Несостоявшаяся сказка

Море ухало. Оно набегало и отбегало назад, оставляя за собой кружево белой пены, которое таяло на тёмном от влаги песке.

Королева любила этот неумолчный гул, который приносил с собой из морских глубин острый запах водорослей и рыба. Море билось прямо здесь, внизу, под самой каменной балюстрадой, где под могучим, точно согбенным под собственной тяжестью деревом любила она сидеть.

Она скользила глазами по знакомым очертаниям берегов, и сквозь шум прибоя ее слух различал серебряное журчание воды. Оно наполняло собой весь маленький замок — этот прекрасный каменный аккорд, каприз женщины и королевы.

Замок окружали невысокие многослойные горы, и незаметная рука архитектора заставила сбегавшие с них ручейки то с шумом падать с отвесной скалы, то с тихим журчанием бежать по желобам в сером слоистом камне, собираться вместе в квадратном водоёме около беседки, окруженной розами, и снова бежать, теперь уже свободно, вниз, к самому морю.

Там, на песке росла жёсткая сизая трава и цвели шапками белые цветы, издававшие пряный медовичный запах. Королева помнила его до сих пор, этот запах, хотя не была там, внизу, давным-давно.

Когда-то, когда она была такой молодой, что ей самой было странно, что её называют королевой, она отправилась одна по морю в маленькой лодке. Набежавший ветер отогнал лодку от берега, и как знать, вернулась бы королева назад, если бы не молодой рыбак. Он вынес королеву на берег, и, когда он опускал её на песок, ей показалось, что покачнулись горы. Она даже не сразу поняла, что это вздрогнуло её сердце.

Нет, горы не покачнулись. Всё было, как всегда, на этом берегу. Так же, как всегда, синело море, так же светило солнце.

Но теперь каждое утро, ещё не совсем проснувшись, она улыбалась, сама не зная чему, и скорее бежала на балкон, среди многих рыбачьих лодок отыскать одну. Она полюбила бродить одна возле самого моря, а потом, закрыв глаза, долго лежать на горячем песке. Как дурманяще пахли белые цветы! Как ухало море, и каждый раз, когда оно набегало на берег, его рокот отдавался эхом в ней самой. Какое блаженство таил в себе обыкновенный песок, когда из разжатой ладони он растекался по обнажённой руке, щекоча кожу тысячами раскалённых песчинок.

Ей хотелось, как с подругой, заговорить с красавицей-алычой, которая в полном цвете лиловым облаком висела над серым камнем замка.

С ней заговорил сам камень. Он был такой разный — серый горячим днём, к вечеру он остывал и становился серебряным в свете моря и звёзд. И она поняла, почему архитектор-француз построил здесь столько беседок, столько узких, скрытых тенью деревьев проходов в каменной стене, столько бегущих вверх и вниз одна за другой ступенек, и почему так много густой зелени у журчащей воды. И с ней заговорила вода. Она побежала быстрее, и уже не серебряное журчание, а горячие толчки крови слышались королеве в её звуках.

Ей казалось, что вот-вот раздвинутся горы и за ними покажутся новые неведомые горизонты.

Но люди позаботились, чтобы королева не преступила границу того, что ей недозволенно было преступить. Молодой рыбак исчез из этих мест.

Теперь по утрам она больше не искала глазами его лодку. Но каждый день очень стройная и прямая — ведь она была королева — проходила к маленькой часовне, где из стены тоненькой струйкой бежала вода. Там на металлической пластинке виднелся силуэт женщины с парусником на узкой руке. И шевеля губами, она в который раз читала полустёртую надпись: «Дева Мария, звезда морей, защитница наша». И медленно пройдя по парку, среди журчащей серебряной воды, возвращалась на балюстраду.

Она долго смотрела в перламутровую даль и думала, пока между бровями не появлялась глубокая морщина, точно сделанная острым ножом. Потом, встряхнув головой, она брала карандаш и начинала писать.

И она написала много разных сказок. Вместо одной-единственной — несостоявшейся сказки её жизни.