Мимо Андрея

Отстукивая колёсами, изгибаясь металлическим телом, электричка бежит мимо дачного посёлка и исчезает за поворотом в лесу.

А около самой дороги, по которой идут на станцию люди, стоит за низенькой оградой солдат с автоматом в руке. Он стоит здесь зимой и летом. Бывает, ветер наметает на него снежный сугроб, бывает, липа распускает над его головой неяркие цветы.

Застыли около него в карауле стройные сосны, роняя время от времени капли-шишки. Иногда совсем рядом пробежит белка.

А люди идут на станцию и домой мимо, мимо.

За двадцать с лишним лет он уже стал частью пейзажа, и к нему привыкли. В праздники его красят оловянной краской, и дети с учительницей кладут к подножью живые цветы.

А потом он снова остаётся один. Бегут и бегут над ним облака. Течёт и течёт рядом река. Облака отражаются в реке. И время идёт. Надпись уже почти стёрлась. Только видна первая буква «А» — то Анатолий, то ли Андрей.

Андрей. Я выдумала его в третьем классе. Он был попеременно похож то на князя Болконского, то на Валерия Чкалова. Он был мальчиком с нашего двора, пионервожатым, челюскинцем, полярным лётчиком. Каждый день я придумывала про него всякие истории с продолжением. Они менялись от одной прочитанной книги к другой. Но Андрей всегда оставался в них самым лучшим, самым смелым — всегда Андреем.

И теперь, проходя мимо памятника, я невольно замедляю шаг, но никак не могу представить себе в этом монументе под бронзу в огромных сапогах, твёрдо стоящих на земле, живого человека — моего Андрея, с которым нам так и не довелось встретиться. Наверно поэтому и другие, проходя мимо, не вспоминают, что здесь, под тяжёлыми сапогами закопана чья-то жизнь и… чья-то любовь.

И если всё-таки вспоминают, то только старые матери и ещё мы, оставшиеся одинокими.