Гурдд. Глава 2. Рамали

В то самое мгновение, когда дракон понял, что никакая Сила не вырвет его из плоти Нют, новорожденная девочка на руках служанки начала плакать. И ее никак нельзя было успокоить.
- Ребенок проклят! – взвыла бабка-повитуха. – Он проклят и должен умереть!
- Ты что, с ума сошла, старая дура?! – гневно сказал господин Гертруди. – Ты находишься в моем доме и говоришь о моем ребенке, не забывай этого!
- Я говорю, как оно есть, мой господин, и вам советую, избавьтесь от этого маленького чудовища.
- Вон из моего дома, старая ведьма! Ронан, проводи повитуху до двери, а то я боюсь, что она не найдет выход.
Слуга грубо схватил бабку под руки и вытолкнул из комнаты.
- Пусти, я сама! – сопротивлялась повитуха, но быстро оказалась на улице. Погрозив кулаком удалявшемуся слуге, она выкрикнула еще раз:
- Не я ведьма, а та, что сегодня родилась в твоем доме!
Старуха брела по улицам Раиля и орала, что ребенок Гертруди проклят. Слыша ее вопли, люди закрывали окна и двери своих домов, боясь, что Тьма придет и в их жилища.

* * *
- Стихни, стихни же несчастная! – уговаривала малышку служанка. – Может, у вас на руках она, наконец, успокоится, госпожа?
Служанка осторожно передала девочку матери. Внезапно на руках у Кай младенец еще больше разбушевался. Новорожденная вырывалась, кричала, щипала руки матери, будто одержимая.
- Да забери же ребенка у нее из рук, Рита! – взмолился Виккой.
Служанка поспешно забрала Нют, и девочка немного успокоилась.
- Это я виновата, – прошептала Кай и отвернулась. – Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня, Нют? – спросила она и умерла.
Господин Гертруди не решился хоронить Кай в фамильном склепе. Ее погребли на окраине городского кладбища, втайне от всех. О судьбе маленькой девочки ведали только боги.

* * *
На следующий день после похорон Кай, к господину Гертруди пришли все самые богатые и высокоуважаемые люди города.
- Дорогой Виккой, - начал разговор герцог Лестор Раильский. – Мы поздравляем тебя с рождением дочери и приносим свои соболезнования в связи со смертью жены.
Господин Гертруди предложил герцогу сесть, на что тот отказался:
- Не знаю, как и сказать тебе, не обидев, Виккой, я о твоей дочери... Я слышал, она родилась семимесячной... Так?
- Да, это так, герцог...
- Но она здорова...
Вик вопросительно приподнял бровь:
- Что вы хотите сказать!
- Нет, ты не подумай, что я не рад за тебя, - поспешил исправиться Лестор. – Но ведь Кай была больна... Смертельно больна, Виккой, – подчеркнул герцог. – Белокровие. А ребенок здоров, удивительно, не правда ли?
- Вы правы, герцог. Но ведь это прекрасно!
- Нет, мой дорогой Виккой. Это не твое дитя, это создание Тьмы.
- Вы с ума все посходили? – вырвалось у Виккоя Гертруди. – Вчера повитуха, сегодня вы! Что нашло на этот город?
- Твой ребенок проклят богами, Гертруди, и должен умереть.
- Никогда!
- Слушай меня, Гертруди, если ты добровольно не согласишься на сожжение ведьмы... хорошо, девочки, ты тем самым оставишь ее душу на растерзание Тьме, я тогда арестую все твое имущество и изгоню тебя из города с позором, а твою дочь все равно сожгу на костре у Священных вод. Я даю тебе сутки подумать. У тебя, впрочем, почти не осталось времени, учти это. Прощай.
Герцог со своей свитой покинул дом Гертруди.

