутствие индоевропейцев здесь. К тому же есть довольно серьёзные основания по-лагать, что хеттский язык является одним из диалектов индоевропейского языка относящегося к индоиранскому. Похожий вывод напрашивается и в отношении прототохарского языка, где встречается очень большое схож-дение с западногерманскими языками, отмечаемое многими лингвистами. Причём наибольшие схождения падают с начала на индоиранские, затем балто-славянские языки.
   Помимо общего языкового и территориального ареалов распространения индоевропейцев существует ещё один компонент, объединявший ин-доевропейские народы, начиная с глубокой древности; речь идёт о миро-воззренческих представлениях. Его в своё время выделил армянский ис-торик Г.Е. Арешян. Анализируя образы понятий формирующих индоев-ропейские мифологемы, он выделил трёх и четырёхчленные элементы её в виде схемы:

мир живых                рождение                мир мёртвых
                смерть
                возрождение
   





Солнце                -------------------                тьма

   
   

      
красный цвет                ------------------                чёрный цвет               

вершина мирового  ---------- ствол мирового -------------- корни мирового
        дерева                дерева                дерева

 



олень ------------- козёл ----------- собака, волк ------------ змей


(см.: Арешян Г.Е. Индоевропейский сюжет в мифологии населения Меж-дуречья Куры и Аракса 2 тысячелетия до н.э./ВДИ. 1988. № 4. С. 84 – 102).


