Письмо к тебе, хотя ты и не умеешь читать

Ты знаешь, пару дней назад я поймала себя на странном чувстве, объяснение которому нашла почти в тот же момент, когда и поняла, что иногда наша память проявляется не через воспоминания, а через ощущения. Это происходит на уровне подсознания, на уровне наших эмоций, которые появляются раньше, чем мы успеваем их осознать.

Наверно, так бывает нечасто, ведь вспоминая что-то, мы через наши мысли сами осознанно вызываем события из небытия. Поэтому память почти всегда первична, а эмоции – вторичны. Почти всегда…

Вот это самое почти я почувствовала недавно.


Ключ два раза повернулся в замке, и дверь открылась, впуская меня внутрь. Сама не знаю почему, я несколько замешкалась перед тем, как переступить порог, а переступив его, с головой окунулась в…

Это было похоже… на наваждение, потому что я ждала. Ждала звука мотания маленькой головкой с черными ушками в разные стороны, потом небольшого «бума» в районе моего письменного стола, ну а после топота маленьких лапок через всю квартиру. Я ждала, что ты выбежишь мне навстречу…

Секунду спустя меня парализовал испуг: это не могло случиться. Теперь уже не могло. Я испугалась того, чего ждала. Как я могла ждать? Ведь первая боль потери давно миновала. Позади были остатки лета, осень, зима и большая часть весны. Почему именно тогда? Почему не в твой день рождения, до которого осталось не так много времени?  И почему вообще я это почувствовала?

Запах. Именно запах был всему виной. Вот этот характерный аромат московской весны с примесью бензина, с запахом вечерней прохлады, безоблачного синевато-серого неба на востоке и пастельно-оранжевого – на западе, с ароматом субботне-воскресных разговоров, ночных прогулок, с чувством радости и ожиданием чего-то хорошего.
Во всех комнатах окна были открыты, и квартира просто «пропахла» столичной весной.
Эта тишина пустой квартиры, кричащая о том, что родители уехали на дачу, потому что начался дачный сезон. Эта клубника  и взбитые сливки в пакете… Я всегда заходила за ними весной, оставляя себе клубнику, а тебя балуя сливками, которыми ты умудрялась забрызгать не только себя, но и меня. Эта ежегодная апрельская конференция, которая была в тот день в институте. Этот весенний авитаминоз и эта светоотражающая пленка на окнах с солнечной стороны. Все это говорило об одном: в Москву, наконец-то, пришла весна!

ВЕСНА!

Я вспомнила прошлую весну, когда весь май, а потом почти весь июнь оставалась в Москве, потому что кто-то должен был тебя кормить. Давно ушли в прошлое те времена, когда мы могли позволить себе оставить тебя одну на три дня. Теперь даже на сутки оставляя тебя, мы переживали, ведь с годами ты все больше начинала походить то ли на сварливую старушку, то ли на маленького ребенка. Но суть была не в этом, а в том, что теперь за тобой требовалось больше ухода. Эта участь выпала мне, о чем я никогда не жалела.
Вот и прошлой весной ради тебя и согласилась проводить эту ночь в Москве, ведь я выросла вместе с тобой, с той лишь разницей, что моя молодость была твоей старостью.

А помнишь Танечку? Она проводила эту ночь с нами, что очень тебе нравилось. Еще бы! Потому что ты могла вдоволь наваляться у нее на коленках, пуская от удовольствия слюнки. Тебе было хорошо. И это было главное. Стараясь не потревожить твой сон мы негромко болтали на кухне о всяких пустяках и «непустяках».
Теперь же в мой дом ходят другие люди, и не потому, что наши с Таней дороги разошлись. Нет. Просто как-то не получается пересечься.

Но тогда…

Ты не представляешь, как я хотела привезти тебя на дачу, ведь последние года три, увозя тебя оттуда, я шла к станции с мыслью, что могу уже никогда не привезти тебя обратно. Я боялась, что могу не успеть, а еще боялась, что ты можешь не дожить до своего «совершеннолетия».

Но… помнишь, как папа в твой день рождения принес тебе всякую вкусняшку! О! Ты была в восторге! Довольная и сытая, ты потом долго отсыпалась после столь аппетитного «застолья».

До дачи оставалось уже совсем чуть-чуть…

Конечно, я могла привезти тебя туда в любой день, но было рано. И мы все вместе условились, что я перевезу тебя только в конце июня после сдачи последнего экзамена, потому что только тогда смогу все свое время проводить с тобой.
До этого времени почти каждый день я подносила тебя к календарю и указывала пальцем на 26 июня, а ты радостно щурилась и мурчала, предвкушая заслуженный отдых.

И вот, понимаешь, этот запах… Ты помнишь его… И я его помню, ведь в нем собраны последние месяцы твоей… нет… нашей с тобой жизни.

А еще, ты знаешь, вернулась Луняшка. Она все такая же… все такая же, как и ты… Почти точная копия своей матери…

Я еще не видела твою дочку, но скоро поеду на дачу и, погладив ее, прикоснусь к тебе. Я знаю, что ты, потеревшись о мою ногу, оставишь на память несколько ее рыжеватых шерстинок.

00:27 25.04.2011