* * *
Ночь была тихая, сумрачная, синеватая.
Гурдд повис над водой, касаясь ее поверхности хвостом и кончиками лап. Набирая в ладони воды, он пытался смыть свою запекшуюся кровь. Он слышал дневной разговор смертных, сквозь сон, через Нют, и даже был рад, если б его убили. Судьба новорожденной девочки не волновала его сердце, и потому совершенно спокойно он ожидал предстоящей смерти. Отмыв белую грудь, дракон покружил над водой некоторое время, едва касаясь ее, но неожиданно нырнул, сложив за спиной крылья. Драконы хорошо плавают. Гурдд – дракон. Он катался то на одной волне, то на другой, то вдруг обгонял третью.
Он вышел из воды еще до рассвета и на песке уснул смертью.

* * *
Шарманщик крутил свою старую шарманку, а белокурый мальчик с темными холодными глазами пел:

«Одинокая душа над водой застыла,
То ли днем, а то ли ночью это было.
Одинокая душа слезы вытирала,
Безутешная, она над водой рыдала».

Они шли по улице. В левой руке мальчик держал шляпу, в которую предлагал прохожим опустить завалявшуюся в кармане монетку. Когда они проходили мимо дома Гертруди, мальчик остановился под окном, продолжая свою песню:

«Моря черный небосвод над душой ложился,
Лишь ее прохладный свет по воде струился».

Виккой Гертруди распахнул окно и выбросил на асфальтированную дорожку одну серебряную монетку. Мальчик быстро поднял ее и, поклонившись хозяину дома, побежал догонять удалявшегося старика-шарманщика.

«Лишь глаза ее лица стали будто строже.
Лишь на белый круг луны она была похожа».

Герцог Раильский во второй раз посетил Виккоя Гертруди. На этот раз Лестор пришел один. Вик проводил герцога в свой кабинет и запер за собой дверь.
- Ну, и? – повернувшись к Виккою, сразу спросил Лестор. – Что же Вы решили, мой дорогой?
- Хорошо, я отдам Вам ребенка.
Они с минуту молчали, глядя друг другу в глаза. Герцог первым отвел взгляд:
- Не отчаивайтесь, Виккой, Вы молодой и знатный мужчина, у Вас еще будут дети.
Виккой отвернулся к окну и герцог замолчал.
- Когда состоится казнь?
- Завтра утром.
- Так скоро?!
- Зачем откладывать? Теперь я Вас оставлю, Гертруди.
Герцог покинул дом и Виккой остался один, он никогда не чувствовал себя более одиноким и обреченным.
Завтра на костре у Священных вод они сожгут младенца, маленькое, невинное существо, которое уже спустя несколько дней после рождения окрестили ведьмой.
Нют не понимала что такое «ведьма». Гурдд объяснил ей: он показал, и перед ее духовными глазами пронеслись картины целых тысячелетий, где мелькали и ведьмы, и волшебницы, и феи.
«Разве я из них?» - спросила Нют. «Нет» - ответил Гурдд. «А что с нами собираются сделать?» – спросила душа девочки. «Убить» – ответил дракон и задумался. «Убить? Как это?»- спросила Нют. И Гурдд опять объяснил ей, он показал ей смерть: войны, великие битвы, болезни, эпидемии. И девочка ужаснулась. Она закричала, и острая волна ужаса и горя обрушились на дракона. «Замолчи! – взмолился дракон. – Ты причиняешь мне боль!». «Что такое боль?» – снова спросила Нют. «Узнаешь. Скоро» - ответил дракон и не стал ей больше ничего показывать.

