Флобер. Глава 36

                Глава XXXVI 



                1858



      «История человеческого разума – история человеческой глупости» - говаривал господин де Вольтер. Ничто так ясно не доказывает художественную скудость нашей эпохи и бедность фантазии современного буржуа, как все эти «народные праздники», организуемые властью.  Что за хлам эти вечные венецианские шесты, вечные фонарики и вечные знамёна! По количеству затраченных денег и глупости особенно удались великолепные празднества в Руане, прошедшие на днях. Какой-то немыслимый бред. Множество всевозможных нелепостей и полное отсутствие фантазии. Мэр с трёхцветным шарфом приветствовал некоего молокососа, изображавшего Людовика XIV, старый актёр Кюдо изображал Корнеля, которого представляли королю, а две шлюхи с Ипподрома, восседая в карете, изображали королев – Анну Австрийскую и Марию-Терезию.

                ***

   Я основательно изъездил окрестности Туниса и развалины Карфагена, проехал всю страну с востока на запад, чтобы вернуться в Алжир через кефскую границу, пересёк затем восточную часть провинции Константина и добрался до Филиппвиля, где и сел на пароход. Во всё время моего путешествия я был совершенно один, чувствовал себя прекрасно, ездил верхом, в весёлом расположении духа. Теперь полностью переделываю всё, что успел написать в своём романе. О Карфагене у нас ничего не знают! Я полностью уверен в этом, увидев кое-что своими глазами. Моя книга представляется мне почти безумной попыткой рассказать современникам историю на языке, на котором они не думают. Ну и придётся же мне попотеть! Боюсь, не выйдет из этого хорошей книги. Ну и что! Зато она позволит помечтать о чём-то великом. В своих стремлениях мы лучше, чем в своих свершениях.


                ***

  Ты спрашиваешь, что я поделываю. Изволь: встаю в полдень, а ложусь между тремя и четырьмя часами утра. Почти не вижу дневного света. Зимой это довольно противно. Отчасти поэтому перестал различать дни недели, день и ночь. Веду суровый и необычный образ жизни, без всяких событий, без шума, и мне он очень нравится. За восемнадцать дней написал десять страниц, прочёл целиком «Отступление десяти тысяч» Ксенофонта, просмотрел шесть трактатов Плутарха и большой гимн Церере на древнегреческом языке. Кроме того, перед сном читал «Похвалу глупости» Эразма Роттердамского, а утром в постели – фарсы Табарена. Вот так.


                ***

     Вы были бы очень любезны, если бы смогли прислать мне некоторые специальные труды о нравах укротителей змей. Это мне нужно для колорита. В особенности меня интересует, какие лекарства дают змеям, когда те больны. Если вам известны ещё какие-нибудь забавные подробности, буду вам очень признателен. Не случалось ли вам во время ваших путешествий видеть место, могущее называться «ущельем Топора», то есть совершенно закрытый уголок среди гор, более или менее похожий по форме на топор? Вот что я желал бы знать. Это место находится в окрестностях Туниса, в горах Арианы.
 
                ***

      Твою рукопись проглотил залпом. Пожалуй, чувствуется, что автор несколько излишне любуется пейзажами, на них он не скупится. Но поскольку все они  сделаны хорошо, меня это не беспокоит.
       Слабая сторона твоего стиля – это диалоги. Прежде всего не следует прибегать к диалогу там, где для него нет необходимости. Ты не владеешь искусством выпукло подать в непринуждённом разговоре самое главное, ловко опустив то, что к этому главному подводит. Диалог в хорошей книге должен воспроизводить так называемую «правду жизни» ничуть не больше, чем остальной текст. Здесь нужно уметь так же, как в описании, отбирать и перемежать разные планы, создавать переходы и полутона. Тон мыслей второстепенных должен быть приглушён. Лучше всего излагать их покороче, в косвенной речи, стараясь оттеснить от начала к концу. Иначе не избежать монотонности.
        Почти все твои персонажи говорят на один манер, а это недопустимо. К тому же они говорят слишком много и слишком часто. Сожми, сожми свои диалоги!
        Гораздо лучше удались описания, в них порой чувствуется лёгкая насмешливость, которую не передашь ни в какой прямой речи, - и это ещё один аргумент в пользу речи косвенной.
        Теперь о монологах главного героя. Выхватываю первые попавшиеся мне слова: «железные когти нужды», «жаркое пламя печи», «жалкие лохмотья», «время года, когда природа улыбается человеку», «зрелище их труда», «гармонические очертания его профиля», «непостижимая странность чувства, трогающего сердце», «самые несчастные несчастны не от работы», «омрачать образ, который будет жить» и т.д. и т. п. Всё это написано жалким языком, потому что жалким и пошлым является уже само содержание. Какой буржуа не говорил и не думал точно так же? Какова мысль, таков и стиль! Мысли твоего героя банальны по существу! Если тебе непременно нужно, чтобы у твоей Луизы появился неподдельный интерес к твоему Даниелю, попытайся найти для его монологов темы поинтереснее и заставь его изъясняться покороче.
         От главного героя перехожу к доктору. Где, чёрт возьми, ты встречал подобных докторов? Насмешник, филантроп, агроном, столичный житель, бежавший от городского шума, и сельский врач – в одном лице. К тому же твой доктор – осёл. «Жить в деревне здоровее, чем в Париже». В деревне врач найдёт ничуть не меньше болезней, чем в столице. В особенности в Нормандии, где очень много больных раком, - твоему врачу не мешало бы это знать. А каков слог, каковы обороты! Честное слово, я исхожу пеной бешенства! «Вернуться под отчий кров», «звон сельского колокола», «он обходит нивы, дабы понаблюдать за трудом землепашцев», «граф был растроган» - ничто не упущено, полный набор! Поистине он чувствительный человек, этот твой граф, который был растроган, словно какой-нибудь буржуа.
        Что касается картин природы, видов моря и неба, они сделаны как нельзя лучше.

                ***

        Кто-то сказал, что человечество сегодня пляшет на вулкане. Какое высокопарное сравнение. Ничего подобного! Человечество топчется на подгнившей доске нужника.