Верхняя часть схемы это уровень представлений древнего человека, неза-висимо от его языковой принадлежности. Вторая строка также присуща всем культурам человека, свет и тьма вечное их противостояние или смена дня ночью и наоборот. третья строка красный и чёрный цвет. Красный цвет – цвет крови, пока человек жив, в его теле течёт кровь. Когда жизнь уходит кровь чернеет. Четвёртая строка символ рождения жизни и смерти, посредством сравнения с деревом. Вершина всегда растёт и всегда тонкая, всегда тянется к Солнцу, свету, её легко сломать и сломав жизнь из дерева уходит, оно вянет. Ствол, чем он больше, тем дольше жизнь. Корни дерева в земле, из земли человек черпает свои силы, в земле произрастают плодородные культуры дающие пропитание; такое отождествление дерева возникло с появлением земледелия. Однако, если обрубить корни, дерево умирает. Не зря одним из атрибутов самых древнейших погребений является наличие деревянных предметов, как символа оставшихся в земле обрубленных корней дерева – жизни. Как видим, везде наблюдается противопоставление жизни и смерти. Последняя строка уровень живых существ, где зачастую отражается их противопоставление друг другу. Основной смысл такого биполярного противопоставления как «жизнь – смерть», заключён в последовательности: бытиё в мире живых – переход в загробный мир – бытиё в загробном мире – возвращение в мир живых путём возрождения.
   Довольно интересен в этом отношении, приведённый Г.Е. Арешяном, лувийский родовой ритуал. Когда выдавался неурожайный год и свиреп-ствовал голод, тогда глава рода жертвовал богам козла, фрукты, вино. Во-семь юношей во время жертвоприношения совершали шествие, причём на переднего накидывали шкуру зарезанного козла. Юноша в шкуре выл по-волчьи (а не блеял по-козлинному). В этом обряде отчётливо проявляется мифологема жизнь – смерть. Смысл, которой заключался: чтобы избежать голода, надо умилостивить богов, что люди готовы принести себя в жертву, но не лучше ли богам принять жертву в виде другого животного, которого всё равно сожрут волки. Также в этом обряде наблюдается гипотетическая память людей о времени, когда в жертву богам приносили людей; что, несомненно, говорит о древности ритуала лувийцев. Необхо-димо заметить, что жертвоприношения людей во 2 тыс. до н.э. у индоев-ропейцев практиковалось. Даже в таком государстве как Хеттское, суще-ствовал ритуал: когда после проигранной битвы, войско проходило через ворота из боярышника, перед которыми совершалось жертвоприношение человека, щенка и козла. После возжигания ритуальных костров по сто-ронам ворот воины входили в реку и обрызгивали друг друга. Этот риту-ал, по мнению хеттов, обеспечивал обновление, очищение и возрождение войска. Пройдя через ворота, воины как бы переходили из одного мира (мира мёртвых, потому что проигравшие должны были погибнуть на поле битвы, но выиграть эту битву) в другой, из одной жизни в другую. Ма-ленький, неспособный быть сторожем щенок олицетворял собой существо подземного мира стерегущего, чтобы оттуда никто не возвращался, переход из земного мира в подземный и обратно обеспечивал козёл. На хеттском празднике хассумас слепой, облачённый в шкуру козла, симво-лизировал смерть Старого года, ближайшая параллель в древнеримском обряде мамуралия (Арешян Г.Е. Указ. соч.).               
   Олень в общеиндоевропейской традиции всегда выступает как символ Солнца, света. Кельтская гривна – торквес в дословном переводе означает «перевитая», «сплетённая». В связи, с чем многие исследователи проводят ассоциацию с образами богинь хеттской и древнегреческой мифологий, плетущих или прядущих нить жизни. Следовательно, торквес на шеях людей, божеств – это символ жизни и соответствует оленю как символу солнца – жизни. И, более того, в кельтском искусстве торквес является атрибутом, притом обязательным всех изображений оленя.
   Образ оленя и его почитание у индоевропейцев появился, когда охота играла в их жизни основополагающую роль. Этот образ является наиболее архаичным из четырёхчленного элемента схемы, за исключением может быть змея.
   Образ собако-волка также присущ всем индоевропейцам, даже в насто-ящее время волк-оборотень сюжет многочисленных сказаний европейских народов. Волк являлся этническим признаком фракийцев. Геродот рассказывал о неврах способных превращаться в оборотней-волков. Но всё это уже позднейшая интерпретация собако-волка. Первоначальный смысл содержал в себе более широкое понятие, связанное с рождением, смертью и возрождением. Вход в царство мёртвых охранял пёс Кербер с тремя головами в греческой мифологии. В римской трёхглавый пёс наоборот присутствует в сцене рождения Марса – бога войны. Персидский царь Кир в младенчестве был чудом спасён от гибели и вскормлен женой пастуха, которую звали – собака. Как видим, сюжет собако-волка сопровождает человека всегда, с момента рождения и до смерти. С древнейших времён человек использовал шкуру волка в качестве одежды и украшения, пытаясь таким образом связать волчью смелость и агрессивность с собой. В тоже время собака – это побратим человека, его преданейший друг в опасности и хозяйстве. В паре собако-волк первым появился образ волка и связывался в первую очередь со смертью. Волк опасный хищник и постоянная угроза жизни человека. Волк мог загрызть скотину в хозяйстве человека, что приносило голод и возможную смерть в древнейшие времена. Волк без страха нападал на ослабевшего человека. Именно поэтому его образ у древнего человека связывался в первую очередь со смертью. Изменение взглядов на волка как носителя смерти произошло видимо с момента приручения собаки. Она стала помощником человека, охраняла стада, защищала во сне и опасности человека. Как и все взрослые представители людей присутствовала при рождении человека и его смерти. Её незаменимость для человека стала настолько очевидна, что сюжеты с собакой стали связывать с начала с рождением и возрождением. Затем произошло переплетение и объединение образов собаки и волка.
   Образ змея в индоевропейской мифологии всегда связан с хаосом, с опасностью и враждебностью, а также с миром мёртвых. Индийская Ри-гведа, представляет нам змея в образе демона-асура Вритры, с которым ведёт бой Индра и, в конце концов, поражает его. Змеевидные демоны в индийской мифологии это враги, с которыми идёт постоянная и неприми-римая битва.
   Универсальность и архаичность вышеприведённой мифологемы на самом нижнем своём уровне присуща всем индоевропейцам. Более верхние уровни могли быть заимствованы у народов других групп, но если такое заимствование имело место то произошло оно до распада общеиндоевро-пейского единства, до 4 тыс. до н.э.
   Описание мифологемы приведено, с небольшими добавлениями, по: Арешян Г.Е. Указ. соч.


http://www.proza.ru/2011/04/30/1219