* * *
Белая хрупкая лодочка легко парила с волны на волну. Парус, упруго надутый ветром, улыбался. Лодочкой управлял чудной человек, или нет, правильнее сказать чудесный. Впрочем, в этом человеке было столько же чудного, сколь и чудесного. Солнце, встававшее над горизонтом, ласкало мачту и парус лодочки, а морская вода играла с ее бортами; маленькое хрупкое сооружение подпрыгивало от удовольствия, словно бабочка в воздухе. Человек, искусно управлявший лодочкой, жмурился от ласкового солнца. Впереди темнел берег, маленький город с крошечным портом. Но по мере того, как белая лодочка приближалась к берегу, город и порт увеличивались.
Утром горожане Раиля собрались у Священных вод. Почему вода именно этого пляжа называлась святой, никто из людей, пожалуй, не знал. Но у бессмертных существует легенда о том, что, когда Золотой Пес выковал Волшебный Меч Луклур, он охладил клинок в воде этого пляжа Элисависа.
Итак, чуть забрезжил рассвет, жрец со своей свитой и герцог Лестор Раильский отправились в дом Гертруди за маленькой Нют. Ребенка вынес и передал им из рук в руки сам Виккой Гертруди. Малышка плакала: то тихо, как дракон, то кричала, как взрослый человек в предсмертной агонии. Жрец невольно левой рукой сделал оберегающий знак, чтобы прогнать злых духов. И никто не подозревал, что это не новорожденная плачет, а белый дракон пытается вырваться из оков, в которые его заключила собственная мать. Он простил ее, но все же не мог понять: почему она это сделала. Когда Лестор передал девочку в руки жреца-священнослужителя, Виккой хотел скрыться в доме, но герцог остановил его:
- Извини меня, Виккой, но ты должен присутствовать на казни, чтобы доказать тем самым, что ты не услужник демонов, – сказал Лестор. – Мне очень жаль.
Виккой ничего не сказал, но проследовал с ними на место казни.
Когда вся эта процессия, состоящая из служителей храма и главного жреца, герцога Раильского, Виккоя Гертруди и прочих богатых особ Раиля вышла к пляжу у Священных вод, на месте казни уже собралась толпа людей. Горожане что-то горячо обсуждали, спорили, кричали. Взмахом руки жрец приказал всем замолчать.
- Что происходит? – спросил жрец, когда толпа притихла. Люди расступились, чтобы показать предмет их обсуждения, и вся священная и не священная знать увидела тело небольшого, ростом с рослого человека белого дракона. Дракон, видимо, недавно вылупился из яйца и сразу же умер. «Но каким образом тело оказалось здесь, на пляже?» – спросил себя главный жрец, но не нашел ответа.
- Это знак! – сказал жрец толпе. «Это знак?» – подумал он. – Люди, труп этого бессмертного – ничто иное, как знамение свыше. Он подтверждает то, что ребенок, родившийся в доме Гертруди, от тьмы и подлежит смерти.
Толпа одобряюще загудела:
- Ведьма! Убить ее! Убить ведьму!
- Тише! – крикнул жрец, призывая людей к молчанию. – Храм называет этого ребенка проклятым, младенцем Тьмы. Но согласны ли с этим вы, граждане Раиля?
- Да!
- Как нам поступить с этим ребенком, колдовским ребенком?
- Убить! – взвыла толпа. – Убить его!
Жрец снова поднял руку, призывая людей к тишине. Крики смолкли.
- Да будет так, – сказал жрец.
Вдруг кто-то из служителей храма крикнул, указывая на океан:
- Смотрите!
К берегу неспеша подплывала белая лодка с поднятым парусом и сложенными у каждого борта крыльями. В лодке стоял человек. Наконец суденышко причалило к берегу, и человек спрыгнул на песок. Это был мужчина, на вид – лет сорока – сорока пяти, темноволосый, с ясными зелеными глазами. Длинные волосы прибывшего чуть вились и были собраны на затылке в конский хвост. Лицо его светилось, а в глазах пряталась улыбка. Он долго и внимательно смотрел на собравшихся на берегу людей. Его проницательный взгляд задержался на жреце, и черные брови пришельца слегка приподнялись то ли от удивления, то ли от негодования. Человек этот был волшебником с необитаемого острова Картера, который маленьким темным пятном виднелся с берега Священных Вод. Волшебник не был облачен в мантию, и колпака на голове и волшебной книги под мышкой у него не было. Он был одет в просторную, белую льняную рубашку грубого полотна, кожаные штаны, короткую кожаную куртку. Сапоги и плащ чародея были сшиты из крыла зема и были черного цвета. На поясе висел короткий меч, рукоять которого была вырезана из зуба того же чудища.
С неба, медленно кружа, спустилась гигантская двуглавая птица. Это был оролас, старый и добрый друг волшебника.
Жрец первым нарушил молчание:
- Рамали? Удивлен тебя видеть. Может даже рад.
Волшебник равнодушно пожал плечами.
- Не могу сказать тебе того же самого, – ответил волшебник.
- Но что ты делаешь в Раиле сейчас, сегодня ведь не день ярмарки?
- Ты прав, Тино, сегодня не день ярмарки, но разве я не свободный человек?
- Человек, Рамали? Ты называешь себя человеком?
- Хорошо, Тинайдо, пусть бессмертный. Я сивентар. Но это дает мне еще большее право быть там, где я хочу и когда хочу.
- Но почему, Рамали, в чем ты такой особенный?
- Наверное, потому, Тино, что мы, Бывшие Прежде, не делим мир на страны и государства.
- Значит, Рамали, ты пришел сюда просто так? – удивился жрец, глядя в глаза волшебника. Но зеленые глаза были настолько пронзительны и ясны, что священнослужитель невольно перевел взгляд на океан.
- Все равно я не верю тебе, – прошипел священнослужитель.
- Ты прав в своих сомнениях, - улыбнулся волшебник. – Я пришел за новорожденной.
- Тебе нужно проклятое Богом дитя? Ты удивил меня, Рамали.
- Не стоит так удивляться, - спокойно ответил волшебник. – Девочка действительно проклята. Но не Богом, жрец, не твоим Богом!
- Кем же, Рамали? – спросил жрец.
- Младенца проклял дракон.
- Да пусть хоть ты, или самый главный из вас, мне плевать. Проклятие – зло. А зло должно быть уничтожено. К тому же, как мне узнать, что ты говоришь правду? – вскричал жрец.
- А почему ты не должен мне верить? – волшебник был невозмутим. – Мой маленький Тинайдо Эрк – (от этих слов жрец как будто действительно уменьшился в размерах, сморщился до еловой шишки) – Я древнее вас всех вместе взятых, я видел твое рождение, присутствовал при посвящении тебя Храму. И все, что сейчас я вижу: это семидесятилетнее прогнившее полено – священнослужитель. Скажи мне, Тинайдо, за все эти годы твоей жизни, слыхал ли ты, чтобы я когда-нибудь врал? Или, может быть, солгал тебе лично? Скажи мне, Тино.
Жрец зло пнул ногою песок. Песчинки разлетелись. Тинайдо в упор посмотрел на волшебника:
- Хорошо, Рамали, пусть ребенка не проклинал Бог, но он проклят драконом. Любое проклятие – это зло, Рамали, так ли исповедует твоя вера? Девочка все равно подлежит смерти.
- Что касается вероисповедания, Тино, оно было дано одно для всех: и для людей, и для бессмертных. Но берегись, ибо если ты сейчас же не отдашь мне девочку, я прокляну тебя. Ты когда-нибудь шутил с волшебником, Тино? Ты ведь знаешь, чего стоит мое проклятье! Вспомни Ирту.
На лбу жреца выступили капельки пота. Конечно же, он помнил Ирту. Ирта был его старшим братом. Юноша с детства увлекался охотой. На своей первой охоте в десять лет Ирта подстрелил оленя. Все восхищались смелостью и меткостью ребенка. Когда ему исполнилось восемнадцать, отец юноши устроил в честь сына пышное празднество с охотой, во время которой Ирта смертельно ранил окрыленного. Это не было простой случайностью. Юноша подстрелил бессмертного спящим в лесу, чего, конечно же, не совершил бы, будь бессмертный бодрствующим. Ирта, целясь в белого зверя, знал, что пускает стрелу не в белую кобылу, не в дикого оленя – в бессмертного! За это деяние волшебник Рамали проклял юношу: днем у Ирты отнимался позвоночник, и он лежал бессильный и неподвижный, как мертвец, но не мертвец. А ночью душа Ирты покидала свое тело, и дух убитого им зверя преследовал его в свете звезд. Ирта мучился так десять с лишним лет. Мать юноши умоляла волшебника простить ее сына, пока, наконец, Рамали не сжалился над Иртой. Тогда волшебник снял проклятье с юноши, но навсегда изгнал его с Эстердемских островов. Это случилось шестьдесят с лишним лет назад. Жрец помнил своего брата, как не помнить: история об Ирте всю жизнь преследовала Служителя Храма.
- Хорошо, волшебник, - сквозь зубы проговорил жрец, явно недовольный тем, что намеревался сделать. – Забирай ребенка. Что нам! Ты сам навлекаешь на себя Божий гнев.
- Глупый Тинайдо Эрк, что вообще ты знаешь о Боге! – упрекнул жреца Рамали, а затем, обратившись к герцогу, на руках у которого была малышка, сказал:
- Лестор, отдай мне ребенка.
Герцог послушался приказа волшебника и передал новорожденную в руки Рамали. Виккой Гертруди вышел из толпы и тихо сказал:
- Ее зовут Нют, Рамали.
- Нют, – повторил волшебник. – Я запомню.
Рамали прижал ребенка к груди, и случилось чудо: младенец перестал так неистово плакать, пожалуй, впервые с тех пор, как родился. Может быть ласковые и нежные, словно материнские, руки Рамали и его добрые и ясные глаза успокоили малышку?
Волшебник вернулся к лодке и, положив девочку в небольшую корзинку, оттолкнул лодку от берега и прыгнул в нее. Суденышко даже не покачнулось. Рамали поднял парус, затем, едва ли повелительным тоном, прикрикнул:
- Домой, Облачко! – а именно так звали лодку.
Двуглавая птица тоже не замедлила покинуть пляж, поднявшись высоко в чистое, голубое небо и скрылась за горизонтом.
Люди, так желавшие смерти девочки, казалось, тут же забыли о ее существовании и разошлись по своим делам. Хотя в Раиле еще долго ходили толки о чудном волшебнике и трупе белого дракона.
Виккой Гертруди еще некоторое время смотрел вслед удалявшемуся белому перышку на синем безбрежном покрывале. В глазах его горели слезы, хотя так и не сорвались, не стекли по щекам.
«Прощай, Кай. Нют, девочка моя, мы больше никогда не увидимся. И все же Бог, который, казалось бы, проклял тебя, остается верен и хранит мое дитя от смерти», - подумал Виккой.
Лодка растаяла в синеве, а покинутый всеми человек вернулся в свой опустевший дом.

* * *
Сгустившаяся над пляжем тьма отступила, слегка развеянная появлением волшебника. Он возник неожиданно из воздуха и света. Дракон посмотрел на него, слегка удивленный происходящему.
- Рамали, - он неуверенно произнес имя волшебника. – Так кажется?
- Ты правильно расслышал мое имя, но позволь мне спросить, как зовут тебя?
- Гурдд, - ответил Гурдд.
- Верность. Что ж, я так и буду тебя звать. Верность, я подумал, что для тебя будет невозможным пересечь расстояние от Святых Вод до Картера.
Гурдд печально посмотрел в темную морскую даль, и увидел ли он там маленький, совсем крошечный остров, Рамали так и не узнал. Но дракон сказал:
- Нет, не смогу.
- Верность, позволь мне воспользоваться волшебством и перенести тебя на Картер, там я смогу как следует позаботиться о тебе.
- Меня убивали, проклинали. Но еще не заколдовывали…
Дракон пристально посмотрел на волшебника, в его взгляде проскользнуло легкое удивление и любопытство, но, отвернувшись, он ответил, безразличный ко всему:
- Делай, как знаешь.